Сияние Ларса

Глава 1. Следуй за мной.

г.Бломан, 100 м

      Горы, снег, солнце, камни, солнце, снег. Перед глазами Медведева вспыхивали огненные взрывы, один кадр сменялся другим — снег, солнце, горы, спина бегущего человека. Медведев цеплялся взглядом за широкую спину в красной куртке, как за единственную реальность, в которую верил, но через секунду терял её из виду и окунался в бездонное арктическое небо, невыносимо голубое. Его пронзительная голубизна вливалась в глаза так мощно, что он жмурился, но и сквозь веки продолжал видеть и небо, и снег, и горы. Карусель набирала скорость, но в один момент прекратилась, остановилась на картинке с лицом Ларса, и Медведев смог вздохнуть полной грудью и разжать сведённые челюсти:

— Ларс, где мы?

— Мы идём к сейду. Тебе стало плохо, ты упал в снег. 

— Что такое сейд?

— Разве ты не помнишь? Я заколол у сейда белую важенку в тот день, когда на небе появилось солнце. 

— Я не помню.

      Ларс ещё ниже склонился над лежащим человеком, пытаясь оценить его состояние. Приподнял за плечи и помог подняться. Подал лыжные палки:

— Алекс, мы должны забраться на эту гору. Иди за мной. 

Александр услышал, кивнул. И двинулся по лыжне, которую прокладывал саам.


                                    ***

      Впервые Медведев увидел Ларса второго января в Тромсё, на причале у пришвартованной «Саги». Очень высокий парень, на полголовы выше него самого. Светлая шапка буйных мелких кудрей, голубые глаза — типичный викинг из Северной Норвегии. Парень представился на ломаном английском:

— Привет! Я матрос Ларс Нила Хиванд. А ты наш новый русский штурман? Добро пожаловать! Дядя Анте говорил, ты работал на больших траулерах, где за раз можно сто тонн рыбы поднять. Это правда?

      Молодого Ларса интересовали подробности вылова рыбы на больших автономных траулерах, и он явно хотел получить сведения из первых рук.

— Да, я ваш новый штурман. Александр Медведев, — он пожал крупную ладонь в рукавице. — Я всё тебе расскажу, но позже. Капитан Анте Нюсто здесь?

— Ага, здесь. Боцман Йохан тоже на месте, а трое матросов пошли в магазин за пивом. Мы все ждали тебя.


                                      ***

      Маленький рыболовный траулер Анте Нюсто был оснащён всем необходимым. Экипаж из семи человек располагался в пяти каютах: капитан, штурман и боцман — в одноместных, а четверо матросов — по двое в двухместных. Туалет, душевая, небольшой камбуз, совмещённый с кают-компанией, и каптёрка, где хранились продукты, — вот и все помещения, обеспечивающие комфорт экипажа. 

      Вышли в море в шесть часов утра. Рассвета не ждали: в этих широтах первый рассвет после двухмесячной полярной ночи случался в конце января, когда солнце вставало над горами на несколько кратких мгновений.

      Море было спокойным, небо — звёздным. Медведев сидел рядом с капитаном в тёмной ходовой рубке, они пили крепкий кофе и негромко разговаривали. Они случайно познакомились несколько лет назад, когда Анте приезжал в Мурманск по делам, и с тех пор поддерживали приятельские отношения. Узнав, что Александр уволился с автономного траулера, Анте, недолго думая, позвал его в Норвегию — на зимнюю тресковую путину. Тот согласился. Других предложений у него всё равно не было: ему хоть и разрешили уволиться по собственному, но все в Мурманске знали, что причиной ухода с хорошего места послужило пьянство. В той или иной мере злоупотребляли почти все рыбаки, но Медведев в последний год совсем сдал. Крюинговые компании вычеркнули его из своих списков. 

      Это из-за развода — Медведев развёлся в прошлом году. Он долго пытался сохранить брак, пробуя всё новые и новые психологические приёмы, о которых читал в интернете, но ничего не помогало. Было в их супружестве что-то изначально неправильное, словно кривой острый камень в кладке фундамента, который нарушал всю архитектуру постройки. Здание шло трещинами, заваливалось на один бок, крыша грозила обрушиться — и Александр не удивился, когда прошлым летом, душным, жарким мурманским летом, его жена пошла в ЗАГС и написала заявление о разводе. Детей у них за десять лет не случилось, и это тоже было причиной. Или следствием… Он лежал тогда на диване в гостиной, пытаясь спастись от раскалённого солнца на ночном небе, и всё ворочал и ворочал в голове тяжёлые думы. Он никогда особенно не любил жену и не скучал по ней, уходя в море на долгие месяцы, но мысль о том, что он женат, что у него есть дом и он нормальный мужчина, странным образом его грела.

