Книга первая. Отрочество
Глава первая. Крестьянка
В стародавние времена на земле Московской стояло село Воскресенское. Десять дворов, деревянная церковь с погостом – вот и всё достояние сего села. Жили в нём обычные русские люди , на коих ещё не легла тяжёлая барская рука. Их пращуры молились солнцу о благодатной погоде и богатом урожае. Прошли лета. Миновали столетья. Народилось иное племя. Но, как и прежде, мать-земля кормит своих сыновей и дочерей. Иногда балует, но чаще воспитывает в строгости, дабы помнил человек, что не он хозяин в мире этом…
Из лета в лето одной стезёю ступает оратай-пахарь. Солнышко прогревает землю, сходит снег с полей. Крестьянин запрягает лошадку в соху. Кобыла идёт по пашне, тянет рало: омешки чиркают по камешкам, оставляют на земле борозды. Пахать, боронить да сеять – нелёгок труд крестьянский. Падают зёрна во взрыхлённую землю. И тут вспомянуть подобает мудрость: коли семя не погибнет, останется одно, а погибнет, принесёт богатые всходы. Сие вечный круг бытия…
Проходит время. Нивы покрываются зеленью. Возрастает на пашнях пшеница, колосья её наливаются золотом и радуют глаз. Наступает весёлая и многотрудная страдная пора. Все сельчане в покосных рубахах выходят в поле на жатву. Под дружные взмахи косцов ложатся стебельки пшеницы наземь. Связывают снопы сельские бабы, несут на гумно, раскладывают в овине для сушки. А после надобно обмолотить хлеб, ссыпать жито в амбарные закрома, собрать урожай с грядок, рожь да пшеницу озимые засеять…
В студёную пору сельчане пожинают плоды своих трудов. Мужики лапти плетут, бабы пироги пекут да сорочки шьют своим домочадцам. Так, испокон веков жили русские крестьяне, покуда не приходила за ними старуха с косой…
В Воскресенском жил мужик по имени Фёдор Гаврилов сын. Неспроста сельчане избрали его старостой. Большое хозяйство было у Фёдора Гавриловича: две лошади, две коровы, свиноматки, овцы и домашняя птица. Сельчане поговаривали, что в доме старосты живёт достаток. Пройдут столетия, и зажиточных соседей крестьяне из зависти нарекут кулаками, мечтая силой отнять нажитое тяжким трудом батраков… Но в те далёкие времена умным и сильным хозяевам честь воздавали и сельских старост из них на мирском сходе выбирали…
Всего в избытке было у Фёдора Гавриловича. Но не возносился он перед своими соседями, не зазнавался, не хвастал своим добром. И слова обидного от него никто вовек не слыхивал. Староста принимал на себя подати, как все, по силе своего хозяйства. По его задумке залежные общинные земли сообща вспахивали и засевали, с приходом страды всем селом жали хлеб и собирали в обчие закрома, а жито получали нуждающиеся. Погорельцы, бедняки, старики и вдовы, - все шли к старосте за помощью, и никому он не отказывал. Но однажды постучалась беда в его избу – в лихорадке помер старший сын. Отныне не мог потянуть Фёдор Гаврилович в одиночку пять десятин пахотной земли. Семилетний Вася, младшенький, покуда не годился для тяжёлой работы. Фёдор Гаврилович сбросил с себя непосильное бремя и раздал соседям удобренные пашни, что приносили хороший урожай.
Время шло… Василий подрастал, и настала пора молодцу привести в дом отца жену. Дородством и пригожестью мать-природа щедро награждала русских женщин, но не глянулась ни одна из сельских девиц Васе. Фёдор Гаврилович долго выжидал прежде, чем решился прибегнуть к своей отцовской власти. И однажды за разговором в обеденную пору обмолвился:
-Пора тебе, сыне, остепениться. Мужику на Руси не обойтись без бабы…
Юноша покраснел и в смущении отвечал:
-Батя, мне и пятнадцати годков не стукнуло.
-У Ивана Григорьевича в девках ходит дщерь Глаша. Ныне вечером пойдём её сватать… - строго по-отцовски сказал Фёдор Гаврилович.
-Батя, - взмолился юноша, - погодь чуток, дай срок – я найду себе невесту по любви.
