Предыдущую главу можно прочесть по адресу http://www.proza.ru/2014/04/15/2217
Мимо дворцовых ворот спешили прохожие, проезжали повозки с товаром. Город кишел жизнью, и повседневный шум постепенно стихал лишь ближе к окраинам и наиболее спокойным переулкам. Общую какофонию голосов насыщали обычные для промыслового города звон наковален, стук дверей, замков, копыт. Временами можно было заметить свиней, пасущихся на разлитых по улицам помоях, бродячих собак, мышей. Вымощенная камнем центральная улица полнилась прохожими и стягиваемым к восточным воротам на выгул скотом. Она могла выдержать даже самый значительный наплыв прохожих. В дни ежегодной ярмарки, центром которой уже многие десятилетия являлся Ладор, сюда съезжались купцы, ремесленники и крестьяне со всего Аннердана и провинций Иероксийской империи. Места на базаре занимались быстро, и уже к утру вся улица – иногда от одного конца города до другого, становилась рынком. Впрочем, сама ярмарка должна была пройти ещё нескоро, хотя и в обычные дни Ладор посещали многочисленные караваны и повозки.
В центральную дорогу тут и там впадали узкие переулки. Отбросы из них попадали в вырытые под углом канавы, протекая по которым нечистоты попадали за стены, делаясь достоянием предместий. В одном из этих рвов копался раб, расчищая заторы. Изношенные сандалии почти скрылись в слое дерьма, одежда и руки были измазаны так, словно парень несколько раз в нём поскальзывался.
Хазамир держал рукав изящной рубахи прижатым к носу, борясь с отвращением. Он не помнил такого смрада в детстве. Юноша взглянул на невозмутимо шагающего подле него Радомира. Видимо, это дело привычки. Тот рассказывал об изменениях, постигших город с тех пор, как брат покинул его стены. Не все изменения были в лучшую сторону: война, на которую их отец в первые годы направил все силы, разорила ладорские земли.
- Мы тосковали по тебе, братишка, - после недолгого молчания поделился Радомир. – Без тебя тут было скучно и мёртво. Отец слишком удручён этой ситуацией с войной, да и смерть нашей матери сильно повлияла на него. – Хоргарен замешкался. – Кстати, она до последнего дня тебя ждала. Даже прикованная к постели она просила няньку посматривать в окно.
Хазамир старался вспомнить лицо матери. Не получалось. Весть о её смерти, только вчера обрушившаяся на него, удивительно слабо трогала. Цепи причинно-следственных связей пополнились ещё одним звеном, информацией, не стоящей особого внимания, но которую следует принять к сведению.
- На нашу семью выпало много горя. Но твоё прибытие, кажется, смогло вселить немного радости в отца. Я давно не видел его таким живым. – Последнее слово Радомир подобрал с трудом. Живым ли? Юноша не знал даже, навестил ли отец его брата в тот вечер, что выдался после прибытия из башни. Радомир старался отогнать мысли о том, что Гоафир сам испугался того, каким чужим вдруг стал Хазамир. Впрочем, так ли это странно? Брат был молчалив и не проявлял ни к чему интереса. Прибыв в родные пенаты вчера вечером, он с явной неохотой отбивался от многочисленных расспросов за ужином и скоро направился к себе в покои, явно не в настроении вести беседы. Как же слабо походил на того задорного и общительного мальчишку тот, кто сейчас шёл подле. – Хорошо, что отец, наконец, уговорил Застарда привести тебя домой.
Даже для самого Радомира эти слова прозвучали как-то пусто. Он взглянул в не выражающие ни единой эмоции глаза брата.
- Учитель сказал, его попросили помочь тебе, - констатировал Хазамир. – Обо мне речи не шло.
