Поэт Владимир Мефодьевич Башунов был для меня не только другом и собеседником, он был для меня примером в жизни. Примером честного отношения к ней.
Впервые судьба свела нас на Шукшинских чтениях в июле 1991 года. Я тогда работал в бюро пропаганды художественной литературы при Алтайском отделении Союза писателей СССР, организовывал выступления наших поэтов и писателей в трудовых коллективах заводов и учреждений в Бийске и в соседних районах. Помню, когда я впервые его увидел, сразу отметил отчетливое внешнее сходство поэта Башунова с иконописными ликами святого Иоанна Златоуста. А еще удивили глаза, буквально излучавшие какой-то мягкий, добрый свет, и легкая импозантная картавость. Уж не знаю почему, но и Владимир Мефодьевич сразу проявил интерес к моей скромной персоне и даже поощрял меня в творческих поисках, хотя насколько я помню, в то время еще практически ничего не написал достойного внимания не то что выдающегося поэта, но даже и рядового читателя. С тех пор он стал для меня добрым советчиком в писательском труде. Вместе с Владимиром Мефодьевичем мне довелось издавать газету «Алтайская миссия», участвовать в писательских семинарах, публиковаться в журнале «Алтай», в котором долгие годы он трудился. Башунов был тихим и скромным человеком, абсолютно не амбициозным, далеким от саморекламы и эпатажа, присущим литераторам «новейшего времени». Поэтический дар его был совершенно особенным, его стихи наполнены глубоким смыслом и чувствами, всеми красками алтайской природы, подлинным запахом «русского духа». Он был глубоко порядочен, и в тоже время, в принципиальных вопросах мог быть очень жестоким. Мы довольно часто общались, дарили свои вышедшие книги, помогали друг другу в бытовых делах и заботах.
Жизнь не баловала Башунова материальными благами – постоянное безденежье вечный спутник поэта в России. Но он стоически переносил доставшееся всем нам время перемен, никогда не ныл, искал и находил возможность заработать писательским трудом, чтобы кормить свою семью.
Болезнь Владимира Мефодьевича для меня была неожиданна, и я был очень рад увидеть его на ногах после долгих недель в больничной палате. И вот, когда казалось здоровье пошло на поправку, – смерть… Услышав об этом я был просто ошеломлен.
23 февраля 2005 года, после отпевания в Никольской церкви, я подошел ко гробу, и положив свою руку на руку покойного поэта, мысленно изрек: «Прощай Владимир Мефодьевич, Бог даст, еще увидимся на небесах». Потом были похороны. Неприятно удивило – как мало было молодых литераторов среди провожавших Владимира Мефодьевича в последний путь. Двое сорокалетних: Сергей Бузмаков да я грешный – вот и вся «писательская молодежь». А ведь кое-кому стоило повиниться, у этой могилы на Власихинском кладбище, за заносчивость и дерзкие слова, в адрес старшего, во всех смыслах, коллеги по перу.
Умер последний большой поэт Алтая. Геннадий Панов, Леонид Мерзликин и теперь вот – Владимир Башунов. Высокой поэзии до них не было на Алтае никогда, и будет ли после них?…
Алтайская словесность потеряла своего лучшего поэта. Но с нами остались его стихи, его книги. Уверен, что им суждена долгая жизнь в русской литературе… Дома я перечитывал последние поэтические сборники Башунова: «Полынья» и «Ау». И стихи заметно успокоили мои растрепанные чувства. Сквозь башуновские строки опять проступал знакомый, живой образ Владимира Мефодьевича с легкой искрой радости в глазах, память вновь слышала его знакомую журчащую речь. Все же прав был любимый поэт Владимира Башунова, когда писал: «Нет, весь я не умру! Душа в заветной лире мой прах переживет и тленья избежит…»
Ушел из жизни добрый человек. Упокой, Господи, душу его… А мы, живущие, будем помнить о нем.
2005 г.