«ГЕНИЙ ЧИСТОЙ КРАСОТЫ»
Этот образ, взятый Пушкиным «напрокат» у В.А.Жуковского (из стихотворения «Лалла-Рук» по Байрону), настолько однозначно ассоциируется с молоденькой генеральшей Анной Петровной Керн (1800–1879) и так сросся с волшебной музыкой М.И.Глинки (романс посвящён дочери Керн Екатерине), что остальное уже не важно.
Однако А.П.Керн оставила потомкам воспоминания, дневники, переписку, из чего следует, что она была не только мила и очаровательна, но и умнее некоторых (А.Н.Вульф, Е.Н.Вревской, Е.К.Воронцовой, Е.Н.Ушаковой), кто уничтожил пушкинские автографы, принадлежавшие им. А.П.Керн, наоборот, бережно хранила все свидетельства пушкинской эпохи, своего знакомства с А.С.Пушкиным, А.А.Дельвигом, М.И.Глинкой.
Её отец, Пётр Маркович Полторацкий, – брат матери Анны Олениной. Мать, Елизавета Ивановна Вульф, – сестра отца Евпраксии, Анны и Алексея Вульфов, сестра матери Е.В.Вельяшевой, сестра отца Нетти Вульф, знакомых нам по лирике Пушкина.
В детстве Анна четыре года воспитывалась в поместье деда, Бернове Тверской губернии, вместе с кузиной Аннетой Вульф. Девочки изучали иностранные языки, читали. «Ей рано нравились романы». Любовь к чтению она сохранила до преклонного возраста. С кузиной они сдружились на всю жизнь. Но в 12 лет Анне Петровне пришлось вернуться к родителям. «Она в семье своей родной казалась девочкой чужой». Отец, «не спросясь её совета», выдал семнадцатилетнюю дочь за генерала втрое старше её. Я всё время цитирую из «Евгения Онегина» не для того, чтобы доказать, что А.П.Керн явилась прототипом Татьяны (легче указать, кто не явился!), а потому, что Пушкин в романе отразил всё, что было характерно для той эпохи.
Первая встреча Керн с Пушкиным произошла в Петербурге, в доме Олениных, в 1819 г. Об этом «чудном мгновенье» и говорится в начале стихотворения. Шутки молодёжи, шарады, блеск красоты дам и ума культурного цвета столицы – через шесть лет всё это было так далеко от Пушкина!
Шли годы. Бурь порыв мятежный
Рассеял прежние мечты…
Восхищённая Пушкиным, Анна Петровна страстно хотела увидеть его, и это желание исполнилось во время пребывания её в усадьбе тётки (вдовы дяди) в Тригорском, в трёх верстах от пушкинского Михайловского, в июне 1825 г,
Пушкин находился в ссылке. В 1825 г. он «почувствовал, что может творить» (из черновика французского письма к Н.Н.Раевскому-сыну): центральные главы «Онегина», «Борис Годунов», десятки лирических шедевров – тому доказательство.
Всякий день он являлся в Тригорское пешком с 9-фунтовой палкой и собаками-волкодавами. Молодёжь веселилась, пелись романсы, например «Венецианская ночь» на слова И. Козлова («Ночь весенняя дышала...») – известный романс Глинки на эти слова тогда ещё не был написан.
Встречи Пушкина и Анны Керн происходили в обстановке всеобщей влюблённости, охватившей обитателей Тригорского. Анна Вульф отчаянно ревновала Пушкина к кузине. Прасковье Александровне показалось, что племянница ведёт себя неподобающе для замужней женщины, и решила отвезти её в Ригу к мужу, а заодно удалить и дочь, страдающую от невнимания Пушкина.
Но перед отъездом Осипова привезла всю компанию в Михайловское, предложив хозяину показать сад г-же Керн. Пушкин с радостью повиновался. Старинные аллеи, осеребрённые луной, тёмные пятна елей, чернеющая в прудах вода – летняя ночь в Михайловском и сейчас, кажется, хранит легенды... Косая липовая аллея теперь так и называется «аллеей Керн». Многие старые липы на ней были повалены в 1990-х гг. двумя сильнейшими ураганами, и их заменили молодыми деревьями.
Пушкин писал Анне Вульф в Ригу: «Каждую ночь я брожу по парку и думаю: она была здесь! Камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе подле веточки увядшего гелиотропа; я пишу много стихов».
