Мои женщины

   
               
Это рассказ о тех Женщинах, которые оставили в моей жизни глубокий след. Каждая из них неповторима в своей прелести, в своей особенной красоте, изысканному уму, и в той части жизни, которая была подарена мне. О каждой из них можно написать роман, и этот роман будет читаться долго, потому, что о Любви можно читать вечно…
Я помню их всех. Сегодня они живут в разных странах, у них сложились разные судьбы. Я часто вижу их в просторах Интернета, и замечаю: да, время наложило свой отпечаток на их лица, но глаза их остались те же: необыкновенно красивые.
О. Весёлая хохотушка, тонкие черты лица, врач от Бога. «Абдуджалилов, всегда благодари родителей и меня!». «Родителей понятно. А тебя за что?» «А я поддерживаю то, что родители тебе дали!».
Я обязан ей пятнадцатью годами отменного здоровья. Однажды, находясь далеко от дома, я свалился в сердечном приступе. Она бросила всё, приехала в далекий город, где кроме меня у неё никого не было, и неделю не отходила от моей постели. Второй раз я уехал ещё дальше, «за речку», и был там долго, больше года, и вернулся не домой, а в другой город, где нужно было сначала прийти в себя, потом залечить рану. И опять она по первому звонку была рядом, и сама перевязывала рану по пять раз в день. Потом, когда я встал крепко на ноги, обнял её, и сказал: «Ты Великая Женщина», на что она ответила: «нет, Абдуджалилов, я всего лишь врач, и люблю тебя».
Карина. Строгая, подчеркнутая красота, аристократические манеры. Мы познакомились на званом вечере у моего приятеля тихим теплым зимним вечером. На улице шел снег; он крупными хлопьями появлялся сверху в свете фонарей и бесшумно ложился на землю. Побыв немного, я предложил ей уйти – нельзя было пропустить такую красоту как тихо падающий снег, и я каким-то шестым чувством понял, что ей это должно безумно нравиться. Мы долго гуляли по снежному городу, пока совсем не заблудились. Мы зашли в ближайшую гостиницу, устроились в теплом номере и проговорили там до утра. Потом мы встречались почти каждый день, и каждый раз я находил в ней что-то новое. А потом была Франция, незабываемые три недели Парижа.  Днем у каждого из нас были свои дела, после которых мы заглядывали в прелестные парижские бутики, покупая галстуки, сувениры и парфюмерию. У неё был безупречный вкус, и я доверял ей свои покупки. А позже мы гуляли с ней по вечернему Парижу, подолгу засиживаясь в открытых кафе, бесконечно пробуя различные вина, и она читала Пастернака и поэтов серебряного века. Я пробовал прочитать ей свои, но мои стихи ей не нравились. «Абдуджалилов, стихи – это не мысли в рифму. У тебя проза лучше». Оказалась права…
Наташа. Высокая, хрупкая, с тоненькой талией и гордой осанкой, удивительно красивая. Чувственные губы, томные глаза… «Абдуджалилов, ты меня любишь?» «Конечно». «Врешь». «Почему?» «Ты любишь только мои губы. Оторваться от них не можешь». Мы любили купаться летними ночами, когда море ещё сохранило тепло жаркого дневного солнца, и полная луна отражалась на зеркальной морской глади. Мне нравилось, когда она, обнаженная, медленно выходит из воды, как русалка. Мы болтали ни о чем, подолгу целовались; я ощущал её прерывистое, горячее дыхание, чувствовал её упругую и горячую от дневного солнца кожу, вдыхал её запах – от её волос пахло морем. Жизнь потом разбросала нас, и я долго искал её, но так и не нашел. А в предновогоднюю ночь зазвонил телефон, и я услышал такой знакомый голос: «Привет… С Новым годом!» И я почти физически ощутил мягкие губы и волосы, пахнущие морем, и смог только произнести: «Натаха…». Потом я позвонил ей, мы проговорили целых пять часов, и понял, что Натаха и сейчас со мной.
