Ручное время. роман-хроника. часть 1 глава 2

Эдуард Меламедман
                Время закрученных вихрем событий
                В петлю сложило века и года,
                В реинкарнации старых открытий
                Вновь понедельник  откроет среда!
                Вновь по давящим неспешностью будням
                Сердце прогонит кипящую кровь.
                Будет ли шаг, кем-то снова подсудный?
                Иль … не заметят до времени вновь?

    "Девушка, что Вас так расстроило, и, быть может, я смогу чем-то помочь?", – спросил на вполне сносном иврите - с ярко выраженным акцентом и  раскатистыми русскими "р" - растрёпанный Жорик. Он был весьма удивлён тем, что девушка ответила на чистейшем русском: "Нет, спасибо, молодой человек, вряд ли Вам удастся оказать мне помощь, т. к. в моторе этой старинной консервной банки уже испарилась последняя капля имевшегося там бензина, и  потому …". Удивлённые Гошины брови, приняв типичную  коромысло-подобную форму, резко взмыли к переносице: "Постойте! Одну минутку! Извините, ради бога, что я Вас перебиваю, но, судя по Вашему виду, уважаемая, Вы прибыли явно не из Смоленской или какой–то там близлежащей губернии, поэтому позвольте мне полюбопытствовать – откуда столь совершенное владение Великим и Могучим?". - Девушка улыбнулась, и раздражение в мгновение ока исчезло с её привлекательного лица: "О, в этом нет ничего странного. Хотя я и не из Российской глубинки, а родилась и выросла в секторе Газа, но кажущееся противоречие объясняется довольно просто. Мой отец получил своё юридическое образование в Московском институте Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы. Свой дипломный проект он выполнил, а затем защитил на русском языке, которым с тех пор владеет так же, как и родным арабским. Ну а от него, сначала как - игру, а затем уже - желая читать русских классиков в подлинниках, освоила и я"  - "Надо же! Вы меня весьма удивили, так как русский для изучения считается одним из самых сложных. Сложнее, может быть, китайский, ну и какой-нибудь древний – Шумерский. И Ваше произношение, замечу кстати, - практически совсем без акцента", - Гоша вёл ничего не значащий, обычный светский разговор, а при этом старался незаметно изучать весьма странный, никогда ранее и нигде им не виданный по своей организации и структуре энергетический слой. Молодые люди не успели заметить, как ситуация вокруг них неожиданно кардинально изменилась.

    Громоподобный вой сирены помешал Фатиме ответить на очередной, заданный ей вопрос. Стремительно мчавшаяся полицейская машина с сине–красными наезжающими друг на друга огнями – резко затормозила и замерла, как вкопанная, перед благодушно смотрящей свой очередной ностальгический  сон старушкой "Субару". Хлопая дверьми и лязгая металлом наручников, на затихшую улицу выскочили трое полицейских, при полном параде и с табельным оружием на изготовку. "Руки перед собой!", – рявкнул тот, погоны которого украшали серебряные "фалафели", – не вполне вежливо обратившись к Фатиме. Замершая девушка с мгновенно побелевшим, окаменевшим лицом словно бы и не услышала такого не совсем дружеского по форме и нежного по сути заявления представителя власти, который повторил его ёщё раз, по тональности уподобившись рыку " немейского " льва, учуявшего неподалёку аромат раненой антилопы. Не спеша, словно в какой-то нерешительности, девичьи ладони поднялись сначала на уровень спрятавшегося за пряжкой ремня джинсов плоского живота, а затем, словно бы додумав и придя к окончательному решению, вытянулись вперёд перед маленькой грудью, спрятанной под модной, чёрной, как вороново крыло, водолазкой. – В её голове, пожалуй, что не совсем вовремя, крутилось: "Даже если вас уже съели, то у вас всегда есть два выхода...". Прозвучали негромкий щелчок и краткий металлический скрежет. Скованные руки закрыли бледное лицо.

    Офицер полиции повернулся к застывшему в немом изумлении Гоше и произнёс: "А Вы тоже поедете с нами".

    Выбросив дымок серо-голубого дыма, патрульный экипаж рванул с места в карьер и, извещая мигалкой уставившиеся в немом испуге фонарные столбы  о выполненной задаче, скрылся за крутым поворотом улицы.



