Ручное время. роман-хроника. часть 1 глава 3

               

                Время умчат позабытые кони -
                Кони надежды, удачи, добра…
                Время застынет в неслышимом стоне,
                Если о брате забудет сестра…,
                Если задавит обычности бремя
                То необычное чувство – любовь…
                С гиком и свистом нагайкою время
                Гонит коней в неизвестное вновь ...

   Иерусалим - древний мистический город, центр Земли. Имя Святого города, воспетое во многих псалмах и молитвах, в быту трансформируется в нечто такое – совсем обыденное и неспешное; на древнем, певучем языке Торы – Йерушалаим. Погода на Иерусалимских улицах напрямую зависит от времени суток – утром там попрохладнее на несколько градусов, так как восходящее из-за горизонта оранжевое солнце ещё до конца не проснулось, а вот днём - днём в центре города, да и на его "спальных" окраинах припекает вовсю. Кроме того, горный  рельеф определяет существенную разницу в климате городских районов: там, где повыше – естественно, всегда попрохладнее. Ну и, наконец, энергетика спешащих по своим делам горожан тоже вкладывает свою толику напряжённой целеустремлённости в энергетический силуэт Иерусалимского портрета. Между прочим, практически у всех городских жителей присутствует особая  болезнь – неизлечимая болезнь Иерусалимом. Этот город действует на людей так, что они, прожив в нём не так уж и много времени, становятся его пожизненными пленниками, бродят в свободное время по легендарным площадям, не в силах оторваться от волшебного обаяния исторических улочек и старинных зданий, и, если они уедут по каким–то делам, то только и мечтают о том, чтобы поскорее вернуться…

    Из–за густых рядов вплотную стоящих магазинчиков, если посмотреть в сторону выезда из города на шоссе, ведущее в сторону Тель-Авива, можно заметить выступающую громаду недавно построенного здания, облицованного знаменитым Иерусалимским камнем. Это новое здание центрального иерусалимского автовокзала, на иврите – "Тахана мерказит". Современные перекрытия, соединённые с восточным, арочным стилем и огромными, словно бы летящими окнами, передают неповторимый роскошный колорит.

    На втором этаже, в одном из многочисленных кафе, за столиком, в глубине прохладного и не ярко освещённого зала сидел мужчина неопределённых лет и типичной безликой наружности. Восточное левантийское спокойствие и полная бесстрастность – вот те черты его лица, которые бросились бы в глаза  наблюдателю - разумеется, только в том случае, если бы таковой нашёлся. Он, вроде бы, сосредоточенно и увлечённо читал газету "Маарив", однако, если бы кто-либо понаблюдал за этим господином внимательно, то он бы довольно легко заметил, что газета вот уже полчаса открыта на одном и том же месте, а взгляд этого странного "джентльмена", который, видимо, не менее, чем неделю тому назад, последний раз побрился и, явно, тогда же купил сие печатное издание, устремлён не на строчки  прославленного печатного рупора, а на входную дверь, через которую в обоих направлениях перемещалась непринуждённо галдящая людская масса. Но, судя по напряжённой, однообразной позе, подобной стойке застывшей бойцовой собаки,  – нервы мужчины были напряжены до предела. Наконец, когда распахнувшаяся дверь вбросила внутрь, словно хоккейный арбитр шайбу, очередную порцию оглядывающихся вокруг людей, напряжённый читатель "Маарива" положил сложенный бумажный перечень давно прошедших событий на полированный краешек стола и стал поджидать только что вошедшего господина, который влился в уютное кафейное пространство, среди гомонящей о чём-то своём человеческой безликой массы.

