Вчера зять предложил Витьку померять свои, почти новые, кроссовки, которые ему не подошли. Витьку они сразу понравились. Красные, кожаные, легкие. Что чуть великоваты, это даже хорошо, ноги у него к этому возрасту раздались, так что будет свобода на растяжку кожи вширь.
Вечером он вытащил стельки, шнурки, отмыл их, положил на батарею просушиться. Утром погладил брюки, вспомнил про новую обувь, решил погладить и шнурки. Он воспринимал поговорку: «А ты, еще шнурки погладь!», как верх аккуратности.
Витек рассматривал себя в зеркало и любовался собой. С недавних пор он стал следить за своей фигурой. По утрам, вставая на весы, бурно радовался уходящим килограммам. Он теперь должен быть в форме. Ведь по воскресеньям Витек со своим другом –шахматистом посещают вечера-отдыха : «Для тех, кому за тридцать».
Другу-то далеко за семьдесят, а Витьку всего шестьдесят четыре, он на его фоне смотрится гораздо привлекательнее для одиноких женщин, отчаявшихся найти спутника жизни. Дамы вынуждены довольствоваться престарелыми партнерами по танцам, в надежде не потерять навыки легкого флирта.
Витек всю неделю готовится к этим вечерам. Там он легок, без устали танцует, шутит, ему говорят комплименты. Там он нравится женщинам таким, какой он есть, не то, что жене.
Семейная его жизнь дала трещину, когда жена взялась сама решать все семейные финансовые вопросы . Череда неудачных его попыток удержать, хоть-какое-то семейное благополучие, выбила его из колеи. Он разуверился в своих силах.
А как все хорошо начиналось! Брак по любви, вера друг в друга. Бог наградил Витька богатырской силой, укрепленной занятиями штангой. Демонстрируя ее, он гнул гвозди руками. Физической работы он никогда не боялся, играючи тесал топором бревна для постройки загородного дома, тогда жена еще воодушевляла его своей любовью.
Но сейчас это все в прошлом. Годы перестройки так перестроили и его жизнь, что он потерял не только уверенность в своих силах, но стал разрушаться и его брак.
Что только он не перепробовал, чтобы хоть как-то зацепиться в этой, новой для него, жизни. Все высокие должности, занимаемые им в постсоветское время, остались в прошлом. Теперь он прорабил в мелких ООО. Когда приходил за расчетом, его часто кидали. Пробовал торговать, товар пришлось оставить себе, его никто не покупал. Короче, куда ни кинь, везде клин.
У Витька началась внутренняя паника: «Ничего у меня не получится. Я –неудачник». Вот когда ты сам себе приклеил это клеймо, то его не отодрать. Оно уже в глазах людей, они его видят, а иметь дело с, заведомо обреченным на неудачу, работником, никто не хочет. Какой выбор сделает неудачник? Пойдет к тем, кто еще более неудачен, чем он.
Удерживала его, конечно, семья. Жена же, напротив, начала стремительно подниматься вверх по карьерной лестнице. Теперь она, уже не надеясь на мужа, стала спасать семейный бюджет.Такого поворота событий Витек от нее не ожидал, теперь роль мужа она взяла на себя.
И он не выдержал. Сначала начались расслабления по вечерам в компании бригады в пивбаре, потом сауны, потом домой он уже приползал. Ему было уже все равно, в каком он виде, где он работает, сколько он получает. Главное ему хватало на пивбар, биллиард и сауну.
Так Витек выпал из жизни. Выпал в осадок, нормальной, прежней своей жизни, в прямом смысле. Он потерял былую физическую форму, опрятность в одежде. Он пресс заменил на пивной живот, точнее пивную бочку. Она мешала ему жить, дышать, двигаться, она была бездонной, чувства насыщения он теперь не испытывал. Если бы перед ним стояла кастрюля с борщом, он сначала бы съел борщ, а потом, если б мог, то и кастрюлю. Он деградировал на глазах, казалось, что в арсенале у него остались только животные инстинкты.
Следуя закону сохранения массы, взамен потерянных качеств, он приобрел: агрессивность, нецензурную брань в присутствии детей, неряшливость, сонливую пассивность.
Витек радовался, когда видел растерянные, несчастные глаза жены и детей: «Так вам и надо! Не стали меня поддерживать, сами теперь и решайте все вопросы, я теперь сам по себе».
В редкие часы протрезвления, будто опомнившись, он извинялся, бил себя в грудь, уверяя: « Я прежний! Это вы изменились! Я люблю вас! Это вы унижаете меня своим недоверием!»
Но вечером, в компании «новых друзей», где его прошлые заслуги были в почете, он чувствовал себя значимым , умным, уважаемым. А дома опять: немой укор, обидные слова и брезгливый жест руки жены, поднесенной ко рту, чтобы не задохнуться от букета запахов забегаловки. В такие минуты руки Витька так и тянулись в сторону жены, желая убрать ее с дороги. Он, конечно, не понимал, что его руки штангиста вместо «отодвинуть», применяли «отшвырнуть». О подмене своих действий он узнает, протрезвев утром, от жены.
Позднее раскаяние его посещает в эти мгновения, но ненадолго. Он искренне пытался вновь стать тем, любимым всеми, Витьком . Но он и сам позабыл, а каким же я был?