      «Я видела журнал в твоём компьютере, я не хочу жить с таким уродом!» — сказала жена перед разводом. Медведев хотел открыть ноутбук и посмотреть, чем так впечатлилась супруга, но в тот момент он был трезв и ему не хватило куража для новой ссоры. Да, возможно, в журнале сохранились следы его преступлений против нравственности и брака. Медведев не хотел, не находил в себе сил обсуждать это с женой. Поэтому он покидал вещи в багажник и переехал в съёмную квартиру, где в одиночестве бухал до Нового года. А потом проспался и поехал в Тромсё к Анте Нюсто.

                                    ***

г.Бломан, 200 м

— Алекс, привал!

      Ларс видел, как заострилось лицо Александра. Его выдающийся нос выглядел костистым, щёки, покрытые чёрной густой щетиной, ввалились и казались бледными даже под свежим загаром. Тяжёлое дыхание, расфокусированный взгляд. Пятеро рыбаков, оставшиеся на траулере в бухте острова Сёр-Квалёй, тоже чувствовали себя плохо. Один лишь Ларс испытывал необъяснимый прилив сил. 

      Ещё утром, когда в зените бушевало алое, как кровь, северное сияние, а капитан Анте обнаружил, что вышли из строя навигационные приборы и спутниковый телефон, Ларс вдруг задышал полной грудью. Он и раньше дышал полной грудью, но что-то в нём изменилось: он ощущал каждой клеточкой своего тела свободу, радость и невиданную силу. Словно он жил скованный по рукам и ногам, а теперь путы спали, и он стал свободным. Он не мог никому это объяснить, никто бы не понял. Он наслаждался своим состоянием, робко пробуя по-новому дышать, видеть, слышать, чувствовать. 

   Когда капитан с помощью компаса и старых навигационных карт привел траулер к острову Венгсо, все увидели, что там нет больше ни рыбного завода, ни посёлка, ни пристани. Мир казался нетронутым и диким, как в день сотворения. Ларс вызвался подняться на Бломан, возвышавшийся на соседнем островке Сёр-Квалёй. Саамы с древних времён почитали эту гору, а Ларс был саамом. Он часто ходил к каменному сейду, стоявшему чуть пониже вершины у небольшого прозрачного озерца. Оттуда, с вершины Бломана, открывался вид на всю провинцию Тромсё. Можно было осмотреться и ответить на вопрос капитана: «Где, чёрт возьми, все люди?»

      Медведев решил идти в гору вместе с Ларсом, и никто не смог его отговорить. Конец марта — плохое время для прогулки к вершине Бломана: слишком много снега, солнца и штормового ветра. На лыжах возможно подняться только до первой седловины, а дальше придётся идти пешком по крутому восточному склону. Ларс пытался спорить с  русским, но тот, несмотря на ухудшающееся самочувствие, стоял на своём: «Я должен за тобой присмотреть».

       Он должен присмотреть.

                                      ***

      Меньше трёх месяцев назад Ларс и подумать не мог, что так сблизится с русским штурманом, хотя знал, что тяжёлая рыбацкая работа быстро сводит людей. В тот день, когда команда вытащила из чёрной воды первый в сезоне трал и жирная треска тяжело посыпалась в трюмы, Ларс пришёл в ходовую рубку к Александру с миской жареных тресковых языков. Тот с благодарностью её принял:

— Спасибо, Ларс. У вас, у викингов, это самая вкусная еда. Настоящий деликатес. Вы там в трюме закончили рыбу укладывать?

— Закончили, больше трёх тонн пересыпали льдом, ребята пошли отдыхать. И, между прочим, я саам, а не викинг.

       Ларс поймал на себе недоумевающий взгляд и сообразил, что он со своими светлыми кудрями и внушительным ростом не похож на типичного саама. Саамы обычно пониже, посмуглее и поскуластее. Ларс уселся в свободное кресло и пояснил:

— Нойд сказал, что во время моего зачатия на дом родителей упал сполох северного сияния, поэтому я таким и получился.

— Нойд — это кто?

— Это шаман. Колдун, предсказатель, доктор... Посредник между людьми и духами.

— И он сказал, что ты такой здоровый блондин из-за северного сияния?

— Ага, этим сполохом меня духи пометили.

— Для чего пометили?

— Я не знаю, нойд не сказал, — Ларс раскачивался в кресле, вглядываясь в непроницаемую темноту за окном. 