    Как вы уже догадались, это был загоревший до угле-подобной черноты мужчина, могучего, статного телосложения, который был одет в рваные под коленом, в соответствии с модой, линялые джинсы и чёрную тенниску… Правда, эта тенниска благоухала терпким запахом французского одеколона, и на ней красовались футуристические пейзажи Иерусалима – точнее, Старого города. Он внимательно оглядел стоящие в зале столики и, сдержанно улыбнувшись горячему поклоннику безнадёжно устаревшего "Маарива", неспешно подошёл к немую "
   - Простите великодушно, за Вашим столиком есть свободное место?
   – Да, разумеется, пожалуйста, только, Вы знаете, вообще-то здесь много есть вредно, а мало – скучно .
   - Не волнуйтесь, я предпочитаю – мало, - улыбнулся подошедший, ответив, таким образом, на произнесённый запрос пароля.
   - Присаживайтесь, уважаемый Абу-Джамаль. Я вообще-то здесь уже довольно давно, а Фатимы до сих пор не было. Разве осуществлять запланированную акцию вместо неё будете Вы?
    – Это пока ещё совсем не ясно, мой дорогой друг. Принять решение сейчас попросту нельзя. У нас слишком мало для этого полученной информации. Дело в том, почтенный, что когда я ехал сюда на встречу с Вами на автобусе в центре города, водитель, слава Аллаху, включил радио, и во время передачи очередных гяурских новостей я вдруг услышал весьма для нас с вами прискорбное сообщение : Фатима каким-то непостижимым образом была задержана Иерусалимской полицией, причём, как было сказано, с подозрением в причастности к террору
    - Но постойте, подождите, любезный мой Абу-Джамаль, как такое вообще могло случиться? Ведь её документы полностью соответствуют оригиналу, легенда проверена, и там никаких отклонений быть попросту не может. Ну а сама Фатима, насколько мне известно, была лучшей выпускницей курса специалистов по боевому применению чёрных энергий! Она настолько хорошо – можно сказать, что просто в совершенстве – освоила боевое применение чёрных энергетических техник, что вообще никто не должен был заметить процесс проникновения её сюда!.
   - Да, мой дорогой, всё так, но тем не менее случилось то, что случилось и от этого печального факта нам с Вами никуда не уйти. Всё в руках Аллаха, великого и милосердного, будем надеяться на него.

     Сумрачная пауза возникла между двумя задумчивыми собеседниками, людская толпа входила и выходила, возгласы и весёлый смех поднимали над ней снежно-белый цвет общего аурического облака, и только двое, излучая вибрации сплошного холода отрешённости и мрака, смотрели друг на друга и в никуда…





                *     *    *
                Как  загадочна личина
                В перекрестье чёрных кос -
                Разнесёт пространство мина?
                Да – иль нет? Сие - вопрос … 

    Фатима никак не показывала на застывшем, удручённом лице напряжённую работу своего  анализирующего сложившуюся ситуацию сознания. Безусловно, положение, в которое она попала, было совсем не из простых. С тремя военными, один из которых - следователь ШАБАК, в каменном мешке, находящемся внутри сложных переплетений коридоров, где через каждые несколько десятков метров расположен пост охраны… Но… недаром девушка прилежно и с огромным усердием изучала дисциплины, преподаваемые на курсе многоопытными преподавателями. В особенности, много сил и времени она посвящала изучению философии чёрной энергетики, изучению приёмов практического применения магических тёмных сил и знаков, сглазов а так же Африканского и Азиатского колдовства. Она оттачивала до автоматизма применение боевых приёмов, предназначенных для энергетического паралича противников, а также для пространственной ориентации по тёмному расходящемуся горизонтальному лучу… "Итак, госпожа Фатима, как вы объясните нам то, что случилось сегодня утром на посту "Грозный - б" КПП "Эрез"?", - с едва скрываемой иронией поинтересовался  элегантный следователь, незаметно нажав кнопку включения записи на портативном диктофоне, скрытом на столе среди разложенных бумаг. Девушка подняла на него своё бледное, заплаканное, умоляющее лицо, от которого явственно исходила просьба о сочувствии и пощаде. Только вот глаза - стальные, жёсткие, раскрывающие зовущую бесконечность чёрной бездны глаза - контрастировали с этим жалким, просящем о сострадании выражением лица.  - "Я совсем ничего не знала, о господин следователь… понимаете, это были такие самодовольные и грубые солдаты, что я попросту испугалась. Мало ли что они могли себе позволить с одинокой, слабой девушкой в такое время…, ведь на посту, кроме нас, совсем-совсем никого не было, вот потому я и подошла сама и негромко спросила их о том…  - Спать!!!" …С громким стуком массивная авторучка выпала из бессильно повисшей руки молодого следователя. Его голова склонилась на грудь, и раздалось спокойное, глубокое, равномерное сопение, перешедшее через несколько мгновений в мощнейший, богатырский храп, от которого затряслись даже бетонные многосантиметровые стены. На лицах Сергея и Ави, прислонившихся головами друг к другу, успела застыть маска глубочайшего удивления. Парни уронили своё личное оружие и  тоже моментально отключившись тихо и мирно спали. Над тремя мужчинами появилась спиралевидная, вращающаяся с немыслимой скоростью лента, из которой в разные стороны стремительно вырастали  толстые отростки. Те из них, которые достали до голов спящих, подобно метастазам - а это и были метастазы чёрной энергии, – вросли внутрь и быстро уничтожили разорванные куски белых аур, которые ещё несколько минут тому назад, в виде единого целого монолита, демонстрировали здоровье и исключительную энергетическую насыщенность своих хозяев.