- Это не значит, что до сих пор отец не пытался, - глухо отозвался Радомир, почувствовав вину как за поднятую тему, так и за своего отца. Впрочем, по лицу брата он решил, что переоценил его чувствительность. Тот не выказывал никаких признаков обиды. Ему и так было о чём поразмыслить. Зная Застарда, юноша отлично понимал, что для мага просьба отца могла быть лишь поводом явиться, или, по крайней мере, только одной из нескольких причин. Учитель был не из тех, кто поступает так, как нужно другим, если только сам в этом не нуждался. Даже когда ему это ничего не стоило. Он мог бы вежливо успокоить отца, уверить, что кошмары пройдут или что магией тут не помочь, вместо того чтобы отправляться сюда.
- Отец уже просил Застарда о помощи, когда заболела мама, - решил поделиться мыслями Радомир. – Но тот помочь не смог. Некоторые считают, что Застард лишь выдаёт себя за мага. Всё же отец ему верит. – Хазамир обратил на брата пронзительный взгляд, от которого моментально стало не по себе. Радомир помолчал и похлопал Хазамира по плечу. – Не обращай внимания. Ты будешь хорошим магом, братишка.
Хазамир пропустил слова мимо ушей. Сейчас его интересовали мотивы мастера. Юноша сам удивился тому, как его увлекла эта тема. С другой стороны, что-то должно же было его интересовать – а вокруг всё такое скучное. Всё, кроме мыслей и целей его загадочного учителя. Хазамир давно уже знал в себе желание подражать Застарду, а чтобы подражать в полной мере, нужно понимание. Понимание бессмертного существа – сложное искусство. Юноша не мог знать, делает ли он успехи. Но он старался.
Радомир остановился перед садом, ограждённым невысоким железным забором. Из-за причудливых узоров калитки выглядывали ветки сирени. Дом был скрыт за зарослями, но даже отсюда в нём можно было разглядеть жилище достаточно обустроенное.
- Это поместье консула, - пояснил Радомир. – Он приглашал нас к обеду.
«Приглашал тебя к обеду», - хотел поправить Хазамир, но брат, не дожидаясь его реакции, вошёл во двор, отворив калитку. Хазамир последовал за ним. Перед глазами открылся вид на дом и сад. Недлинные гряды с цветами перемежались тропинками. Ветер гулял между стройными стволами невысоких ив, вплетаясь дуновениями в прутья изгороди и кустарников. Тишина и шелест листьев царили в саду, чудом избежавшем внешней суеты и смрада.
Двери поместья были открыты. Хазамир вошёл следом за братом, оглядывая убранство. Стены атриума, разрисованные причудливыми сценами, не были покрыты гобеленами. Наименее замысловатые из рисунков изображали гостей, надломивших хлеб, в то время как сюжет некоторых угадывался с трудом. В углу у входа плескалась, перетекая в раковину, вода. У стены напротив на низком постаменте располагалась фигура из мрамора. Небольшой зал не поражал нарочитым шиком, но Хазамир был впечатлён. Кроме покрытых тканями и мехами жилищ Ладора и холодных каменных чертогов башни он ещё ничего не видел. Связано ли это с тем, что консул не зимует в этом поместье?
Им навстречу вышла рабыня и, поклонившись, жестом предложила следовать за ней. Недлинная галерея была выполнена в том же духе, что и зал, хотя изображения быстро сменились простыми узорами. Едва уловимо пахло благовониями. Редкие курильницы не исходили дымом и были, по всей видимости, пусты. Рабыня привела в небогато, но со вкусом украшенное помещение. Слуги ещё суетились у низких расположенных в круг столиков, за которыми располагались ложа. На некоторых из них уже устроились хозяева. Радомир весело поздоровался и присел рядом с рыжеволосой девушкой. Юный маг опустился напротив.
- Хватит возиться, подайте что-нибудь, - раздражённо махнул мужчина и обратился к гостям. – Вы не пробовали молодое селонейское? Я велю принести. В прошлом году выдался отличный урожай. Я привёз с собой несколько бочонков.