       В рубке тоже было темно, только зеленоватый свет от мерцающего экрана радара падал на лица. 

— Ларс, сколько тебе лет? Ты учился в школе? 

      Ему было двадцать лет, и, конечно же, Ларс учился в школе. Начальная — в родной деревне на берегу Норвежского моря, где жили морские саамы. Маленький класс для детей всех возрастов, преподавание на саамском, обучение традиционным ремёслам.

      Средняя школа — в Тромсё. Ларс упрямился и не хотел покидать деревню, но родители договорились с городскими родственниками, и ему пришлось уехать. Все выходные и каникулы он проводил в родительском доме, помогая с оленями и на рыбалке, а в свободное время много и с удовольствием возился с младшими братьями и сёстрами. Возможности крупного города, динамика современной жизни и молодежные развлечения его не привлекали. 

      Через шесть лет Ларс закончил школу и вернулся в деревню. Уже в шестнадцать он был самым высоким и крупным мужчиной в округе, и тогда же встал вопрос о женитьбе. Мало кто из саамских девушек, тёмненьких, скуластых, отказался бы выйти за голубоглазого красавца, к тому же скромного и трудолюбивого, но Ларс проявил неожиданную строптивость и наотрез отказался жениться. Нойд, к удивлению многих, поддержал парня, поэтому родители оставили сына в покое и приняли как взрослого члена семьи. В душу не лезли, ни на чём не настаивали, просто включили в круговорот обычных саамских забот — уход за оленями, охота, рыбалка, бесконечное вяление трески на жердях.

      У нойда были свои причины поддержать Ларса: он видел, что парень живёт в этом мире только наполовину. Какая-то часть его сущности с детства обитала в другом месте — там, где сполохи северного сияния падали на крыши домов и могли их поджечь, где маленькие хитрые чакли прятали в расселинах скал красивые камешки, а старые легенды превращались в новую реальность. Мальчишка с детских лет был открыт всему, что происходило вокруг него, он всматривался и вслушивался в горы и море, в деревья и камни. Он чувствовал движение солнца даже тогда, когда оно месяцами не поднималось на небо. Он разговаривал с животными, птицами и рыбами, и порой нойду казалось, что те отвечают ему. Нойд видел то, чего не могли видеть люди, — Ларс так и не повзрослел душой, он жил в своём особенном мире, и нойд хотел дать ему время, как можно больше времени, чтобы эта душа исполнила то, что ей предназначено. В чём бы это предназначение ни заключалось.

      А пока Ларс ловил треску на траулере своего дяди. Он вместе с другими матросами вымётывал в море трал — длинный конусообразный мешок из сетки, который на двух стальных тросах медленно тащился под водой, собирая рыбу. Во время траления можно было немного передохнуть, а когда трал вытаскивали, вся команда, за исключением того, кто в данный момент управлял судном, — а это был или сам капитан, или штурман, — принималась за обработку рыбы. Её нужно было раскладывать на поддонах, пересыпая колотым льдом — тяжёлый физический труд в суровых условиях. Несколько коротких часов отдыха, пока очередной трал наполняется треской в глубине морских вод, — и всё начинается сначала. Чем больше рыбы они выловят и сдадут на рыбзавод, тем больше денег они получат в конце апреля, когда закончится путина.

      Ларса не пугала трудная работа, он был здоров, силён и привычен к рыбной ловле. Он находил время не только поспать, но и приготовить горячей еды вместо замороженных полуфабрикатов, которыми обычно питались на судне. Или нажарить тресковых языков, любимое блюдо северных рыбаков. Или достать из морозильника упаковку булочек с корицей и испечь их к завтраку, хотя понятие завтрака здесь было условностью: с начала декабря не было никаких рассветов, одна лишь бесконечная полярная ночь. Люди спали, когда выпадала возможность, и не придерживались обычного хода времени. На часы никто не смотрел. 

      Ларс часто заглядывал в ходовую рубку поболтать с капитаном или со штурманом — смотря чья вахта. Общаться с русским было интересно. Мрачный молчаливый мужик, смуглый и черноволосый, словно выходец из южных краёв, он мало рассказывал о себе, но умел задать несколько вопросов так, что Ларс долго и обстоятельно на них отвечал. Александр следил за курсом траулера, периодически определяя его местоположение и, казалось, не прислушивался к разговору, но Ларс знал, — чувствовал, — что его внимательно слушают.

      Ларс не только болтал, он присматривался к Александру. Ещё молодой мужчина, едва ли старше тридцати пяти лет, но мешки под глазами и тонкая сеточка морщин говорили о не самом здоровом образе жизни. Ещё больше говорил усталый взгляд неожиданно светлых глаз, много видевших, разочарованных. Проницательный Ларс догадался, что русский выпивает. 

