Мой подростковый период

Гадаев Алексей Вениаминович
 Есть мнение, что подростковый период —  это время, сопровождаемое унынием, внутренней неустроенностью и бунтарством. У подростков с рано начавшимся созреванием снижен самоконтроль и эмоциональная устойчивость по сравнению с теми, кто начал созревать позже. В отличие от них подростки с поздним созреванием чувствуют себя хуже всего в 13 лет, но они наиболее здоровые (Petersen, 1989).
Психоаналитик Эрик Эриксон считал, что главная задача, стоящая перед подростком, — это развитие чувства идентичности и поиск ответов на вопросы «Кто я такой?» и «Куда я двигаюсь?». Хотя термин «кризис идентичности» был введен Эриксоном для обозначения активного процесса самоопределения, он считал его неотъемлемой частью здорового психосоциального развития. Сходным образом, большинство специалистов по психологии развития полагают, что юность должна быть периодом «экспериментирования с ролями», когда молодые люди могут пробовать различные варианты поведения, проявлять различные интересы и принимать разные идеологии. В стремлении составить целостное представление о себе можно «перепробовать», изменить или отбросить многие убеждения, роли и способы поведения.
В книге «Введение в психологию», авторы - Р.Л. Аткинсон, Р.С. Аткинсон, Э.Е. Смит, Д.Дж. Бем, С. Нолен-Хоэксема записывают, что: «Из этих ценностей и оценок подростки пытаются синтезировать внутренне согласованную картину. Если ценности, проецируемые родителями, учителями и сверстниками, согласуются друг с другом, поиск идентичности облегчается. В простом обществе, где образцов для идентификации немного и число социальных ролей ограниченно, задача формирования идентичности относительно легка. В таком сложном обществе, как наше, для большинства подростков это — сложная задача. Перед ними открывается почти безграничное пространство возможностей относительно того, как себя вести и чем заниматься в жизни. В результате подростки значительно различаются в том, как у них протекает развитие их идентичности. Кроме того, идентичность каждого отдельного подростка в разных областях жизни (сексуальной, профессиональной, идейной) может находиться на разных этапах развития.
В идеале кризис идентичности должен разрешиться к 21-25 годам, так чтобы индивид мог перейти к другим жизненным задачам. Если этот процесс прошел успешно, об индивиде говорят, что он достиг идентичности; обычно это означает, что он пришел к пониманию своей половой идентичности, профессиональной направленности и идейному мировоззрению, — несмотря на то что они могут и должны оставаться открытыми для изменений в последующем развитии.
Пока кризис идентичности не разрешен, у индивида нет конкретного понимания себя или набора внутренних стандартов для самооценки в главных областях жизни. Такой неудачный результат Эриксон называл расплывчатой идентичностью.
Предложенную Эриксоном теорию развития идентичности у подростков проверял и развивал далее Джеймс Марсиа (James Marcia, 1980,1966). На основе полуструктурных, открытых интервью Марсиа заключил, что в континууме формирования идентичности по Эриксону существуют четыре статуса идентичности, или позиции, различающихся в зависимости от того, воспринимает ли человек проблему идентичности и пришел ли он к ее решению:
• Идентичность достигнута. Находящиеся в этом статусе прошли через кризис идентичности, период активной постановки вопросов и самоопределения. Они заняли идейные позиции, которые сами для себя выработали, и выбрали род занятий. Они начинают думать о себе как о будущем докторе, а не как о студенте, изучающем курс химии, предшествующий изучению медицины. Они переосмыслили религиозные и политические убеждения своей семьи и отбросили то, что им показалось неподходящим для их идентичности.
• Предрешенность. Находящиеся в этом статусе также заняли те или иные профессиональные и идейные позиции, но у них отсутствуют признаки того, что они когда-либо прошли через кризис идентичности. Они без вопросов приняли религию своей семьи. Когда их спрашивают о политических взглядах, они часто говорят, что на самом деле никогда особо об этом не задумывались. Некоторые из них выглядят идейными и готовыми к сотрудничеству, некоторые просто кажутся непреклонными, догматиками и конформистами. Возникает впечатление, что эти взгляды просто исчезнут, если вдруг произойдет какое-нибудь событие, — настолько важное, что оно поставит под сомнение не осмысленные ими правила и ценности.
• Мораторий (здесь — в смысле временной отсрочки окончательного решения. — Прим. перев.). Это молодые люди, находящиеся в разгаре кризиса идентичности. Они активно ищут ответы, но пока находят только конфликты между планами их родителей в отношении их самих и своими не удовлетворенными интересами. Они могут какое-то время отстаивать ряд политических и религиозных убеждений только затем, чтобы после некоторого раздумья отказаться от них. В лучшем случае они чувствительны, этичны, с открытым умом; в худшем — подавлены тревогой, самодовольны и нерешительны (Scarr, Weinberg & Levine, 1986).
