Бьется в тесной печурке огонь

Юлия Уральская
      Я стояла на остановке метро и ждала с минуты на минуты прибывающий поезд. Номер поезда  был «U 17» . Наверное, исходя из этих буквенных обозначений,  поезда  именовали «Урбаны». Впрочем, во всех тонкостях немецких названий я не разбиралась. Остановка моя  «Хольстен плац» представляла собой  возвышенную площадку, оборудованную местом для ожидания,   напоминающим мне наше, но только автобусное.  Сходство наблюдалось  в похожести  железных сидений и навесе над ними. Сам же вид остановки, на который я обычно с детской коляской закатывалась, как по пандусу,  казался мне  необычным.  На площадке ожидания кроме сидений стояли: табло прибытия поездов, стенды с их  расписанием и картой маршрутов. Рядом - автомат для покупки билетов.  В метрах пяти размещался столбик с динамиком, микрофоном и кнопкой для  вызова и общения с полицией. Все это, до приезда сюда, явилось для меня новым, и вызывало, какой-то пугающий интерес. Если случалось подойти  к краю площадки, и посмотреть вниз,  то до рельсов казалось страшно высоко…
Больше всего трудностей в первое время мне доставляла покупка билетов. Билеты отличались по стоимости. Оплата разнилась в зависимости от количества остановок. Имелись групповые билеты и  билеты выходного дня. Но в тот момент я уже хорошо во всем ориентировалась. Все эта немецкая «абракадабра» была мне  более или менее понятна. И я уже знала, что набирать в буквенном выражении во всплывающем меню дисплея билетного автомата. Все делалось уверенно и автоматически.
          Когда поезд подошел, все ожидающие, в какой-то неспешной и вежливой немецкой суете двинулись вглубь вагона. Среди дня пассажиров находилось не так много.  В основном из них в это время суток выделялась молодежь, возвращавшаяся домой со школы. Направлялись мы в центр, на торговую улицу, которая начиналась от вокзала («Банхоф» ) и  тянулась около двух остановок. Была зима, начало декабря. У немцев уже во всю на торговой улице работали «Вайнах – базары».  Немцы пребывали в ожидании их самого, пожалуй, главного праздника в году - Рождества.  "Вайнах" - рынки или базары начинали работать уже с конца ноября. В течение всего месяца до начала Рождества (24 декабря) и еще, потом, несколько после, сохранялась эта атмосфера праздника. Я ехала туда  без особой цели, просто вот так потолкаться среди торговых рядов и пройтись  вдоль улицы с бутиками.
     Войдя в поезд метро, мы прошли в конец вагона и уселись. Я  больше по привычке считала пролетавшие станции. Первое время,  всегда боялась ошибиться и проехать свою остановку. Чужая речь в  метро, да и везде, долгое время  резала слух, люди также тогда абсолютно все казались чужими. Я проговаривала, повторяя за автоматом названия остановок:  «Бисмарк плац», «Лимберкер плац». Смешило  во всем этом то, что произносилось как то протяжно мягко  «пляац».    Добираясь до центра,  в этот раз стала ловить себя на мысли, что ехать  так буднично и обыденно, как будто  сто лет уже здесь живу.  Эти люди, стоящие и сидящие рядом, их речь, нечто так как прежде не вызывало  чувство отчуждения, все  было как то так естественно и даже мило.   «Привыкаю» - подумалось мне....
         Выйдя на своей остановке и поднявшись на лифте из подземки,  оказалась на вокзальной площади. Перейдя дорогу, и еще стоя на светофоре, я уже с удовольствием вдыхала свежий воздух, наполненный атмосферой праздника.         
          Торговая площадь предстала по-новогоднему убранной. Напротив большого супермаркета стояла не броско украшенная высокая ель. Далее шли торговые ряды,  оформленные и декорированные в едином стиле. Павильоны в рядах своим внешним видом ,словно близнецы походили друг на друга. Какое-то равномерное и упорядоченное  устройство наблюдалось в их размещении. Обилие представленного  поражало ассортиментом, вызывало  желание посмотреть и непременно что-либо  купить. Помимо сувениров, новогодней и Рождественской тематики с ее незабвенными библейскими сюжетами, много было продукции, так называемого «хэндмэйда», кстати, пользующегося огромной популярностью у немцев. Среди продавцов этой  специфической атрибутики и вещевой продукции, вклинивались торговцы различного рода фастфуда и немецкой еды. Были представлены в широком ассортименте и большом количестве их любимые сосиски с булками, со всевозможного рода соусами, горчицей и кетчупами. Среди изобилия напитков, несомненно, популярным в это время считался глинтвейн,который  был  нескольких видов, со взбитыми сливками или кремами сверху. Также наличивстовали грог и различный кофе с ликерами. При небольшом минусе температуры этого времени года, напитки, как правило, не обделялись вниманием.         
