Прошло десять дней после похорон Весёлого Ежа.
В этот день я намеревался по берегу океана дойти до той речки, что я любовался с высоты в счастливый Синий день.
Мы готовились позавтракать перед дальней дорогой, когда за нами прибежал мальчишка и позвал в деревню.
— Зачем? — спросил я.
Мальчишка сказал лишь одно слово: свадьба. И убежал.
— Нам-то какое дело до их свадьбы? — говорил я, а сам не верил в свои слова. — Разве я не волен пойти со своей семьёй туда, куда захочу?
Оленька молчала. Она обняла меня и тихо сказала:
— Родной, мы завтра обязательно обойдём хоть весь остров. Но на свадьбу лучше пойти.
Я крепко прижал Оленёнка к груди и подумал: так сладко обнимать могут только невесты своих женихов перед отправкой на фронт. Я подхватил Светланку на руки и сделал вид, что ничего не изменилось в нашей жизни.
— У тебя жён меньше всех. Вдруг тебя ещё раз женят? — Светланка говорила так, словно просила о помощи.
— Не говори глупостей, Бельчонок, — сказал я с деланным безразличием, но в груди поселился холодок.
Мы быстро переоделись и пошли в сторону деревни.
Вождь хороший политик, — успокаивал я себя. — Он понимает, что я могу стать источником смуты на острове. Но на свадьбу я шёл, как в зубной кабинет. Или в деканат, на ковёр к Философу.
Новая свадьба была без особых приготовлений и торжеств. Вождь не спрашивал мнения женихов. Всё давно решено. Он усталым голосом сказал небольшую речь. После стал прохаживаться между туземцами. Иногда он останавливался перед кем-то из мужчин и называл имя его новой жены. Женщина с детьми и пожитками несмело подходила к своему покровителю. Как я предполагал, семьи, где ожидалось пополнение, были не очень рады принять чужих жён и детей. Но чувство долга и сочувствие к сиротам было на первом месте.
Хижина Весёлого Ежа опустела до поры, когда в неё войдёт какой-нибудь новоиспечённый жених с молодой женой, или с двумя. А вдруг меня сюда поселят? Нет, я хочу всю жизнь прожить на берегу бухты Радости, в доме золотого рассвета!
После вождь сказал нечто таким торжественным тоном, что должен бы сорвать гром аплодисментов. Но его слова не вызвали ни малейшей радости в туземцах, лишь Ольга со Светланой ахнули. Я вполне разобрал слова вождя. Но их содержание было настолько абсурдным, что я сделал единственно разумный вывод: мне померещилось. Или настолько слабо знаю балобольский язык, что от меня сокрылся смысл сказанного. Я повернулся к девчонкам:
— Что? Что он говорит?
Девочки молча переглядывались, пока Светланка не спела мне “тили-тили-тесто”.
— Что вы выдумы… скрываете от меня?
Порхающая Бабочка, которая всё время одиноко стояла в сторонке, в сопровождении шамана шла в нашу сторону. Она остановилась передо мною, не смея поднять взгляд. Потом, ещё ниже опустив голову, встала рядом с Оленькой, как бы прося у неё защиты. Ольга обняла туземку, потом говорила ей ласковые слова, успокаивала. Я в это время медленно проваливался от стыда сквозь землю.
Вождь быстро закончил формальности и пригласил всех на пир. Мы всей семьёй, теперь уже из четырёх человек, расположились с краю полянки. Порхающая Бабочка молча сидела, низко опустив голову. Обед был разнообразным и вкусным, но вполне будничным. Я делал вид, что мне нисколько не тоскливо, что еда вкусная, что ем с аппетитом. Девчонки не столько ели, сколько ковырялись в блюдах палочками для еды.
— Но почему? Я не хочу! Мне не нужна никакая жена! — я старался говорить вполголоса, чтобы меня слышали только мои девчонки. Я умоляюще глядел на Ольгу: — Оленька, миленькая, мне никто больше не нужен! Зачем эта комедия? Я устрою бунт, я переверну весь остров, я совершу революцию против тиранов! Я бы уже совершил переворот, но теперь я должен думать о вас, мои родные! Я не знаю местных обычаев, не знаю, как себя вести! Что делать?!
— Подчиниться… — просто сказала Оля.
— Ты говоришь об этом так спокойно?!
— Подчинись. Жители острова воспримут это как должное. Они с сочувствием относятся к осиротевшим женам и детям. Ты знаешь, какие сострадательные люди живут на острове. Для них немыслимо оставить сирот без попечения. Несчастная Бабочка — бесправнее сироты. Если ты откажешься, никто тебя не поймёт. Бабочка просто будет жить в нашем доме в одной из комнат. И всё.