                *   *   *
                Двое растерянных на базе
                Всё ж  доложили, гром греми!
                И управление в приказе
                К  бою толкнуло шестерни...

    За час до описанных выше событий, с бокового подъездного шоссе на пост  "Грозный - б" КПП "Эрез" въехал землисто-болотного, камуфляжного цвета бронированный джип с учтиво кивающими в разные стороны усами радиоантенн. Из распахнувшейся дверцы на мягкий горячий асфальт спрыгнул молодцеватого вида подтянутый майор с едва заметными на широкой груди скромными знаками перенесённых ранений. Сергей и Ави вытянулись перед подошедшим командиром, согласно выученному не так давно, во время курса молодого бойца, уставу. Последовала команда "вольно", и бравый майор начал задавать зелёным, не обстрелянным бойцам обычные, свойственные времени несения боевого дежурства, вопросы. Единственное, что почти сразу обратило на себя внимание опытного кадрового офицера, это какая–то нервозность и сбивчивость в ответах молодых солдат и то, что они частенько во время своих ответов отводили свои взгляды в сторону, что ранее именно за этими солдатами вообще никогда не наблюдалось. Это заставило дежурного офицера подойти к допросу своих подчинённых более тщательно, но вместе с тем незаметно, чтобы не спровоцировать у солдат психологический срыв.

    Ничего не значащий разговор, казалось, уже подошёл к совершенно обыденному завершению, когда не выдержал Сергей. Возможно, это произошло ещё и потому, что семьи майора Бориса Мельцера и сержанта Сергея Баумберга были знакомы уже около пятнадцати лет, то есть с того самого времени, когда они из разных концов Советского Союза совершили алию и встретились в одном из Иерусалимских ульпанов за нелёгким делом  изучения  языка "иврит". За прошедшие годы ребята часто встречались и, несмотря на имевшуюся у них возрастную разницу, их приятельские отношения окрепли и постепенно переросли в тесную, искреннюю дружбу. Год тому назад Сергей был призван на службу в боевые части армии обороны Израиля (ЦАХАЛ), и каково же было его приятное удивление, когда в лице командира своей части он увидел Бориса! С библейских времён люди знали, что именно на этой Земле одно с другим тесно соседствуют чудеса, и вот молодой солдат убедился в этом воочию.
    "Господин майор, – обратился, согласно уставу, к своему командиру солдат. - Минут десять тому назад на нашем посту произошло странное, не объяснимое обычной логикой событие. Согласно принятым инструкциям, мы с Ави остановили для проверки прибывшую со стороны сектора Газа машину марки "Субару", номер которой у нас записан. Водитель, согласно нашему требованию, вроде бы, вышел из машины, а вот что случилось дальше…  – Борис, понимаешь, – от волнения Сергей позабыл про принятую в уставе форму общения солдатского и сержантского состава с офицерами – мы оба то, что случилось дальше, практически не помним. Только вот, вроде бы, это была редкой красоты девушка, и… всё… Ни документов, ни цели приезда – не помним ничего! Никогда ничего подобного мы за собой не замечали, и как ни стараемся, ничего более, проливающего хоть какой–то свет на то, что случилось, вспомнить не удаётся….".

    Борис внимательно выслушал взволнованный рассказ Сергея, согласно с которым кивал головою молчаливый Ави, и достал из специального форменного кармана компактный аппарат сотовой связи. Он глубоко вздохнул и быстро набрал номер.  - "Управление полиции Иерусалима, дежурный капитан Гольдберг!",- отозвался голос на том конце провода.  - "Говорит начальник смены КПП "Эрез" майор Мельцер! Соедините меня с начальником отдела по борьбе с терроризмом".  - "По какому вопросу?"  - "Понимаешь, капитан, передо мной стоят мои солдаты, утверждающие, что четверть часа тому назад, предположительно, арабская террористка проникла из Газы в Израиль. Наиболее вероятным местом терактов в последнее время является Иерусалим, и я хотел бы, чтобы вы немедленно предприняли соответствующие действия", – пояснил майор.  - "О’кей", - ответил капитан. - Что твои ребята могут сказать о том, как выглядела террористка?"  – "В том то и дело, что практически ничего! Разве что только номер её машины…".     - "Хорошо, хотя бы это", – недовольно пробасила трубка, и, приняв сказанные данные и заявив, что передаст их дальше, сама перешла на банальные, ничего не значащие гудки…



                *     *    *

                Да, в арсеналах  только танки…
                Машино-вертолётный спрут…
                Скрипят штурвалы и баранки,
                На задержание несут.

