Прощание с байронизмом

Наталья Ромодина
Байронизм – это отражение в русской (в частности) литературе мотивов, идей и настроений Байрона.

Английский поэт Джордж Гордон Ноэль Байрон (1788–1824) прожил интересную, бурную жизнь. Он родился накануне Великой французской революции, чьи идеалы: «Свобода, равенство, братство!» – внушали надежды всему прогрессивному человечеству. Его поэзия была воспитана на вольнодумстве и критицизме идеологов буржуазной революции. Он явился в тот момент, когда европейское общество пришло в отчаяние по поводу крушения восторженных надежд на революцию.

В 10-летнем возрасте Байрон унаследовал титул лорда. Достигнув совершеннолетия, т.е. в 21 год, он стал принимать участие в заседаниях английского Парламента, в Палате лордов, на скамьях оппозиции. Спустя три года он вызвал неодобрение коллег, выступив с речью в защиту луддитов, т.е. рабочих, ломающих машины от отчаяния бедности, которых предполагалось казнить:

Не странно ль, что, если является в гости
К нам голод и слышится вопль бедняка, За ломку машины ломаются кости
И ценятся жизни дешевле чулка?..

«Ода авторам билля» дублировала в поэтической форме речь Байрона.
Байрон много путешествовал: был в Италии, Албании, Испании, на Мальте и т.п. В Италии он участвовал в освободительном движении карбонариев. В Греции, где он бывал неоднократно, Байрон в 1823–24 гг. принял самое деятельное участие в освободительной борьбе против турецкого владычества. Там, в Миссолунги, он и умер от болезни в апреле 1824 г.

Но его мятежный герой – индивидуалист и пессимист, отщепенец, находящийся в конфликте с обществом и общественной моралью, разочарованный в цивилизации, – ещё долго занимал умы лучших людей в Европе, служил примером для подражания.
Великий английский поэт сумел убедить публику в том, что в своих поэмах он изобразил свою личную жизнь. Среди поклонников Байрона стало модно «глядеть на жизнь, как на роман», и хандрить. Упоминания о хандре находим в письмах К.Н.Батюшкова, В.Ф.Одоевского, Н.И.Тургенева, П.А.Вяземского, А.С.Грибоедова и А.С.Пушкина.

С творчеством Д.Г.Байрона Пушкин, вероятнее всего, познакомился в 1820 г. Его первая южная элегия «Погасло дневное светило», написанная в связи с морским путешествием, содержит практически буквальный перевод четверостишия из «Паломничества Чайльд-Гарольда»:

Лети, корабль, неси меня к пределам дальним
По вольной прихоти обманчивых зыбей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей...

Байроном и английским языком увлекалась одна из дочерей генерала Н.Н.Раевского, Елена. Старший сын генерала, Александр, был язвительным, разочарованным скептиком под стать герою Байрона. С семейством Н.Н.Раевского Пушкин путешествовал летом 1820 г. по Кавказу и Крыму. Это были первые месяцы ссылки нашего поэта. Осознание своего положения «ссылочного невольника», чтение Байрона, великолепная южная природа, восточная экзотика – всё это вдохновило Пушкина на создание «южных» поэм: «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан».

Лирическая струя в поэмах заставляла их автора оценивать свои творения как «романтические стихотворения». Читатели и критика уловили сходство «южных поэм» Пушкина с восточными поэмами Байрона: и там, и там – дикая природа, пленник (пленница), любовь, разочарование, побег. Важнейшим принципом их создания было, как и у Байрона, эмоциональное отождествление автора с героем. Публика, обожавшая Байрона, была в востор¬ге и от «южных» поэм Пушкина. И требовала продолжения.

А.С.Пушкин в стихотворении «К морю» (1824) назвал Байрона, наряду с Наполеоном, – другой сильной, необыкновенной личностью, – «властителем наших дум». В Михайловском, в кабинете. Пушкина, висел портрет великого английского романтика. 7 апреля ст. ст. 1825 г., в первую годовщину смерти Байрона, Пушкин и его соседка Анна Вульф заказали в церкви панихиду по «рабе Божием Георгии», о чём Пушкин сообщает в письме.

Но... Со временем духовный идеал Пушкина меняется. В Кишинёве поэт общался с наиболее радикально настроенными декабристами, которые, естественно, не одобряли тип разочарованного бездельника. Под влиянием этой среды Пушкин начал отходить от байронизма (точнее, к 1823 г. относится жесточайший мировоззренческий кризис, из которого Пушкин выходил очень долго и трудно, зато вышел совсем другим человеком, что сказалось и на его поэзии).
Уже в поэме «Цыганы» звучит осуждение эгоизма:

Ты не рождён для дикой доли:
Ты для себя лишь хочешь воли.