      Молодой саам был болезненно нетерпим к алкоголю: насмотрелся на деревенских алкоголиков, своих родственников и приятелей. Медведев и предполагать не мог, каким настойчивым и изобретательным становился Ларс, когда объявлял войну пьянству.



Глава 2. Близко к пламени.

г.Бломан, 300 м

      В голове прояснялось. Сначала он услышал крики чаек, резкие и протяжные, затем — свист ветра среди камней и скал. Это были приятные знакомые звуки, очень успокаивающие. Но были и другие. Негромкое хриплое пение на незнакомом языке, будто ритмичное причитание или бормотание. Медведев, не открывая глаз, слушал пение, погружался в него, плыл по нему. Он знал, что это саамское религиозное песнопение — йойк. Голос Ларса, подхваченный ветром, взмывал над горами, и Медведев несколько минут вслушивался, стараясь уловить мелодию или ритм, но это было невозможно для непривыкшего слуха. Нужно тренироваться, чтобы понять йойк. Внезапно Ларс замолк, обрывая себя на полуслове. Медведев открыл глаза и увидел, что саам сидит на соседнем камне и беззастенчиво шарит в его мобильном телефоне.

— Что ты делаешь?

— А! Я… — Ларс смутился, — я проверял, не появилась ли сеть… Извини!

— Я не про это. Что ты пел?

— А! Я пел твой йойк. Нехорошо, когда человек в таких местах без своего йойка.  

— Ты сочинил для меня песню?!

— Нет, он сам ко мне пришёл, и это не совсем песня. Йойк — это ты, часть тебя. Тебе ведь полегчало? Когда поёшь свой йойк, всегда становится лучше. Мне бабушка пела, когда я был маленьким, а потом я сам научился — это придает силы, защищает от плохого, лечит… — Ларс говорил так убедительно, что Медведев поверил.

      У саамов много обрядов — странных, но действующих, если в них верить.

— Мне полегчало, но вряд ли я смогу так петь. Разве что ты меня научишь...


     Александр встал с камня, огляделся по сторонам. Они поднялись невысоко, метров на триста, но даже с такой высоты обзор был великолепным. На севере — траулер в узкой бухточке с неправдоподобно голубой водой. Чуть дальше к горизонту — островок Венгсо, на котором так и не появились ни рыбоперерабатывающий завод, ни поселение для его работников. На западе расстилалось безбрежное море, на юге можно было разглядеть гряду скал Сёр-Квалёй, а на востоке, где так хотелось увидеть дорогу, вьющуюся вдоль побережья, и рыбацкие деревни с лодками на причале и бесконечными рядами вяленой трески — на востоке не было ничего, кроме гор, фьордов и снега. Где все люди?

      С раннего утра, когда небо, всю ночь переливавшееся яростно-красным, начало наконец светлеть, Медведев страдал от головной боли и головокружения. На утренней вахте стоял капитан, но он позвал штурмана в рубку, обнаружив, что ни один прибор не работает. Радар, картплоттер, автопилот — все экраны погасли, спутниковая связь не отвечала. Вдвоём они пытались понять, что происходит, и починить оборудование, но всё было бесполезно. Молчала даже морская радиостанция: ни единого звука на шестнадцатом канале. Странная история.

     Капитан Анте принёс старые штурманские карты, и пришлось вести траулер к рыбзаводу по компасу. Ситуация обескураживала. Но когда весь экипаж с изумлением уставился на нетронутый человеком берег, где еще позавчера кипела бурная деятельность, вот тогда Медведев испугался по-настоящему. Он ненавидел ситуации, которых не понимал. Его бесили вещи, которые он не контролировал. Он злился на себя за растерянность и подступавшую панику. И чем больше он злился, тем сильнее кружилась голова.

      Другие тоже страдали от головных болей. Матросы ушли в свои каюты и позволили себе провалиться в забытьё. Боцман Йохан, пожилой опытный норвежец, крепился, но был бледным, как бумага, и пошатывался даже на неподвижной палубе. Анте Нюсто выглядел чуть лучше, зато его племянник был совершенно здоров. И даже больше — его глаза сияли, на щеках разгорелся румянец, отросшие за три месяца волосы полоскались на ветру. Он внимательно оглядел море и махнул в сторону соседнего острова:

— А давайте дойдём до Сёр-Квалёй и я поднимусь на Бломан? Там обычно и спутник хорошо ловит, и мобильная связь. А в бинокль можно Тромсё разглядеть.

