ЗАПИСЬ № 7 – "ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО"
(Клавы и котёнка)
- Нет, это просто полный отпад. У других дежурство как дежурство - максимум один-единственный выезд. И то - сразу после работы, к тому же ещё с места осмотра прямо к месту жительства на машине эксперта доставляют. Чем не лафа? А тут: только поел - на выезд, только прикимарил - собирайся, только у койку - на тебе, пожалста, карета подана. Сплошные издевательства!
- Да брось ты плакаться! Вон у Митрича попроси - он тебе расскажет, как восьмое марта справлял: после работы сел в машину и погнал по местам происшествий до следующего вечера, только из одной машины в другую пересаживался - районы города разные были. И сколько тогда, Митрич, наездили?
- Восемь трупов, две кражи, одна сберкасса и одно изнасилование. И дёрнул же меня, лукавый за язык тогда! Знал бы такое, ни за что не согласился бы меняться дежурством. Я ведь думал: "Праздник… У людей радость… От радости ещё никто не умирал. Ну, выеду пару разочков - и все дежурство". В единственном подфартило: трупы все в основном скоропостижные, только одно убийство (отец по пьяни сына ножом зарезал - бытовуха, одним словом) и один самострел (посмертная записка на трех листах - несчастная любовь). На бутербродах жил весь лень: заеду мимоходом домой минут на пять - умыться, переобуться (весна ранняя в тот год была - раскиселилось, разлилась водица, вот я по лужам-то находился-набегался), дома за столом гульба (родичи жены неожиданно приехали на праздник), а я - бутерброды в портфель (на всю опергруппу по одному) и помчались по адресу. А на месте происшествия (сами знаете) не на пять-тридцать минут работы, минимум полтора-два часа. Вот и считай! Какой-то закон подлости получается!
- Не какой-то, а космической. Так в народе и говорят: "Закон космической подлости". У меня тоже такое зачастую бывает, когда с кем-нибудь поменяешься: он в моё дежурство баклуши бьёт, а я в его - как Папа Карло: "От темнадцати до темнадцати".
- Это что! Моему сменщику везёт постоянно: как с кем поменяется, так обязательно на гнилой труп выезд бывает. Он хоть водитель ПМГ-шки, но ведь как было – грузить "вещдок" приходилось милиции, нашему брату. Неважно, кто по званию и по должности, - форма есть форма. И особенно грузить таких - с гнилым запашком, других, глядишь, родственники пособляют, а тут и родичи нос в сторону воротят. И что ещё характерно: ему всегда везло на этажи, ниже четвёртого ни разу не было. А пару раз летом из-под кустов ему доставать пришлось. Первый-то раз он с дури противогаз надел ("пахнет ведь сильно"), перчатки сантехнические - толстые такие - где-то раздобыл. Нашли труп-то в дачном массиве - с весны пролежал болезный. Противогаз-то - он ведь не зря так зовётся - "против газов", а не против запахов. Короче, в жарищу, в противогазе, в полусогнутом положении - почти на карачках, "из-под дуба, из-под вяза"… Сложили труп на садовые носилки, до машины донесли, тут-то мой сменщик и скапустился: плохо ему вдруг от перегреву да от физической нагрузки, да от дыхательной недостаточности. Я уже не говорю про ароматы... Стошнило его, короче. Даже противогаз не успел снять… Картина была - я тебе скажу! Я, правда, не видел, но мужики сказывают. Он весь бледный как полотно! И весь в этом…С тех пор терпит, но противогаз не надевает никогда. Как бабка отговорила. Ну вот и приехали! "Вот эта улица, вот этот дом…", - милиционер-водитель сам себя прервал под звуки стихающего смеха пассажиров ПМГ-шки.
Вечерний, но лучше сказать - постепенно переходящий в ночной воздух был чист и свеж. На небе округлилась бледная полная луна. Звёзды перемигивались, глядя свысока на людей, которые в это время открывали дверь подъезда дома. В лицо пахнуло отнюдь не тем, чем ожидалось. Почему-то во многих подъездах бытует устойчивый запах жареной (или пережаренной) картошки, как правило. Здесь же была смесь - "картофельный аромат в изысканном сочетании с подвально-болотистым оттенком". Шутка Властантиныча нашла одобрение и поддержку.