           Дальше, идя вниз по улице, взору представлялись нарядные карусели и аттракционы. Праздничная иллюминация еще больше погружала  во всю эту рождественскую сказку. Особенно чувствовалось это вечером. Но  и днем при выключенном освещении было все очень нарядно. Витрины магазинов были празднично представлены всевозможного рода оленями, «Сантами»,  елочными венками и прочим декором. Проходя мимо «Санты», огромного во весь рост, стоящего на входе в бутик,  слышались праздничное и  неизменное «хэппи или мэрри крисмас», новогодняя рождественская мелодия. Народу, хоть стоял день, было предостаточно. Кто -то также как и я шел по улице. Тот, кто хотел просто потягивал, стоя за высокими столами, глинтвейн. Вообще, немцы обычно, небольшими группами, после работы в течение всех этих предпраздничных дней любят приходить и, весело горланя, проводить время. Я шла вдоль этого всего праздничного безумия и уже ушла довольно таки далеко  от вайнех- павильонов. Улица, казалось, бурлила и шумела. И все же отголоски основного базара как то стихали.               
    Так вот, продвигаясь  вдоль торговой улицы, я услышала звуки аккордеона. Все яснее и отчетливее до меня доносились знакомы мотивы. Моему изумлению не было предела: аккордеон играл нашу мелодию. Первое, что я расслышала  и узнала это было «Ой рябина кудрявая». Мелодия без слов, но слова сами по себе всплывали в моей голове «Ой рябина кудрявая белые цветы, Ой рябина, рябинушка, что взгрустнула ты».  Уличных музыкантов на этой улице всегда было предостаточно. В любое время года, а не только в эти предпраздничные дни. Неоднократно бывая тут, я была удостоена возможности услышать: саксофон, молодёжные группы  рэп направления, джаз бэнды, Не сказать, что все это было разом и постоянно, но по выходным,  прогуливаясь тут, я уже попривыкла ко всем этим уличным исполнителям. Но вот русскую мелодию  услышала первый раз за все свое время проживания. Пожилой мужчина в зимнем пальто и шапке - пирожок «аля Горбачев» сидел на раскладном стульчике недалеко от вход в бутик и играл на аккордеоне. Сказать, что он так вот сильно был похож на русского нельзя. Да он выделялся из всей массы людей, двигавшихся по улице. Хоть и был декабрь, но было довольно таки тепло. Я, вообще, как и многие была без шапки.  Молодежь, когда было уж совсем холодно, надевала какие-то вязаные головные уборы, пожилые наряжались во всевозможных кепи и  шляпы. Зимнее пальто не являлось здесь видом сезонной одежды. Нет, пальто присутствовало в деловом стиле немцев. Но чаще, как более удобным, выбирались куртки в повседневной жизни. На мужчине же было, какое то доисторическое пальто. Нет ,оно не выглядело вытащенным  из сундука с нафталином,  немного устаревшего фасона, но  внешне аккуратно отпаренное и вовсе ни зашарпанное старое. Просто, какое-то нетипичное, впрочем, как и сама эта шапка- пирожок. Сам же пожилой человек был сухощав,  интеллигентного вида, по возрасту за  65, непохожий на немца, но и русским особо не казался. Живя там, я научилась определять наших русских с первого взгляда. Даже на спор могла выиграть. Скорее всего, это был человек, не берусь угадать какой национальности,  который долго жил в России, был знаком с ее историей и традициями.  Так вот я подошла, конечно же, ближе. На полу стоял картонная коробка, куда собирались деньги. Я бросила несколько  1и 2 евро. Я не предполагала, сколько необходимо бросать. Отдала все, что было в монетном эквиваленте. Мужчина с небольшим акцентом спросил меня «Русская?».  Я мотнула головой. Ничего не говоря и не спрашивая, он стал играть «Рио-Риту», затем «Утомленное солнце», потом «Бьется в тесной печурке огонь» Я стояла как завороженная, слушая все эти мелодии. По щекам моим градом катились слезы. Я не могла сдержать эмоций, да , собственно и не пыталась. Слушая «Бьется в тесной печурке» я уже стала уходить дальше, потому как понимала, что во всей этой праздничной суете как то было, наверное, неуместно все, да  и достаточно тяжело мне становилось. Последняя из услышанных мною песен стала апогеем всего. После нее я постаралась переключиться и  пыталась заставить себя думать о чем то другом. Но вместе с тем все эти мои рассуждения о том, как я уже привыкла жить в Германии,  оказались призрачными и рухнули в один миг. Я хотела домой. Очень хотела....