    Иерусалим - засыпающий, как обычно, под дневными палящими лучами полуденного солнца, был внезапно разбужен возникшими сразу из  нескольких районов города сиренами полицейских машин, движущихся по какому-то единому плану - по направлению к центру. Между маленькими комочками ватных облаков, застывшими там и сям в бездонной небесной синеве, показались три приближающиеся, негромко стрекочущие и всё увеличивающиеся точки – это постепенно снижались над святым городом боевые вертолёты Иерусалимской полиции.

    Белые с синими полосами патрульные машины и серебристые вертолёты действовали чётко и слаженно. Со стороны казалось, что щупальца медленно расползающегося гигантского спрута постепенно, квартал за кварталом, оплетают ничего не замечающий совершенно спокойный город, вальяжно разлёгшийся, будто специально для этого, на самом солнцепёке…   
 
    Капитан Гольдберг, допив очередную чашку чёрного наикрепчайшего кофе и ответив на одновременные запросы нескольких патрулей, находившихся в противоположных концах столичного мегаполиса, откинулся на спинку кресла, щелкнув своей любимой антикварной зажигалкой и затянувшись последней в мятой пачке, слегка порванной  сигаретой. На огромном пульте управления дежурными полицейскими экипажами в секторе, обозначающем  район Гило, замигала, звеня сиреной, тревожная красная лампочка.

    - "Центральная диспетчерская, капитан Гольдберг, слушаю Вас".
 Сначала были слышны только шумы и треск каких-то, похожих на электрические, разрядов. Затем сквозь эту адскую какофонию проявились слова: "Шалом, коллега! Говорит патрульный девятнадцатый экипаж. Заказанный номер - белую "Субару" - видим впереди - движение медленное, какое-то странное - прыжками…, а сейчас вообще резко встала у тротуара!".

    Опыт - одно из важнейших качеств, которое способствует принятию быстрых решений в стрессовых специальностях вообще, и в полиции в частности, именно поэтому дежурными по районам в таком проблемном городе, как Иерусалим, назначаются опытные ветераны - офицеры, уже прошедшие до того многолетнюю службу. Они принимали участие в самых невероятных передрягах и находили единственно верные решения, частенько спасавшие многие человеческие жизни.

    Капитан Гольдберг был одним из этой легендарной когорты, когда-то давно служивший в воздушном десанте, прошедший несколько победоносных, принесших заслуженную славу Израильскому оружию войн.

    - "Говорит Гольдберг. Немедленно всех задержать, предположительно особенно опасна девушка, похожая на арабку… Ребятки, – молодцы! Доставьте задержанных к нам на Русское подворье, и - до связи!". 

    …Только сейчас усталый капитан понял, что допустил всего две, но весьма существенные ошибки. За посеребрёнными налётом прожитых лет висками - два огромных молота поглощённого кофе болезненно били по наковальне засыпающего сознания, а из сжатых прогорклым горьким дымом сигарет, лёгких - вырывались наружу, словно из носика кипящего чайника, булькающие звуки и астматический хрип. Но всего этого бравый полицейский офицер уже не слышал и не ощущал, на его расслабившемся лице блуждала, расправляя морщину за морщиной, застенчиво – счастливая полуулыбка, капитан Гольдберг спал блаженным сном праведника…



                *      *      *
                Автобус плавно, звучно, томно -
                Жуёт солярку, словно сыр,
                В нём примостился сзади скромно
                Обычный смуглый пассажир….

    Загорелый до углеподобной черноты мужчина, могучего, статного телосложения, одетый в рваные под коленом, в соответствии с модой, линялые джинсы и черную футболку, в огромных, закрывающих пол-лица солнечных очках, одиноко расположился на заднем сидении весело бегущего по своим автобусным делам зелёного члена автобусного кооператива «Эгед».