— Так просто? Фиктивный брак? Потом другой фиктивный брак. Потом ещё… Как прикажете мне в глаза Могучему Дубу смотреть? Как вам смотреть в глаза?
— Милый, ты самый добрый, у тебя самые красивые глаза, — Оленька встала и так нежно обняла меня, что все вопросы разом отпали. Потом девочка обняла Порхающую Бабочку и что-то тихо говорила ей, пока туземка не засмеялась.
Когда поели, туземцы хором благодарили вождя и шамана за хороший урожай, богатый улов и вкусный обед. Вождь пожелал счастья новым семьям. На моё счастье, его красноречия хватило лишь на несколько фраз, и вскоре мы шли по тропинке к дому.
По пути домой мы зашли в хижину сиреневого заката. Порхающая Бабочка взяла свои мизерные пожитки, а её тюфяк я перенёс в пустую комнату нашего дома.
Вроде и беспокоиться не о чем, но мне было стыдно перед девочками за своё безволие. Я не виноват, но меня взяли — и женили, потом возьмут — вытрут мною задницу и заткнут мною же любую дырку.
Девочки понимали моё состояние. Они обнимали меня и говорили самые нежные слова. Потом Ольга сказала:
— Любимый, эта свадьба для тебя ничего не значит. Зато она важна для Порхающей Бабочки. Теперь она — не изгой… не такой изгой, как была раньше. Ради неё — ты готов вытерпеть малюсенькое неудобство?
— Готов. Но ты видела, как расстроился Могучий Дуб, когда… А пойдём в деревню, найдём его!
Я оставил девочек распоряжаться по дому и устраивать Бабочку в отдельной комнате, а сам направился к деревне один. Могучий Дуб был возле своей хижины с детьми. Я подошёл к нему и, общаясь с ним наполовину словами, наполовину жестами, предложил прийти в час самой большой жары в бухту Радости.
Он спросил, что я хочу. Но я решил пока держать это в тайне.
После обеда, который дружно готовили все три девочки, мы стали собираться на берег океана.
Я близко подошёл к Порхающей Бабочке, чем сильно её смутил. Она склонила голову и тихо сказала:
— Теперь ты мой муж и повелитель, я должна тебя слушаться во всём.
Девушка говорила так мелодично, чётко и неторопливо, что я вполне сознавал смысл сказанных фраз. Так же неторопливо старался произносить слова я.
— Почему ты убежала от вождя? Ты должна была слушаться вождя. Он на острове самый главный.
— Я должна была слушать вождя. Из-за моего непослушания теперь плохо всем: Бало-мото, моим родителям, мне, а Могучему Дубу хуже всего.
Она так и не сказала, почему сбежала в тот день. Просто испугалась?
— Я твоя жена, поэтому должна любить и слушать тебя, — ещё ниже склонив голову, говорила она.
Испугалась? Да, конечно. Но у меня осталась уверенность, что это был спонтанный, но вполне осознанный бунт.
Я взял в руки её сжатые от напряжения кулачки и долго смотрел на её расписанное белой краской лицо.
— Должна слушать? Тогда пойдём на берег.
Мы вчетвером вышли к бухте. Могучий Дуб уже ждал меня. Я вывел ему невесту.
— Я помню, что она твоя законная жена!
Он поверил в своё счастье, лишь когда Оленька и Светланка много раз перевели-повторили мои слова. Я своим телом прочувствовал силу туземца, когда он от радости сжимал мои запястья и плечи.
Могучий Дуб и Порхающая Бабочка убежали за уступ берега.
Я и девочки радовались не меньше их. Мы стали возиться на мелководье, брызгая друг на дружку пригоршнями воду.
Через некоторое время Могучий Дуб и Порхающая Бабочка подошли к нашей хижине. Они были счастливы. Могучий Дуб робко спросил, можно ли ему приходить иногда. Я сказал, что не собираюсь даже дотрагиваться до его жены. Туземец так сердечно выразил благодарность, что я чуть не заплакал. Я понял, что заимел на острове самого лучшего друга.
С тех пор на людях они почти не разговаривали. Порхающая Бабочка везде ходила со мною, и я подыгрывал ей. Но наступала полуденная жара, туземцы прятались в свои жилища, а мы впятером шли к морю. Мы со Светланкой и Оленёнком занимали наш грот. Могучий Дуб и Бабочка шли куда-то дальше.
Потом они возвращались. Мы вместе ходили по берегу, купались весело болтали обо всём, за исключением запретных тем. Изредка уходили вглубь острова.