Горох об стену - 4

Андрей Тюков
Life is so unfair. Even the pie in the sky won't cut even.


Обесценилось и ушло из обихода: "Вы что, газет не читаете?". А когда-то фраза обозначала некий "водораздел" между человеком мыслящим и... Теперь, впрочем, тоже, только в другом роде. В наши дни уже трудно, почти невозможно, представить себе такую речевую ситуацию, где могли бы прозвучать эти слова. Ну, разве только юмористическое что-нибудь: скетч, сценка "из раньшей жизни". Да и то, боюсь, не поймёт молодёжь. И старики-то подзабыли...
На очереди: "Вы что – телевизор не смотрите?".


Первое, что просыпается по весне, это прошлогодние листья. Едва сошёл снег и немного подсохло, как они уже начинают суетиться по тротуарам.
Первыми чувствуют весну старики. Это и понятно: в валенках становится жарко.


Люди сходятся благодаря своим недостаткам. И всего-то – относись с юмором к своим и с пониманием к чужим (и vice versa). Поэтому самый прочный из возможных – союз взаимно признанных, уважаемых, любимых... недостатков.


Удовольствие можно растянуть: учись наслаждаться паузами.


Признание даёт часть и на время, отрицание – всё и навсегда.


Отрицание продуктивно, отрицание стимулирует активность, поиск причин и условий, при которых причины ничтожатся. Отрицая, volens nolens признаёшь, – отрицать ведь можно только то, что существует самостоятельно и независимо от тебя. Признавая, отрицаешь такое самостоятельное и независимое бытие. Признание есть аннексия чужой сущности, есть "крымление" не принадлежащей тебе реальности, есть "парад и мордобой".


Самая, пожалуй, тяжело-грустная черта национального характера – вечно переживаемый синдром мужика в сапогах. А там такие, наверху: рога в полнеба, очи... ну, мощь и красота. Величие. Сияние! А тут я в сапогах. Ну, понятно, что. Напился – влез – а-а! – попрятались? – всем рога поотшибаю! Смотрят искоса, таят усмешку в тонких накрашенных ртах... А проспишься – и опять сапоги. А там поют. Наверху-то. Поют...


Самка обычно тиранит и зубастит самого слабого самца в прайде. Самым слабым обычно бывает влюблённый. Не обязательно в эту самку, вообще, в состоянии... Ох, она его и в хвост, и в гриву, слабака этого! У них много способов. А этот стоит и ухмыляется, глуп и счастлив. Слабак непобедимый.


Встречаются в аэропорту имени Кеннеди в Нью-Йорке отец Андрей Кураев и писатель Дмитрий Быков.
- О! Вы куда, батюшка?
- Да вот, на конференцию в Манилу. "Далеко, а надо!". А Вы?
- В Лондон, буржуи пригласили выступить на книжной ярмарке. Ну, как там у нас?
- Да как... зажимают свободу. Правда, я давно был.
- Вот и я тоже. Всё в пути, всё на крыле! Аки архангел!
- И когда же это кончится? Прямо нет сил терпеть. Летаем, летаем...
- Да, невыносимо это. Такой террор, такой... О, мой рейс! Вы на той неделе во Франкфурт не собираетесь?
- Меня в Шанхае ожидают. Буду читать о "голубом лобби" в РПЦ.
- Да-да. *бут нас и в хвост, и под. Ну, счастливо, батюшка!
- С Богом.
И разбежались властитель умов и служитель духа, сокрушаясь и скорбя по России, по ней.


Есть такая легенда. Во времена преследований христиан в Риме (правда, сам факт массовых репрессий "за веру" в столице империи история не подтверждает) апостол Пётр пал духом и решил "сделать ноги" из Вечного Города. Выходит он уже за городскую черту, и видит: навстречу – сам Иисус Христос, собственной персоной. Изумлённый, Пётр спрашивает (разговор этот весьма известен и на цитаты давно разобран):
- Quo vadis, Domine? (Куда идёшь, Господи?).
Христос отвечает:
- Romam, iterum crucifigi. (В Рим, на второе распятие).
Пётр устыдился и повернул обратно. Вскоре он был казнён.
Если оставить "за скобками" теологию, то ведь рассказ этот – о мужестве и готовности выполнить долг, даже если сам и не вполне осознаёшь, зачем, почему такой ценой? Кроме того, это метафора верности людям, которые однажды поверили тебе и пошли за тобой. И ещё...
Человек жив не только здесь и сейчас. Есть что-то, оно составляет вечную, бессмертную душу предметов и явлений, и там нет ни кесаря, ни его динария. Там всяк уже выкуплен жертвой, за которую ты можешь не платить, но признание которой и в Риме позволит тебе не быть римским подданным. Человек без паспорта и национальности, родины и прошлого. Второй Адам как отец первого, время и место печати.