    Иерусалимский день для очень многих жителей города начинается в автобусе. Автобус - это основной вид транспорта, который перемещается по хитросплетению городских улиц или с холма на холм то с черепашьей скоростью, то разгоняясь до гепардовой - около 80 километров в час. Для многих пассажиров, спешащих на свою работу, автобусный салон - это увеличенное продолжение своей комнаты, спальни или кухни. В автобусе люди, как правило, сосредоточено занимаются своими делами, не обращая абсолютно никакого внимания на примостившихся рядом соседей – и в этом тоже элемент подобия домашнему уюту.

    …Заскрипели визгливые тормоза, водитель открыл заднюю дверь, пассажиры стали гуськом покидать автобус, не замечая на себе изучающий взгляд одинокого пассажира в тёмных очках… В переднюю призывно распахнутую дверь, рассчитываясь за проезд с водителем или предъявляя свои проездные, прибывали новые пассажиры, спеша занять пока ещё оставшиеся свободные места.

    Первым степенно прошел бородатый, весь в чёрном и в чёрной же шляпе хасид. Необъятный живот его, размеренно колыхаясь, с трудом протискивался вдоль узкого прохода. Он сел рядом с тем самым одиноким пассажиром в солнечных очках, шумно отдышался, раскрыл огромную, строго оформленную книгу религиозного содержания и немедленно погрузился в её сосредоточенное изучение. По проходу вразвалочку, словно в чём-то сомневаясь, проследовал высокий, лысый, худощавый мужчина… Споткнулся о выставленную коляску с сопящим младенцем… Чертыхнувшись, что-то недовольно пробурчал… Затем, оглядевшись, выбрал самое высокое кресло и, усевшись на него, закинул ногу на ногу. Автобус, зашипев медленно закрывающимися дверьми, резко качнувшись, двинулся дальше. Лысый джентльмен на английском, с певучим американским акцентом, тут же громко залопотал по прижатому плечом к небритой щеке мобильнику, выясняя у подрядчика, к какому часу и в каком количестве привозить заказанный бетон на строительную площадку.

    Из динамиков, раздражая одних и убаюкивая других, лилась восточная музыка, периодически прерываемая краткими сообщениями последних  новостей. Стайка детишек, закинув ноги на кресла, оживлённо о чём-то щебетала, показывая пальцами в окна и отражая на своих стремительно изменяющихся лицах и удивление, и радость, и сомнения, и ещё целую палитру чувственных красок, причём одновременно. Пожилые пенсионерки, словно по команде, прикрыли глаза и, задремав, раскачивались точно в такт подпрыгивающему на ухабах представителю городского общественного транспорта.

    Когда во время последних новостных сообщений закашлявшийся диктор, вежливо извинившись, сообщил об очередной успешной операции иерусалимских полицейских, сумевших захватить арабскую террористку в автомобиле "Субару" и тем самым предотвративших намечавшийся очередной теракт, скромно  дремавший до того пассажир в тёмных очках вдруг, сосредоточенно работая направо и налево локтями, быстро переместился с задней аВтобусной площадки к выходу и, соскочив на ближайшей остановке, мгновенно растворился в непринуждённо гомонящей, спешащей одновременно по разным делам и в разных направлениях толпе человеческого муравейника - мегаполиса.



                *      *      *



                Серость окрасила собою 
                Событий каверзных  откос…
                Её, со лживою игрою,
                Зажал в углу уже допрос.   

    Комната излучала всеобъемлющую серость, канцелярское равнодушие и наступающую со всех сторон, видимо, из трещин в штукатурке стен, дурно пахнущую сырость. Пластиковые серые стулья и лампочка на потолке, забранная серыми слегка проржавевшими прутьями решётки, завершали мрачный, однообразно – унылый пейзаж кабинета дежурного следователя в управлении Иерусалимской полиции. Даже крошечного окошка не было предусмотрено в этой комнате, интерьер которой был, конечно же, совершенно не случаен, а разработан специалистами - психологами и военными дизайнерами - с целью оказывать гнетущее и подавляющее воздействие на психику допрашиваемого подследственного, что должно было облегчить непростую работу следователя с целью выяснения истины.