-Мы с твоей матерью о любви не говаривали, а прожили душа в душу почитай… Довольно… Идём вечером… - гневно прикрикнул Фёдор Гаврилович, но опосля, подумав, добавил. - Даю тебе месяц сроку, а коли не сыщешь себе невесты, я тебе найду её…
Неделю спустя Василий пас отцовское стадо. И надо же было случиться оказии. Пропала овца… Долго бродил юноша по лесам и полям, но скотинка как сквозь землю провалилась. Он поворотил обратно, но в темноте сбился с пути. Старые лапотки поистёрлись, онучи одырявились, ноги о камни окровенились. Он шёл, оставляя красные следы, и вдруг где-то совсем близко послышался вой… Сердце забилось сильно-сильно.
-Набегут, проклятые, и погубят душу мою! - вскрикнул юноша и бросился бежать, куда глаза глядят. Ветви хлестали его по лицу, он падал, спотыкаясь о пни да колоды. Но вот вдали замерцали огоньки. Надежда озарила сердце юноши.
-Люди, - воскликнул он, - помогите…
Впереди показались крестьянские дворы и избы.
-Село аль весь , - пробормотал юноша и бросился навстречу неизвестности. В открытом волоковом окошке светил огонёк. Вася прошмыгнул в сени, отворил дверцу в горенку и остановился в нерешительности на пороге. В избе горела лучина, и лампадка теплилась в красном углу. На лавке за рукодельем сидела девица с тёмно-русыми власами, ниспадавшими до пояса, и венцом на голове: в руках её была иголка с ниткой, на коленях у неё - куски льняной холстины. Девушка подняла тёмные, словно угольки, глаза свои и с любопытством взглянула на незваного гостя.
-Я… искал овцу из стада отца своего да… заблудился, - несмело промолвил юноша, забыв поклониться. - Могу я повидать хозяина дома сего?
-Батюшка и братец к бортям отошли засветло, до сей поры не воротились, - улыбнулась девица. – Проходи, Вася, будь гостем дорогим…
Она убрала в сторонку рукоделье, поднялась и поклонилась юноше в пояс.
-Тебе ведомо, как звать меня? - удивился юноша. Девушка, не отвечая, принесла ушат с водой и, взяв его за руку, ласково промолвила:
-Садись, Вася, на лавку, и позволь мне омыть твои болезные уставшие ноги…
«Я сплю, и мне всё это снится», - подумал юноша, чувствуя прикосновение нежных рук. Вода в ушате окрасилась в красный цвет.
-Скажи мне, я сплю? - спросил Вася, глядя на девицу заворожённым взором. Она рассмеялась, вытирая убрусцем ноги его.
-Отчего ты смеёшься? - смутился Вася.
-Потерпи чуток, милый, я помогу тебе, - молвила девица и скрылась в чулане.
«Кто она? – растерянно думал юноша. – И откуда ей ведомо обо мне?»
Девица вернулась с горшочком в руках и поставила его на лавку.
-Что сие? - осведомился юноша, увидев нечто белое, похожее на молоко.
-Снадобье, - отвечала девица.
-Ты ведаешь, как лечить?
-Матушка обучила меня премудрости сей…
Девица взяла немного зелья из горшочка. И юноша вновь ощутил нежное прикосновение её рук, а вскоре его ногам полегчало.
-Чудо… – растерянно прошептал Вася. – Но кто же ты?
-Зовут меня Дарья… - представилась девица. – Андреева дщерь. А знаю я тебя, Вася, понеже с батюшкой и братцем по воскресеньям бываю в селе вашем на обедне .
-Прежде я тебя не видывал, - пробормотал юноша.
-И неудивительно, - помрачнела Дарья, - девицы и женщины не входят в храм, а остаются в притворе. Но ты голоден, гость мой… Я принесу щей… Давеча приготовила.
Кушанья были хороши. Василий утолил голод. Боль в ногах его утихла. В протоплённой избе ему было тепло и уютно. Дарья сидела на лавке за рукоделием, изредка поглядывая на юношу.
-Благодарствую, хозяюшка, - гость поднялся и отвесил низкий поклон, - а теперича просить хотел я у тебя о ночлеге. Позволь передохнуть на сеновале…
-Отчего ж на сеновале? – возразила Дарья. - Ты – гость в нашем доме. Я перину постелю тебе на лавке…
Юноша изменился в лице и с испугом промолвил:
-А коли батюшка и братец воротятся?
-Ранее восхода солнца не воротятся, - отвечала Дарья. – А кабы батюшка был тут, он сам бы распорядился так.
-А соседи? Людская молва хуже врага…
Дарья улыбнулась:
-Не бойся, милый, никто не узнает, что ты провёл ночь в избе с одной девицей. Да и скоро покину я дом отца своего.
