ДЕВИЧИЙ СОФЬ
Наша учеба в начальных классах продвигалась стремительно. Сначала писали карандашом палочки. Вся семья точила карандаши. Наклон букв регламентировался косыми линейками. Перешли на чернила – писать только перьями №86. Когда стали писать под диктовку слова и целые предложения, возникли трудности. В классе были девочки старше положенных лет, они не ходили в школу, потому что сидели с младшими детьми. После выхода закона об обязательном семилетнем обучении, был призыв как в армию. Наша классная руководительница, Адрианова, написала учебник для Коми АССР, и мы по нему занимались, но это не помогло. Тамара Мартынова, первая по физкультуре, выдавала такие шедевры:
«Пробило девичий Софь» вместо: «Пробило девять часов».
Меня обязали заниматься с Тамарой после уроков. Мы наскоро что-то «калякали», потом обследовали нашу школу от подвала до шпиля, а школа была большая. Тамарина успеваемость не улучшилась, моя сильно ухудшилась. С нами после уроков была Неля Микулич, и она показала нам, как устроен протез и свою «маленькую ножку». Она постоянно ходила в кожаном жилете на шнуровке, и к этому жилету крепилось тяжелое громоздкое устройство из металлических тяг и кожи. На этом протезе она могла только стоять, а ходила все равно с костылями. Неля была независимым человеком, никакой помощи, и тем более сочувствия не ждала и не хотела.
Подошел, наконец, день и час постановки нашего балета «Скотный двор». Кем и когда был сочинен этот балет, я не помню. Задействованы в балете были только животные, естественно, обитатели этого двора – званые и незваные. Все были полны энтузиазма, и никто не знал, что балет ожидает полный провал. Мы не ожидали, что наше выступление перенесут в актовый зал, зрители сидели вплотную к воображаемой сцене, говорили в полный голос, рояля было не слышно. Все рояли в нашей школе пережили революцию, и звук у них был глухой, но я думаю, что даже оркестр с барабаном и литаврами не перешиб бы шум в нашем зале. Представление началось.
Меня вытолкали на сцену первой: я исполняла партию лисицы. Помню, что на лице была маска и еще из костюма помню великолепный хвост, кто-то из наших знакомых одолжил горжетку. Следующий номер - две лошадки везут повозку. Подобраны были две маленькие девочки, одна из них из страха отказалась выступать. Мне срочно отвязали лисий хвост и привязали конский, и я на сцене. Я выглядела как мощная скаковая лошадь, и это вызвало еще больший шум и смех. Дети не знали, что артистам хлопают, потому что их родители считали, что это бывает только на съездах.
В клубах и на площадях показывали, в основном Петрушку, куклу или живого.
«Дили-дили-диль, пришел Петрушка, дили-дили-диль, как весел он».
ПИСАТЕЛИ
Наша школа, кроме того, что она была дворцом, первоначально долго была под номером один, сначала «опытная», потом «образцовая». Когда я поступила, она стала районной школой №21. Но поскольку были все условия для проведения «методических» уроков и приглашения писателей, пишущих для детей, все это и осуществлялось. После одного из методических уроков, нас отпустили на час раньше, и мы это использовали в полной мере. Поскольку мы жили на полноводной реке, то «ледоход», «Нева встала» были в обиходе и взрослых, и детей. Сидя в классе, можно было увидеть все изменения в поведении нашей любимой реки - стоило только повернуть голову.
Увидели и вышли на лед. Двинулись к моему дому. Дошли до середины реки, и дорожка закончилась, дальше было нагромождение льдин. Мы обернулись и посмотрели на школу. Наш ледовый переход приветствовали из открытых окон. Кое-кто струсил, вернулся к школе, тем более, что из «покорителей», я одна жила на Выборгской стороне. По нагромождению льдин мы пробирались к берегу.
На берегу нас ждал милиционер. Он спросил:
«Кто с Выборгской? Кто с Петроградской, немедленно идите на мост и домой».
А я в его ведомстве и подчинении, и он молча гнал меня перед собой до двери в квартиру. Бабушка открыла дверь…
Ни бабушка, ни тем более милиционер, не могли знать, что косвенным виновником ледового перехода был детский писатель Бианки. Дело в том, что наряду с «методическими» уроками, у нас были и «литературные» уроки: Слонимский и Бианки читали свои произведения, со Слонимским мы были уже были знакомы, и мне купили его книгу, но Бианки… Мало того, что он имел яркую внешность – брюнет с черной густой бородой – да еще одет был в толстый свитер с рисунком, а на ногах у него были унты, настоящие меховые с вышивкой. Он нам кратко сообщил:
«Я был в экспедиции».
Далее по очереди они читали свои рассказы. Слонимский в своем пиджаке и галстуке поблек и интереса больше не вызывал. А унты Бианки вывели нас на лед Невы.
Так мы доучились до пятого класса, и у нас стало много учителей. Самым лучшим из них был математик Клеопин. Он погиб в блокаду.
Двоих из класса, меня и Геру, готовили к работе дикторами на Ленинградском радио: произношение, тембр голоса. У Геры от природы был низкий бархатный голос, а мне пришлось много поработать.
Кроме школы были театры, Народный дом, где исполнялись оперы.
ЛИНИЯ МАННЕРГЕЙМА
Во время Финской войны в школе готовили и отправляли посылки на фронт с письмами. Мне писал красноармеец по фамилии Ивлев. С Финской бойцы прямиком попали на Мировую, и писем я больше не получала.