Преодолев "ароматизированный барьер", опергруппа остановилась перед дверью справа на четвёртом этаже. Торчащие в разные стороны электрические проводки своевременно предупредили о бессмысленности прибегать к этим достижениям технического прогресса - звонка не было или он явно не работал. На стук в дверь никто не отозвался, но сама дверь приоткрылась, как бы вежливо приглашая прибывших пройти в апартаменты.
Небольшая прихожая "хрущёвского периода жилищного строительства" встретила немыслимым обилием полисезонной одежды и подстать ей обувью; к примеру - видавший виды полушубок и цигейковая шапка соседство вали с аляповатым легким сарафаном и плащом аспидного цвета, сандалеты с надорванными ремешками оказались зажатыми между чёрными резиновыми сапогами солидного размера и единственным валенком. Заходя в чрево однокомнатной квартиры, невозможно было не заметить рабочее убранство кухонного стола, в состав которого, кроме груды (как оказалось впоследствии - немытой и недомытой) посуды, входили и многочисленные представители пустопорожней стеклянной тары с этикетками известного ширпотреба напитков.
Перед участниками опергруппы предстала комната с расставленной по периметру мебелью. Наличие раскладушки с некомплектными постельными принадлежностями свидетельствовало о том, что в этом почти замкнутом пространстве проживают как минимум два человека, причем один из них на данный момент мерно посапывал на кровати, возле которой стоял табурет с алюминиевым чайником и такой алюминиевой, слегка деформированной кружкой. Мужчина был лет этак под шестьдесят (или может быть он просто выглядел именно настолько) в серой майке и сине-фиолетовом трико, до боли любимом народом наряде застойного - или застольного - периода.
Глаза его непонимающе округлились после настойчивой неоднократной просьбы сотрудника милиции, а его речевой аппарат через несколько мгновений произвёл следующую фразу: "А что вы здесь делаете?": за которой последовала не менее философская: "Как вы сюда попали?" После краткого соответствующего объяснения создавшейся ситуации на вопрос о место нахождении соседки по квартире, а вернее - непосредственной квартиросъемщицы, был получен лаконичный, как выстрел, ответ: "Не знаю". Спустя несколько секунд поиск завершился успехом: на балконе среди утвари и неописуемом хаосе вещей лежала женщина трудно определяемого (но далеко небальзаковского) возраста в осенней болоньевой куртке, одетой поверх того, что в народе именуется "ночнушкой". Точнее сказать надо было так: "лежало неподвижное тело женского пола" (достоверные признаки наступления смерти были должным образом зафиксированы в протоколе детального осмотра).
Не дожидаясь стадии окончательного пробуждения Кимыча (именно так и представился следователю лежавший мужчина: "Батю большевики Кимом в детстве назвали, дуроломы, мода, видишь ли, такая была, едрёна мышь") группа начала, говоря сухим языком формальной документации, исполнять свои должностные обязанности. Эксперт со следователем излагали необходимые сведения на бланках с названием "Протокол осмотра места происшествия", сотрудник уголовного розыска знакомился с окружающей обстановкой и её предметами. Участковый инспектор, расположив листы бумаги на столе, подробно записывал рассказ Кимыча, который оказался довольно разговорчивым собеседником:
- Живу я здесь с Клавой давно. Даже очень давно. Года два… Не, два года и три месяца… Точно! Сошлись мы с ней сразу же после того, как меня выпустили. Сидка у меня была - на зоне четыре года отбарабанил, от звонка до звонка. Не, начальник, за дело! Я не в претензии - всё по уму. Короче, вышел, в Оренбург решил не ехать. Жена-паскуда меня же и посадила, стерва. Приехал сюда, по притонам поошивался, муторно стало. Не тот возраст, начальник. Обзавестись хазой надумал. Вдова бы была меня в самый аккурат. Карулесить стал, суетиться, обсматривать, обспрашивать. А тот Клава на горизонте объявилась. Кореш адресок надыбал. Я сюда, Клава оказалась сговорчивой бабёнкой. Так-то по паспорту Елена Максимовна, а я её "Клавой" прозвал. Слово это мне