-Ты идёшь замуж? - спросил Вася и почувствовал, как в сердце его что-то больно кольнуло.
Дарья качнула головой, дескать - да. Юноша помрачнел. В его душу ворвалось сладкое томительное чувство, которого он не знал прежде.
-Мир вам да любовь, - произнёс Вася, не глядя на Дарью.
-Что ж ты не спросишь имени моего суженого? – усмехнулась Дарья. – Я выйду замуж за сына старосты села Воскресенское Фёдора Гавриловича. Ему теперича я шью сорочку…
-Так… сие я… - удивился Вася. - Ты желаешь быть моей женой?
-К чему лишние вопросы? - нахмурилась Дарья. - Батюшка твой, небось, рад будет, когда ты скажешь ему, что нашёл невесту. Но заговорились мы с тобой, а ты намаялся за день…
Она постелила ему на лавке в конике пуховую перину:
-Спи сладко, сокол мой ясный…
Василий сомкнул глаза и тотчас забылся сном. Засветло он покинул сей гостеприимный дом, но твёрдо решил для себя, что ещё вернётся сюда.
«Дарья… будто знает меня много лет… Что со мной? Отчего тоска не отпускает меня с того времени, как я вышел за порог?» - юноша шёл по полю, куда глаза глядят, и ноги сами привели его в родное село.
-Где ты был? - закричал на сына Фёдор Гаврилович.
-Я заплутал, покуда искал пропавшую овцу… - проговорил Василий с сияющим видом.
-Нашлась овца - запуталась рогами в терновнике, - сказал отец. – Эк ты осклабился! Аль случилось что?
-Батя, я нашёл невесту! - воскликнул юноша.
-Когда? - удивился Фёдор Гаврилович.
-Сей ночью… Я заблудился и вышел к сельцу, в коем она живёт. Зовут Дарья дщерь Андреева. В темноте я окровенил ноги, она помазала их чем-то, и боль прошла…
-Ты говорил с её родителями? - спросил Фёдор Гаврилович.
-Отец и брат её ушли к бортям – в доме… была она одна, - нерешительно отвечал юноша.
Фёдор Гаврилович покачал головой:
-Я, кажется, ведаю, о ком ты глаголешь. О семье бортника Андрея я слыхивал и ранее. Жену его неспроста люди ведьмой окрестили… Не знамо, куда сгинула она. А дочка в девках засиделась…
Василий не слушал, что говорит отец, и упрямо промолвил:
-Батя, хочу посватать Дарью.
-Да ты слышишь меня? – вскричал отец.
-Люба она мне, батя, - повысил голос сын. - Ты хотел женить меня. А теперича пошёл на попятную?
-Что ж, коли приглянулась она тебе, бери её в жёны, - мрачно промолвил отец. – Да гляди, кабы она тебя не околдовала, сыне…
Фёдор Гаврилович кликнул брата своего Ивана, который завсегда не прочь был пропустить чарку-другую, и втроём узкою стезёю пошли они сватать дочь бортника Андрея. На опушке густого леса лежала деревушка в несколько дворов. Василий тотчас признал дом, в котором провёл минувшую ночь.
-Мир вам, - Фёдор Гаврилович отвесил поясной поклон. В руках он держал каравай, испечённый женой Ивана Гавриловича, который вошёл вслед за братом. Последним в избе оказался Василий. Он огляделся по сторонам и не увидел Дарьи. Бортник Андрей приподнялся с лавки:
-Здравы будьте, гости дорогие, - и кивнул сыну, мол: «Кликни Дарью. Пусть накроет на стол». Юноша метнулся в сенцы.
-Проходите, будьте как дома, - говорил бортник Андрей, принимая из рук Фёдора Гавриловича расписной каравай. Гости уселись на лавки. Повисло неловкое молчание. Никто не знал, с чего подобает начинать сей разговор. Иван Гаврилович подумал: «Кабы чаркой не обнесли», - и решил взять дело в свои руки:
-Пришли мы к вам рядиться. У вас товар, у нас купец…
-Василий Фёдорович, кажись, уже бывал в нашем доме, - улыбнулся хозяин, обратив взор на юношу.
-Да, сей ночью, - отвечал за него Фёдор Гаврилович, - дщерь ваша гостеприимно привечала его. Благодарствую вам…
-Её благодарите, а не меня, - отозвался бортник Андрей, - а се и она…
Дверь распахнулась, в избу вбежала раскрасневшаяся Дарья, брат её осьмнадцати лет, коего звали Димитрием, вошёл следом. Девица бросилась в бабий угол и принялась накрывать на стол. Гости улыбнулись: видать, хороший знак.