Радомир, улыбнувшись, кивнул. Присутствие за обедом Хазамира не было оставлено без внимания: хоргарену представился консул Ильдаген, познакомивший его так же со своей женой Олевией и дочерью Элин. Юноша поймал на себе изучающий взгляд последней. Он сам, впрочем, должно быть, не сильно уступал, с интересом разглядывая девушку. Хазамир помнил, что империя многое привнесла в культуру Ладора, в том числе обширный опыт ухода за внешностью, прижившийся довольно быстро. Никого на этих землях уже нельзя было удивить подведёнными углём глазами или гладким телом. И всё равно в Элин чужеземка угадывалась не только по имени. Алебастровая кожа, длинные ногти, причёска с плетёными прядями и изящным венком – ничего такого Хазамир до сих пор не видел, либо не помнил об этом.
Рядом с Хазамиром присела на колени полноватая рабыня, поставив перед собой чашу с водой. Она взяла его руки и принялась омывать их, окуная в воду. Юноша удивился, какими нежными были её ладони и приятными прикосновения. Вряд ли это было единственным её занятием, но её талант наталкивал на мысли о значении, которое могли придавать этому ритуалу. Наконец, женщина стянула с плеча тряпку и вытерла кисти, пересев к консулу. На столиках тем временем уже начали появляться кружки с вином и тарелки с посыпанной зеленью щукой и лягушачьими лапками.
- Я слышал, хоргар Гоафир устраивает пир в честь вашего визита, - обратился консул к Хазамиру. – Замечательно, что вы так оживляете эти земли. Уже и не припомню, когда в Ладоре последний раз был праздник.
- Летняя ярмарка, - предположил молодой маг. – День первого урожая, гердулиды, неделя спокойной воды, одениды, бараний стол.
- Если тогда и созывались пиры, я не был на них приглашён.
Консул улыбнулся и жестом предложил гостю взяться за кружку.
- Прошу, попробуйте. Не знаю, было ли вино в Старом Лагере, и как часто ваш мастер подавал его к столу.
- Учитель не любит вино. – Хазамир решил не вдаваться в подробности того, как далеко от понятия стола было питание в башне. – Оно туманит разум и высвобождает недостойные порывы.
- Обещаю, ваш учитель ни о чём не узнает, - доверительно покачал головой Ильдаген, снова указывая на угощения.
Хазамир не нуждался в обещаниях, но понимал, что консул не отстанет, и поэтому сделал глоток. Вино было терпким или, по крайней мере, показалось таким в сравнении с привычными для юноши напитками.
- Что скажете, дар хоргарен? Разве оно не изысканно?
- Мне не с чем сравнивать, - уклончиво ответил юноша, рассудив, что не соглашаться себе дороже.
Рабыня тем временем обошла вокруг столиков и хотела было пересесть к Радомиру, но её остановила Элин.
- Ушла, - приказала та, удержав чашу с водой. Женщина повиновалась и покинула комнату. Элин подобрала длинное чёрное полотенце и, придвинув чашу к Радомиру, опустила его руки в воду. Тот с некоторым изумлением посмотрел на неё, потом на консула, не проявляющего никакого смущения, и вновь на неё. Элин, не поднимая глаз, неторопливо водила ладонями по рукам. Может ли человек, проживший годы с бессмертным, чей взгляд холоден и беспристрастен, заметить заинтересованность во взгляде? Именно благодаря этим чертам мастера юный маг научился распознавать малейшие эмоции даже на самом невозмутимом лице. Что уж говорить о лице Радомира, которое совсем не было сейчас воплощением бесстрастности.
Ильдаген не замолкал, хотя Хазамир уже не сильно отвлекался на беседу. Он не привык к пустым разговорам, и не видел в них никакой прелести. Тем более он не представлял, как мог бы подобные разговоры поддержать. Хозяева временами пытались втянуть юношу в беседу. Менее всего в этом усердствовала Элин, которая была поглощена обществом его брата. Хазамир отвечал односложно, ощущая растущее раздражение. Основным, чему обучил его Застард, было ощущение мира, определение следствия по причине и причины по следствию. Поэтому юноша точно знал, что причиной раздражения были не сами речи.