    Фатима расправила свои чёрные брови, сдвинутые у переносицы сплошной грозной линией, опустила скрытые непроглядным клубящимся сумраком кисти рук и обвела уснувших презрительным взглядом. С её губ слетела усмешка, отражавшая одновременно целую гамму чувств - от облегчения, смешанного с полным превосходством, до желания мести ещё многим и многим. Медленно, крадучись, словно большая чёрная кошка, выгибающая изящную спину, она подошла к столу и выдвинула из него поочерёдно все ящики. Девушка уже, вроде бы, протянула руку за лежащим в одном из них массивным пистолетом, но затем, задумавшись на мгновение, решила, что ей этого сейчас совсем не надо - будет лишней обузой; энергетического оружия для достижения поставленной цели, как будто бы, казалось вполне достаточно. Заметив боковым зрением работающий диктофон, она сардонически улыбнулась, пригнулась к нему и произнесла, помахивая рукой на прощание: «Ва алейкум ас-салям!». На цыпочках, приостановив дыхание, подойдя к прикрытой двери, Фатима замерла, внимательно прислушавшись – внезапно она услышала приближающиеся слева шаги...

    Сначала послышался осторожно-вопросительный вежливый стук, который через некоторое время повторился, но уже всё более и более настойчиво. В самом помещении царила такая глубокая тишина, что, когда с потолка сорвалась вниз и разбилась о пол капля скопившегося там влажного конденсата, раздавшийся грохот был похож на артиллерийскую канонаду, заставив застывшую и обратившуюся в слух девушку вздрогнуть от неожиданности. Очередной, уже довольно требовательный стук и какие-то неразличимые слова – вернули Фатиму в мир происходящего, к присутствующей напряжённой реальности. В крошечной замочной скважине раздались скрежещущие звуки проникающего в канал ключа, затем несколько медленных, плавных, словно нерешительных поворотов, и дверь, с противным, режущим слух скрипом давно не смазанных петель, отворилась, пропустив из коридора в полумрак комнаты для допросов дополнительную, хотя и совсем не большую порцию света. В дверном проёме практически одновременно показались необъятных размеров блистающая лысина с непременными хрусталиками выступающего на ней  пота, а также торчащий средних размеров животик, нагулянный ценой рьяных и многолетних гастрономических усилий своего обладателя и потому являющийся его предметом особой гордости. Войдя, следователь из соседней комнаты, поправив форменную рубашку изучающим взглядом, окинул помещение, и… это было то последнее, что ему удалось успеть сделать. Медленно, словно присаживаясь в любимое домашнее кресло, вернувшись в своё жилище после тяжёлого рабочего дня, он опустился на пол  - сначала  на корточки, а потом по очередности вытянув перед собой одну, а затем вторую ногу - и наконец расположился на холодной бетонной поверхности тем расплющенным местом, которым не всегда приятно длительное время ощущать излишнюю влажность и прохладу. Его губы сложились в излучающую спокойствие Будды застенчивую улыбку и принялись, выводя ритмичные рулады и причмокивания, дополнять элементом новизны и оригинальности общий звуковой рисунок специализированного помещения.

    Фатима, не продвинувшись пока что от занятой ранее позиции вперёд ни на один шаг, тщательно изучала структуру пространства, расположенного впереди в коридоре за едва приоткрытой дверью. Складывалось полное впечатление, что за дверью, справа и слева на весьма большом протяжении извилистого коридора, не присутствует ни одной чьей-либо ауры, а значит -  решила девушка - можно попробовать начать выбираться отсюда.
               