-Хозяюшка ваша - знатная стряпуха, - обмолвился Фёдор Гаврилович, испробовав щей.
-А как она умеет ткать да вышивать! - проговорил Андрей. – Мастерица она у меня затейница. Скатёрочку сию она выткала…
Фёдор Гаврилович сразу, как сел за стол, приметил дивную скатерть. Загляденье… Красота неописуемая… Словно на ладони - княжий терем в окружении церквей со златыми куполами. У подножия холма река несёт свои воды, а на берегу её раскинулись посадские избы, окаймляя торговую площадь - купеческие ряды с заморскими товарами. Того гляди оживёт сей чудный образ, и услышит Фёдор Гаврилович плеск воды в реке, пение птиц и шум торга.
-И впрямь мастерица, - вымолвил он, открыв рот от удивленья.
-Жаль будет расставаться с такой дочерью, - вздохнул Андрей.
-Да, но чему быть, того не миновать. Господь установил сей порядок, - говорил Фёдор Гаврилович, а Иван поддакивал ему. Дарья сидела в сторонке, не встревая в мужской разговор. Василий тоже молчал, изредка поглядывая на неё. Когда Иван Гаврилович осушил третью медовую чарку, Андрей кивнул головой сыну:
-Митя, ступай, принеси-ка ставленого…
Димитрий скрылся в чулане, а вернулся со штофом, наливая в чарки гостям нового мёда. Испробовав его, Иван Гаврилович воскликнул:
-Славно… Изрядный мёд… Вкус отменный!
-Сей напиток, - молвил Андрей, - мы поставляем в Москву: князь Иван Данилович вельми доволен. Ту смоляную бочку, что ставил в землю отец мой, Царствие ему Небесное, вынимал я десять лет спустя.
-Знатные у нас будут сродники, - шепнул Иван брату на ухо. – С князьями знаются…
Сваты захмелели. Андрей потчевал гостей, а сам не притрагивался к чарке.
-Пора нам, в путь-дорогу, - сказал Фёдор Гаврилович. Он поднялся с почётного места своего и ухватился за стол, чтобы не упасть.
-Оставайтесь у нас, гости дорогие, места всем хватит, - пряча улыбку в уголках губ, промолвил Андрей.
Дарья постелила на лавках перины для гостей. Они улеглись, и вскоре стены избы сотряслись от дружного мужицкого храпа. Димитрий полез на полати. Василий остался за столом, ожидая слова хозяина дома. Андрей окинул его долгим строгим взглядом:
-Теперича пришло время и для разговора. Дарья, поди сюда.
Девица встрепенулась и оказалась подле отца своего.
-Я не ведаю, - продолжал Андрей, - чем ты приглянулся моей дочери… Дарья мудра не по годам и зело похожа на свою мать. Она желает выйти замуж за тебя. Я не пойду супротив её воли… И то правда, что засиделась она в девках. Соседи посмеиваются. Но знай, коли обидишь дщерь мою хоть однажды, пощады от меня не жди…
-Люба она мне. Я беречь буду её – голубку мою, - негромко отозвался Василий.
-Что ж, так тому и быть, - угрюмо промолвил Андрей. - Подойди.
Он соединил их руки и, взглянув на потемневший лик Спасителя, сказал:
-Благословляю вас, дети. Живите дружно и в горе, и в радости…
А утром порядили – быть свадьбе опосля страды.
-За Дарью в приданое я даю суконные ткани, восковые круги, бочки мёда варёного… Одна дщерь у меня – ничего для неё не пожалею, - мрачно проговорил бортник Андрей. Фёдор Гаврилович остался доволен сватовством и переменил своё мнение: «Мало ли что люди калякают. Добрый гостеприимный дом. Ведут торг с самим князем! Девка - хорошая хозяйка…» Его несколько смущали её глаза, чёрные как угольки: «Наши девки голубоглазые. Но… разве за глаза выбирают жён?» Он выкинул из головы все свои прежние думы и сосредоточился на двух мыслях: убрать хлеб да женить сына…
Пролетели счастливые деньки. Дарья шла под венец. По лицу её текли ручейками слёзы… После венчания заплели волосы в косы, обернули их окрест головы, покрыли кичкой , а поверх повязали платок, - сменила она девичий венец на замужнюю сороку.
-Милый мой, прости меня, оплакиваю я свою девичью волюшку, - тихо молвила Дарья мужу. – Матушка моя перед уходом говаривала: «Дарьюшка, как пойдёшь замуж, хлебнёшь ты горюшко».