В башне учителя не больно чтился вкус еды. Как правило, предпочтение отдавалось долгому хранению. Шанс притронуться к яствам высшего сословия мог не представиться в последующие годы, поэтому юноша наслаждался моментом. Когда обед был окончен, Ильдаген поднялся и поблагодарил гостей за визит.
- Львёнок, проводи хоргарена Хазамира, - обратился он к дочери. – Я задержу на минутку его брата.
Элин кивнула. Юноша следовал по коридору, оглядывая каждую деталь крохотного уголка империи, так далёкого от аннерданского быта. Он представлял себе улицы Дэглджоса. Какой должна выглядеть вековая столица этой культуры? Такой же холодной и чистой?
Когда они вышли на крыльцо, девушка медленно спустилась в сад. Хазамир остановился, окидывая более пристальным взглядом этот уголок. Только теперь он заметил, что сад был не так велик, как это казалось поначалу. Ивовые и ракитовые кроны умело скрывали границы сада, и лишь с возвышения крыльца можно было легко заметить границу, которую они очерчивают. Цветочная поляна удачно отводила внимание. И всё же даже такой крохотный уголок в центре города наверняка стоил семье консула уймы денег. В столице провинции, где по некоторым переулкам не пройти бок о бок даже вдвоём, а крыши домов повсеместно пересекаются, устроить такой участок – роскошь.
- То, на что вы смотрите – гиацинты, - произнесла Элин. Видимо, Хазамир слишком увлёкся, разглядывая цветы. – Я дарю их тем, кому желаю головной боли от этого запаха.
Девушка скривила лицо в нарочитом отвращении.
- Бесполезно, - хмыкнул Хазамир. – В этом городе привычны к запахам похуже.
Консул задержал брата вовсе не на минуту. О чём Ильдагену нужно было переговорить с Радомиром наедине, Хазамир примерно представлял себе. И не то чтобы ему было интересно проверить догадки, но он клял консула за болтливость. Они с Элин бродили по саду. Та улыбалась и насмешливо поглядывала на хоргарена, временами пытаясь завязать разговор. Шесть лет, проведенные практически в одиночестве, сделали из Хазамира скучного собеседника, но Элин, казалось, этим и забавлялась.
- Бессмертный могущественный маг, - проговорила она притворно возвышенно. – Владеющий величественной заброшенной башенкой и необозримыми владениями в милю вокруг. Почему он прислуживает Гоафиру, а не наоборот?
Хоргарен проигнорировал эту явную издёвку. Он и сам часто задавался этим вопросом. Государства не терпели бы крах, если бы ими правил Застард. Другое дело, что его не слишком заботила судьба государств. Элин хмыкнула.
- Долгие годы я слышала болтовню простолюдинов о том, что в горах овладевает магией будущий освободитель Ладора. А я вижу вас. Надо было вспомнить, что народ слишком любит сказки.
- Моя задача не в том, чтобы впечатлять вас. Но обо мне сложат ещё много сказок.
Элин усмехнулась и покачала головой.
Когда появился Радомир, молчание уже царило вовсю. Наследник выглядел возбуждённым, но скорее обрадованным чем-то, нежели озабоченным. Быстрыми шагами он приблизился к дочери консула и взял её за руку, шепнув что-то на ухо. Девушка ответила улыбкой. Стоять в ожидании, когда сцена прощания закончится, было противнее всего предыдущего. Наконец, брат кивнул Элин и развернулся.
- О чём вы с Ильдагеном говорили? – спросил Хазамир, когда они подошли к воротам.
- Думаешь, он стал бы говорить со мной с глазу на глаз, чтобы я тут же выложил всё тебе? – улыбнулся хоргарен.
- Он предложил тебе дочь?
Улыбка быстро покинула лицо Радомира, тут же удивлённо уставившегося на брата. Он остановился.
- Да, - с промедлением ответил хоргарен. – Как ты узнал?