    На письменном столе стояла чёрная высокая лампа с серым абажуром, направленная от следователя в лицо допрашиваемой и выхватывающая из струящегося непроницаемого мрака овал землисто - бледного лица и затравленный, застывший взгляд. Фатима попросила у сидящего напротив офицера ШАБАК (служба военной котрразведки при армии обороны Израиля) сигарету, и, получив её и также молча, но вежливо предоставленную зажигалку, затянулась любимым "Мальборо", выпустив колечко вкусного голубоватого дыма и судорожно собирая в единое целое разбегающиеся от усталости и последних переживаний мысли. "Нервные в клетке не восстанавливаются...", - подумала она и приказала себе негромким внутренним голосом глубоко расслабиться и полностью успокоиться.

     "Я уже отвечала на этот Ваш вопрос, уважаемый господин офицер, я приехала сегодня в Иерусалим, поскольку пару дней тому назад мы с моей давней школьной подругой – студенткой филологического факультета Иерусалимского университета - договорились об этой встрече. Понимаете, всё время какие-то дела, времени постоянно ужасно не хватает, вот и наметили, не спеша, посидеть в одном из городских кафе, повспоминать прошлое и поделиться новостями. По дороге, насколько я поняла, у моей машины кончился бензин, и она остановилась. Я только успела вылезти наружу, а тут… Ваши солдаты налетели, ничего не объяснили, заковали в эти вот кандалы – я просто ничего, совершенно ничего не могу понять!". 
            
     Следователь, ещё совсем молодой человек, элегантно закинув ногу на ногу и поудобнее расположившись на своём стуле, не преминул про себя раздражённо отметить, что мысли и красивые женщины вместе не приходят… - "Госпожа Фатима Гамаль, я хочу попросить Вас о небольшом одолжении. Вы являетесь сейчас временно, для выяснения обстоятельств, задержанной и находитесь в следственном помещении, а здесь, согласно действующему законодательству, вопросы будете задавать не Вы, а я, Ваш следователь. Очень надеюсь, что Вы меня правильно поняли, госпожа Гамаль, и впредь подобных трудностей у нас с Вами больше возникать не будет". - Молодой человек переложил в сторону на своём столе несколько бумаг из одной стопки в другую, и, откинувшись на спинку стула, задумчиво посмотрел на втянувшую голову в плечи девушку, которая от этого стала как будто бы ещё меньше ростом.

    - Госпожа Гамаль, я хотел бы услышать от Вас ответ на следующий вопрос - через какой контрольно-пропускной пункт вы сегодня проехали на территорию государства Израиль?
     - Господин следователь, я ошиблась, когда сказала, что приехала сегодня, просто растерялась после этого задержания. На самом деле, я приехала накануне, поскольку у меня была деловая встреча во второй половине дня в рекламном агентстве, представляющем в Иерусалиме интересы нашей фирмы
     – Вы настаиваете на истинности этого сообщения, уважаемая Фатима? Напомню, что во время допроса ведётся протокол Ваших показаний, и в случае доказанной попытки преднамеренной лжи и тем самым введения следствия в заблуждение – это будет, согласно Израильскому уголовному праву, обращено против Вас, о чём я считаю своим долгом Вас сейчас предупредить 
     - Но … понимаете… я вообще-то рассказала Вам, господин следователь, чистую правду, и добавить к сказанному мне практически больше нечего.
     - Что ж , госпожа Фатима, я Вас обо всём предупредил, и остаётся только продолжить.