       
                *     *     *
                Перекрестие энергий…
                Вечный бой добра со злом…
                Чернота, подобна стерве?
                Тычет в жизни смерть колом… 

    Продолжая свой вызывающий у Гоши странные, порой необъяснимые ощущения, допрос, - старичок–холерик вдруг вроде бы совершенно беспричинно побагровел и, старательно приглушая нервный кашель, с трудом понимаемым голосом обратился к своему недоумевающему подследственному: "Послушайте, Вы! Замолчите там! И немедленно прекратите капать мне на мозги! Я таких, как Вы, - в своё время консервировал банками и продавал оптом – чтоб Вам это было понятно! Так что прекратите валять дурака, и, пока ещё таки не поздно, займитесь, юноша, собственным будущим, которого, при Вашем столь вздорном поведении, может и не быть вовсе!".   
            
    Промокнув салфеткой вишнёво-красную лысину и, словно облитый из пожарного брандсбойта, лоб, следователь неожиданно обмяк и устало откинулся на тонко и жалобно пискнувшую спинку пластикового стула, который за свою длительную тяжёлую службу под следовательским персоналом Иерусалимской полиции, ощущал ещё и не такое… "Ладно, - после затянувшейся до неимоверных размеров паузы вымолвил владелец бывалого стула, – не хотите признаваться - не надо! Как я и предупреждал, Вам же, уважаемый, будет во сто крат хуже. Сейчас в два счёта соорудим Вам очную ставку с весьма прелюбопытной во всей этой историей дамой, и вот тогда-то я с удовольствием понаблюдаю, как это Вы будете с нею резвиться дальше! Следуйте за мной, о концентрат человеческой глупости и легкомыслия!", – с этими словами следователь вышел в тоже мрачноватый, но куда более освящённый, по сравнению с комнатами для допросов, коридор.  -"Ну! Вы, слава богу, уходите, или, не дай бог, остаётесь?", - озорно хохотнул неунывающий оригинал сыска, обернувшись к выходящему из бетонного мешка Гоше.

    …Когда ветеран-ШАБАКовец, после настойчивых, но бесплодных попыток достучаться до своего коллеги, шёпотом, словно стараясь что-то скрыть, выругался и засунул свой собственный ключ в узкую прорезь замка, Гоша сначала ощутил какое-то необъяснимое лёгкое беспокойство, сопровождаемое едва уловимым покалыванием тончайших иголочек в подушечках пальцев рук…

    Он припомнил, что не совсем такое же, но весьма похожее ощущение он уже испытывал многократно ранее, причём всегда практически в одних и тех же случаях. Это происходило тогда, когда через самый незначительный  промежуток по шкале времени Гошу ожидал очередной, причём, как правило, совершенно бессмысленный, с точки зрения обычной человеческой логики, конфликт. Бессмысленный - потому что он не приносил ни одной из конфликтующих сторон никаких реальных дивидендов, и тем не менее… Частенько старшему сыну в очередной раз обязательно требовалось совершить что-то такое, что в собственных подростковых, играющих гормонами пола, глазах - делало его эдаким рубахой-парнем, которому всё, что ему говорят окружающие и даже собственный отец, – полностью по фигу, или как любила повторять эта золотая молодёжь – "по барабану!". Младший тоже взирал на сие действо родного братца влюблённо- восторженными глазами и старался примерить сие действо к собственному стереотипу поведения, в котором это причудливо сочеталось с не исчезнувшими пока что полностью крупицами ангельской детской доброты и наивности. Гоша, с помощью энергетического воздействия на ауру сыновей, пытался снивелировать возникающие прямо-таки на ровном месте конфликты и склоки, и частенько эти его усилия не пропадали даром. У разбушевавшихся подростков вдруг резко наступал период успокоения, грустной задумчивости и искреннего раскаяния. Этот этап продолжался с бесконечными извинениями, обещаниями и клятвами, которые реально определяли ситуацию всего лишь до последующего гормонального взрыва,  а это было совершенно непредсказуемо и могло произойти вообще через какие-нибудь несколько минут после состоявшегося якобы на века примирения. Дети есть дети, и отцовская душа рано или поздно, но практически всегда прощала их, какую бы каверзу, или иногда даже и подлость, они не совершили, и, в очередной раз горячо обращаясь ко Всевышнему, она постоянно повторяла известные уже тысячелетиями слова: "Прости их о Всевышний! Ибо не ведают они, что творят!". Но когда всё повторялось вновь и вновь бесконечное число раз, это в конце концов чёрной своей неблагодарностью сжигало то доброе и родное, что всегда присутствовало в душе Гоши, и там открывалась такая глубокая бездна непонимания и ненависти, что порою ему самому становилось страшно видеть это, и он забывал о своём намерении помочь, о возможности подействовать на своих любимых всем отцовским сердцем сыновей. Он забывал практически обо всём, и в эти самые жуткие минуты не было в его телесной оболочке, оболочке доброго увальня и шутника, никакого Гоши. Там только горело адским чёрным огнём пламя боли и желания наказать.

