С выходом на пенсию и оказавшись в Англии, я неожиданно для себя начал писать «дневник», в котором главным образом «вспоминал» прошлое и весьма лаконично касался «настоящего» (так ведь не было в нём ничего примечательного). За прошедшие почти 15 лет накопилось изрядной количество страниц.
В «настоящем» по-прежнему «ничего примечательного». Прошлое почти всё описано. Чем занимаюсь? - А перечитываю фрагменты, относящиеся к «прошлому». Иногда там обнаруживаются практически забытые эпизоды, кои, тем не менее, греют душу, заставляя вновь переживать их, казалось бы, напрочь забытые. Вот и сегодня попалась мне запись из 2003 года.
Я бы не посмел обнародовать глубоко личные воспоминания, если бы не касались они знаковых фигур, к каковым с полным правом относится Александр Моисеевич Пятигорский, согласно Википедии, «философ, востоковед, филолог и писатель". Один из основателей тартуско-московской семиотической школы», родился в Москве 30 января 1929, умер 25октября 2009 года, похоронен в Лондоне.
Причём здесь я? Вот об этом повествуют соответствующие страницы моего «дневника».
6.01.03.Здесь в Лондоне проживает близкий приятель, коллега и в чём-то ученик моих двоюродных сестёр (полиглоты, знавшие 27 языков - старшая, и 9 - младшая) некто Александр Пятигорский. В Москве он работал в Институте Восточных Языков вместе со старшей - Октябриной (имя получила в 1925 году в честь "великого" октября). Насколько помню, они годами создавали санскрито-русский и русско-санскритский словарь. Девизом было вечное "уж, ежли я чего решил..." Поскольку я довольно часто наведывался в Москву и обязательно отмечался (с ночёвкой) у сестёр, это самое "уж, ежли я чего решил, то выпью..." в части «...выпью» многократно протекало с моим участием.
Каждая встреча, согласно воспоминаниям Александра Моисеевича (тогда "Саша"), заканчивалась его падением "с трамвая мордой об асфальт" и последующим тяжёлым объяснением с женой, которой он в качестве причины "безобразного поведения" говорил: "А Гуга приехал". Гугой меня за непрестанное «гуганье» вплоть до 6-ти месячного возраста звали родители и сестры (и родные, и двоюродные).
Замечательный русский философ Александр Пятигорский.
Он и многие другие друзья сестёр позже были зачислены в разряд "подписантов-диссидентов", так как на самом деле подписывали письма в защиту Гинсбурга и Галанского, Даниэля и Синявского и были изгнаны со службы, а потом и из страны (1974 г.). Так Пятигорский оказался в Англии. Уезжал с беременной женой, посему проблем с гражданством не возникло (родителям родившегося на острове человечка оное полагалось автоматически). На работу по специальности устроился далеко не сразу - пришлось хлебнуть эмигрантского лиха.
Откуда я всё это знаю? История достаточно забавная. В 1990 году каким-то образом Света (моя будущая жена) добыла его телефон. Он преподавал в Лондонском Колледже. Я позвонил, назвался - "это Гуга" - и встретил наирадушнейший приём. Ездили к нему в гости - небольшой, но, насколько помню, уютный дом. Посидели, немного выпили; много не стали - смысла не было, ибо, как отметил я, "трамваи в Лондоне не ходят". Жена нас "не удостоила". Как понимаю, в прошлой жизни "Гуга" отождествлялся ею с неприятными отметинами на физиономии супруга. Саша охотно сие удостоверил.
Может быть поэтому, а может и по другой причине продолжения не было. Я дал ему свой временный Лондонский телефон (жил, где-то, дней 10) и оставил московский. Он не позвонил, и на этом всё кончилось.