     Анте согласился с предложением племянника. Медведев настоял пойти вместе с Ларсом, ему невыносимо было сидеть на траулере и ждать. Его отговаривали, но если Медведев хотел что-то сделать, то он это делал.


                                    ***


      Он приходил в беспокойство, когда хотелось выпить. На траулере выпивка была запрещена. Нет, в холодильнике всегда стояло несколько упаковок пива, и рыбаки пили его, когда выпадала возможность по-человечески перекусить в кают-компании, а не в трюме во время работы. Но они не управляли судном, да и пиво за выпивку не считалось. Медведев же пива не пил, но после вахты позволял себе несколько глотков виски перед тем, как рухнуть в койку. Он надеялся, что через шесть часов от него не будет пахнуть алкоголем, хотя наглый саамский матрос подозрительно принюхивался.

      При первом заходе на рыбзавод, который располагался на островке Венгсо, капитан дал команде несколько часов отдыха. После разгрузки трюма Анте остался на судне, чтобы заняться бункеровкой и пополнить запасы воды и продуктов, а остальные пошли в заводскую зону отдыха. Они собирались помыться, сходить в сауну, постирать одежду в прачечной, посидеть в интернете, поесть в столовой горячего супа. Небольшие, как «Сага», траулеры заходили на рыбзавод для выгрузки трески раз в два или три дня, и для рыбаков наличие зоны отдыха было большим удобством.

     Медведев с наслаждением сделал первый глоток из фляжки ещё до того, как зайти в сауну. Народу в ней было немного, но Ларс присел на полку рядом, словно они близкие друзья:

— У тебя что-то случилось в жизни, что ты пьёшь водку?

     Медведев ушам своим не поверил:

— Что? Ты кто, психолог? — И рассмеялся.

— Я — нет, но я разговаривал с психологом. В нашей деревне многие пили, у меня отец сильно пил. А я старший ребёнок в семье, представляешь, как мне трудно было... — Ларс поглядывал на Медведева, чтобы убедиться, что тот слушает. — Несколько лет назад правительство начало антиалкогольную кампанию, построили у нас клуб трезвости, и теперь саамы пьют даже меньше, чем норвежцы. Это хорошо! В клубе психолог работает, умная женщина. Я вот совсем не пью! — добавил он с гордостью.

— Ну конечно ты не пьёшь! — ответил Медведев. — Тебе уже продают алкоголь, или ты ещё слишком мелкий? А я взрослый, и мне нравится пить!

— У тебя есть дети? — спросил Ларс так проникновенно, что Медведев взорвался:

— Это не твоё дело! Не приставай ко мне с такими вопросами! С чего ты взял, что я буду обсуждать с тобой свою личную жизнь? 

     Медведев надеялся, что саам отстанет, но за ужином тот подсел к нему за столик с полным подносом еды и доверительно прошептал:

— Слушай, не хочешь в клуб — можно нойда попросить, он снимет тягу. Когда дядя Анте был молодым…

— Ларс Нила Хиванд, я повторяю второй раз: я не собираюсь бросать пить, меня всё устраивает. — В доказательство он прихлебнул из фляги и крякнул.

— Если тебя всё устраивает, то почему у тебя такие глаза? 

— А что не так с моими глазами? — ощетинился Медведев, хотя прекрасно знал, о чём говорит матрос. 

     Ларс не ответил, воткнул в уши наушники и погрузился в свой бесконечный рок. 


      В последнее время Медведеву совсем нехорошо было. Он думал, что любил свою работу и семью, но в прошлом году всё начало рушиться, будто из карточного домика выдернули нижнюю, самую важную, карту. Он ожидал, что переживёт развод легче, чем это оказалось на деле. Он мысленно возвращался в те времена, когда ему казалось, что у него всё нормально, и теперь, задним числом, его пугала собственная слепота. Он ошибался в стольких многих вещах, что перестал себе доверять. Он во всём сомневался и был сильно растерян. Самое ужасное, что даже спустя несколько месяцев Медведев не понимал, как ему жить дальше. А главное — как бы ему хотелось жить?

      Ларс больше не заводил разговоров о трезвости, хотя Медведев перестал стыдиться запаха, который от него исходил. Недели через три капитан объявил выходной — Праздник встречи солнца — и пригласил Медведева провести этот день с ним, с Ларсом и со всеми их родственниками в саамской деревне. 


                                  ***


г.Бломан, 300 м

      Почувствовав, что силы к нему вернулись, а голова почти перестала кружиться, Медведев надел лыжи. Ларс снова пошёл первым, выбирая одному ему известный маршрут по восточному склону горы Бломан. Солнце немилосердно слепило глаза, отражаясь от белого снега, и красная куртка Ларса была единственным ориентиром, на который он шёл.