    … Покалывание тончайших иголочек в подушечки пальцев рук вернули Гошу от далёких призрачных мыслительных образов к суровой реальности,к реальности холодного и тускло освещённого каменного мешка. Он сделал несколько шагов за семенящим впереди на своих кривых, кавалерийских ножках полковником и остановился за его пропитанной диабетическим потом спиной. Когда же стоящий впереди служака – близкий родственник колобка - шагнул за расцарапанную письменами посетителей прошлых лет дверь, являющуюся своеобразной коллекцией народного фольклора и творчества в стиле импровиз, Гоша ощутил резкий, прямо-таки мгновенный скачок импульса отрицательной энергии. Этот импульс исходил откуда-то из глубины открытого помещения - вибрирующие с огромной скоростью и амплитудой волны сжатыми пучками групп выстреливались порциями и заполняли собой всё пространство дверного проёма, устремляясь дальше, в обе стороны пустующего коридора. Где-то в глубине комнаты Гоша различил словно на минуту присевший и притулившийся плечом к стене силуэт преданного параграфу и букве блюстителя закона. За чёрными, слегка искрящимися  клубами, непроницаемым покрывалом скрывающими от постороннего взгляда содержимое помещения, едва угадывались и другие контуры и тени нескольких застывших в статических позах, словно бы окоченевших человеческих тел. Пока сознание Гоши только отмечало и анализировало все эти признаки и характеристики ощущений с целью получения в последующем рекомендаций к действию, руки, словно по какой-то своей автоматической программе, начали, со стороны, какое-то странное, сомнамбулическое движение. Они заняли позицию перед Гошей на уровне его груди и из средней части ладоней синхронно - сначала медленно, но затем набирая всё большую и большую скорость, показались два белых энергетических кинжала, лезвия которых становились с каждым мгновением всё длиннее и толще. С едва различимым шипением они врезались в чёрную толщу, вырезая в ней кокон, в точности повторяющий собою контур Гошиного тела, только примерно сантиметров на пять побольше в объёме. Это таинственное действо было завершено за доли секунды, а потом энергетические кинжалы исчезли. Белый, молочного цвета, кокон веретено-образной формы вращался вокруг Гоши, не мешая его движению. Кроме того, Гоша ощутил, что вполне нормально видит сквозь созданный при помощи энергии "Рики" линзоподобный защитный слой.

    Из-за дверного косяка, окутанная струящейся, кипящей чернотой,  показалась голова той самой девушки, которой несколько часов тому назад Гоша стремился помочь в её отчаянной ситуации с приказавшим долго жить автомобилем. Она, не спеша и весьма внимательно, оглянулась по сторонам, скользнув взглядом и по кокону, окутывающему Георгия. Но её изучающий взгляд не задержался на стоящей в полуметре фигуре ни на единое мгновение, то есть из этого факта можно было сделать сам собой напрашивающийся логический вывод, что объект, сокрытый слоем белой энергии добра, был девушке совершенно невидим.

    Гоша слегка отстранился в сторону, чтобы не выдать без необходимости  своего присутствия вследствие случайного прикосновения. Фатима, выйдя в коридор, ещё раз тщательно, как учили на курсах, проанализировала обстановку во всех направлениях и, убедившись во вроде бы имеющей место полной безопасности,  аккуратно прикрыв дверь помещения для допроса, неслышно ступая, направилась по коридору в правую сторону, сумев каким-то неведомым обычному обывателю способом определить правильное, кратчайшее направление к выходу из здания.