      Следователь нажал на небольшую, почти не заметную кнопку, находящуюся в левом углу его стола, за дверью послышались негромкий звуковой сигнал электронного зуммера и приближающиеся неспешные шаги. Судя по специфике звука, подходили два человека в кованой железом армейской обуви. Раздался вежливый негромкий стук в дверь, и в ответ на приглашение войти, распахнув серую стальную, подобную огромному сейфу дверь, вошли два солдата в форме Израильских пограничников…

    Допрашиваемая девушка медленно подняла на них трепещущие, подкрашенные ланкомовской косметикой, веки очаровательных глаз,  которые прятались за восточной чёрной бахромой длинных ресниц, пригляделась сквозь пепельно-серый мрак затхлого помещения и - ощутила, что у неё внутри словно что-то оборвалось, и холодный липкий пот, этот извечный спутник животного страха, мелкими противными бисеринками выступил на лбу. Она мгновенно узнала этих парней. Ещё сегодня утром - причём именно сегодня – она повстречала их, проезжая через КПП «Эрез»,  …но она тогда, вроде бы, сделала всё точно, как учили психологи на курсах! Не снимала солнечных очков, маскирующих глаза, сконцентрировала на солдатах, точнее, на ауре их сознания, всю свою волю и энергию – опыт многомесячных, утомительных по своим энергозатратам тренировок… Боевое воздействие на сознание парней мощной порцией чёрной энергии должно было, во-первых, сразу зомбировать на время их волю, превратив их в послушных, радостных идиотов, что, вроде бы, вполне удалось. А вот во-вторых, этим самым боевым воздействием должны были быть стёрты все файлы - воспоминания о самом факте контакта из памяти у контактируемых. И вот, подумала Фатима, по непонятной причине, явно произошёл какой-то сбой.  Но в возникших совершенно неожиданных обстоятельствах как следует поступить? Ведь единственно правильная истина – она всегда только одна. …Это было тоже одно из внушённых во время курса преподавателями, банального по своей сути, как и многие другие, утверждений.
     "Ну что, парни, – обратился следователь к двум вошедшим, – Сергей и Ави? Пограничники с КПП «Эрез», я не ошибаюсь?"  - "Так точно", – хором ответили вытянувшиеся, как на параде, молодые бойцы. - "Не надо, ребята, я не ваш непосредственный командир, а вы не на курсе молодого бойца.  Расслабьтесь и присаживайтесь, у меня к вам будет всего несколько самых обычных вопросов, и заранее благодарю вас за помощь. Скажите, пожалуйста, где и в котором часу вы заступили сегодня на боевое дежурство?". Ответ последовал мгновенно от Сергея, чей темперамент имел явно выраженные холерические элементы. Его другу, наоборот, были свойственны застенчивость и склонность к предварительному тщательному анализу. – "Мы заступили на боевое дежурство в 6.00 утра на пост      «Грозный-б» КПП «Эрез».  – "Понятно, а сколько машин проследовало сегодня с момента вашего заступления на пост со стороны сектора Газа в Израиль?"  - "Только одна, господин командир", - негромко, опустив вниз глаза, произнёс покрасневший молодой солдат. Давящая пауза возникла под невидимым в сером мраке потолком и, не спеша, опускаясь, оказывала вполне ощутимое воздействие на всех присутствующих.



                *      *      *
                Был Гоша,в основном, хороший - 
                Нет места страху на челе…
                Сомненья изнутри не гложут,
                И - много мыслей в корабле…   

    За стенкой того помещения, где проходил допрос Фатимы Гамаль, в точно таком же, узко – специфичном бетонном мешке, лишённом нормального освещения и окон, напротив военного следователя, что-то быстро записывающего в свой желтоватый пухлый блокнот, сидел наш старый знакомый – Гоша, с интересом разглядывая необычную специфику нестандартного помещения, в которое он, совершенно неожиданно для себя, попал, а также блестящую розовую макушку огромной лысины офицера, которую тот, по недомыслию или по какой-то другой, более значимой причине, подставил под любопытные Гошины очи.

    Визави строчащего что-то очень важное – занимался любимым, с определённого момента своей жизни, делом – он изучал ауру всех частей расположившегося напротив грузного тела, а в особенности, такой притягательной, словно покрытой слоем лака, макушки чиновного ШАБАКовского служаки.

    Отложив в сторону прозрачную шариковую ручку и позабыв надеть на неё колпачок, что, само по себе, показывало свойственное этой, видимо, весьма творческой натуре такое профессиональное качество следователя, как внимание, офицер, не спеша, протёр влажной салфеткой стёкла дорогих очков, заключённых в модную итальянскую оправу, и, соединив ладони в хитросплетении пальцев, устремил взгляд чёрных бусинок смеющихся глаз на улыбающегося в ответ Гошу.