Стихотворение «К ***» («Я помню чудное мгновенье») Пушкин вручил Анне Керн при прощании, вложив листок в только что изданную I главу «Евгения Онегина» (она пишет: «во вторую», – это ошибка, 2-я глава вышла позже).
Душе настало пробужденье,
И вот опять явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты.
И сердце бьётся в упоенье,
И для него воскресли вновь
И божество, и вдохновенье,
И жизнь, и слёзы, и любовь.
Потом были письма. По-французски, конечно. «Доныне гордый наш язык к почтовой прозе не привык». Керн сохранила их все: и адресованные ей лично, и Анне Вульф, и тётушке Прасковье Александровне – все письма Пушкин писал исключительно для Анны Петровны. Перевод их производит слишком откровенное впечатление: «Я умер бы от бешеной ревности», «Не лишайте меня надежды снова увидеть вас», «Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое, чем то, которое некогда произвела на меня встреча наша у Олениных» и т.п. Но по-французски это просто милый трёп.
А.П.Керн дружила не только с самим поэтом, но и со всей семьёй Пушкиных: с матерью, отцом, братом, сестрой. По поручению Надежды Осиповны Пушкиной она вместе с Александром Сергеевичем встречала и благословляла новобрачных Павлищевых (сестру Пушкина Ольгу Сергеевну с мужем) на квартире Дельвига.
Ко времени после ссылки и до женитьбы Пушкина относятся многочисленные встречи А.П.Керн с ним, а также с А.Дельвигом и М.Глинкой. Она подмечает в своих воспоминаниях манеру Пушкина общаться с людьми: «Трудно было с ним вдруг сблизиться; он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен... Он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренне и был неописанно хорош, когда что-нибудь приятное волновало его».
Слушая «Цыган» в авторском исполнении, А.П.Керн вдруг заметила, что у Пушкина, как у Овидия, «голос шуму вод подобный» – то есть певучий, мелодический. В одно из посещений Анны Керн в Петербурге Пушкин, сидя на маленькой скамеечке (сейчас она хранится в музее Михайловского) у её ног, написал стихотворение:
Я ехал к вам. Живые сны
За мной вились толпой игривой,
И месяц с правой стороны
Сопровождал мой бег ретивый.
Я ехал прочь. Иные сны...
Душе влюблённой грустно было;
И месяц с левой стороны
Сопровождал меня уныло.
Керн вспоминает, что Пушкин заметил, смеясь: «Разумеется, с левой, потому что я ехал назад!» Знакомый А.П.Керн, поэт А.И.Подолинский, видел у неё листок с этим автографом: мятый, почти рваный, с густо перечёркнутыми строчками, поверх которых написаны другие. А кажется, будто эти стихи вылились на бумагу на одном дыхании:
Мечтанью вечному в тиши
Так предаёмся мы, поэты,
Так суеверные приметы
Согласны с чувствами души.
После смерти Дельвига (14 января 1831 г.) Керн очень редко встречалась с Пушкиным. В его письмах к Соболевскому и к жене промелькнуло два не слишком уважительных упоминания о ней. Ну и что! Жена была ревнива, а Соболевский известный циник. В своих воспоминаниях Анна Петровна постоянно подчёркивает невинный и платонический характер своих отношений с великим поэтом. Пушкин в её воспоминаниях предстаёт перед нами как «гений добра». В истории русской литературы имя Анны Петровны Керн сохранилось не потому, что она была «вавилонской блудницей», или просила у Пушкина покровительства в книгоиздательских кругах.
Незадолго до смерти, по легенде, Анна Керн услышала грохот на улице и спросила, что там такое. Когда ей сказали, что везут пьедестал к памятнику Пушкину в Москву, она сказала: «Давно пора». Через несколько дней после этого она умерла. Гроб с телом Анны Петровны повезли в Прямухино Тверской губернии, где похоронен её муж А.В.Марков-Виноградский, но не довезли из-за распутицы и предали земле в селе Прутня, недалеко от Торжка, где теперь музей А.С.Пушкина. Все, любящие Пушкина, помнят, что на её веку, «тяжело-грустном», по выражению её сына, было «чудное мгновенье» встреч с поэтом!