-- Они таки выставили эту картину! Будет много шороху и большой скандал.
-- Крику будет ещё больше, когда станет известно, что автор -- семнадцатилетняя девчонка.
-- Как она, кстати?
-- Неважно. Вколола дюжину успокоительных и дозу...
-- Зачем дозу?
-- Иначе кранты. Ты не видел её, когда я вытаскивала девчонку из притона. Таксист, сволочь, требовал тысячу за четыре квартала дороги. Я же не могла её довести, а она была не в состоянии передвигаться самостоятельно. Отдала пятьсот. Правда он помог довести её до дверей квартиры. -- На вопросительный взгляд собеседника, пояснила: -- Сказала, что внучка.
-- Как же ты её нашла?
-- Не знаю. По наитию наверное. Эта стерва,её мать, заявила мне, что знать не знает, да и не желает знать, где шляется эта малолетняя шлюха. Так хотелось выдать ей, что не там она шлюху увидела. Надо спрятать девчонку так, чтобы эта сука до неё не добралась. Иначе девочка вообще слетит с катушек. Семён, ты можешь укрыть её у себя в клинике? Хотя бы ненадолго?
-- Лидия, почему ты решила, что Стану надо прятать?
-- Деньги, дружок. И деньги немалые. Ты видел картину, ты видел эскизы... Я уверена, предложения пойдут уже после первых дней. А её "maman" запах денег чует за версту.
-- И поэтому ты настаивала на полной анонимности?
-- Да, поэтому. Если деньги попадут в руки её матери, девчонке не достанется ни гроша. Всё пойдёт на маминых мужей.
-- А ты не преувеличиваешь, Лида?
-- Семён! Сколько мы с тобой знакомы? Сколько утащили из лап Дьявола подростков? И как часто я ошибалась?
-- Ладно... Поехали в галерею.
Народу в галерее было немного. Но всё же в малом зале, где висела картина Станиславы, уже было около десятка. Недалеко от входа стоял охранник -- в его обязанности входило отсекать несовершеннолетних посетителей и охранять картину от покушений, которые вполне могли состояться.
Картина была написана в виде иконы. Богиня-Мать отправляет в мир девочку. Перед малышкой дорога со множеством поворотов и петель, троп и тропинок. Лабиринт, из которого вырвет только смерть. Все эти извивы, изгибы спускаются вниз, где по чёрному полотну красными языками вьётся название картины: "Все дороги ведут в Ад".
Дорога, начинаясь или заканчиваясь от этих буквенных сполохов напоминала дерево, где в листьях-медальонах рассказывается история женщины. Житие мученицы.
Лидия смотрела на медальоны и слеза медленно покатилась по щеке. Спутник успокаивающе сжал ей руку.
-- Теперь ты понимаешь,Семён? Если хотя бы две картинки соответствуют истине... Каково жить ребёнку с таким грузом? С такой памятью?
-- Почему она выбрала форму иконы?
-- Я показывала ей свою коллекцию репродукций. Там есть несколько святых, житие которых дано по бокам изображения, в медальонах-клеймах. Видимо эта форма и вдохновила её.
Семён подошёл поближе и пристально вглядывался в клейма. Житие грешницы... Грешницы изначальной в этом мире, где неумение и нежелание мужчины подчинять себе инстинкты, обрекает её на вечную виновность. Могла ли семнадцатилетняя девчонка знать об этом? Обо всей этой грязи бытия, что прячется от детей, а от девочек в особенности? Только если она сама прошла через это. Это его вердикт. Его -- не мужчины, а врача-психиатра. И он снова, до боли в глазах, вглядывался в клейма, пытаясь определить какие рисунки соответствуют истине. Миниатюры в клеймах были выписаны тщательно, с неимоверной достоверностью, с проработкой мельчайших деталей. Уже в силу техники картина представляла собой ценность. Лидия права в своих опасениях -- если мать Станиславы узнает о настоящей цене дочери, девочке никогда не вырваться из-под опеки. И надо признать -- доля вины за это лежит и на нём, Семёне.