Духовность отрицает жалость. Жалость отрицает духовность. Интересно, что это два из возможных путей преодоления человеческого эгоизма. Первый путь, духовность, как бы выводит человека за пределы досягаемости страстей, которые преимущественно и порождают эгоизм. Второй путь, жалость, напротив, словно опускает в самую гущу эгоизма, и обезоруживает его. Сии два суть несообщающиеся сосуды, ибо жалость не приемлет учительства.


Придёт время, когда все кушанья, даже самые пряные, сладкие, острые, обретут вкус земли. Потеряют блеск и живость глаза. На зубах скрипит земля. В ногах песок. Голова, как глина. Человек становится землёй раньше, чем умирает.


Человек – продукт химических реакций, а кроме того, случая. Таков и весь материальный мир и всё, что в мире: животные, птицы, деревья, камни, море и морские водоросли. Всё обладает одинаковой природой и всё обладает сознанием. До последнего атома во Вселенной. Сознание – это в основном память, то есть информация, и работа с информацией, то есть мышление. Без памяти нет сознания. Я уверен, что базальтовая порода, возраст которой исчисляется миллионами лет, располагает значительно большим объёмом памяти, нежели живущий 50-60 лет человек. Человек – лишь активный элемент сознания, actor, но не единственный его носитель.


В Петрозаводске в первой поликлинике когда-то давно работала врач по фамилии Лебедева. ЛОР. Или, как тогда говорили, ухо-горло-нос. Это была грубая женщина. Больные от неё плакали, а некоторые писали жалобы. Но специалист Лебедева была хороший. Дело знала. Нынче много обходительных, читавших Карнеги, а вот дело – стоит...
В "Одесских рассказах" Бабеля есть такой персонаж: Мендель Крик. "Старый биндюжник, слывший среди биндюжников грубияном". Один из тех, кто думает лишь "об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде". А сын его Беня – тот самый Король, не нужно и рассказывать, все помнят. И вы знаете, об чём я думаю? Я думаю, из этих двоих я выбрал бы старшего. Потому что папаша Мендель всего только грубый биндюжник, а обходительный Бенциан – уже бандит...


Основная идея известной трилогии Толкина, как мне думается, вполне христианская. Я бы сказал, старческая. Это борьба с прелестью. Мысль эта изрядно затемнена, особенно в экранизации с её спецэффектами и неважнецкой игрой актёров. Но она там присутствует. Прелесть – это всё то, что даёт тебе "власть" над другими и одновременно порабощает самого тебя. Нельзя властвовать и быть свободным от власти. Кольцо должно возвратить огню. Огню – всё, что от огня.


Вижу: маленькая, сгорбленная, роется в мусоре клюкой. Даёшь деньги – всегда благодарит, всегда одинаково: "Пусть плохое уйдёт, хорошее придёт!". Подошёл, протягиваю 200 рублей:
- Извините, Вы не это ищете?
- Это. Пусть плохое уйдёт...
Рука в варежке комкает, прячет купюры.
Стоит женщина среднего возраста. Бросает булку двум голубям. Отломит кусок – и бросит. Булка прыгает, сизари прыгают... Все счастливы. Ну, думаю, вот и задачка тебе: cколько стоит один голубь? Задача из простых. Двести делим на два. Сто рублей.
Вышел я на площадь – а там этих сторублёвых! Туча! Человек сорок. Мама и чадо в эпицентре волнения. Чадо извлекает из пакета что-то, с важным видом оделяет пернатых. Мама приглядывает. Чтобы не обидели.
Так сколько стоит один голубь?


Знаток Каббалы Михаэль Лайтман рассказывает притчу. Жил-был извозчик. И вдруг всё у него в жизни пошло наперекосяк: умерла жена, умерли дети, дом сгорел... Не жизнь – каторга. Бедствует. Иовствует. Наконец, умер. Стали там думать и гадать: как же нам вознаградить душу за страдания? И придумали – дать ей иллюзию жизни. Самую полную, чтобы не отличить. Якобы жив извозчик, и всё у него в жизни хорошо. Жена красавица, дети умники здоровенькие, и дом отменный, и лошади на красоту. Вот такая притча. Как любую мудрость, и эту можно "прокрутить" в реверсе. Задом наперёд. И получится так, что кончилась иллюзия – и началась жизнь. Мы-то думаем, жизнь – это процесс. А это открытие. Сколько было таких открытий, столько раз и жил. Не больше, не меньше. Всё прочее – иллюзии...
Не знаю только, что сказал бы мне на это рав Михаэль Лайтман.


Слово дано человеку как некая компенсация всего того, что человеку не дано. Существует "печатная версия" жизни. Существо слабое и несовершенное беседует с Богом, но лишь в этой "версии для печати". В реальной жизни человек убивает свинью и делает свиные колбаски.