На свадьбу сына старосты собралось всё село. Пировали во дворе у Фёдора Гавриловича. Стояли последние погожие деньки бабьего лета. В воздухе ощущалось первое дуновение осени. Гости, как сидели за столом по старшинству, вставали и поздравляли молодых, поднося дары: кто - суконные да холщовые ткани, кто - чугунную да деревянную посуду. Они ели, пили, балагурили да, знай себе, покрикивали: «Горько!» Дарья подымалась, утирая платочком слёзы, что гостей совсем не трогали – привычные они были к женской слабости…
Гости разошлись, а муж и жена, наконец-то, остались наедине в клети, где им приготовили брачную постель.
-Отчего ты такая грустная ныне? - печально вопрошал Василий. – Аль не рада, что вышла за меня замуж?
-Васенька, - молвила она, - не гневись на меня, я буду тебе доброй да ласковой женой…
-Что ты? – говорил он. - Как же я могу гневаться на тебя, коли люба ты мне? Голубка моя распрекрасная…
Девять месяцев спустя.
Василий убежал в хлев и по лесенке поднялся на сеновал. Более не мог он слушать стоны и крики жены. Боли у Дарьи начались на рассвете: позвали повитуху. Теперь же был поздний вечер: она страдала пятнадцать часов кряду… Вася лежал на сеновале и мечтал о сыне: грезилось ему, как принимает он младенца из рук повитухи, пеленает его в свою рубаху и кладёт в колыбельку. Когда он воротился с сеновала, необычайная тишина стояла окрест.
-Разродилась, - обрадовался он и вбежал в дом. Дарья лежала посреди клети без чувств. Младенца не было…
-Где дитя? - спросил Василий.
-Нету… - мрачно отозвалась повитуха. - Мёртвым родился твой сын…
Василий опустился на лавку и обхватил голову руками…
Горько заплакала Дарьюшка, проведав о судьбе младенчика.
-Не кручинься, голубушка, - утешал её муж, - ещё будут у нас детки малые…
Облачилась Дарьюшка в платье тёмное, неделями ничего не вкушала, ходила с поникшей головой, долгими ночами стояла на коленях пред божницей, творя крестные знамения и вознося молитвы.
-Почто казнишь ты себя? – спрашивал у неё муж. – Нет в том вины твоей…
-Все мы перед Богом виноватые, Васенька, - молвила Дарьюшка, - молюсь я за душу матушки своей… Грех её лежит на мне…
-Исхудала ты, - говорил муж, глядя на неё с состраданием, - который день ничего не ешь… Погубишь себя говеньем…
-Не будь преградой на сём пути, муж мой… - строго отозвалась Дарьюшка. И Василий оставил её в покое.
-Хороша жена, - говорила его младшая сестра Марья, - сторонится мужа своего…
Марья мечтала о замужестве, но сварлива была, станом не стройна, лицем не бела. Женихов не находилось. Невзлюбила она Дарью, бегала по соседкам да худую молву разносила о ней. Как пойдёт Дарья к колодцу за водой, соседушки переглядываются да перстами на неё показывают. Воистину людская молва хуже врага… Дарьюшка слышала окрест себя смех да шёпот, но всё молча сносила…
На праздничек воскресный она поднялась ранёхонько, умылась и пошла в церковь к заутрене. Выстояла в притворе долгую службу, покаялась в грехах, причастилась Святых Даров. Воротилась домой, переоделась в понёву , вышитую яркими цветами, сменила мрачную власяницу на белую сорочку и зажила, как прежде…
Свёкор не мог нарадоваться на свою скромную и работящую сноху. Слова худого от неё никто не слыхивал. Встаёт она засветло, печь затопит, щи да каши наварит, пироги напечёт, в избе приберётся, за рукоделье примется. Марья на печи валяется допоздна, а как встанет, идёт глядеть, что успела сделать Дарья. И всегда недовольна она:
-Мало пряжи напряла, бездельница, дармоедица.
Дарья, знай себе, помалкивает, с девкой злой спорить не желает и лишь однажды за рукодельем сказала ей такие слова:
-Ведаю, Марьюшка, что на душе у тебя. Тяжко тебе, не сладко одной-одинёшеньке. Потерпи чуток. Истинно говорю тебе – вскорости придут в наш дом сваты из села Покровское…
-Что ты, лукавая, мелишь?! - воскликнула Марья, а в глазах её слёзы блеснули.