понравилось - объёмное и правильное. Студент-медик один его подарил: "На латинском языке слово "клава" мозоль обозначает". А мозоль-то постоянно нудит да беспокоит, порой никакого терпежу нету. Вон, начальник, глянь сколько их у меня. А бабы-то тожить всю дорогу нудят и нудят: то то им не так, то это не устраивает, то гвоздь прибей, то веревку прикрути… Беда с ними, да и только! Верно ведь, начальник?.. Дык я её "Клавой" поэтому и прозвал… Я из чайничка плесну? Трубы горят. Вчерась с корешом залудили по самое горлышко. Вот и тяжко ноне! – налив из чайника в кружку и выпив из неё, он продолжил. - Ну, стало быть, стали мы с ней жить вдвоём. Муж у ей от беркулеза помер лет пять, а она одна в квартире мытарилась. А у меня руки дела не забыли после зоны, ведь как-никак до сидки я мастеровым был по плотницкому делу. В колхозе батрачил. Стали мы с ей сожительствовать. Пензию она получает, да я где как - в основном на базаре грузчиком подрабатывал. На бутыловку с закусью хватало. А чо больше-то надо нам. Потом, когда с ногами у меня похужело - трудно ходить, потому вот щас и лежу перед вами, помене стало денжонков. Я, правда, нет-нет да в магазине мал-помалу прирабатую. Опять же бутыловки сдадим, а она у меня специалист по ентому делу. Но вот заметил я, что она чаще меня пить начала, как не приду – она уже шнифты залила где-то и бормочет что ни попадя. Дале и то хужее становилось: якшается с кем ни попадя, глохчет вино-водяру, за чистотой в доме не следит… Не бить я её не бил, так пару бланшей для острастки выпишу, штоб знала што по чем. А так нет, не бил, - плеснув ещё раз в кружку и выпив, он возобновил рассказ. - Если так сказать, то живём мы с ей душа-душу. Бывало, примем на грудь и сидим на два голоса песни всяческие. Ладно так получается. С подголосками. Это она - мастерица, раньше в клубе каким-то со сцены в зал пела с девчатами. Да вона фотка есть в альбоме у ей. На свистеваль даже ездила, грамоту привезла. Грамота где-то в комоде… Или на комоде… На не помню точно, начальник. Однако – пробило наконец-то! Мне, начальник, того… Короче, отлить бы. А?
Получив на то разрешение, Кимыч осторожно встал и, держась попеременно за кровать, открытую дверь и стены, прохромал в туалет. На примятом одеяле ближе к стене участковый заметил лежащего котёнка. После недолгого отсутствия Кимыч вернулся более уверенно, довольно покрякивая, подошел к кровати:
- О, Мурзик, вот ты где! А я тебя потерял совсем! Ну, иди ко мне - веселее будет. Щас попьём маленько, - отхлебнув немного из кружки, присев, а затем вновь расположившись на кровати в горизонтальном положении, взяв котёнка на руки, постоянно его поглаживая, он повествовал дальше: - Да, ну так вот. Поругивать её я стал за пьянку её беспробудную. А ей хоть бы хны! Ну в пьяницу-алкоголичку превратилась. Не на что посмотреть. Да вы сами её увидите, начальник, во што человек превратился. Мне стыдно за её. Люди приходят к нам, а кругом грязь. Я вона седни полы аж припомыл. Правда, Мурзик? Чо молчишь? У, ты, скотина! Тварь болотная!
Участковый понял, что разговор может прерваться, и собрался было задать очередной вопрос, но в это время следователь, закончив с экспертом работу по осмотру трупа на балконе, присел на свободный стул и иронично спросил:
- Так что же здесь было, Кимыч? Кто приходил? Что сам делал?
- Кто был не знаю - спал я. Пол припомыл и - бух! - у койку. Вот с Мурзе-ночком кимарили. Мы с ним в друганах ходим. Да, Мурзик?
- А откуда же тогда у хозяйки ножевая рана на груди?
- Где? Да я думал, што она спит себе и спит. Там же, на балконе матрас, а она - любительница свежего воздуху. Особенно по пьяни.
- Что ты темнишь…
- А чо мне темнить? Не надо, начальник, дело шить. Белыми нитками, - Кимыч снова потянулся за чайником.
- Что пьёшь?
- Воду.
Митрич встал и, налив в кружку, принюхался. Строго взглянув, он спросил у молодого участкового:
- Ты куда смотришь? Он у тебя при тебе же водку хлещет, а ты писарем спокойно устроился. На, понюхай!
Лицо милиционера покрылось розово-красными пятнами. Он смог только пробормотать что-то тихо.