Знакомое некоторым состояние алкогольного опьянения, если вдуматься, воспроизводит в миниатюре все основные жизненные стации, моции и эмоции: от гиперактивности на первых этапах, через создание и преодоление кризисных ситуаций, до всё нарастающей седативности ближе к финалу. Прямо-таки, сидативности: сидел бы и сидел, да смотрел, как догорают (п)олешки в печи, однако. Приятная дрёма заволакивает глаза и уволакивает бывшего глазастого, чёрт знает, куда... К началу, должно. В магазин, за новой порцией эликсира жизни.


Был маленький, деревья были большие. С тех пор подрос. Но деревья всё такие же большие. Даже ещё больше стали, по-моему.


Вся жизнь – как у двери: вот-вот... дверь приоткроется... а там! Приоткроется, когда выходить.


Нежность всегда самое сильнодействующее средство, потому как это не что иное, как сдержанная страсть. Вот так, сдерживаешь(ся), сде... а потом... и-и-и, кума! Ради этого одного и жисть проживаем.


Внешне жизнь как будто складывается из кубиков. Если помнишь свои самые первые, детские кубики, значит, помнишь и своё прошлое, и своё будущее.


Наивный тщится отделить мух от котлет. Нет, родимый. Как показывает опыт, мухи и котлеты неразделимы. Поймал муху – с ней всенепременно прилетит и котлета.


Молодость берётся решать задачу, не читая условий. Старость, прочитав условия, не берётся. Что между ними? Условия. Вся жизнь.


Кошка любит гладиться. Гладил, гладил. Рука устала. Иди, всё, хватит, кулёма. Зашла с другой стороны, глаза круглые: погладь ещё, с этой стороны я другая кошка! Ну, что ты будешь делать. Погладим и другую.


Небо само тянется к маленьким. А большой только протянет руку – отпрянет: Ты что? Я небо. Не буду.


- И за каким таким бесом, мин херц, понесло нас в Европу?
- Дурень ты, Алексашка! Там тебя, сиволапого, умные люди научат быть политИк!
- А на ... мне, Пётр Алексеич? И что это за ... такой – политИк?
- ПолитИк – сие называется человек, который за деньги избирателей рассказывает избирателям, как он сделает так, чтобы избиратели имели побольше денег, тогда он за эти деньги... ну, понял?
- Понял, мин херц! Ха-ха-ха! Хочу поскорее стать политИк! Айда в Европу!


Летом всякие мысли приходят в голову и не в голову. Вот, например, по случаю жары. Не иначе, планета Земля – это рай ада. Ну, есть же в аду отличившиеся грешники? Есть наверняка. Надо поощрить? Надо, а как? Вот, на побывку их сюда, на планету Земля. Лет на 50, 60, 70. Смотря по заслугам. В сравнении с вечностью пустяк, мелочь... а приятно. И так же обслуживающий персонал. Их тоже довольно много ходит летнею порою. А потом обратно, к себе... Земля = Райада. По-моему, и звучит лучше.


Летом почему-то больше думается о счастье. Потому, наверное, что вокруг полно визуальных предложений. Сплошное счастье разлучённое вокруг. Случайное. Призадумаешься: а какое ты, счастье?
В советском фильме школьница пишет в сочинении о счастье, все помнят – что... Цитируют часто. По-детски мило. А по мне, так не дай бог. Если "понимают" – то и принимать должны соответственно, по достоинству. Но ещё Шекспир заметил устами Гамлета, что если принимать по достоинству, то мало кто избежит порки... Не понимать другого – принимать. А для этого прежде понять себя.
Счастье – это штука такая непонятная, которая парадоксальным образом сочетает стабильность и движение. Вот, скажем, сижу. Вечер. Дом построен. Деревьев полный сад-огород. Дети выросли, выучены. Я сижу – а там вдалеке идёт девочка в красном платье. И я даже не помню имя, год, город, вопрос и ответ. А на душе лёгкая грусть. И я знаю, когда усну, это она закроет мне веки.


Наверное, самое красивое дерево в наших местах – яблоня в цвету. А ведь не назовёшь ни стройной, ни величественной: так, чёрные кривые ветки во все стороны... Бывает, что внешне безобразное таит в себе образ красоты. А показная, "чистая" красота, напротив, скрывает арфу злого и дудку его же.


В жизни бывают моменты, которые мы проживаем особенно глубоко. Не потому ли, что мы проживаем их повторно? Есть дни, что будут, есть дни, что были. Что сегодня? Время – не шкаф из трёх секций: прошлое, настоящее, будущее. Вернувшись из командировки, муж обнаружил высохший скелет, узнал себя, сел на чемодан и задумался... Напрасно, ой, напрасно, ты заказал такси от театра! Театр сгорел час назад, остывают угли. Как же так?! Вот я на сцене, молодой и весёлый, пою "Фигаро здесь, Фигаро там"! Потому здесь твой Фигаро, что он одновременно – там... Доиграешь.