-А жениха звать Ванею, сын он старосты сельского. Приглянулась ты ему в святки. Приходил он к нам ряженым в медвежьем образе… - молвила Дарья, наматывая на веретено шерстяную нить. Марья вскрикнула, всплеснула руками и убежала в сени.
Фёдор Гаврилович уже отчаялся выдать дщерь свою замуж. Увы, девичья краса с годами лишь тускнеет. «Так и помрёт старой девой», - думал он. Но нежданно-негаданно одним из зимних вечеров приходят сваты. Старший сын старосты села Покровское, что лежало недалече от Воскресенского, пожелал взять Марью в жёны. Радости отца не было предела. Он отведал каравая, принесённого сватами, и пригласил их разделить трапезу. Марья засуетилась, накрывая на стол. В последние дни она была сама не своя и всё выспрашивала у Дарьюшки о премудростях кухарских. Видать, являлся к ней ясный сокол, разузнавал, пойдёт за него аль нет. Дарья, не помня зла, учила золовку варить щи и печь пироги. Батюшка жениха похвалил кушанье, поднесённое Марьей. В тот же вечер сваты порядили о приданом невестином. А вскоре сыграли свадьбу. По древнему обычаю во дворе дома Фёдора Гавриловича смастерили большую снежную горку и изрядно полили её водой. В санях за невестою приехал жених. Марья в окружении подружек стояла на вершине горы. Иван попытался взобраться по скользкому склону наверх, но не удержался и скатился вниз. Други поддерживали его, а гости кричали: «Горько! Горько!» С третьей попытки жених оказался на вершине и поцеловал невесту. Вместе они скатились с горки, сели в сани и поехали в село Покровское на венчанье. Из церкви Марья вышла, светясь от счастья. Девушки, когда они любимы, становятся краше, словно цветок прекрасный распускаются. Так и Марья - заметно похорошела и даже подобрела.
-Прости меня, Дарьюшка, - молвила она невестке накануне свадьбы, - говорила я о тебе обидные слова… Простишь?
-Не ведаю, о чём глаголешь… Забудь, голубушка, о сём и ты… - с улыбкой на губах отвечала Дарья.
Десять лет спустя.
Крестьянский век короток. Не успеешь оглянуться – жизнь прошла, и лежишь ты на смертном одре… В мясопустную неделю преставился бортник Андрей. Лила слёзы горючие на могилке отца Дарья.
-Почто оставил ты меня, сиротинушку, милый мой свет-батюшка? - причитала она. – Почто оставил одну-одинёшеньку?
Под Рождество почил Фёдор Гаврилович. Василий стал хозяином в доме… Из года в год Дарья ходила непраздная, но приносила в подоле одних девок. Василий души не чаял в курносой Лушке. Её весёлый смех звенел в доме, словно колокольчик. Бойкая и шустрая она успевала и за утятами приглядывать, и с ребятами во дворе играть. Однажды учил дочку Василий плавать, зашёл в реку подальше; выскользнуло дитя у него из рук, упало в воду и захлебнулось. Не откачали… Но раз беда пришла – отворяй ворота. Из деток до семи годков дожили токмо трое. Одно дитя зверь лютый в лес уволок, - не углядели, другое – от хвори умерло, не излечили. С тех пор затаил обиду Василий на жену свою.
-Ты же ведала прежде, как исцелять, - бранил он её, - мать твоя ведьмой была…
-Не злословь матерь мою… - тихо, но с угрозой обмолвилась Дарья. Василий рассвирепел и ударил беременную жену:
-Не смей прекословить мне…
У Дарьи кровь пошла носом. Она умылась холодной водою и горько подумала: «Что со мной? Ужель я потеряла свой дар? Отчего матушкины наставления не помогают? Всё делаю, как она указывала…»
Теперь после смерти Фёдора Гавриловича частенько поколачивал Василий жену свою - особливо долгими зимними вечерами. Зазовёт гостей, напьётся пива допьяна. Гости разойдутся, а он приступает к жене: «Такая ты разэтакая…» - и бьёт её головой о печку. Девочки на лавках кричат и плачут. Страх вошёл в сердце женщины – и слова поперёк молвить мужу своему не смеет. Всё терпит… Дешева обида на Руси! Где сыскать правды? Не знала она, не ведала… Нелегка жизнь крестьянки, даже некому поплакаться о своей судьбине. Приехала однажды в гости к ним Марья. Пожаловалась ей Дарья на мужа. Марья накинулась на брата:
-Пожалел бы жену непраздную, Ирод…
Василий угрюмо выслушал сестру, но, едва она уехала, снова поколотил жену, приговаривая:
-Неча на меня ябедничать…
Умерло дитя в чреве материнском… Василий, прознав, что это был мальчик, запил на целую седмицу. Насилу исцелила его Дарья травяным отваром. Одно время не поднимал он руки на жену. Но не сдержался, и всё пошло как прежде…
Единым прибежищем от постылого мужа для Дарьи была церковь. Тут наедине с Богом она находила отраду и утешение. Бывало, придёт, положит земной поклон и молится тихо-тихо:
-Господи, Исусе Христе, помилуй мя, грешную… Спаси и сохрани душу мою. Не дай мне погибнуть от руки мужа моего. Пресвятая Богородица, приснодева, оборони моих деток от всяческих невзгод, простри покров свой священный на них…
Бог услышал горячие молитвы женщины и послал ей сына. Едва только проступил живот, муж перестал колотить жену…
12 октября 1350 года от Рождества Христова. Москва. Кремль.
