Приятная, легкая лень не позволяла встать. Хотелось, бесконечно долго, нежится в этих мягких перинах, но чувствовалось, что за дверью давно уже ждут, когда он проснется. О чем свидетельствовали постоянные приоткрывания двери. Да и солнце, висящее над окном, напоминало, что утро сейчас, отнюдь не раннее. Снова приоткрылась дверь, Но пока Дмитрий Сергеевич, повернул голову, чтобы посмотреть, кто это там, такой любопытный, дверь успела закрыться. Ну, погоди же, подумал Дмитрий Сергеевич, которого уже вовсю захватывал азарт, сейчас мы тебя изловим. Он повернулся лицом к двери и закрыл глаза с таки расчетом, чтобы можно было видеть через ресницы.
Вот, дверь еле слышно скрипнула и слегка приоткрылась. В образовавшейся щели появилось любопытное детское личико. Дмитрий Сергеевич испустил легкий храп, который должен был убедить заглядывающего, в том, что хозяин этого похрапывания пребывает в крепком и глубоком сне. Уловка удалась, потому, что дверь приоткрылась еще и вся голова любопытствующего оказалась в спальне. Это была девчушка лет десяти, одетая в пестрое ситцевое платье. Дмитрий Сергеевич резко открыл глаза, и взгляды их встретились.
- Ой. – Ойкнула девчушка. Она резко захлопнула дверь, оставляя в память о себе постепенно затихающее шлепанье по полу босых ног. Но, зато буквально, через несколько секунд дверь открылась снова, на этот раз на всю свою ширину, и дороднейшая фигура Аграфены Михайловны вплыла в комнату.
- Ну и здоров же ты спать, Дмитрюшка. – раскатисто пробасила она. – Оно понятно, с дороги, но, однако же, и вставать пора. Вот и Вольф Иванович давно уже тебя дожидаются. Так, что ты батюшка, вставай уж, яви милость, а я покуда пойду, распоряжусь, чтобы завтрак начали подавать.
- Няня. – Вместо ответа Дмитрий Сергеевич сел на кровати, опустив ноги на пол. – Если бы ты знала, как я по тебе соскучился.
- Ну, вот еще. – Голос Аграфены Михайловны заметно дрогнул – Нашел по кому скучать, по старухе то. Ты уж Дмитрюшка, вставай, будь добр. Ждем мы тебя.
Стол был наrрыт непривычно обильно, а завтракали всего лишь втроем, няня, Вольф Иванович, ну и само собой герой наш, возвратившийся в родные пенаты. И, хотя отсутствием аппетита никто из них не страдал, более того в качестве аперитива была предложена удивительнейшая вишневая наливка, все закончилось тем, что Аграфена Михайловна сокрушенно всплеснула руками.
- Ну, вот. Посидели, поглядели. И для кого же тогда, скажите, все это готовилось.
- Ну, что ты няня, да со всем этим, - Дмитрий Сергеевич обвел рукой накрытый стол, - и рота гренадеров не управится.
- Рота, гренадеров. Скажешь тоже. – Няня смущенно улыбнулась. И повернувшись к присутствующей здесь веснушчатой коренастой девке, махнула рукой. – Ладно, Лушка. Давай, убирай со стола.
- Я бы хотел, Дмитрий Сергеевич, прежде всего, переговорить с вами о состоянии дел в поместье. – Вольф Иванович вытер вспотевший лоб большим клетчатым носовым платком. – И получить дальнейшие распоряжения, так сказать.
- Помилуйте, дорогой мой Вольф Иванович. – Совершенно искренне изумился Дмитрий Сергеевич. – Право, помилуйте. Ну, какие дела? А уж тем более распоряжения. Нет, уж любезнейший Вольф Иванович, увольте. Батюшка мой, вечная ему память, совершенно Вам доверился. И теперь, все мы видим, насколько, мудрым было его решение.