- Было легко догадаться. Ильдаген хочет остаться в Ладоре. Для безопасности он пытается породниться с правящим домом. Ивлис никогда не разрешила бы такой брак. То, что консул осмелился его предложить, значит, что с империей он уже ничем не связан. – Хазамир повернулся к брату. Тот поёжится от холодности и бесстрастности взгляда. – А отец никогда не согласится на такой явный плевок в сторону ивлис. Ильдаген сказал, как рассчитывает получить его согласие?
Радомир не смог скрыть неприятного удивления. Он уже успел пожалеть о том, что не смог утаить предмет беседы с консулом.
- Дар хоргарен, – послышалось за спиной. Оба оглянулись. – Вот. Я заметила, они пришлись вам по душе.
Элин протянула Хазамиру цветы. Белоснежные гиацинты. Её улыбка не утратила насмешливости. Хазамир склонил голову, стараясь сохранить каменно-бесстрастное выражение лица и уже пытаясь придумать, как он в свою очередь мог бы смутить эту девчонку. Мыслей не было, но он обязательно что-нибудь придумает.
- Благодарю, - процедил он ей вслед.
Возвращение обещало пройти в молчании, что, в общем-то, радовало Хазамира. Сегодня ему уже пришлось наговориться на неделю вперёд. Он подался на выход, когда Радомир вдруг придержал калитку.
- О нас с Элин, - мрачно произнёс он. - Не говори отцу.
***
Свету было почти неоткуда взяться. Тусклые лучи утреннего солнца едва просачивались в комнату сквозь щели в опущенных ставнях. Они выхватывали из полумрака комнаты потухшую лампу на крохотном столике, пронзали стакан, наполненный прохладной водой, ложились на тело, блестевшее от пота. Рука потянулась к стакану, молодая девчонка с короткими белокурыми волосами сделала несколько глотков. Силуэт у кровати энергично облачался.
- Дерьмо. – Кагорет повернулся, демонстрируя кулак, уместившийся между животом и ремнём. – Готов поклясться, тут была ещё одна дырка.
Девушка усмехнулась. Она не считала отверстий в ремне, хотя следы от него почти каждый день оставались на её теле.
- А я давно уже говорю, что господин худеет, - улыбнулась она, удобнее устраиваясь на подушках. – Хотя это и странно.
- Да ну? Что же тут странного?
Кагорет повернулся к зеркалу, надевая кафтан поверх серой туники. Русые волосы были в беспорядке и липли на лоб. Магнат с раздражением попытался пригладить их, давая себе обещание сегодня же состричь ненавистные кудри. Та же участь была уготована и жиденькой щетине. Народный избранник давно мечтал о доброй бороде, ненавидя то жалкое подобие, которым наградил его бог Гердул. Светлый пушок был почти незаметен, что делало лицо Кагорета похожим на гладко выбритые лица раонцев.
- Господин богат, - пожала плечами собеседница. – Зачем быть богатым и мало есть?
Кагорет натянул обувь. Богатство. Что он знал о богатстве? Многое, наверное. Он был одним из самых обеспеченных людей города, хотя денег у него и не было. Как только у Кагорета появлялись деньги, он тут же их тратил. Так он и получил всё то, чем владел сейчас. Его отцом был вольноотпущенник, работавший конюхом в Мервенте. Когда он умер, всё нажитое было поделено между сыновьями, и Кагорет получил лишь немного денег и гнедую клячу. Именно на ней он приехал в Ладор. Семейные связи не были крепкими, и оказавшийся в одиночестве юноша занялся поиском связей дружеских, быстро входя во вкус. Он голодал, когда ласточек под пряностями ели на его подкупы те, чьего расположения он добивался. Он пил лишь пресную воду, когда в его честь поднимались стаканы изысканнейшего вина. Преподносил в дар изящные платья еривпейского покроя, донашивая грубый плащ и верёвочные сандалии. Спал в хлеву, предоставляя браконьерам свой домик на отшибе. Но, засыпая с мышами, он знал, с кем спит сольф в Каритиме, когда он идёт в бани, к кому на обед. И когда он умрёт, Кагорет тоже мог знать. Он растил влияние самоотверженно и фанатично, и то быстро приносило плоды. Теперь Кагорет владел золоторудными шахтами, кузнечными мастерскими, пивоварнями, но останавливаться было ещё рано.