                *      *      *
                Голодных мыслей рвали свёрла
                Глухую черноту идей,
                А у вокзальных дверей жёрла
                Клевала стая голубей… 

    На ступеньках широко распахнутого жерла, выходящего из центрального автовокзала, покрытых снующими по своим делам в бешеном темпо-ритме человеческими существами, между их мелькающих в различных стилях обуви ног, стараясь вовремя увернутся от односторонне рискового столкновения, не сулящего совсем ничего хорошего, курлыкая и подрагивая сосредоточенными головами с оранжевыми кружочками глаз, бегали на своих тонких красных лапках городские сизари… Поскольку уборка - это неравномерное распределение мусора, то стайка со знанием дела лопочущих голубей, подобно единому живому организму, собиралась там, где страшно топающих  конечностей высоченных двуногих было, явно, не так уж много, а рассыпанной по земле разного рода свежей и не очень пищи хватало в избытке на всех крылатых.

    Когда количество людей, шастающих туда и сюда, значительно прибывало, а постоянно столь желанной еды становилось до неприличия мало, профессиональным трудягам-санитарам безнадёжно загаженных человеческой цивилизацией улиц, этим внештатным сотрудникам городской мэрии, трудящимся без перерыва от зари и до зари, без выходных, зарплат, забастовок и пособий по увольнению – только за хлеб, не всегда, к тому же, и насущный, – приходилось быстренько, хором разочарованно галдя голодными клювами, всем дружным слаженным коллективом перебазироваться туда, где можно было бы и дальше продолжить, своим настойчивым упорным трудом лелея тротуары парки и площади, очищать  от плевков и разнообразного человеческого мусора грешную обитель совершенно безответственных, как перед собою, так и перед природой, людей.

    Столики, рассеянный свет и приглушённая музыка, обеспечивающая приятный фон, выпивающие и общающиеся друг с другом посетители кафе… Гомон и неразличимый гул перемещающихся от одних к другим квантов информации… Не всегда получателями являются только уши того конкретного адресата, которому сведения предназначаются. Одну и ту же информацию одновременно могут получить параллельно и другие уши,  совсем других адресатов, тоже находящихся неподалёку и, что самое главное, весьма и весьма для них вовремя.

    Абу-Джамаль подозвал остановившуюся неподалёку на несколько мгновений передохнуть официантку. Тёмные круги под глазами молодой женщины, а также слегка заострившийся нос и нездоровая бледность лица выдавали тот факт, что она работает уже давно, явно намного больше, чем составляет положенная смена. Переработка в подобных заведениях была делом обоюдно выгодным – хозяину можно было без лишних волнений оформлять меньше сотрудников, экономя на разного рода социальных и льготных отчислениях, ну а работники за счёт многочасовых переработок тоже хоть как-то увеличивали свой реально совсем не достаточный заработок и таким путём хоть как-то сводили концы с концами. Мужчины частенько делают вид, что не понимают официанток-женщин. Это обходится, как правило, дешевле. Но на сей раз события развивались совсем по иному сценарию. Видно, по причине того, что клиенту-посетителю понравилось обходительное отношение к себе грустной и явно выбивающейся из последних сил девушки, а может быть, просто приглянулся ему этот яркий цветок истинной и в тоже время печальной красоты, но, рассчитываясь, он произнёс: "Хабиби, большое тебе спасибо, сдачи не надо, мотек", - двое солидных мужчин, поднялись и неторопливо вышли из-за уютного столика, выгребая в волнующемся в этот час море посетителей уверенно, но в то же время ценою приложения значительных усилий. В конце концов, они всё-таки пробрались к желанному выходу. Спустя четверть часа те самые мужчины уже прогуливались по площади "Давидка", той где в память о минувшей войне за независимость государства Израиль, а точнее - в память о переломном её моменте – победе в обороне Иерусалима, был установлен сделанный из обрезка водопроводной трубы миномёт, получивший от молодых бойцов – а других тогда в еврейских отрядах самообороны практически ещё и не было – ласковое прозвище – "Давидка". Два приглушённо переговаривающихся араба совершенно не воспринимали исторического смысла площади, не замечали мемориальных табличек, раскрывающих суть отпечатка в этой точке пространства ещё не так давно минувшего совершенно ручного времени…

