В нашем городе есть район под названием "небеса". На городском холме он возвышается жилой территорией – от центра недалеко.
На "небесах" есть все. Есть уютная баня платным чистилищем, пыльная библиотека – хранилище крылатых фраз и памятник падшему парашютисту. Летают там по улицам велосипеды стаями, не боятся грузовиков. Ходят люди налегке, где захотят, и напрашиваются друг к другу в гости. А в сумеречный час закона, бродит по "небесам" участковый воздушной походкой. Общество возвышенных гопников разыскивает то тут, то там - высматривает скопление кепок-нимбов в темных переулках.
В самой середине небесного района стоит женское общежитие домом-облаком. И не просто стоит, на ветру качается, а бьется множеством незанятых сердец. Живут на облаке ангелы в человеческом обличье, служат полицейским силам в должности хранительниц. На перекрестках правопорядка постовыми работают и хранят нас в лабиринтах судьбоносных путей.
Мы, жители поднебесья, на "небесах" бываем редко. Даже головы вверх не задираем и в вышину не глядим. Но хоть мы туда и не стремимся, нам постоянно предлагают "вознестись".
- Освобождайтесь от капканов земных квартир и переселяйтесь жить на небеса, - пристают к нам маклеры-проповедники.
- Путешествуйте верхом на крылатых фразах в чудесную страну слов, - ловят нас в литературные сети библиотекари-проводники.
- Очищение во время звездопада. Снимает порчу хронической усталости, повышает потенциал любви, - рекламирует чистильщик дядя Миша ночные банные туры в компании прекрасных незнакомок…
Да, нам отовсюду поступают предложения "вознестись", но мы упорно отказываемся. Да и коварное притяжение взлететь нам мешает. К телевизору, к дивану и парку развлечений (ведь в парке сплетен карусель, кривые зеркала и чертово колесо искушений). Вот такие мы приземленные жители поднебесья: прижимаемся к земле всем телом, словно спившиеся агрономы.
Зато "ангелы-хранители" в полицейской форме всегда рядом. Спускаются сверху на наши улицы, приносят с собой аромат дома-облака. Все посланницы архангела внутренних дел, у каждой в кобуре не женские полномочия. Стройные. Честные. В глазах строгая доброта. Многие с ними никогда не встречаются, а мне последнее время не везет.
Как только рискну пройти на красный свет – они тут как тут. Как только закурю в неположенном месте, и я сразу в окружении. Стремятся ко мне ангелы со всех сторон, хранят меня штрафами. Оправданий моих не принимают, настойчивы как грабители. При этом улыбаться не забывают очаровательно и нарываются на комплименты.
Стою я как-то раз на перекрестке и задаю себе важный вопрос: успею я сегодня проскочить на красный свет, или не судьба. Мимо меня оркестр машин несется. Крутит колеса, торопится. Марш для пешеходов играет клаксонами, и без сигнала светофора его не остановить.
Музыка скорости мне быстро надоедает. Хочу услышать песню тормозов, прошу немного тишины. Но светофор – упрямый дирижёр – неумолим. Тянет для меня красную ноту высокомерно, требует подчинения. Во мне бунтаря возбуждает - я подчиняться не привык.
Решаюсь сделать первый шаг. Затем второй, и вот я уже на краю проезжей части. Передо мной бензиновая река бурлит моторами, за лобовыми стеклами искаженные от спешки лица - бледные, мрачные, похожие издалека на городских утопленников.
Я готов. Приседаю в позе рискового бегуна и ловлю последний миг перед рывком: где-то кричат коты, где-то сорятся тётки; вечер катит с востока – за домами, в засаде, уже спрятался закат. Пора…
Вдруг, вместо песни тормозов, слышу мелодию закона. Спешит ко мне "ангел-хранитель" с кобурой на талии, приковывает меня к асфальту полицейским свистом. Подбегает. К себе подзывает. Требует мой паспорт для знакомства.
Неожиданно для себя я начинаю отступать. Отхожу на территорию человеческих отношений – возвращаюсь на тротуар. Манит меня к себе талия под кобурой, не дает покоя рыжий локон. Он из-под фуражки ангела змеем вьется и искушает меня на знакомство с хранительницей без паспорта.
- Саша, - выпускаю свое имя на свободу. Улыбаюсь вызывающе, веду себя как романтический хулиган.
- Рита, - она тоже свое имя взаперти не держит. Смотрит на меня с интересом, но пока хулигана во мне не видит.