- Молчи уж! - Было понятно, что у Митрича проснулась сдерживаемая злость. - Давай-ка, Кимыч, всё на чистоту. Да положи ты котёнка! А что это он квелый какой-то? Да он не дышит у тебя.
- Как не дышит? Он мурлыкал только что.
Неуспевший ещё снять перчатки эксперт взял котёнка у Кимыча и подтвердил подозрение Митрича: маленькое животное ушло в мир иной, не дождавшись развязки событий. А развязка уже была близка. Хлопая глазами, Кузьмич вдруг начал вспоминать, сбросив недолгое оцепенение:
- Это, начальник, давай оформим всё с повинной. А? Может, скостят срок-то. Как думаете, мужики?
- Нет здесь "мужиков", а есть люди при исполнении. Ну что у тебя там?
- Всё как было расскажу. Гражданин начальник, всё кину на сковородку. Я ж говорю, что вчера с корешом с обеда водяру алкали. Тиснутый гнидник его обмывали да белендрясничали. Под вечер домой с Витьком (ну с корешом) припороли. Хотели ещё бухнуть - у меня в чайник-то было. Тут эта мымра корявая явилась-не запылилась и давай нудеть, что дескать мы при полном параде, а об ей забыли. А сама-то уже припаренная капитально. Я ей: "Кочумай! Глянь в мордогляд, Нефертити! В доме гость, а в доме грязь. Сама как лахудра вырядилась, срамота болотная!" А она не унимается, гнида. Витёк психанул, развернулся - и дверью хлопнул. Пришёл ни с чем и ушёл ни с чем. А она пуще базлает. "Хозяйка", видишь ли, ядрит твою в гвоздь! Посмотреть не на што. Верно, гражданин начальник? Я тут с горяча леща припечатал. Она мне: "А тебя, козёл, ментам сдам! Блоцкаешь и блоцкаешь!" Я ей: "Самой меньше блоцкать надо! А за "козла" ответишь!" Я на зоне не дыбал на цирлах и меня никто, даже академики, "козлом" не называли, а тут эта шмакодявка… За это на зоне знаешь, гражданин начальник, чё бывает? И слегка между рог. Несильно… Баба всё-таки. А она опять: "Козёл!" - хвать веник, чуть по лицу не попала. Бортанул её на койку, Она орёт, совсем вольтанулась и подушкой мне по калгану. Ну, я тут не стерпел и, как получилось - не помню, на перо посадил. Не хотел я, гражданин начальник, мочить! Кому хочется на старость лет гнуться и баланду хавать? Сунул-то я ей пару раз, а она - раз!- и обмякла. Ну, думаю, кранты ей! Тут я очконул. Волоком её на балкон, кинул на матрас - будто пьяная. Она сама зачастую там кимарила. Глядь, на полу лужа "кагора". Я по-быстрому шваброй пол замыл, водяры булькнул и - у койку. Только задремал, а тут - вы. Гражданин начальник, а хто заложил?
- С балкона видно. Да дверь-то не закрыта. Шум-крики ваши слышали. "Задремал"? Спал, как сурок, когда участковый пришёл и нас вызвал. Я с экспертом на балконе был, а краем уха тебя слушал. А когда стал гнать пургу, всё и понял, что стойку держишь. Где нож, куда дел?
- На кухне помыл и в стол заныкал. А ты, гражданин начальник, чё - по фене ботаешь?
- Не "ботаю", а за много лет, общаясь с вами, полукровками, научился понимать. Да и жаргонный словарь читать приходилось. А тебе совет, если хочешь, дам на твоём же языке: будешь болеть – гвозди не забивай! Что с ногами у тебя? Я слышал, что ты жаловался.
- Да это так - по привычке. Баба, когда чего заставляла делать, я ей всё про ноги тюльку гнал. Чтоб отстала от меня.
- Значит, и здесь соврал представителю внутренних дел. Разжалобить хотел? А котёнка за что задавил?
- Не коцал я его, гражданин начальник! Наверно, когда уснул, придавил нечайно. Он всегда тут кимарил. Маленький, ему тепло рядом было. Скотинка, а жалко! Честняк!
- А мы вот думаем – единственного свидетеля убрал, не погнушался руку поднять, чтоб никто не знал про твои художества. На тебе два убийства висят. Жалко свидетеля! А улик для тебя, Кимыч, и так хватит!..
* * * * * * *