    "Итак я полагаю, что в силу сложившихся обстоятельств, до окончательного прояснения деталей возникшей непростой ситуации мы приостанавливаем осуществление запланированной акции, - Абу-Джамаль, слегка наклонив голову к правому плечу, оттолкнул носком чёрного блестящего ботинка лежащий на ровной асфальтированной дорожке средних размеров камень и, проследив за его полётом и немного помолчав, продолжил, - Я сам займусь детальным прояснением причин того, почему Фатима до запланированной встречи с Вами была задержана Иерусалимскими копами. Постараюсь каким–то образом побыстрее вызволить её оттуда. Аллах – всемогущ! И поэтому я ни на секунду не сомневаюсь, что это удастся"  - "Но что же для этого нам надо сделать?"  - "Для этого надо будет… Вот что! Пожалуй, мы обратимся к нашим близким друзьям из левой партии "Мерец"  и аналогичного движения "Шалом ахшав". Там  среди списка наших преданных товарищей есть даже жена члена правительства, и если удастся убедить вмешаться эту весьма влиятельную и значимую фигуру, то… думаю, что тогда наша дорогая Фатима будет не просто быстро отпущена, - холодная, презрительная усмешка слетела с плотно сжатых губ Абу-Джамаля, – Надеюсь, что сотрудники полиции, её задержавшие, сами принесут ей свои, так сказать, личные и искренние извинения", - собеседник, не забывший на столе в кафе главный элемент своей маскировки – газету "Маарив", согласно кивал, внимательно слушая Абу-Джамаля, занимающего в иерархии "ХАМАС" один из высоких руководящих постов боевого крыла этой организации. После завершения монолога, который в общем-то должен был быть воспринят непосредственно руководством к действию, а проще говоря – приказом, террорист поинтересовался у своего командира, когда и как ему вновь приступить к выполнению своей роли в отложенной, видимо, на небольшой срок, очередной акции возмездия.  – "Я сам Вас найду, позвоню и передам по телефону большой привет тёте Саре, это значит, что на следующий после звонка день, в то же время, как сегодня, и на том же самом месте Вы будете ждать, как я надеюсь, Фатиму, в крайнем случае - … нет, полагаю, что это весьма маловероятно - на встречу с Вами опять буду вынужден прийти я". - Вежливо кивнув друг другу и обойдя с разных сторон  устремлённый в синее Иерусалимское небо нестареющий миномёт – ветеран, два со стороны совершенно ничем не примечательных собеседника отправились по своим делам, не спеша вышагивая по разбегающимся в разные стороны от площади "Давидки" узким извилистым улочкам святого города.

     Лёгкий шаловливый ветерок, чем-то напоминающий приятный морской бриз в раннее пустынное утро, перекатывал с места на место серую  упаковочную бумагу, яркие конфетные фантики и скомканные билетики от автобусов, а также ещё множество другой совершенно не съедобной даже для диких голубей всячины. Отношение людей к этим божьим созданиям - весьма противоречивое, как к чемодану без ручки: и нести тяжело, и бросить жалко. Вот и являются они сожителями человеческого мира, порою сильно мешая, а иногда оказывая невольную помощь. Они, без всякого желания и интереса, но с очевидной грустью и искренним сожалением смотрели на неорганические отходы людей, голодные, как обычно, исхудавшие, курлычущие, кивая из стороны в сторону своими глазастыми задумчивыми головами и тихо обсуждая на совершенно непонятном со стороны птичьем языке, зачем здесь то, что совершенно несъедобно, и куда стоит податься, чтобы хоть немного, хоть чуточку вкусно поклевать…



                *      *      *
                Лежала спавшая охрана,
                По два сотрудника в ряду,
                А из энергий чёрных крана
                Хлестало прямо на виду… 