При столкновении двух информационных матриц, даже и в пределах одной личности, всегда побеждает имеющая более долгую историю. Для человека можно выделить три уровня "авторитетности" в порядке возрастания: 1) личностный, 2) социальный, 3) досоциальный. Информация третьего уровня, как наиболее древняя, в адаптированном виде проявляется и на первых двух уровнях, вызванная активность которых создаёт иллюзию их преобладающего влияния на поведение человека. На самом деле, человек – лишь носитель информации, информационный агент для тех уровней, о которых остаётся только догадываться.


Ну, что. Что знаем – то и слышим. Что помним – то и увидим. Приходит сигнал, срабатывает механизм опознавания: ась? Не... не слышу... не моё.
В классе был мальчик, который в диктанте, вместо "Жюль Верн", написал: "Женя Верин". Он просто не знал такого писателя, не читал. Для него это был санскрит. Дай тебе диктант на санскрите? О...
Журналист, транскрибируя интервью, честно пишет: "мистер Шмидт", тогда как звучит: "Мессершмитт". У кого поднимется? Мало таких... Тебе скажи на языке индейцев-тлинкитов – что? Ага...
Что имеем в себе – то и получаем. С известными искажениями. Скажете, так вроде все имеем в себе одинаково? Отчего же тогда? Э, нет. Один имеет в себе от Духа, другой – от дикобраза. И ничего нельзя изменить. Больше читать, вот и всё. Тогда, может, иголки частично отвалятся – и предстанет взору милое лицо.


Идёт, зонтик сложен. Дождь. Мама:
- Открой зонтик! Ты что, хочешь мокнуть под дождём?
- Да.
Другой пример:
- Ты кушать не хочешь?
- Нет.
Легко заметить, что маленький человек не отвечает на вопросы, а соглашается с ними. Не затрудняя "котелок", он воспроизводит тот ответ, который уже содержится в заданном ему вопросе. Так устроен человеческий мозг. Мозг работает по принципу разумной (не всегда!) экономии. Если можно решить задачу малой интеллектуальной кровью – к чему выводить в поле батальоны кластеров? "Экономия! Святая дева Экономия!" (с).
В нежном возрасте, если малыш не гений, он иначе просто не может: откликается "эхом". Подросшая особь, однако, также не чурается возможности поволынить, если таковая представится. Среднестатистический дискурс на любую тему на 99 % состоит из "уже(й)", и лишь на один процент это готовая смертельно ужалить гадюка нового смысла. Такое соотношение очень полезно в плане сохранения индивидуального и общественного сознания на безопасном уровне развития (точнее – актуализации, какое там развитие...). А то уже давно всех перекусали бы. И себя самого – за хвост зубами: ага-а... попался, Уроборос...


Любовь сродни обычному зуду. Проявляет себя как зуд, оказывает похожее воздействие, управляет поведением. Даже лечится (купируется) таким же способом, как обычный зуд. И не возражает против применения медикаментов. Зуд! Приятная неприятность.


- Как же вы мужчин берёте, Анна Петровна?
- Саша, лаской и норкой!


Как свидетельствует граф Л. Толстой, Наташа в замужестве "опустилась", превратилась в самку. "Теперь часто видно было одно её лицо и тело, а души вовсе не было видно. Видна была одна сильная, красивая и плодовитая самка", - пишет Толстой (здесь и далее - "Война и мир"). Интересно, что любимая героиня не избегла бы такой участи, и сбежав с Анатолем. Тут – без вариантов.
Есть женщины-самки и женщины-самцы. Назовём их так: женщина-наташа и женщина-андрей, соответственно. "Два имени: Наташа и Андрей" (с)... Женщина-наташа – это существо без души. Недостаток ощущается и восполняется гиперактивностью. Это шум и ярость. Гениальный Толстой подметил и, сам того не зная, быть может, отразил эту особенность в известном отрывке: "Он услыхал женский весёлый крик и увидел бегущую наперерез его коляски толпу девушек... Девушка что-то кричала, но, узнав чужого, не взглянув его, со смехом побежала назад". Каждое слово здесь дорогого стоит. Крик, шум и бессмысленные перемещения: вот modus operandi женщины-самки.
Антипод наташе, во всяком случае в контексте русской литературы, это Сонечка Мармеладова у Достоевского ("Преступление и наказание"). Блудница во благо. Потеряв для себя мир, униженная миром, она взамен обретает ту духовность, которая обещает ей полную независимость от победившего мира.
Нигде, по счастью, эти два типа в чистом виде не встречаются. В реальности существуют многочисленные градации, которые и делают существование приемлемым, выбор – возможным.


2014.