    - Молодой человек, – сорокапятилетнего увальня Георгия уже давным-давно подобным образом никто так не называл, – Вы в таком прекрасном расположении духа, словно пришли-таки ко мне в гости на "гефелте-фиш", а не на место моей службы , чтоб ей всегда было хорошо. Это, мягко говоря, как Вы понимаете, уважаемый юноша, – две совсем большие разницы, и потому, любезный, ответьте мне сразу на вопрос – в каких отношениях Вы находитесь с задержанной террористкой?
    – Ни в каких, уважаемый господин офицер. 
    - Полковник, почтенный.
    Гоша старательно насупил брови, на его круглом добром лице возникла картина сосредоточенной, напряжённой работы мысли.
    - Кто?
    - Что - кто?
    - Кто полковник?
    – Я,  разумеется! Неужели Вы?
    - Да вроде бы, пока нет… 
    - Я в курсе, Георгий, в курсе, в компьютере по номеру Вашего личного удостоверения можно найти всё - даже то, что вы себе вовсе не представляете. Но … к делу, так что у Вас с этой девушкой? Какими такими судьбами вы с ней  оказались знакомы?
    - Да никакими, господин полковник. Я выскочил из ванны, когда зазвонил мой мобильник… 
    -  Ага, понятно, а она, значит, там осталась – ха! И, хотелось бы мне знать, – чем же в это время занималась?
     - Да нет же, господин полковник, я вообще не понимаю, почему вы всё под подобным углом воспринимаете!
     - Поймёте,  о молодой человек, придёт время, всё поймёте, и Ваш, так сказать, угол – станет совершенно таким же, как мой сейчас… Итак, что же было дальше?
     - Я прослушал записанное автоответчиком сообщение моей жены… 
     -  А вот это, Георгий, – совершенно правильно, скажу я Вам! Ибо не слушать сообщения своей собственной жены – оно потом во всех смыслах себе дороже получается. Послушайте этот мой совет, и ша… - многие жизненные сложности исчезнут с Вашего жизненного небосклона таки сами собой! Поверьте мне, это, в самом деле, так, ибо я, юноша, – совсем молод душой, хотя к большому сожалению намного старше в других местах…

      Возникла неловкая пауза, во время которой каждая из сторон мучительно размышляла о чём-то своём…
     -  Ну а где же всё-таки точно в это время находилась задержанная, – нарушил молчание следователь – она уже таки вышла из ванны и слышала сообщение Вашей жены?
      – О, Боже! Господин следователь, я в который раз говорю Вам, что в этот момент мы с девушкой ещё не были знакомы!!!
      - Так, так – одну минутку, прямо так и запишем: они познакомились позже. Пожалуйста, продолжайте
      - Ну вот, значит, я в окно увидел странными рывками перемещающуюся белую "Субару", которая у нашего подъезда вообще остановилась, и я побежал помочь.
      – Как, прямо в том, в чём выскочили из ванны?
      - Да вроде бы, нет, господин полковник, что-то успел накинуть, но что конкретно - увы, не помню… Хотя погодите, вот, господин полковник, посмотрите на меня! 
      – Эка невидаль, юноша, скажу я Вам когда-то… 
      - Да нет же, полковник, постойте, ну, остановитесь хотя бы на минутку! Вы же спрашивали, что я успел накинуть? 
      – Ну, и ???"  - "Так смотрите и записывайте, оно всё к Вашим услугам, всё то есть на мне!

