Ровесницы. Групповой портрет в день защиты детей

Наталья Чернавская
  Для того, чтобы написать его, нужно заглянуть не столько в свои профили в соцсетях, сколько в память.

  Вспомнить подружек, начиная с самой первой, дошкольной, Анечки. Ни одного детсадовского лица не помню, а Анечка была просто соседкой, и хотя мы с ней в одну школу пошли, но поскольку тут же и переехали мы с родителями в Минск, а писать я ещё толком не умела, то и потерялась Анечка навсегда.

  С минскими одноклассницами получилось примерно так же: когда ещё через семь лет родители увозили нас с братом из Минска на север, писать я уже, конечно, умела, и не только переписывалась с минскими одноклассницами, но и вернулась, закончила школу в своём минском классе. Только вскоре всё равно уехала к родителям, в университет в Сыктывкаре поступила.

   На филфаке преимущественно девушки учатся, я всего три года из пяти училась со своей группой, один год провела в Питере, в ЛГУ на стажировке, а последний курс заканчивала экстерном, сначала взяла после родов академку, но весной решила вместе со своей группой сдать госы и написала диплом.

    Университетские подружки нашлись после первого курса, во время археографических практики и экспедиции, обе были на пару лет младше меня и поэтому спокойно доучились и уже после университета замуж вышли.

   Были ещё подружки по студенческому театру, мы чеховских "Трёх сестёр" ставили, и этих сестёр мы и играли. Спектакль так и не вышел, а "сёстры" остались - на всю жизнь.
   
    По распределению я осталась на кафедре русской литературы, поступила в заочную аспирантуру ЛГУ, и круг общения у меня какое-то время был стабильным: древницы и прочие филологи.

    А потом развод, уход из университета, воцерковление... Помню, летом 1993-го года отпуск на Толге в монастыре я проводила, и батюшка на исповеди в ответ на мои сетования сказал:

- Останутся рядом те друзья, которые тоже придут в церковь...

   Так и есть. С возрастом сложней сближаться с человеком, но всё-таки в церкви я обрела новых подруг. Не потому, что рядом на службе стояли, сблизила общая забота о наших детях:  вместе организовывали воскресную школу, ездили в паломничества, в лагеря, общество православных педагогов организовали.

   Потом я ещё в богословском институте училась и любила с однокурсницей "симпосиумы" устраивать: философствовать на моей кухне за трапезой, тем более, что однокурсница нуждалась в подпитке, несмотря на два высших образования, одно время её только частные уроки кое-как кормили, а в школе больше года "задерживали" ей зарплату. 

   Вот и всё. Учёба, работа, церковь - со временем отходят куда-то вдаль случайные спутники, немногие остаются рядом. "Рядом" не значит "тут", жизнь далеко разнесла: кто на юге, кто на севере, кто в столице, кто на Урале и в Сибири. Но всегда можно списаться и созвониться.

   Но я не только о них хотела написать, а в целом о нашем поколении, тех ровесницах, жизнь которых я знаю: одноклассницах, однокурсницах, сослуживицах, церковных... Есть ведь общие черты, свойственные поколению в целом. Самые простые - и самые важные.

   Начну с того, что нет среди моих знакомых ровесниц ни монахинь, ни матерей-героинь!

   У двоих по трое детей, только у одной - четверо. Многие уже бабушками стали. Знаю таких, что замуж не вышли и остались бездетными, сознательно или нет - не допытывалась, общая же тенденция такая: больше образования и самостоятельности, меньше детей.

    Варианты: один ребёнок, один муж - или один ребёнок, два замужества. Или двое деток от одного мужа. Двое детей от двоих мужей, как у меня, тоже бывает. Но этим возможные варианты и исчерпываются.

    Исключение матушки составляют, у них и деток больше, и в деревню за мужем приходиться следовать... Но матушки - это особый случай. Гораздо чаще наблюдаешь, как вырастившая единственное чадо разведённая "молодуха" (так в незабвенной староверческой Усть-Цильме называли только что вышедших на раннюю северную пенсию женщин), ещё полная сил и энергии, путешествует по миру...

   Парочка моих однокурсниц и вовсе давно уехали из России, одна немка, другая еврейка, русская филология, которую они на казённый счёт изучали, им там не пригодилась, разве что для души...Тоже, кстати, не разогнались там детей рожать при обеспеченных мужья.

   Стукнуло уже полвека мне и моим ровесницам, так что можно черту подвести. Естественно, горожанки все, а если у кого к старости есть свой дом, а не квартира в многоэтажке - на количество детей это не влияет...

   Правда, если мужскую половину моих ровесников брать - многодетных больше. У одного четверо от двух или трое от трёх жён, или четверо от четырёх женщин: ровесницу с ребёнком оставил, женился на помоложе, и от неё ребёнок... Так и живём.

   Какому обществу такая картина соответствует? Явно не христианскому, а какому-то глобалистски-урбанистическому, и что в следующем поколении есть другие примеры и тенденции -  незаметно, налицо только то, что если в нашем поколении всё-таки принято было госбраки заключать, через загсы сходиться-разводиться, то сейчас и этого нет, сходятся-расходятся исключительно по своим прихотям-похотям.

   Вывод: какой колоссальный сдвиг произошёл всего за несколько десятилетий! В первой половине XX века, до войны, Россия-СССР ещё оставалась крестьянской и, следовательно, многодетной страной. И снова ей станет, только если снова станут не в человейниках, а в деревне люди жить.

   Станут ли? Вот в чём вопрос. И ещё одно наблюдение. Знаю только одну ровесницу, похоронившую ребёнка. Взрослого уже сына, жил отдельно и по пьяной дурости погиб. То есть похороны ребёнка - это ещё большее исключение, чем многодетные матушки. Это главная черта, которая отличает нас от наших бабушек и прабабушек (не матерей, у них уже та же картина):  мы не хоронили своих детей. Мы убивали их в абортариях.

   Господи, помилуй нас, грешных!