Очередной подранок Лидии. Сколько их было этих подранков, но впервые в своей практике я встретил такое. Мы с Лидией не только старые друзья, когда-то были достаточно близки. И Лидка бессовестно пользовалась этим фактом, заставляя меня вытаскивать очередного сбившегося с пути подростка. Как уж ей удавалось уговорить их прийти на приём стараюсь даже не догадываться, моя подруга знает тьму приёмов разрешённых и вдвое больше запрещённых. И обычно нам удавалось вытащить из ямы мальца. Иногда случалось чудо и мы вытаскивали из гроба приказавшую долго жить семью. Скажу откровенно: душу это грело, хотя и не давало материального прибытка. Но со Станиславой вышло иначе. Девочку привела мать и потребовала, чтобы её признали неполноценной и нуждающейся в опеке. Судя по словам матери, девочка вовсю заигрывает с мужчинами, в буквальном смысле вешаясь на шею первому попавшемуся, не желает знать элементарных правил поведения в приличном обществе и так далее, и тому подобное. Если хотите упрятать непокорного ребёнка в психушку, соберите всё самое неимоверное в его поведении, увеличьте всю эту чушь вдвое, и вы достигнете желаемого. Сколько раз приходилось доказывать подобным горе-родителям, что у них вполне адекватный ребёнок, и не стоит портить ему биографию. Не принято у нас как-то иметь психиатра в семейных врачах. Меня смутило именно это всенепременное желание получить опеку над дочерью. Уж больно дамочка на этом зациклилась. Удалось убедить мать Станиславы, что для этого необходимо девочку обследовать, ну а для обследования ей придётся остаться в больнице. Иначе нельзя. Не могу сказать, что такая постановка вопроса дамочке пришлась по душе. Но, делать нечего, пришлось согласиться. На вопрос: сколько это обследование может продлиться, я ответил -- не меньше месяца. Когда я выпроводил мамашу Станиславы, девушка спросила меня со страхом в голосе: -- Это правда? Не меньше месяца? Я кивнул подтверждая, и увидел на её лице такое облегчение, какого не видел, честное слово, никогда. Девчонка закружилась на месте: -- Свободна! Целый месяц свободна!
Я не стал допрашивать девочку о причине её радости, а позвонил Лидии. Через неделю, на очередной звонок матери Станиславы, я ответил, что отправил девочку в закрытый пансионат, поскольку она пыталась сбежать из больницы, так что пока свиданий с дочерью не будет. Лидия к этому времени узнала много интересного про мать Станы и это "интересное" было не очень положительным. Однажды Лидия принесла мне рисунки.
-- Где ты взяла эту порнографию? -- Меня аж передёрнуло от той откровенности с которой были выписаны позы совокупляющихся. Но при этом рисунки были мастерски проработаны, каждый штришок был на своём месте, убери его и рисунок потеряет свою художественность. Но Лидия ответила вопросом:
-- Сколько ещё мы можем прятать девочку от матери? Нам нужны полтора года. Стана сказала, что мать обещала посадить её на наркотики, если та не будет подчиняться. А эти рисунки я у неё потихоньку увела, чтобы показать тебе. Девочке шестнадцать с половиной, а она рисует такое по памяти. Хотя, исходя из твоих слов, мать держала её взаперти, а когда девочке удавалось сбежать, её опять возвращали в этот великосветский притон. Похоже мать занимается шантажом. Ну а рисунки дочери тоже приносят неплохой доход. Но, Семён, чтобы такое нарисовать, это, по крайней мере, надо видеть своими глазами или принимать в этом непосредственное участие.
-- Лида, ты уверена? У девочки очень тонкая кожа. И такие люди обычно преувеличивают всё, что выпадает им на долю -- и радость, и беды.
-- Семён, она молчит. Только рисует. Она не вылезает из-за стола сутками. Если показать её рисунки мастеру, то я уверена, он не найдёт ошибок в мастерстве. Но вот в сюжете... И кроме того, я думаю, что мать может выполнить свою угрозу -- посадить Стану на наркоту. Понимаешь, несколько эскизов я отдала нашему общему знакомому. И он принёс мне это, -- Лидия бросила на стол перетянутую резинкой пачку денег. Если сейчас её эскизы продают за такие деньги, то сколько могут стоить готовые работы? Теперь понятно желание матери превратить Стану в неполноценную личность. Через год девочка становится совершеннолетней и прощай привычный доход.
Но нам всё равно пришлось вернуть Станиславу под крылышко мамаши. Правда, вердикт медицины ту не порадовал. Признавать девочку неполноценной и тем паче назначать ей опеку комиссия не сочла нужным. Ну а побеги из дому? -- Вам не кажется, мамаша, что это ваши недоработки? У хороших родителей дети из дому не бегают. Ну и возраст, девушка достаточно взрослая, чтобы за свои поступки отвечать.
Однако эту стерву мы недооценили, и угрозу свою она выполнила: подсадила Станиславу на наркоту. И теперь Лидия выискивала девочку в притонах и утаскивала к себе, где ту ждал мольберт с красками, и одурманенная кайфом или болью от ломки Станислава рисовала пока не падала от бессилия. Пока у неё оставался верным глаз и не дрожали руки. Но до этого оставалось недолго. Но и до совершеннолетия тоже. Я не ожидал, что картина Станиславы произведёт на всех такое впечатление. Но всё равно, изначально было ясно, что без скандала не обойдётся. Лидия права -- девочку надо прятать, после этой картины, клеймо ей поставят не задумываясь. Есть вещи, о которых знают все, но вслух говорить не говорят. А тот кто осмелится это сделать тут же попадает в разряд идиотов.
Я понимаю Лидию, она всегда тащила в дом подранков и выхаживала их. Но я не понимаю себя: зачем я ввязываюсь в эту полукриминальную историю? Может потому что у нас с Лидией могла быть вот такая дочь -- красивая и талантливая с неизломанной судьбой. Но мы нашли вот эту девочку, к восемнадцати годам познавшую такое,какое не могло присниться иному, прожившему долгую жизнь.
Что ж. Будем искать способ обмануть закон на законных основаниях.