    Полковник, склонив голову набок и по-детски высунув наружу кончик языка, строчил, с пулемётной скоростью, строчку за строчкой, фиксируя для истории производимый допрос. От осознания правильности выполняемого дела он слегка порозовел, приобретя оттенок вполне здорового и жизнерадостного поросёнка, похрюкивающего от удовольствия в яркий, солнечный день над родимым корытом. Загадочная полуулыбка блуждала по его невероятно занятому и глубоко сосредоточенному лицу. А Гоша в это время немного грустил. День, и в самом деле, явно не удался - пошёл как-то наперекосяк. Попасть на допрос в полицию - совершенно ни с того, ни с сего – весёленькая и, главное, совершенно не ожидаемая с утра пораньше перспективка. Вообще-то он по своему жизненному опыту знал, что, как правило, большинство событий происходит независимо от того, планируются они или нет. Сценарий нашего завтрашнего, в основном, нами совершенно не предполагаем. Но человек устроен так, что, несмотря на подобный опыт на протяжении всей своей сознательной жизни, он упорно продолжает рассчитывать, предполагать и планировать, хотя мог бы уже давно смириться с тем, что это совершенно излишне. Гоша много раз проектировал в своём сознании то время, когда его сыновья вырастут, и они втроём смогут крепкой мужской стеной противостоять любым превратностям судьбы, постоянно поддерживать друг друга, подставляя в тяжёлую минуту своё плечо. Но… такова была теория, радужная сказка, сочинённая - несмотря на приземлённую быль, а будни и обыденная суровая реальность оказались совершенно другими. Миша, второй сын, родился в Израиле, всего через полтора года после того, как семья Меламед совершила алию и приехала сюда жить. Папа Гоша, следуя своей традиции называть детей не абы как, а в связи с важными историческими личностями, назвал сына в честь известного военачальника и государственного деятеля – Моше Даяна. Отсюда младший сынок стал Моше, или, на русский лад, - Миша. Только через много лет, узнав много нового об истинной истории и событиях Израиля, Гоша понял, что этот самый  народный герой и человек-легенда Моше Даян сразу после победной Шестидневной войны предлагал все освобождённые земли, и в том числе - Восточный Иерусалим, - передать "двоюродным братьям" – арабам, в обмен на филькину грамоту, где будет написано - "мир". Вот тогда-то и родилась порочная по своей сути присказка – "территории в обмен на мир". В истории человечества известно немало примеров, когда одно государство вообще  просто отвоёвывало, а отнюдь не освобождало земли у своего соседа. Например, США в своё время захотели – и забрали - Техасс у Мексики, или Россия  - с её отнюдь не маленьким запасом территорий – позарилась на северные Японские острова. И что? Кто-то ради призрачного мира – кому-то что-то вернул? Извините – большой исторический кукиш! А воевать с США мексиканцы, или сверхразумные японцы – с русскими - как то не стремятся: живут себе, припеваючи, и в гости друг к другу ходят, послами да подарками обмениваются, а чей там Техасс или Курилы - уж и позабыли давно. Однако  вернёмся к Моше Даяну. Будучи Министром Обороны в правительстве Голды Меир, он смотрел на происходящие вокруг страны события через весьма удобные розовые очки, и именно вследствие этого факта, в 1973-ом году, в войне Судного дня – потери в Израильской армии оказались огромными, поэтому, несмотря на то, что победа израильтянами в конечном итоге всё же была одержана, парламентская комиссия Аграната тщательно разбиралась а причинах и в том, кто был виновен в происшедшем. Её неутешительные выводы были опубликованы, и казалось, что больше такое не сможет повториться никогда. Но это только казалось, ведь недаром говорится, что в первый раз событие происходит в виде трагедии, а второй раз - в виде фарса… Именно так оно и случилось через много, много лет, но – это уже другая история. Моше Даян нашёл в себе мужество практически сразу же уйти в отставку, публично признав свои ошибки… 

    Если бы наивный Гоша обо всём этом знал тогда, когда его младший сын появился на свет, то, конечно, его имя было бы иным, а поскольку широко известно, что имя оказывает существенное влияние на характер и судьбу человека, то вероятно, что и здесь всё бы вышло по-другому, совсем не так горько…

    Внезапно Гоша почувствовал на себе чей-то пристальный, сверлящий взгляд. Он моментально вернулся из своих невесёлых дум во властную реальность, которая была такова, что иногда казалась затянувшимся дурацким сном, причём присутствовало ощущение что он вот-вот наконец закончится, оставив неприятный осадок чего-то совершенно непостижимого и нелогичного. Следователь с погонами полковника уже не писал свои пространные сочинения руководству. Он закончил выполнение этого рутинного служебного действа и теперь, приняв боевую стойку, подобно выдрессированной овчарке, готовился совершить свой прыжок.