                                     ***

      Он бывал в этих местах раньше. Тогда, в конце января, Праздник встречи солнца проводился у сейда на вершине горы. Сначала Медведев отказался идти на гору — темно и морозно, но Ларс успокоил: саамы поднимутся до седловины на снегоходах, а оттуда рукой подать до сейда.

     Пока деревенские собирались, нагружая свои снегоходы и рассаживая детишек, закутанных в малицы, Медведев наблюдал за ними и пытался общаться. Старики почти не говорили на английском, зато народ помоложе и дети — почти все. Высокого, с орлиным носом, русского рыбака окружили, расспрашивая о разном и охотно отвечая на его вопросы. Настроение у всех было приподнятое, сегодня люди впервые за долгое время надеялись увидеть солнце — и это наполняло их души языческим трепетом и радостью. Медведев, хлебавший виски большими глотками из своей заветной фляги, всецело разделял эту радость, как и любой человек, живущий за Полярным кругом.

      Ларс осмотрел одежду и обувь Александра, похлопал по плечам, оценивая толщину пуховика, и сказал: «Сойдёт». Сам он поверх обычной одежды надел пэск из коричневых оленьих шкур мехом наружу, туго затянул шнуры на манжетах и капюшоне, и выглядел так колоритно, что Медведев не удержался и начал снимать его на маленькую фотокамеру.

      Наконец сборы закончились, и снегоходы, один за другим, зарычали, выпуская клубы дыма, и двинулись к Бломану. Медведев уселся позади Ларса, похожего в своём наряде на большого мохнатого зверя, и они пристроились за снегоходом Анте Нюсто. Но недолго они ехали в общей колонне. Через несколько минут Ларс так резко свернул вправо, что Медведев чуть не свалился с сиденья и вынужден был вцепиться обеими руками в старую оленью шкуру.

      Ларс прибавил газу, мотор взвыл, и лыжи снегохода задрались вверх. «Да это просто саамское родео!» — восхищенно подумал захмелевший Медведев. Он не знал, какую дорогу выбрал Ларс, он только заметил, что все остальные потянулись по наезженному пути, обозначенному вешками, а их машина понеслась по пригоркам, иногда опасно кренясь и взметая снежные вихри, иногда теряя опору и подпрыгивая вверх. Несколько секунд свободного падения, когда замирает дыхание и сосёт под ложечкой, — и тяжёлый снегоход обрушивается на снежную целину и, взвыв, несётся дальше.

      Медведев понял, что молодой саам демонстрирует своё умение управляться с машиной, и это его развеселило. Ему нравились скорость, снег, бьющий в лицо, гудение мотора. День, свободный от бесконечной трески, день, обещающий солнце.

      К седловине, от которой нужно было подниматься в гору пешком, они приехали первыми. Ларс споро зашагал наверх, и Медведев едва поспевал за ним. С каждой минутой сумерки становились светлее и прозрачнее, небо на юге зарозовело, притягивая взгляды. Идти было нетрудно, ноги сами находили в скале удобный выступ, но всё же через полчаса подъёма Александр так запыхался, что пришлось остановиться на отдых. Они присели на низкий камень, повернувшись к холодному ветру спинами.

— Алекс, а у меня сегодня день рождения, — сообщил Ларс.

     И лицо такое улыбающееся в меховом капюшоне, щёки от мороза красные.

— Правда, что ли? А чего молчал? Теперь без подарка останешься.

    Ларс захохотал, и толкнул Медведева плечом:

— Мне не нужен подарок. Сегодня нойд даст мне вэрр. Это значит… Как сказать по-английски? Я выпью вэрр и стану взрослым, смогу общаться с духами. Дети этого не могут. Да и не каждому взрослому дают вэрр— только тем, кто помечен. Или кого нойд сам выберет.

— А что это — вэрр?

— Кровь важенки. Олень-матка.

— Фу, и ты её будешь пить? — Медведева передёрнуло, но он слышал о таких обрядах. — Лучше выпей виски в честь дня рождения. 

       Он полез за пазуху, достал железную фляжку и протянул Ларсу. Тот снова засмеялся и замахал руками:

— Нет, нет, выпей лучше ты, пока тебе хочется. Как там говорят у русских? «На здоровье»!

      Медведев хмыкнул, но, отсалютовав флягой, произнёс тост и сделал большой глоток. Ему было приятно и даже немного завидно смотреть на молодого человека, который с таким нетерпением и воодушевлением ожидал праздника. Они уже встали и двинулись дальше, когда Медведев нахмурился и спросил:

— Постой-ка, что значит «пока тебе хочется»?

