(начало повести "Собаки в садике (Из жизни пятиклассника)" читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/26/1656)
а её предыдущую часть здесь: http://www.proza.ru/2014/05/28/1228)
10. ЦВЕТНЫЕ БУМАЖКИ
Меня спасло то, что с забора я ликующе повернулся к пацанам. Они смотрели с напряжённым интересом. А Руслан – с раздражением. И вдруг я вспомнил, как он всегда порочил чужие победы, успешно убеждая народ, что им только показалось.
Да ведь он и здесь залезет после меня, и, пройдя половину моего пути, будет потом с пеной у рта остервенело убеждать в обратном! Отсюда же мы видим только спины идущих к собакам, и расстояние между их рекордами неясно.
Эти мысли несколько сбили бесшабашный настрой, что я остался сидеть на заборе. Когда из отчаянного риска вынут элемент всем очевидной победы, то этот риск уже не манит настолько. Но я уже залез, и придётся сделать шага четыре. Обязательно больше чем Серёга. А потом я обойдусь без восторженных мемуаров, но обязательно скажу, что после него уже легче залазить.
Я берёг его ранимую самооценку с первого класса. Всё, в чём я был сильнее его, я объяснял ему случаем или тем, что меня родители заставили и помогли, или тем, что меня заставляют плавать, и поэтому я не специально «вынужден» был стать сильным. Залезть придётся, но я настолько уже сжился с внутренним триумфом, что мысль о том, как Руслан принизит моё торжество, стала всё сильнее отравлять настроение.
И вдруг меня осенило. Цветные бумажки!
Только вчера папа купил мне за двадцать копеек целую пачку из десяти плотных листов размером с раскрытую книжку. Каждый из них был своего цвета, и из них можно было нарезать карточки для одной настольной игры. Но я имел другую цель – сделать разноцветные средневековые знамёна и щиты с гербами, чтобы повесить их на стенах крепости, на которую ушли несколько комплектов кубиков.
Как только я выстраивал крепость, то сразу включал подаренную мне папой пластинку с загадочным названием «Болеро Равеля». Это была музыка про долгий и тяжкий переход армии через пустыню в тыл врагов. Воды не хватало, и воинам оставалось только облизываться, мечтая скорее дойти до оазиса. Народу в армии было немного - только солдатики, имевшиеся у меня, поэтому полководец вынужден был взять и тех, кого требовательный Александр Македонский забраковал бы.
Эти слабаки ворчали в пути, напряжение в отряде росло, а с ним росло и напряжение в музыке. Даже громкость её постепенно нарастала, выражая тревогу отряда, не знавшего, ждёт ли его засада у крепости в оазисе.
А в конце пути разведчик выглядывал из-за бархана и сообщал, что ворота открыты и охрана купается во рву. Тогда к бархану подбегали все солдаты и, собравшись вместе, неожиданно выскакивали перед растерявшейся охраной. Музыка тревожно громыхала и резко обрывалась в самый важный момент.
В каждой игре он отличался от предыдущего, потому что зависел от многих факторов. Например, от решимости зашитников. Или от наличия среди оставшихся в крепости предателя.
Условия постоянно менялись, и менялся ход сражения. Оно всегда должно было быть правдоподобным. Как и поведение победителей после боя.
Болеро было идеальной военной музыкой. Из других подаренных папой пластинок для съезжавшихся на рыцарских турнирах всадников использовалась страстная и нервная «интродукция Сен-Санса». Но уже к четвёртому классу я ощутил, что переживания рыцарей в этот момент были более приземлёнными, и эта красивая музыка не про них. Её заменили «Итальянский каприз Чайковского» и «Танец из Гаянэ Хачатуряна». Они добавляли в сражение такую достоверность, что после игры не сразу удавалось переключиться на обыденность с готовкой уроков и мытьём полов.
Штурму крепости идеально соответствовали «Испанский каприз Римского-Корсакова» и «Руслан и Людмила» Глинки. Судя по боевым качествам всех этих музык, придумавшие их композиторы долго служили в армии.
Если бы я тогда знал и имел долгие полотна Пинфлоида и Юрайхипа, то, конечно, я и этих музыкантов поставил бы под ружьё. Но из всей рок-музыки к пятому классу я слышал только две любимые до сих пор песни ВИА «Цветы».
После взятия крепости в ней проходил торжественный пир под пластинку с ариями Верди. Особенно радостной была «Налейте в сей кубок веселья».
Я участвовал в этом пире, сидя, в отличие от солдатиков, снаружи крепости. Как Гулливер. И поедал два «радостных» бутерброда. Больше не полагалось, так как крепость была всего лишь второго разряда – с бароном во главе, а не с графом.
Идеально было бы захватить столичную крепость с дворцом императора. Это тянуло на пять бутербродов. Причём не из буханки, а из батона! Но побаловать себя на поле боя мягким батончиком нам, суровым полководцам, ещё не приходилось. Да это и понятно – кубиков хватало только на замок барона.
Ещё хорошо, что в отцовском шкафу на балконе были обрезки толстых труб. Это были мощные угловые башни, на которые надо было сверху положить открытки и поставить на них лучников или сувенирную старинную пушечку, в которую был спрятан штопор. Открытки надо было класть картинкой книзу, чтобы разноцветные рисунки про Первое мая не мешали крепости оставаться средневековой.