- Мои деньги идут в дело, их не хватает на финики и виноград.
- У вас так много дел?
- Да. Всегда.
- И всё же, вам хватает на вино и меня, - усмехнулась девчушка.
- У всех свои аппетиты. Мои: алкоголь, женщины и короны.
Магнат оценил себя в отражении. Вид был слегка небрежным, что весьма его устроило. Раз уж он выбрал себе образ, нужно было ему следовать. Иначе все поймут, что что-то не так. Образ Кагорета был прост во всех смыслах.
- Господин торопится?
- Сегодня хоргару очень пригодится мой совет.
Если он достаточно умён, добавил народный избранник про себя. Он не любил действовать не наверняка, а то, что задумали они с Секуром, можно было охарактеризовать только как дело рискованное и неприятное. Война с Сенталом, городом-империей с запада, длилась уже почти десятилетие и не сулила благополучного исхода. Иероксийская империя была объята мятежами и сыпалась по кускам, а значит, Ладору предстояло самостоятельно отстаивать власть ивлис над самим собой. Давно уже пора было просить мира, союза, пока условия ещё могли не быть тяжёлыми, но Гоафир об этом и слышать не желал. Кагорет же не был заинтересован в том, чтобы война зашла так далеко, что мир малой кровью станет невозможен. Слишком велик был риск для благосостояния его и его друзей, слишком многого придётся добиваться заново. Он не единожды беседовал с хоргаром о необходимости договориться с Сенталом, но всё без толку. Тот не был беспросветным тупицей, но ему был присущ один из симптомов слабоумия – чувство чести. Из-за этого, несмотря на то, что он, как и большинство ладорцев, не питал к империи тёплых чувств, его верность клятве под вопрос не ставилась.
Словом, ни сентонский хоргар, ни Гоафир не желали делать первых шагов, поэтому первый шаг за них обоих пришлось делать другим. В конце концов – и Кагорет в этом нисколько не сомневался – и тот и другой этого, безусловно, хотели, но цеплялись за свои глупые принципы. К счастью, и при дворе в Сентале оказались люди, готовые уговорить хоргара на согласие с предложением о женитьбе Радомира и Дайре, если таковое поступит. Оставалось лишь надеяться, что готовность уговорить будет соразмерна со способностью это сделать. Иначе Кагорету предстояло выкручиваться из крайне неприятной ситуации. Но, хотя многие могли бы расценить его действия как измену, магната радовало осознание того, что в результате в выигрыше окажутся почти все. Тот факт, что определяющей была выгода личная, ничего не менял.
- А что господин захочет к столу, когда утолит аппетит к вину, ко мне и к короне? – задумчивым тоном озвучила свои мысли светловолосая девчонка. Кагорет повернулся к ней.
- Разве я сказал, что мне нужна всего одна корона?
***
- Оливад, ты как раз вовремя!
Двенадцатилетний мальчик в вычурном широком кафтане вскочил со своего места и направился навстречу тёмному силуэту, остановившемуся в проходе. Залы хоргарской резиденции в Даграте были велики, и парень не сразу пересёк его. Оливад отметил, проходя в обиталище своего господина, что окна в галереях поблизости были отворены, хотя по погоде следовало бы скорее поберечь тепло. По мере приближения к главному залу эта деталь сделалась понятной. Мужчина откинул капюшон и раздвинул руками подвешенные в дверном проёме, словно занавесы из бус, трупы.
- Они уже начинают вонять, но я хотел показать тебе их, - хохотнул мальчик и бросился обнимать кузена.
- Впечатляет. – Оливад вложил в реплику полное отсутствие эмоций.
- Узнаёшь кого-нибудь? Вот, например, посередине.
Парнишка подёргал за ногу покачивающееся тело в парадных доспехах. Оливад пригляделся.
- Геагорат.