    По центральной, связывающей старые кварталы с более современными, артерии Иерусалима - улице Яффо – медленно ползла огромная блестящая металлическая змея. Сие железно-никелевое образование с неимоверным количеством стеклянных глаз и зеркальных ушей было производным человеческой цивилизации, - типичной для этого времени дня транспортной пробкой. Другие времена - другие правы…, когда-то, на заре вступления на престол первых автомобилей, – на дорогах царил его величество Кодекс Джентльменского поведения, владельцы транспортных средств постоянно пропускали друг друга вперёд, галантно расшаркиваясь по своей педали тормоза, и вежливо улыбаясь попутчику, тактично приподнимали головной убор... Нынче ситуация стала совершенно иной – за тонированными стёклами частенько и весьма не добро махали кулаки, а раздражённые, угрожающие и безнадёжно отчаянные гудки автомобильных сирен, отражаясь от оцепеневших в мареве полуденного зноя домов и сплетаясь в адскую какофонию совершенно бессмысленного визга, уносились в голубую небесную тишину.

    На автобусной остановке, недалеко от пересечения улиц Яффо и  Кинг-Джордж, в живительной тени её ровного четырёхугольного козырька, с наслаждением облизывая снежно-белую прохладную массу сливочного мороженого, заключенного в вафельную тесноту жёлтого хрустящего стаканчика, спокойно облокотившись на облупившийся поручень, сидела фигуристая особа, вызывающая всем своим сексапильным видом заинтересованные, иногда даже чересчур, взгляды многих проходящих мимо представителей противоположного пола. В этой, казалось бы, скучающей девушке огромную внутреннюю напряжённость выдавали глаза. Если внимательно присмотреться, то можно было бы заметить, что зоркие зрачки построчно сканировали, сантиметр за сантиметром, пространство перед собой, практически не задерживаясь ни на единой отдельной точке и вновь и вновь повторяя динамику своего движения, последовательно опускаясь строчкою ниже. Улыбку, небрежно накинутую на это привлекательное лицо, соединившее в себе старинную восточную сказку с современной техногенной цивилизацией, эту как будто бы искреннюю, располагающую улыбку - можно было бы, с большой степенью достоверности, назвать маской, надетой хозяйкой в соответствии с настоятельными требованиями текущего момента.

    …Фатима полностью владела потоком последних событий, происшедших с ней после выхода из кабинета следователя. Она вообще всегда не спеша и взвешенно принимала любое решение, живя в соответствии с принципом: "Не стоит бегать от снайпера - умрёшь уставшим".

   …Всего полчаса тому назад в коридоре Иерусалимского городского  управления полиции, что расположено на Русском подворье, можно было наблюдать весьма странную картину: по направлению к выходу из здания, с весьма небольшой скоростью, продвигалась удивительная пара – впереди, выставив обращённые по направлению движения ладони, окутанная полупрозрачной чёрной пеленой,  шла молодая сосредоточенная девушка, а прямо за ней, на расстоянии не более полуметра, – мужчина средних лет, скрытый от посторонних глаз ярко белыми линиями ниспадающих до земли складок энергетической защиты.

    На лицах всех попутно встречающихся следователей, спешащих куда-то по своим дознавательным делам, вдруг отражалось глубочайшее изумление, и бравые сотрудники невидимого фронта, косвенно относящиеся к славному подразделению рыцарей плаща и кинжала, постепенно, но аккуратно присаживались на когда-то давным-давно бывший чистым пол, складывая вокруг себя папки с пухлыми скучными и не очень делами. Выражение лиц обычных охранников-полицейских, количество которых на внутренних постах здания всегда весьма значительно, было несколько иным. Наверное, это произошло, потому что толщина их интеллектуального слоя была существенно меньше, чем у следователей, и именно из-за этого факта они подверглись полному параличу практически мгновенно. Вот поэтому на их лицах и царило такое живейшее разнообразие, так как никакого изменения ,которое бы могло их упорядочить, -  просто не успело случиться… Следовавшая к выходу процессия, осторожно огибая застывшие на рабочих местах тела, наконец добралась до открытой двери, в проёме которой ярчайшими лучами улыбалось начавшее свой послеобеденный спуск к горизонту солнце.

    Постояв некоторое время на пороге, чтобы дать привыкнуть глазам к яркому свету, оба отправились в неведомое дальше, путь куда лежал через задумчиво-обыденную улицу Яффо.