С деревянных кубиков приклеенные бумажки я ободрал, а с картонных на штурмующую армию смотрели индюк с буквой «И», белочка с буквой «Б», гусь, ёж, журавль и прочая мирная братия. Они стали гербами рыцарей, защищающих крепость. Беззлобные животные очень отличались от чудовищ с гербов в исторической книге. Они символизировали, что рыцари из крепости борются за мир во всём мире. Бороться им было несложно, так как в средневековье «империалистической военщины и неоколониализма», покушавшихся на мир во всём мире, было ещё маловато.
Кроме того, мирные зверушки на стенах коварно обманывали наступавших, скрывая за собой кипящие котлы со смолой. В реальной жизни котлов, конечно, не было, но сочувствие к будущим обожжённым у меня оставалось.
Теперь на стенах должны были появиться геральдические щиты и знамёна. Их сложные рисунки я несколько часов остро заточенными карандашами переводил с книги на кальку, а затем с неё с помощью копирки – на лист ватмана, из которого их оставалось вырезать, заклеив мельчайшими кусочками цветной бумаги.
Когда мама попросила вырезать из листков какие-то украшательства для её учительского журнала, то услышала «Нет, только то, что останется после важного дела». «Это дело» должно было начаться сегодня, но внезапная идея лазить в садик отвлекла от стола. Ножницы, клей и цветные листки уже лежали на нём, готовые к делу.
Но оно не случилось, ибо, сидя на заборе садика, я сказал себе: «Да! Цветные бумажки защитят честность!»
11. МОЙ ПЕРВЫЙ ПОХОД
Пацаны ждали, что я отвернусь от них и спрыгну в садик, но я спрыгнул к ним. Все удивились, а у двоих открылись рты, чтобы начать позорить. Шагнув к ним, я сказал: «Без меня не лазьте, я тоже хочу посмотреть. Щас буду через пару минут!» И быстро пошёл к своему подъезду. Было приятно, что мне плевать на то, что они обязательно обвинят меня в трусости. А иначе как было объяснить мой уход? Или даже бегство. Хотя мои уверенные слова и довольный вид могли их смутить.
Радостное предчувствие так наполняло, что дверь я открыл быстрее чем обычно. Ключи висели на шнурке за пазухой. Когда я увидел цветные бумажки, то мелькнуло сожаление. Но все гербы и знамёна уже давно померкли перед славой от похода к собакам. Я схватил всю пачку и побежал к пацанам.
«Короче, у каждого свой цвет. Докуда дойдёшь, там бросишь бумажку на землю, и будет видно, кто дальше». Они протянули руки, но я сказал: «Кто полезет на забор, тому и выдам». Вдруг кто-то не полезет, а зазря помнёт ценный лист? Хотя, жалеть их не имело смысла - для гербов мне всё равно были нужны все цвета.
Затем я вынул самый главный цвет, красный, пачку отдал стеречь Сергею и с прежним душевным подъёмом полез на забор.
Но тут пришла мысль: «А вдруг кто-то побьёт мой рекорд, и я захочу ещё раз полезть? Не с земли же эту бумажку подбирать, нагибаясь у собак на виду?» Тогда я оторвал от листа кусок, отдав остаток Серёге. А чтобы клочок не лёг на землю белой стороной кверху, согнул его пополам. Листок стал маленьким, зато с двух сторон красным.
И затем я спрыгнул. На тот самый пятачок между забором и арыком, с двумя акациями по бокам.
Ещё на заборе я уже знал, сколько шагов надо сделать после перешагивания арыка. У Серёги их было два. Надо надёжно перекрыть его рекорд, например, в три раза. Значит, шесть шагов. Конечно, честных, не меньших, чем его.
Когда я осторожно перешагнул арык, собаки смотрели на меня. Мерещилось, что у них уже напряглись мускулы, чтобы мгновенно вскочить и мчаться на меня.
Пришлось остановиться и сделать несколько глубоких вдохов, как на вышке перед прыжком в воду. Собаки не шевелились, пристально смотря на меня.
«А что, если они хуже воспринимают медленные движения?» - подумал я и стал продвигаться очень тихо. Пока я шагал, собаки продолжали лежать. После четвёртого шага в душе радостно зазвучало: «Уже в два раза больше, чем рекорд!»
Но радость мелькнула и исчезла, выдавленная напряжением. С приближением к собакам опасность возрастала, и я всё более пристально вглядывался в их морды, надеясь уловить начало их движения. Оно началось, когда я в шестой раз опустил ногу на землю. Псина, занимавшая третье место в иерархии, поднялась и неспешно двинулась ко мне. Оставалось быстро развернуться на правом каблуке вокруг оси и, не оглядываясь, мчаться к забору.
Я ещё до этой вылазки прикинул, что если отталкиваться перед арыком левой ногой, и в прыжке опуститься правой ногой на тот сук, то он может либо надломиться, либо стопе будет больно от удара о сук. Либо инерция от моей горизонтальной траектории прыжка через арык не даст мне сил оттолкнуться у забора вверх. Поэтому я оттолкнулся перед арыком правой ногой, приземлился между акациями левой и, оттолкнувшись правой от сука, прыгнул наверх забора. Перевалился и ловко спрыгнул на обе ноги.
Во время бега я не видел врага, и было ощущение, что зверина вот-вот вцепится в спину или ногу. Теперь же я обернулся и удивился: она переместилась всего лишь до павильона и, постояв там, гордая бегством пришельца, неспешно вернулась к остальным.
(Продолжение читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/30/1395)