- Царь Мортераса и всего сентонского государства, - кивнул мальчик. – Матушка зарыдала, увидев его, и уже второй день не выходит из комнаты.
Хоргарен прервался, заметив сметение на лице своего кузена. Это было непривычное зрелище: крайне редко Оливад изменял бесстрастному выражению и такому же тону.
- Ты можешь говорить. – Оливад уставился в стену. Мальчик повысил голос. – Говори!
- Он был Ребирингом. Членом вашей семьи, вашим двоюродным братом. Нехорошо казнить такую близкую родню. Боги карают за это. Посмотрите на вашего отца, что с ним стало.
- Ему раскрошили затылок. Но он выжил. Боги любят его, а не карают. Они любят его, потому что помнят, что ему пришлось пережить.
- Ваш отец несчастный человек, но вы всего этого не переживали. Вам необязательно быть таким.
- Семья не сделала нам ничего хорошего, - прошипел мальчик. – Кто сказал хоть слово, когда мой дед вырезал отцу язык? Кто вспомнил про богов, когда он был отправлен в подземелье? Лишь потому, что дед считал, что папа будет претендовать на трон, предназначавшийся старшему брату.
- У вашего отца тогда было много союзников. Если бы не они, он не смог бы бежать и уж тем более победить в гражданской войне. Куда потом делись все эти союзники? Ваш отец не ценил ни семью, ни друзей, ни милосердие. Вы можете быть другим хоргаром. Пока ещё вас любят, на вас надеются, попытайтесь стать другим.
- Довольно. Лучше было тебе и правда молчать.
Мальчик прошёлся по залу, остановившись у окна. Свежий чистый воздух устремился в лицо, развевая копну чёрных волос. Оливад понимал, что ему в любом случае не грозит пока прощание с головой. Он уже долгое время был наставником юного хоргарена, что делало вполне естественным и привычным делом какие угодно поучения и споры. Но так же он понимал, что мальчик перед ним уже не был просто сыном и наследником хоргара. Сейчас он правитель, пускай и не официальный. Хоргара Мильдамира признали недееспособным ещё год назад после ранения в битве с тинтами. Конечно, формально у него был регент – его жена Улинда, но влияние её, и без того бывшее шатким, после поражения её любовника Геагората станет фактически нулевым. Юный же хоргарен Тильсефир, единственный сын хоргара, недостатка во влиянии не испытывал, хотя всё ещё держался за престиж отца.
Он всегда был сообразительным мальчиком. В самом деле, на столетие невзрачных, а то и попросту безумных хоргаров, иногда приходился один такой, как Тильсефир. Для Оливада было счастьем иметь такого смышлёного ученика. Но трагедия заключалась в том, что мальчик жил при дворе своего отца, окружённый всеми проявлениями отцовской жестокости – всеми, кроме жестокости к своему сыну. Мильдамир на самом деле любил своего отпрыска, а Тильсефир искренне восхищался отцом. Сказки о Мильдамире были мрачными и кровавыми, но самыми первыми для юного мальчика, с каждым годом всё более проникающегося идеями деспотичного правления. Оливад прикладывал все усилия для того, чтобы взрастить в воспитаннике своё понимание милосердного и мудрого правителя, но все его усилия шли прахом. Несмотря на неспособность разговаривать, Мильдамир обладал поразительной харизмой (возможно, только поэтому за два десятка лет правления его врагами ещё не стал каждый гражданин сентонского государства), и Тильсефир быстро перенимал черты своего отца.
- Значит, восстание уже подавлено, мой хоргарен? Быстро.
- В этом есть и часть твоей заслуги. Дурак впрямь поверил нашим слухам о том, что отцу хуже. И решил, что лучшего момента для выступления не дождаться. Семьдесят кораблей, представляешь? Я и подумать не мог, что в Мортерасе найдётся столько лоханок, способных удержаться на плаву.
- Наёмники?
- Или корабли сольфов. Никто не поддержал Геагората открыто, но у отца ещё много врагов.