Внезапно наступает долгожданная тишина. Умолкают коты, мирятся тётки. Дирижер-светофор меняет красное упрямство на зеленый пешеходный свет и останавливает оркестр машин. Убирает шумные преграды – позволяет нам поговорить. Но я молчу красноречиво, она также не роняет лишних слов. И только наши имена продолжают кружить словно эхо. Резвятся вокруг, прыгают, где попало, меняются в танце буквами.
Из засады, тем временем, выходит закат. Машет вечерним факелом, зовет всех на ужин. В город электрических светлячков выпускает роем и зажигает на наших ресницах живые огоньки.
Вскоре чувствую – меня подозревают. В душевном коварстве и неприличных желаниях. И не просто подозревают, а уже готовы обвинить. Я не оправдываюсь – знаю, виноват. Я даже молчание нарушаю признанием и развязываю язык как при поцелуе. А чтоб развеять все сомнения окончательно, соглашаюсь на следственный эксперимент. Готов прийти под окна дома-облака, согласен ночью "вознестись на небеса".
Рита не против экспериментов. Мне повестку на свидание выписывает, будет ждать меня за шторой, как стемнеет.
- Только одно условие, - говорит она на прощание. – Мое окно среди других ты должен найти сам. Пусть тебе сердце подскажет, куда камень бросать…
Я смотрю ей вслед, не отрываясь, и не знаю, как мне поступить. То ли прямо сейчас влюбиться, то ли до утра подождать. Светофор на перекрестке снова красный – бензиновая река течет своим путем. А я стою на краю в раздумьях, взвешиваю все за и против. И хоть каблуки мои стучат от нетерпения, я, в конце концов, решаю подождать.
Женское общежитие в темноте выглядит легкомысленной красавицей (добрался я на "небеса" без происшествий - довез меня туда таксист Андрей Харонович). Рост в шесть этажей, ожерелье балконов по периметру и красочное граффити будто татуировка. Отрывается дом-облако от земли подвалом, тянется вверх кирпичной стеной. Наверху шляпа чердака с плоской крышей и стираное белье среди антенн. Волнуются там простыни полные ветра, хлещут небо по звездным щекам.
Однако, просто так внутрь не попасть. На входе ревнивый вахтер как пояс верности дежурит, и ключ к нему не подобрать: по слухам денег не берет и к алкоголю равнодушен. Глаз его прищурен хитро – видит посетителей насквозь. Считает себя в Раю на посту, пропускает только тех, у кого чистые помыслы. А я на такого не похож. Понимаю, через главный вход мне не проникнуть. Попробую зайти с тыла.
Задняя часть женского общежития встречает меня конкурентами. Суетятся под окнами ухажеры, застенчиво топчут клумбы цветов. Заветные окна разыскивают – у каждого оно своё. А как найдут, так начинают за ним ухаживать: камни в окна бросают от души и надеются на взаимность.
Загораются в ответ свет в окнах девичьим румянцем. Затем шторы распахиваются смущенно и открываются ставни. Это сигнал для ухажеров - это приглашение. Дальше дело за малым: в дом-облако пробраться незаметно и ревнивого вахтера не потревожить.
На моих глазах, все приглашенные метатели камней обретают неестественную легкость. Нарушают законы физики – становятся легче воздуха. К раскрытым окнам устремляются налегке, не цепляются в полете за карнизы. Нет теперь для них преград - даже шестой этаж не помеха. Есть только те, кто ждет внутри. Проникают ухажеры в комнаты общежития воздушными путями, желают там наследить наследниками. Чувствуют, при этом, себя на высоте и не теряют обретенной легкости до самого утра.
Один я никуда не лечу. В чужие окна заглядываю – своё найти не могу. Камней полные карманы, но куда бросать их пока не знаю. Хожу под домом растерянно и думаю, что умом небеса не понять. А сердце хоть и отбивает дробь взволнованных барабанов, однако конкретных советов не дает. Зато разум возбужденный кипит от нетерпения. Подстрекает меня кидать камни во все окна подряд, утверждает, что куда надо я, в итоге, попаду. Эх, если б я влюбился там, на перекрестке, сейчас бы не пришлось слушать требование мозгов. Была бы у меня подсказка в ритме сердца, дала бы мне возможность оторваться от земли.
А так, результаты моих романтических исканий были неутешительны: четыре разбитых окна, пять бурных сцен ревности и семь не зачатых полицейских династий. И когда меня изгоняли в полночь с территории женского цветника усилиями ночного патруля, я не сопротивлялся. Я только оглянулся в последний момент на дом-облако и увидел на его крыше коменданта в чине "серафима-полковника". Он смотрел на меня печально, как покровитель чистосердечных признаний и сожалел, что я не оправдал его надежд. Я помахал ему в знак примирения рукой и пообещал вернуться в следующую среду.