Что роднит княгиню с крестьянкою? Княгиня живёт в просторных палатах. Наряды у неё все из парчи да меха собольего. Кушанья для княгини готовят, щедро приправляя заморскими пряностями. Прислуживают княгине холопы да дворяне. Любит княгинюшка понежиться на перинушке лебяжьей допоздна. Коротает она долгие деньки с милыми подружками-боярынями за шитьём и тихими беседами да ждёт с охоты своего ясного сокола. Раздаёт княгиня милостыню щедрую, всякий воскресный день в собор Богородицы является у отца духовного исповедаться. Не знает княгиня, не ведает, что такое жизнь народная, трудовая жизнь…
Настаёт, однако ж, час, что роднит княгиню с крестьянкою. Родовые страдания – общий бабий крест. «В муках рожать будешь ты за падение во грех», - таков удел дочерей прародительницы Евы. Единый порядок установлен для тех, кто призван даровать жизнь. В часы страданий княгиня теряет личину своего прежнего величия. Боль невыносима, и она в малодушии помышляет о смерти. Слёзы градом катятся по лицу её. Она призывает на помощь свою матушку. Силы постепенно покидают её.
-Я не могу больше, - кричит она. – Я не могу…
-Потерпи чуток, княгинюшка. Твоё дитя на свет Божий просится. Немного ужо осталось, - успокаивает её повитуха. – Ну же, тужься…
И вот, наконец, настаёт тот счастливый миг, когда повитуха перерезает пуповину и показывает родильнице младенца.
-Сын, - громко объявляет она. Княгиня с чувством исполненного долга забывается глубоким сном. Сего младенца окрестят Димитрием в честь великомученика Дмитрия Солунского…
Дарья дщерь Андреева отмучилась… Радостный Василий спеленал долгожданного сына в свою старую рубаху и положил в люльку. Теперь он настоящий мужчина, ибо родил сына, который с отцом станет пахать, боронить да сеять. Василий качал люльку, а крохотный младенец глядел на него своими тёмными глазками и вдруг заплакал.
-Я покормлю его… - слабым голосом промолвила Дарья. Василий поднёс к ней дитя. Младенец прильнул к материнской груди. «Теперича у нас всё будет хорошо», - думал Василий, с надеждой глядя в будущее. Но… человек предполагает, а Бог располагает…
Сей крестьянской семье, как и многим другим на Руси, предстояло пройти сквозь страшное испытание моровой язвой…
1353 год от Рождества Христова. Воскресенское.