Прошло лет 10-11. Как-то наша приятельница восхищённо рассказывала об умнейшем человеке и виднейшем философе Англии, труды которого ей посчастливилось почитать. И какой он, действительно, из ряда вон... Я слушал краем уха и вдруг уловил фамилию «Пятигорский» - сейчас он на пенсии, а раньше преподавал в Лондонском Колледже». Спрашиваю: "Может Александр Моисеевич?, - Не знаю, но выясню". Света стала рассказывать о встрече с Пятигорским 10-ти летней давности, а я о нём самом и сестрах. Короче, месяца через три добыла она телефон. А ещё месяца через три я, понукаемый женой, собрался позвонить. «Добытый» номер... оказался не его, а неких Брагинских, сильно удивившихся, чего это у них дома разыскивают Пятигорского, но не спросивших, кто это такой (мой вывод: знают, значит). Я беззастенчиво внаглую "потребовал" телефон Александра Моисеевича, объяснив, что я его "старый - ещё с московских времён - приятель". К моему удивлению дали. Разгорячённый, тут же и набрал.
Саше сейчас 71 или 72, слышит плохо - всё время переспрашивал "кто!?" да "что!?" (а может и связь плохая). Когда разобрал, что "Гуга", поразил меня своим энтузиазмом. Я, конечно, не думал, что он "бросит трубку", но и на такую, ну, просто неприкрытую радость не рассчитывал. Коротко обменялись новостями (а их немерено накопилось за 12 лет). И договорились созвониться 7 января (он поинтересовался, насколько я обязателен и пунктуален, и получил в ответ: "До тошноты").
Так что вчера состоялся повторный разговор, в ходе которого я пытался завлечь их к нам, а, вместо этого, дал согласие "в четверг (завтра, то-есть) с супругой и дочерью прибыть к ним". На моё робкое: "А твоя жена простила Гуге юношские шалости?, - услышал безмятежное, "С той я давно развёлся. А эта тебя не знает. И квартира у меня другая. Мы её ремонтируем. Поэтому отлучиться не можем. Если тебя не шокирует бардак, приезжайте, посидим, выпьем по рюмке. Кстати, сколько тебе лет? 50? Или больше?, - Больше, - говорю, - И намного. Почти 65, - Ой-ё-ёй!"
Следующая запись датирована 10.01.03. и посвящена описанию оговорённого визита.
«Жена и дочь настраивают себя на посещение Пятигорского, и я побрился, вымыл шею и подобающим образом оделся. "Шею вымыл" не зря (мыться, вообще, полезно), а облачался в "подобающие" одежды напрасно.
Хотя об сём чуть позже. Пока же мы все трое собираемся. Чем дальше, тем лихорадочней, ибо я нагнетаю обстановку своими опасениями опоздать (действительно, обещали к 8, дорога незнакомая, гололёд, весьма вероятны пробки, а я - см. выше - расхвастался своей "тошнотворной" точностью, ну, и нервничаю, девчонок дёргаю). Короче, в машине сидим почти в ссоре, потому как тронулись, вместо намеченных 18.45, аж, в 19.10.
Вынужден в который раз признаваться, что моё величество - чурка долбаный, потому что, несмотря на потерю заранее прочерченной на карте дороги (плутали, значит), прибыли за 15 мин до 8 и 14 мин мирились, сидя в машине. Словом, ровно в 8 я нажал кнопку домофона и услышал радостное "Заходите".
В квартире оказался не бардак (в смысле французского значения сего слова), а нечто, чему названия у меня нет. Саша был в каких-то трико-шароварах, начисто утративших природную окраску в связи с возрастом (не хозяина), блестящей (от старости) кофте-рубашке и, хотя пол был наигрязнейший, в носках (что больше всего поразило Свету). Всё пространство занято коробками, нагромождёнными абсолютно бессистемно и потому занимающими больше места, чем можно было бы ожидать, исходя из их геометрии.