      Непонятно, услышал ли вопрос Ларс, но он повернулся и с чувством, смешно артикулируя замёрзшими губами, несколько раз пропел какую-то фразу на английском. Что-то вроде «близко к пламени». Снова слушает музыку в наушниках, понял Медведев.


      На вершине горы он увидел священный сейд. Не просто чудом стоящий на двух или трёх камешках огромный одиночный валун, а целая башня из камней. Каждый из них — длиной не меньше метра. Очевидно, что валуны для сейда принесли снизу, потому что на горе похожих камней не было, да и состояла она из другой породы. Башня была выше человеческого роста и сильно расширялась от основания к верху. Перевёрнутая пирамида. Удивлённый Медведев пошёл к сейду, чтобы сфотографировать и рассмотреть, каким образом держится эта конструкция, но Ларс дёрнул его за рукав и тихо сказал:

— Тебе туда нельзя, Алекс. Подожди нас у озера, там есть вежа, можно погреться. — Он махнул рукавицей куда-то вниз по противоположному склону. — И не шуми, тут нельзя шуметь. 

      Ларс направился к сейду, где человек в малице стоя на коленях разжигал костерок. Наверное, это и есть нойд. Они о чём-то заговорили на саамском языке, а Медведев спустился к озеру — крошечному и  промёрзшему до самого дна. На берегу стояла большая вежа — конусообразное сооружение из длинных жердей, обёрнутое брезентом. Внутри ярко горел каменный очаг, а дым улетал в небо через отверстие вверху.

      У вежи белая олениха скребла копытом по снегу, откапывая мох. Медведев чуть потоптался, но тепло вежи манило к себе, и он зашёл и уселся на скамейку, застеленную оленьей шкурой. Пахло дымом, оленями и немного кофе. Он успел несколько раз приложиться к виски, согреваясь у огня, когда вошли Ларс и нойд. Низкорослый скуластый мужчина в очках, чей возраст было трудно определить, откинул меховой капюшон и заговорил на английском с сильным акцентом:

— Привет! Я Квикк, рад с тобой познакомиться.

— Александр Медведев. — Они пожали друг другу руки.

— Сейчас олме придут, а я хотел поговорить без людей. Только с тобой. — Нойд кивнул Ларсу, и тот послушно вышел на улицу. — Сколько тебе лет?

— Тридцать три.

— Хороший возраст начать всё заново. По-другому. — Он с трудом подбирал английские слова. — Быть счастливым.

— Думаешь, ещё не поздно? — хмыкнул Медведев.

— Поздно? Нет. Сегодня пейве придёт на небо — это правильное время, хорошее время. Ты хочешь жить по-другому?

      Медведев был нетрезв, его смешил выговор саама, но он собрался и ответил как можно серьёзнее:

— Конечно, я хочу жить по-другому. Быть счастливым. Почему нет? Все этого хотят, я не исключение.

      Это было бы замечательно — избавиться от угнетающих мыслей и бессонницы, вгоняющей в отупляющую усталость, найти для себя дело, приносящее радость… Да только в сказки Медведев давно не верил.

      Нойд улыбнулся, вокруг его хитрых глаз разбежались морщинки. Он провёл рукой по чёрному от сажи краю очага и мазнул испачканным пальцем по губам Медведева. Сверху вниз, словно перечёркивая линию его рта. От неожиданности Медведев отдёрнулся назад и свалился бы со скамейки, если бы Квикк не поймал его за пуховик. Нойд рассмеялся:

— Всё хорошо, Александр, ничего не бойся. Кофе хочешь? 

     Он достал китайский алюминиевый термос, наполнил бумажный стаканчик и протянул Медведеву:

— Пей. Люди пришли. Пора встречать солнце. Новая жизнь для тебя и для всех нас.

     Медведев залпом выпил сладкий остывший кофе. Губы его горели.




Глава 3. Великолепные.

г.Бломан, 500 м

— Стой, Ларс! Дай мне бинокль, быстро.

      Медведев заметил какое-то движение в тундре на другой стороне фьорда и разглядел в бинокль большое стадо оленей. Трудно даже приблизительно подсчитать количество голов. Олени паслись на протаявших от весеннего солнца участках, и это был хороший знак. Первые живые существа за сегодняшнее утро — такие привычные, мирные.