После Финской войны к СССР отошла курортная зона Финляндии по берегу Финского залива. Местное население полностью покинуло эти прекрасные места. Дома пустовали, и их сдавали в аренду. Папа арендовал на лето дом. Это был дом русского священника. Он стоял одиноко на горе. Бревенчатый, двухэтажный, чисто российский. Он сильно отличался от разноцветных домиков с белыми панелями, разбросанных по всему побережью. Чтобы подойти к морю, надо было спуститься с горы и перейти шоссе. Пляж был песчаный без камушков, но, чтобы дойти до глубокой воды, нужно было потрудиться. Я добилась права купаться каждый день. Особой борьбы не было. Мои родители детство провели на больших реках. Хорошо плавала даже бабушка. Только вопрос в чем? У мамы и ее сестры были костюмы из плотно связанной черной шерсти. У всех только черные. Купалась я и в холод, и в дождь, а мама стояла на берегу с простыней и осенним пальто.
Терейоки был курортным городом. Зона у моря называлась Северная Ривьера. Это был международный курорт с собственными домами иностранцев. Дома были заколочены, но парк, купальни, экзотические растения остались, все можно было посмотреть. Белый дом с колоннами называли «Домом итальянских певиц» - их было три. То ли это было певческое содружество, то ли они жили по очереди – мы могли только предполагать. Конечно, мы неоднократно ходили смотреть дачу Маннергейма. Это был очень красивый дом, белый с черными панелями, четко расчерченный. Над домом была вышка. Говорили:
«Маннергейм направляет подзорную трубу на Ленинград».
Соседи предложили нам поехать на «Линию Маннергейма» на грузовике. Мы конечно поехали. Я представляла, что увижу что-то похожее на замки Вальтер Скотта, а оказалось так обыденно. Колючая проволока, надолбы, ежи… Люди сидят под землей. Линия разочаровала, но там была масса грибов, с такими стройными боровиками. На обратном пути мы с трудом разместились на грузовике. У нашего дома был небольшой лесочек с зеленым мягким мхом, и в этом мхе росли маслята. Мама с утра посылала меня за грибами, мы их жарили на сковородке, вот и обед. Магазинов, ресторанов, кафе в нашей местности пока не было. Был только ларек, в нем торговали макаронами и пряниками. Пряники меня устраивали, но маму нет.
КЛЕЦК
Еще одно событие произошло в нашей семье: из-за изменений в карте мира Клецк, который в течении двадцати лет был польским, вернулся в Россию. В Клецке была земля бабушкиного отца – Викентия Ивановича Новик-Новицкого, у которого было три дочери: Мария, Лидия и Вера. Моя бабушка после смерти мужа в 1911 году постоянно жила в Слуцке, где ее сыновья учились в гимназии, их было четверо – Виктор, Арсений, Евгений и Леонид. Вера жила в разных местах Белоруссии и Литвы, имела двух сыновей – Никандра и Геннадия. Лида жила постоянно в Клецке. Она была красивой и властной женщиной, хорошо играла на фортепьяно. В тяжелые времена играла в кино – была тапером. В своем имении занималась лошадьми. Ходила со стеком, признавала только мужское седло. Ее боялись: настойчивого кавалера она могла ударить стеком. На все каникулы сестры привозили своих детей в Клецк. Лошади, охота (ружья были), ловля раков. Местные мальчишки звали их «Навитчики», по фамилии деда, и избегали драк с ними.
В доме без всяких излишеств была парадная комната с белым дощатым полом. Для хлопцев выделяли одну комнату с земляным полом, по которому скакали блохи «как лошади». Все занятия, естественно, по сезону. Ловили раков в речке у дома, связывали их в «каппы» по шестьдесят штук. Чтобы довезти весь улов вызывали телегу.
С 1917 года двое бабушкиных сыновей Арся и Женя (средние) постоянно жили в Клецке. Слуцк, в результате Гражданской войны, постоянно переходил из рук в руки то немцев, то поляков. В 1919 году немцы ушли. После поражения Красной армии в Польше, поляки Слуцк не смогли захватить, а Клецк захватили, и граница на замок. Так у нас появились родственники за границей, и это продолжалось до 1940 года. Бабушка со слезами отправилась на свою родину, со слезами и вернулась:
«Они стали поляками».
Наши родственники оказались щедрыми и прислали вагон подарков всем-всем, а больше всех мне. Я тогда не понимала, почему бабушка так плачет. Нам присылали посылки со всякими домашними копченостями – окорока и колбасы. В письмах писали:
«Витя и Леня, приезжайте, мы вам выбрали подарок – двух скаковых лошадей».
Но папа поехать не мог. Он поехал на охоту в Аксочи, небольшое местечко между Ленинградом и Москвой, где поезд стоит одну минуту. После охоты он купил у егеря щенка ирландского сеттера, по кличке Партос. У меня появилось новое занятие – гулять со щенком, кормить его и вытирать лужи, которые он оставлял на каждом шагу.
ВОЙНА
Еще немного мы жили мирной жизнью. В воскресенье переехали на дачу в Терейоки. А на следующий день началась война. Мы очень долго добирались до Ленинграда, на встречу шли войска…
Организация, в которой работал отец, должна была немедленно перебазироваться на Урал со всеми сотрудниками, день отъезда был назначен на 7 июля. Были прекрасные летние дни, и нам советовали не брать зимние вещи. Но отец как участник Гражданской войны твердо знал, войну можно быстро начать, но очень трудно закончить. Так что собирались капитально. Бабушка не захотела с нами ехать, она осталась с Леней. Они прощались с нами, как будто навсегда. Так и вышло.
7 июля 1941 года мы погрузились в состав, состав назывался эшелон и следовал на Урал.
(продолжение следует)