- Видя Вашу безупречную службу, - Дмитрий Сергеевич сжал руками плечи своего управляющего. – я покорнейше намерен просить Вас, оставить все как есть. Более того, прошу Вас, как и прежде считать себя моим учителем, ибо я надеюсь, что Вы, со временем, обучите меня премудростям ведения сельского хозяйствования, так же, как некогда обучали математике и словесности.
Смущенный от похвалы, Вольф Иванович, откашлялся в кулак, и как это принято выражаться на театральных подмостках, отступил на задний план.
А теперь бы, надо и народу показаться. Ждут они во дворе слышишь как гомонят – Тяжеловесно вступила в разговор Аграфена Михайловна, и не говоря более ни слова, словно ребенка, взяв Дмитрия Сергеевича, за руку, вывела его на крыльцо.
Действительно, во дворе ждала изрядная толпа. Повара, конюхи, псари, все пестро одетые, должно быть принарядившиеся по такому случаю. Были и два крестьянина из деревни со своими телегами. Все с любопытством взирали на крыльцо, и дружно склонились в поклоне, когда новый барин, руку которого, так и не выпустила, Аграфена Михайловна, появился на крыльце.
Дмитрий Сергеевич согнулся в ответном поклоне.
- Скажи им, что-нибудь. – Шепнула Аграфена Михайловна.
Дмитрий Сергеевич внимательно оглядел стоящих перед ним людей. Молодые и пожилые. Мужчины и женщины, много детей разного пола и возраста. Всех их волновало одно и то же. И причина этого волнения была совершенно понятна. Новый барин. Каков он будет? Не самодур ли? По виду, вроде бы не злой. А так, кто его знает.
- Друзья мои. – Начал Дмитрий Сергеевич, и сам поморщился от излишней пафосности своего обращения. – Мне понятны ваши волнения, поэтому сразу же постараюсь вас успокоить. Как, все было прежде при почтенном родителе моем, Сергее Дмитриевиче, так оно впредь и останется. И никаких притеснений от меня ждать не надо.
Толпа, возбужденно загомонила, пришла в движение, многие кланялись, и все одновременно, делились друг с другом своими впечатлениями. Тут, взгляд Дмитрия Сергеевича встретился с несколько нагловатым, уверенным взглядом, обладатель коего снисходительно посматривал на царящую вокруг, суматоху. Это был крепкий, атлетически сложенный мужчина лет тридцати. Одет он был почти вызывающе, в малиновую шелковую рубаху навыпуск, затянутую узким ремешком. Темно синие плисовые штаны, были заправлены в хромовые сапоги, начищенные до блеска. Лихо заломленный картуз, с лакированным козырьком, венчал его одеяние.
Но отнюдь не яркий вид мужчины, привлек к себе внимание Дмитрия Сергеевича. Знакомые с детства черты лица, пусть и изрядно измененные временем, вот что поманило к себе. Митька, постоянный товарищ детских игр и проказ. Несомненно, это был он.
- Митька, ты? – воскликнул Дмитрий Сергеевич, проходя через расступающуюся толпу.
- Узнали, стало быть, барин, благодарствуем. – Нагловатая улыбка еще раз промелькнула на холеном Митькином лице. – С возвращеньицем, значит Вас.
Первоначальным намерением Дмитрия Сергеевича было, как следует сжать друга своего детства в объятьях, невзирая на некоторую неуместность и несвоевременность этого поступка. Но нагловатая Митькина улыбка значительно охладила восторженность его чувств и намерений. Вместо этого Дмитрий Сергеевич лишь хлопнул его по плечу. – Ишь ты, какой стал. Молодец. Сразу-то тебя и не узнать.
Митька молча, кивком головы, поблагодарил за комплимент.
В этот момент из-за спины Дмитрия Сергеевича буквально выплыла во всем своем величии Аграфена Михайловна. Улыбка, мгновенно сползла с Митькиного лица, и сам он весь поник, посерел, как-то.
-Ты, Митька вот что, все равно, смотрю, без дела маешься, лясы тут точишь. Запряги-ка нам каурую. На могилку к барину надобно съездить. – Голосом, поразившим Дмитрия Сергеевича своей жесткостью, приказала она.