• Диффузная идентичность. Это термин Марсиа для эриксоновской категории расплывчатой идентичности. У некоторых относящихся к этой категории в прошлом был кризис идентичности, у некоторых — нет. Но ни у тех ни у других еще нет целостного ощущения самих себя. Они говорят, что было бы «интересно» пойти учиться на юридический факультет или заняться бизнесом, но не предпринимают никаких шагов ни в одном направлении. Они говорят, что их не интересует ни религия, ни политика. Некоторые из них циничны («Все политики — просто дерьмо»), некоторые поверхностны и рассеянны. Конечно, некоторые еще слишком молоды, чтобы достигнуть подросткового уровня развития идентичности».

Начинаю повествование подростковой идентичности с самого себя. Появился я на "свет божий", в семье милиционера, как первенец. Энергичный, подвижный, громкий, с русыми волосами, я был неугомонный в младенчестве и это отразилась на многостороннем развитии и бурной фантазии, пополняемой в детском саду от пивзавода имени "Бадаева", где работала моя мама пивоваром. Мои родители самостоятельно купили 1/7 часть дома в Московской области в поселке Солнцево. Вся наша семья жила на Полевой улице в доме 28. Прелюдия покупки этой жилой площади была долгой, чтобы её купить, мои родители несколько лет копили денежные средства, урезая себя и нас во всём.  И вот мы выехали из московского казенного полуподвального помещения на Дорогомиловской улице в Москве и переехали в поселок Солнцево: около ж/д станции Суково Киевского направления в собственную квартиру. Каждые пять лет мама и папа приносили домой удостоверение и медаль, у каждого своя. Все жители поселка Солнцево, жили практически жили одинаковой жизнью, и в тоже время у каждого была своя жизнь, личная. Папа и мама очень любили мечтать. Мамины мечты, космические, не реальные, папины земные. Отец после войны часто лежал в госпиталях – залечивал свои пять ранений в ходе разведывательных операций Великой Отечественной. Орденоносец и волевой человек, он в конце концов занялся медленным бегом, плаванием, велосипедом и лыжным спортом и здоровье пошло на поправку. Заветная мечта папы - описать свою жизнь в мемуарах и издать свою книгу о жизни в стране Советов, но увы, не все мечты сбываются.  С мамиными мечтами было сложнее и все-таки большую часть её мечты удалось исполнить. Мама получила орден «Знак почета» за свой многолетний труд пивовара.
Моё развитие и возмужание проходило очень сложно.Я утомлял вопросами соседей, родителей и своих друзей. И позднее, в школьные годы, стремление к философскому любопытству не утихло, не уступая место удовлетворительной успеваемости. Любимыми предметами в школе были литература, история, физика. Как советский ребенок я обязан был знать всю школьную программу хотя бы на тройки. Я знал на слабые четверки математику и химию, но по технологии и физкультуре имел - отлично. Самое время вспомнить занятия в секции классической (греко-римской) борьбы с друзьями одноклассниками.
Процесс моего развития протекал самым обычным, банальным образом, разве только с отклонениями на любовь и страсть к философии и искусству. Знание русского языка и литературы, истории, ораторского искусства для меня были священными. В 12 лет для меня самое лучшее было - заниматься в спортом и тусоваться с друзьями. Я жаждал свободы передвижений. Я мог самостоятельно ездить в Московском метро. Я мог пройти все окрестности подмосковных поселков "Солнцево" и "Переделкино". Мои родители никогда не кричали на меня в присутствии моих друзей, но дома всё было иначе.
Директивное воспитание отца и матери всегда делали меня виноватым: "Ты наш старший сын... Мы ожидаем от тебя большего... У тебя потенциал, а ты его не используешь...Главное быть дисциплинированным и аккуратным...Ленивым и "хлюпикам" нет места в этом безумном мире...". В нашей семье потребности родителей всегда стояли выше моих...Я был старший из четверых детей, и считалось, что я должен ухаживать за братьями и сестрой. С моими младшими братьями и сестрой было в точности наоборот. Особенно носились с моим средним братом Михаилом и пытались оградить его буквально от всего.
Денег в нашей семье всегда не хватало из-за постоянных строительных работ по расширению жилой площади. Наконец отец надстроил второй этаж и сделал там свой кабинет «Люкс». В кабинете стоял огромный ламповый приемник и катушечный магнитофон «Днепр». Отец метал стать поэтом и даже писал для друзей «стихотворные поэмы». Поэму о своем детстве он выслал в письмах к ленинградским братьям: Владимиру, Алексею, Ивану и Михаилу. Среди друзей был доморощенный поэт Колесников, который познакомил отца с бардом Рэмом. Рем и меня познакомил с творчеством знаменитых в то время бардов. Долгие вечера после службы в милиции, отец проводил в философских спорах с друзьями в своём кабинете «Люкс».