Скрипнула дверца. В красное оконце месяц светит ясный. Дарья переступает порог избы. Глядь - на столе гроб стоит… Заныло сердце женщины. Дарья ни жива, ни мертва подходит к столу и вздрагивает: в гробу лежит муж её, облачённый в белую пелену. Страх подкрался и ухватился за горло – тяжко дышать стало, а ноженьки подкашиваются. Вот-вот упадёт Дарья. Василий с печатью смерти на челе вдруг открывает глаза, подымается из гроба и говорит: «Прости меня, голубка моя…»
Дарья зычно крикнула и… проснулась. Глядь – муж рядом на постели лежит, спит беспробудным сном. «Смерть в сей дом постучалась… - подумала вдруг Дарья. - Незваная гостья одна не уйдёт… Что ж теперь нас ждёт?» Наутро Василий сказал жене:
-От Марьи что-то давно не слыхать вестей. Надобно проведать сестрицу. Приготовь-ка гостинцы. Поеду ныне в Покровское…
Пошёл он кобылку запрягать. Дарья пирогов собрала в узелок и проводила мужа до ворот. Воротилась в избу. И тяжко вдруг стало на душе у неё. Глядит Дарья, как старшая Глашка с маленьким Ванечкой играет. Отец смастерил для любимого сына лошадку-качалку. Дитя звонко смеётся… Глядит Дарья на сына… Померк вдруг свет в её очах, словно вмиг пришла ночь тёмная. Но спадает пелена: взору Дарьи предстаёт поле широкое, окаймлённое дубравами. Вдали на солнце сверкает гладь речная. Тишина… Лишь ветерок гуляет среди дерев. Природа словно в ожидании чего-то. Но вот борзо сбираются на небе тучи, скрывая солнце из виду. Гром взрывает тишину. Яркая вспышка света озаряет вышину. Поднявшийся ветер пригибает траву-ковыль на поле. На мгновение всё затихает, чтобы взорваться раскатом грома, а серые тучи разрождаются проливным дождём…
Дарья оглянулась: она посреди избы, на земляном полу возятся её детки в длинных рубашонках. «Что означает сие видение?» - теряется в догадках женщина.
Прошла седмица… Василий не воротился от сестры. Дарья почуяла неладное. Снесла Ванечку соседушке и пошла пешком в село Покровское. Приходит… Окрест – ни души. Пусто. Даже собаки не брешут. Дарья ступила на двор, где жила Марья с мужем, поднялась в сени, остановилась пред дверью в избу и вдруг вспомнила сон, что видела в ночь с четверга на пятницу.
Дарья переступила порог. Скрипнули половицы. Она вздрогнула. В углу у печи на лавке сидел её муж.
-Васенька! – обрадовалась женщина и бросилась к нему.
-Не подходи ко мне! - заревел он с лихорадочным блеском в глазах. Дарья остановилась в нерешительности:
-Что с тобой, муж мой?
Он молчал.
-Где Иван и Марья? - вопрошала Дарья.
-Нет паче Марьи… - завопил он. - Никого нет… Один я во всём селе остался… Уходи отсель. Сие проклятое место.
-Какая беда с тобой приключилась, Вася? - не унималась Дарья.
-Скажи сама… Ты ж ведунья… - громко засмеялся он. – Нет, ничего ты не ведаешь! Глянь-ка сюды…
Он вдруг разорвал на себе косоворотку , и взору Дарьи явились гнойные язвы на его груди.
-Что сие? – побледнела она.
-Уходи, жена, отсель, - злобно повторил он.
-Я не оставлю тебя одного, Вася. Я вылечу тебя…
-Никто мне не поможет… Ты должна поднять на ноги деток… Сына Ванечку… Говорю тебе – уходи…
Василий побагровел. Кашель вырвался из груди его; кровавые брызги разлетелись в стороны.
-Не прекословь мне, – закричал он, приходя в ярость, вскочил с лавки и кинулся на жену с ножом в руке. Дарья замерла посреди избы; ноги её словно приросли к полу. Василий рухнул на колени в шаге от неё и горько заплакал:
-Прости меня, Дарья… Любил я тебя…
-Я давно простила, Вася… - молвила она, роняя слёзы. - Моровую язву можно одолеть. Матушка поведала мне о траве целебной. Отвар её поможет тебе.
-Да, как ты не уразумеешь, что язва изнутри гложет меня! – вне себя завопил он и с пола кинулся в угол к печке. – Мне холодно… Зело… Уходи, говорю тебе…
Дарья, рыдая, вырвалась из избы. Она бежала всю ночь, позабыв о телеге и лошади, что остались в Покровском. На заре добралась до мужнина дома. Взглянув на спящих дочек, кинулась в чулан, где были её травяные припасы. Среди многих узелков нашла ту самую траву, о коей говаривала ей матушка: «Настанет время тяжкое. Сие снадобье тебе поможет». Сходила к соседке и, ничего не отвечая на её расспросы, просила:
-Уважь, кума. Погляди паки денёк за Ванечкой.
Глашке она велела покормить сестёр.
-Камо ты, матушка? – с испугом спросила девочка.
-Доченька, я скоро вертаюсь… - молвила Дарья и снова отправилась в путь.
Муж её лежал на лавке. По губам его текла кровь, а на ланитах выступали язвы гнойные. Дарья поняла, что опоздала, опустилась на колени пред божницей и заплакала… Отныне она вдова с четырьмя малолетними детьми на руках…
Вскоре в село вошли княжьи люди, которые вырыли скудельню и побросали в неё мёртвые тела, а село запалили…