Оливад понимающе кивнул. Хоргар Мильдамир обладал удивительной способностью не только расправляться со своими соперниками, но и наживать их. Многие считали его жестоким тираном, что, откровенно говоря, не было пустыми обвинениями; многим его несгибаемая воля мешала воплощать в жизнь свои амбиции. Мало кто чувствовал себя в безопасности рядом с ним. Одним из рьяных противников, собственно, и был племянник Мильдамира Геагорат, сольф Мортераса. Уже когда у хоргара начались первые проблемы со здоровьем, тот принялся плести против него интриги. В этом, следует отдать ему должное, Геагорат добился немалых успехов. Ему удалось перетянуть на свою сторону не только немало явных, но и множество тайных союзников. Одним из таких даже оказалась Улинда – жена хоргара, ставшая любовницей предателя.
- Как поживает мой повелитель? – поинтересовался Оливад.
- Вспомнил о вежливости, - усмехнулся мальчишка. – Не хуже, не лучше. Но всё так же побеждает своих врагов. Кстати, перевесьте уже эти тела! На стены у ворот. Пусть порадуют взор граждан Даграта.
Стражники вошли в помещение и принялись снимать трупы с верёвок.
- И стяните с него доспехи, - крикнул он вслед, указывая на Геагората. – Слишком красивые, хоть и помялись. Ну? – Тильсефир обратился к Оливаду. – Как прошло путешествие в Ладор?
- Быстро, - не без удовлетворения констатировал Оливад. – Народный избранник предлагает брак Радомира и Дайре.
- Народный избранник?
Оливад откашлялся, подбирая слова.
- Простолюдины Ладора выбирают одного своего человека в состав совета. Довольно влиятельная должность, как говорят.
- Империя плохо влияет на Ладор, - хмыкнул Тильсефир. – Раньше у нас была единая культура. Когда я буду править там, никаких избранников больше не будет.
- Избранников и нет. Это просто магнат, купивший себе место у власти.
- Избранники, магнаты, - пробрюзжал мальчик. – Оставим политику Ладора следующей твоей лекции. Давай к делу. Гоафир, значит, хочет союза? Думаешь, боится, глядя на крах империи?
- Я не уверен, что Гоафир вообще в курсе моих переговоров. Но его двор явно не против. И да, ещё. Избранник пригласил Дайре на пир в Ладор.
Хоргарен повернулся к своему кузену. Оливад вполне понимал озадаченность на лице наследника. Нигде не принято решать вопрос о браке без присутствия родителей, тем более, если речь идёт не просто о браке, а о союзе. Это значило, что на пир приглашается не только сестра его отца, но и сам хоргар. И, учитывая состояние здоровья Мильдамира, ещё и его представитель. Всё это ещё и на чужой территории, в самом сердце горной провинции – звучало подозрительно. Долгое правление Мильдамира оставило в живых лишь тех, кто не слишком полагался на честь своих врагов.
- Похоже на ловушку, - обеспокоенно произнёс Тильсефир. – Жаль, идея мне понравилась.
- Гоафир очень честолюбивый человек, - поделился размышлениями Оливад. – За ним никогда не было таких подлостей.
- Уверен? Я слышал, он сверг своего отца.
- Как и ваш. Отцы бывают разными.
Мальчик задумчиво вздохнул.
- Как ты и сказал, это предложение может исходить вовсе не от Гоафира.
- У его советников тем более нет мотивов поступать необдуманно. Если они смогут устроить этот брак, все останутся в выигрыше.
Тильсефир нахмурился, размышляя над предложением, но потом вдруг улыбнулся.
- Ты ведь хотел бы этого, да? Миролюбивый сукин сын. – Мальчик хихикнул. – Хорошо, думаю, мой отец согласится. Мы можем отправляться завтра же. Мне наскучило это место.
Когда наутро хоргар с сыном, свитой и невестой выезжали из города, Тильсефир нагнулся с лошади и, указывая на свисающие со стен тела бывших врагов, сказал одному из слуг:
- Сожгите эти трупы. Со всеми почестями.