Татьяна. Розовощекая, с пышными формами, напоминающими Данаю Рембранта, или «Обнаженную» Ренуара. Таня обожала всё сладкое, и я всё время подшучивал над ней: «Тань, зачем столько сладкого? Ты же сама уже сладкая!» Она жила в тесно-тесной однушке, позже муж ушел к её ближайшей подруге, отчего у неё медленно развивались комплексы. Пытаясь уйти от одиночества, она начинала копаться в себе, и пыталась сблизиться с первыми попавшимися мужчинами, и, конечно, ничего хорошего из этого не вышло. Однажды ранним летом мы вдвоем поехали за город, в пустующую зону отдыха, где она днем нагишом собирала тюльпаны, и вечером разбросала их вокруг постели. Утром, проснувшись, она помолчала немного, потом спросила: "Абдуджалилов, скажи, я б...дь?" Я категорически возразил: "Ну, что ты такое говоришь, ты прекрасная женщина..." Меня поразило второе размышление: "А ты знаешь, я хотела ею быть...". Её нужно было вырвать из всего этого замкнутого круга невезения; я предложил ей на время вообще уехать далеко-далеко, где почти никого нет. Мы поехали с ней на Байкал, где провели две божественные недели, и после этого она пришла в себя: она поверила, что у неё прекрасное тело, и ей незачем худеть, и именно такое тело может безумно нравиться мужчине: атласная кожа, слегка розоватого цвета, округлые плечи и мягкие-мягкие руки…
Сейчас у неё всё хорошо. Недавно я звонил ей, и по голосу почувствовал, что она счастлива.
В. Мы были знакомы всего полгода. В то время мне было нелегко, и я выкарабкался только благодаря ей. Мне надо было ждать, долго и мучительно, времена были лихие, могло случиться всё, что угодно. И в этом долгом ожидании рядом была она. Она прекрасно понимала, что мне нужно вытерпеть; и часто, ночами заставляла меня гулять по городу, и также часто оставалась у меня ночевать. И в полуночной тишине я слышал её тихий, мягкий шепот: «хочу тебя любить…». И на меня накатывала огромная нежная волна, подхватывающая меня, и комната наполнялась образами, где любовь раскрывает перед тобой свое истинное лицо, и ты чувствуешь себя, как младенец, прижатый к теплой материнской груди…
И когда у меня всё уладилось, мы поехали ранним утром в столицу, устроились в отличной гостинице. Обед был роскошным, с хорошим аперитивом, отличным вином и всякими деликатесами, и что самое удивительное – в уютном ресторане кроме нас двоих никого не было. Потом мы вернулись в номер, пили «Шардоне», болтали обо всем и ни о чем, и возвращались домой на последней электричке, на которую чуть не опоздали, и опять в вагоне нас было только двое, и мы ели хлеб, отламывая от него большие куски, и запивали хлеб самым, казалось, вкусным напитком в мире – жигулёвским пивом…
Мы встретились через десять лет, и пробыли вместе целый день. Она никак не изменилась: ни внешне, ни духовно. Когда уже настало время прощания, я сказал ей: «Ты знаешь, как будто не было этих десяти лет». Она только улыбнулась своей чарующей улыбкой, которая делает её особенно красивой.
Н. Она была сама нежность, воплощение женственности. И при этом она была способна на самые отчаянные поступки. Ей нельзя было иметь детей – у неё было слабое сердце, и она бы не смогла выдержать роды. Но она решилась, поскольку высшее предназначение женщины, всё-таки быть Матерью. После родов она прожила всего полтора часа, но успела обнять свое дитя. Её уже давно нет в живых. Но тепло её рук я ощущаю и сейчас…
Недавно я увидел её дочь. Глаза девушки очень похожи – точно как у матери.
Я помню их всех. Сегодня они живут далеко, но они оставили во мне частичку себя; свою любовь, доброту, привязанности… Это во мне осталось, и я благодарен судьбе за то, что она расставила на моем жизненном пути таких прекрасных Женщин.