Обнялись. Он сказал, что я узнаваем, а я - что он (может он тоже врал?). С помощью жены - в вытертых брючках и натуральной тельняшке(!) - отыскали чуть-чуть площадей, дабы разместиться и погрузиться в воспоминания. Ну, а дальше всё пошло неожиданно хорошо. На стол, размером с сиденье стула, хозяйка (жена по имени Людмила, сильно моложе хозяина) ухитрилась водрузить пару вместительных блюд с салатами, солёные огурцы, красную рыбу, бутылку водки, бутыль воды, ножи и вилки. Тарелки, рюмки и стаканы раздали на руки. Разлили и почти со слезами врезали.
Похоже, всё, что когда-то было у нас общего (мало, конечно), его трогает даже больше, чем меня. Говорили, перебивая друг друга и не давая остальным сказать хоть что-нибудь. Потом, правда, разговор стал общим. Людмиле, полагаю, нет и 50-ти. Женаты они недавно, но любовными узами, как я понял, связаны уже порядочно лет. Разводы-женитьбы были необходимы, дабы Людмила обрела ПМЖ в Англии. Её первый муж - поляк, живёт в Варшаве, где и она обитала более 20 годков. Родилась и росла, как и Пятигорский, в Ленинграде. По специальности - театральный критик. Ныне - неофициальный секретарь Александра Моисеевича. Перепечатывает его рукописи (он машинкой не владеет и пишет авторучкой), поддерживает связи - телефонные, компьютерные (без всякой горечи признался, что эта "техника" не для него, "даже не пытался осваивать"), ведёт канцелярию, редактирует его художественную прозу (за последние 8-10 лет настрочил более 10-ка романов, все на русском, некоторые переведены и изданы в других странах, обещал дать почитать), но не философские и научные статьи (что-то про "теорию перевода") - их только перепечатывает.
Три часа пролетели мгновенно, и мы начали собираться домой. Ответный визит состоится не раньше начала февраля. Я изумился, но жена-секретарь пояснила: ремонт, кровь из носа, заканчивается к 15.01, потому что прилетает соавтор, с которым они будут пахать "день и ночь" ровно неделю. Затем наступает очередь шведского издателя (жить будет тоже у них) - 5 дней, потом прибывает владелец типографии из Швейцарии. И только после 2 февраля они нам (сам я, конечно, звонить не буду) позвонят. Похоже, отметятся обязательно, так как дали посмотреть не свою кассету с фильмом "Брат 2" (её, ведь, надо будет забрать). И ещё дали банку солёных огурцов - во время пиршества опрометчиво похвалил.
Честно говоря, я ожидал (и боялся) некоего "напряга" (что у нас общего, кроме воспоминаний?), снобизма, часто свойственного людям, добившимся высокого (с их точки зрения) положения в обществе, покровительственного тона (которого, признаюсь, не терплю с детства). Слава богу, я ошибался: он с большой долей юмора воспринимает свою репутацию "выдающегося" философа и занят, как и все мы, вопросами выживания.
Квартирка всего лишь "однобедренная", на первом (в российском смысле) этаже огромного дома, машины нет - ни он, ни жена водить не могут и не собираются обзаводиться правами (ему-то уже и поздно - как-ни-как, 72), с деньгами постоянные проблемы (потому и художественная проза), ибо пенсия маленькая (как и у всех интеллектуалов). Возраст поджимает, хотя бодрится, и Люда поддерживает. Она рассказала пару историй про недавние "похождения" супруга, под которого бабы "ну, прямо, ложатся", кои мы выслушали с непритворным вниманием (хорошо - с юмором и в лицах - рассказывает), а муж - с благосклонным и притворным терпением. Вот так.»
Александр Пятигорский рассказывает студентам
Российской экономической школы о философии буддизма.
На этом запись заканчивается. Больше мы не встретились. Он «в феврале» не позвонил, я - тоже. Тем всё и кончилось. Ну а память о незаурядном человеке, незаурядность которого я прочувствовал лишь познакомившись с его творчеством, она со мной.