9 мая 1823 г. Пушкин начал свой новый роман, роман в стихах «Евгений Онегин». Огромное значение лирического компонента заставило его отозваться о первой главе как о «начале большого стихотворения». При первом знакомстве с ней многие современники восприняли новое творение Пушкина как подобие «Дон Жуана» и других поэм Байрона. Пушкин не мог, говоря о своей эпохе, пройти мимо байронизма: его герои читают Байрона, любуют¬ся его портретом, примеряют на себя литературные маски, в том числе и героев Байрона, подражают «певцу Гюльнары», нередко даже реальные вещи воспринимаются ими как цитаты из Байрона (Венеция им знакома по «гордой лире Альбиона»).

Однако Пушкин, во-первых, подчеркивает разницу между своим произведением и поэмами Байрона, во-вторых, между своими героями и персонажами английского поэта. Это видно даже на чисто словесном уровне: «английский сплин» – модная маска, «русская хандра» – следствие пресыщенности души, лености ума, глухоты сердца.

Поведение героев определяется не «прихотью удачной» автора, а глубоко лежащими особенностями их характеров. Известна шутка Пушкина о том, что «Татьяна штуку удрала», которой он не ожидал, – замуж вышла.
Это был принципиально новый подход к проблеме героя. Мне кажется, что в преодолении байронизма Пушкина это главное. Автор уделяет особое внимание описанию среды, времени, исторических обстоятельств, подробно освещает воспитание героев, их круг чтения, чтобы обосновать закономерность их чувств, действий, реакций.

Открыв новый закон художественного изображения жизни, Пушкин спе¬шит поделиться открытием. Неоднократно в письмах, предисловиях, примечаниях, в  самом тексте романа поэт объясняет свои новые творческие принципы, их отличие от того, что было раньше в литературе («Бывало, пламенный творец являл нам своего героя как совершенства образец...»), от того, что ждут от него читатели и критика («Но, может быть, такого рода картины вас не привлекут...»), от того, к чему призывают его собратья по перу («у меня затрещала бы набережная, коснись я сатиры»).

Уже в конце I главы Пушкин стремится развеять напрасные ожидания сходства романа «Евгений Онегин» с поэмами Байрона и тождества автора с героем, «как будто нам уж невозможно писать поэмы о другом, как толь¬ко о себе самом». Восхищаясь героической личностью Байрона, Пушкин заметил, что, раздав своим героям по одной своей черте характера, лорд получил вместо одной сильной, богатой натуры несколько мелких и неинтересных.

Он полемизирует с романтиками, например с Кюхельбекером, да и с самим Байроном. Нередко полемика переходит в сатиру.

Лорд Байрон прихотью удачной
Облёк в унылый романтизм
И безнадёжный эгоизм.

Романтизм байронического толка кажется Пушкину «тёмным и вялым».
Окончательное прощание с байронизмом полемически заострено в «Путешествии Онегина», которое само по себе вызывало ассоциации с «Паломничеством Чайльд-Гарольда», Пушкин вспоминает своё увлечение Байроном. Он перечисляет признаки столь любимых публикой байронических поэм:

В ту пору мне казались нужны
Пустыни, волн края жемчужны,
И моря шум, и груды скал,
И гордой девы идеал,
И безыменные страданья, –

противопоставляя им свои новые идеалы:

Иные нужны мне картины.
Люблю песчаный косогор,
Перед избушкой две рябины,
Калитку, сломанный забор,
На небе серенькие тучи,
Перед гумном соломы кучи
Да пруд под сенью ив густых,
Раздолье уток молодых.
Теперь мила мне балалайка
Да пьяный топот трепака
Перед порогом кабака.
Мой идеал теперь – хозяйка,
Мои желания – покой,
Да щей горшок, да сам большой.

И дело тут не столько в снижении пафоса, сколько в изменении самого подхода к художественному отображению жизни, результатом которого явился роман «Евгений Онегин», открывший дорогу реализму в русской литературе.

Но и этого Пушкину мало! Чтобы более полно и с благодарностью проститься с байронизмом, он почти одновременно пишет как пародию на байронизм и байронического героя – т.е. повесть «Барышня-крестьянка», – так и восьмую, последнюю главу своего детища, предпосылая ей элегический эпиграф из Байрона: «Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай» («всего тебе доброго», – как переводит Непомнящий).