Витьку все чаще вспоминались картины детства: кудрявый отличник по путевке едет в Артек. Встреча с Гагариным, призы, медали на соревнованиях штангистов, учеба в институте, свадьба, такие счастливые дни его жизни. Куда же они исчезли? А жена? Где та хохотушка с влюбленными глазами, обращенными на него?
Во что она превратилась? Вечно уставшая, отстраненная, чужая. Искренних слов любви от нее уже не услышишь.
Что же стало с моей жизнью? Прошли годы, десятилетия не жизни, а ее уродливой копии. Хуже всего, что начались проблемы со здоровьем. Еле добравшись до пенсионного возраста, он теперь был свободен от работы, но организм взбунтовался от многолетнего насилия над печенью, поджелудочной железой, над сердцем.
Перенесенный им микроинсульт, заставил Витька пересмотреть свои планы на жизнь. Скорая смерть в них не стояла. Когда же, напуганный этим, Витек увидел искреннюю тревогу и заботу о себе в глазах жены и близких, то решение пришло само собой.
Жизнь терять не хотелось. Поход к наркологу, сеансы, полученные у него, стали началом его возвращения к жизни. Он сделал переоценку своей роли в семье, выставив встречные требования жене за принесенную им жертву. Теперь, платой за присутствие мужа в семье, будет беспрекословное ему подчинение во всем.
Витек имел теперь главный козырь в спорах с ней: «Я – муж, я глава семьи! Я теперь решаю, как и когда нужно что-либо делать! Молчи, не возражай! Матриархат твой закончился!»
Витек знал, что жене больнее всего соглашаться, с заведомо нерациональным решением, опять-таки, по ее мнению. Он, настаивая на своем, видел, как багровеет ее лицо, как она срывается на крик, как на его матах хватается за сердце, он в эти минуты был счастлив!
Зная, что она ненавидит, когда матерятся, он пользовался этим, чтобы вывести ее из себя, когда она была права. Что делалось в эти минуты в голове жены, он подозревал, потому что раньше она ему все, что думала, то и говорила, а теперь молчит, заткнет уши и молчит.
Насилие физическое сменилось на моральное, но насилие остается насилием. Угрозы жены о разводе, Витек всерьез не воспринимал. Она была расчетливой, бестия, ради благополучия семьи и детей, она будет терпеть его хамство. Он это знал, поэтому она и молчит, делает вид, что согласна, но его и это утешало.
Зажимая в себе обиды, не желая их получать, жена избрала тактику безучастности. В случае несогласия с мнением мужа,она научилась контролировать свои эмоции. Ее, наглухо запакованное «я», иногда вырывалось на свободу, тогда Витек слышал все, что там копилось, начиная со дня свадьбы.
Язык у жены был, не просто острый, а еще и змеиный. Так что, по ранам, да ядом, это уже похоже на умышленное убийство личности. После одного такого покушения, Витьку пришлось вызывать реанимационную бригаду. С диагнозом инфаркт миокарда он пролежал месяц в кардиологии, затем еще полгода восстанавливался.
Витек выработал за годы совместной жизни свое противоядие, действовало оно сразу же, как только жена начинала швырять все, что ей попадалось под руки. Он тогда замолкал и терпеливо ждал, когда гром сменится на, сначала ливневые, потом редкие, слезы жалости к своей несчастной судьбе.
В жене незаметно просыпалась актриса, она начинала вдохновенно играть роль оскорбленной и униженной. Надо отдать ей должное, играла она так проникновенно, что Витек забывал, что главный обвиняемый ,это он и есть. Но зритель, сидящий в нем, осуждал виновника ее страданий. Он любил и жалел в эти минуты свою жену.
Когда гнев улетучивался, будто его и не было, жена тоже извинялась. Потом они вместе искали причину такого ее взрыва. Витек, успокаивая ее, говорил: "Ты слишком много работаешь, а отдыхать и расслабляться так и не научилась. Вот почему я пил? Чтобы снять напряжение. А ты? Ни разу в жизни не напилась, ты даже водку, ни разу не пробовала, разве только шампанского глоток в Новый год себе позволяешь. Не умеешь ты радоваться жизни, одна работа у тебя на уме. И от меня этого же требуешь. Но меня в свою веру ты не обратишь. Я, так как ты, не хочу жить!»
Жена была обессиленной от выпущенного пара, поэтому молчала. Но в копилку обид уже упали первые капли невысказанных ответных слов. Она мысленно отвечала ему: « До нового взрыва, Витек! Отдохни полгода, но если перестараешься, взорвусь раньше!»
Витек остался доволен, что долго не увидит эти сцены ярости, жена довольна, что все высказала ему. Они разошлись по своим комнатам. Каждый включил свою любимую программу, и наступила тишина. Тишина одиноких сердец. Их давно ничего не связывало, кроме обязательств перед детьми, совместного имущества и прожитых вместе лет.
А на полке стоит свадебная фотография, где Витек влюбленно смотрит на жену, а она на него.
У Толстого Л.Н., в романе «Анна Каренина, сказано:" Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастливая семья несчастна по-своему.”
А если внешне, для других, семья Витька счастлива, тогда какой же она должна быть несчастливой, семейная жизнь Витька.
Не берусь судить ни Витька, ни его жену, но думаю, что свобода друг от друга дала бы им обоим куда больше счастья, чем они получили за годы совместной «счастливой» семейной жизни.