- Мне, что ль. За кучера то? – Нехотя осведомился Митька.
- Нет надобности. – Жестко отрезала Аграфена Михайловна. Каурая, кобылка спокойная, и ехать недалеко, сами доедем. Ну и чего ждешь? Запрягай, иди.
- Совсем от рук отбился. – Словно самой себе, хмуро сказала она, когда Митька ушел. – В солдаты надо было его отдать.
До кладбища было около версты. Правила лошадью, сама Аграфена Михайловна, расположившись, однако на заднем сиденье, рядом со своим воспитанником. У ворот кладбища, она привязала вожжи к воротам, привычными движениями отпустила уздечку и ослабила подпругу, чтобы лошадь могла пощипать травы. Затем открыла маленькую калитку. – Ну, пошли, Дмитрюшка. Не забыл еще, где могилки то?
Забыть их было право, достаточно мудрено, и вовсе не потому, что, Дмитрий Сергеевич, в силу своей особенной набожности, либо других каких-либо свойств, заслуживающих подражания, был частым посетителем могил своих родителей. Просто непосредственно, рядом с могилами возвышалась небольшая часовенка. Деревянный крест над ней, насколько только помнил себя, герой нашего повествования, был вечно перекошен, Его поправляли, но спустя некоторое время, он упрямо занимал свое неустойчивое положение.
На сей раз, крест, сияя свежевыструганной древесиной, стоял на удивление ровно, да и крыша часовенки, часто протекающая, прежде, в период дождей, была перекрыта свежим тесом. Перекрестившись, вслед за Аграфеной Михайловной, на крест часовенки, Дмитрий Сергеевич обратился к могилам своих родителей.
Два, аккуратно убранных могильных холмика, увенчанных могучими дубовыми крестами, являли собой олицетворение памяти четы Березиных.
- “Помяни, Господи души усопших рабов твоих, Сергия и Натальи”. – Скороговоркой пробормотала Аграфена Михайловна и отвесила низкий поклон могилам, коснувшись рукой земли. Вслед за няней и герой наш сделал не менее обстоятельный поклон. Он сел на врытую в землю скамеечку, глядя на холмики могил, и легкая грусть потихонечку заполняла его душу.
Вот и кресты, думал Дмитрий Сергеевич, сделанные одинаково, но какие разные. Крест батюшки, новенький, светлый, такой, словно ангельски беззлобная душа под ним покоится. А рядом, вот матушкин. Мрачный, потемневший от времени, угрюмый. Да и воспоминания нахлынувшие, какие они разные.
Вот увидел он себя, входящего в отцовскую спальню. Отец, одетый в стеганый шлафрок, медленно отрывает взгляд от томика стихов, лежащего на коленях. В глазах его слезы.
- А, Митя. Заходи сынок. Ты только послушай, какие чудесные стихи я тебе прочитаю. – Он закрывает глаза и декламирует. А по щекам текут слезы.
“Усыпительно безмолвны,
Так блестят в тиши ночной.
Золотистые их волны,
Убеленные луной.”
- Божественно, просто божественно. – Продолжает он. – Ты, только, представь, Митя, какой безграничной доброты был человек, сумевший написать такие строки.
Затем воспоминание, сменяется другим. Это уже матушка.
Вот он стоит перед ней, низко опустив, голову, а сверху как крупные градины, падают на него матушкины слова. - Вы хоть отдаете себе отчет сударь, что поведение Ваше становится попросту недопустимым, что Вы просто вынуждаете меня. применить к Вам самые строгие меры. И еще, и еще, и еще.
- Ой. батюшка, да я смотрю, ты совсем сомлел. – Голос няни вернул Дмитрия Сергеевича к действительности. – Поехали, мой друг домой. Еще раз, перекрестившись на родительские могилы, потом на часовенку они покинули кладбищенскую ограду.
У ворот, няня уверенным движением подтянула подпругу, протянула в згу уздечку, закрепив конец ее на правой оглобле.
- Ну, слава богу, на могилках побывали. – Няня перекрестилась. – поехали.