       Рассматривая в бинокль стадо и пытаясь увидеть хозяйские метки на ушах животных, Медведев вдруг наткнулся на странного оленя, стоявшего на задних лапах, будто человек. Не веря своим глазам, он увидел человеческое лицо, покрытое густой короткой шерстью. Щёки, лоб, нос — везде шерсть. Лицо медленно, словно ощущая на себе чужое внимание и пытаясь найти его источник, повернулось и уставилось прямо в объективы бинокля. Медведев содрогнулся от взгляда жутких чёрных глаз. Закачался от внезапного головокружения и согнулся, опорожняя желудок себе под ноги. Ларс придержал его, не позволяя упасть на колени, выхватил из упавшей руки бинокль и надолго приник к окулярам. Потом озадаченно сказал:

— Знаешь, это же Оленья Хозяйка. Обличьем — женщина, но вся в шерсти, приглядывает за стадами, когда они кормятся в тундре. Всё сходится…

— Ты её знаешь, эту хозяйку? Она из вашей деревни?

— Нет. Она вообще не из деревни…

— А откуда? 

— Она из Верхнего мира, Алекс. По саамским верованиям, она — богиня. У нас говорят — Хозяйка.

      Медведев уставился на Ларса, пытаясь понять, не шутит ли он. Увидев, что тот абсолютно серьёзен, сказал:

— Ларс Нила Хиванд, я вырос на севере, я знаю эти сказки про нижний, средний и верхний миры, но ты же не веришь в то, что они реально существуют? Эти легенды ещё из дохристианской эпохи. Скажи мне, что ты пошутил про Оленью Хозяйку!

— Вообще-то, я не христианин и верю в эти сказки. — Ларс обиделся. — Как можно не верить, если вот она — стоит перед тобой, вся обросшая оленьей шерстью, и ходит на двух ногах? 

— Понятно. Ты в это веришь, а я нет... У меня снова кружится голова. Давай поднимемся ещё немного, пока не покажется Тромсё, и на этом завершим наш поход. Тут что-то не так, я не понимаю, в чём дело. 

— Мне дед рассказывал, что северное сияние может обмануть путника, и он будет долго плутать, не узнавая знакомых мест. Как зачарованный. Может быть, нас северное сияние запутало? Под утро небо совсем красное стало, я такого никогда не видел. У норвежцев есть предание, что северное сияние — это мост между мирами…

— Достаточно о преданиях! Мы с тобой не норвежцы. У нас приборы отказали, и мы по карте сюда пришли — может, мы вообще не на Бломан взбираемся? И тот остров — не Венгсо, и рыбзавода там никогда не было? Ты уверен, что это Бломан?

      Ларс начал задумчиво осматриваться. Медведев был здесь один-единственный раз во время Праздника встречи солнца, но отлично помнил и саму гору, и вид, с неё открывающийся, — нет сомнений, что они на Бломане. Смешно, что саам серьёзно воспринял его подозрения.

— Ларс, я пошутил. Двигаемся дальше. Как же меня мутит…


                ***


      Тогда, в январе, столько солнца тут не было.

      Люди собрались у сейда, но не вплотную к нему, а чуть поодаль, присели кто на камни, кто на снег. Нойд, сидя у костра и постукивая роговым жезлом в маленький шаманский бубен, расписанный древними символами, затянул хриплым голосом протяжный йойк. Медведев не понимал смысла пения и не был уверен, что кто-то другой понимал, — возможно, ритм и тембр голоса были важнее, чем слова. Он закрыл глаза и поддался этому ритму, впустил в себя глухое «пум-пумм, пум-пумм» и хриплые причитания нойда. Виски ещё бродило в его крови, согревая и опьяняя. Вдруг он почувствовал движение возбуждённой людской массы вокруг себя, открыл глаза и увидел Ларса, стоящего у костра и обнимающего одной рукой белую олениху.

      В другой руке он держал короткий нож.

      Быстрый удар ножом в сердце — и важенка, бережно придерживаемая за шею, опустилась на колени, а затем легла на снег у ног саама. Нойд продолжал бить в бубен. Его пение, лихорадочное и подвывающее, оборвалось на высокой ноте, когда Ларс подал ему чашу, наполненную дымящейся оленьей кровью. Нойд принял её двумя руками и, стоя на коленях, начал лить тонкой струйкой прямо в костёр. С первыми каплями крови, упавшими в огонь, небо позади нойда и Ларса вспыхнуло и показался краешек солнечного диска — невыносимо яркий, обжигающий сетчатку до слёз. Медведев зажмурился от боли. Он хотел отвернуться, но увидел, что нойд протянул ополовиненную чашу Ларсу и снова принялся стучать в бубен.

      Саам встал во весь рост, откинул меховой капюшон и начал пить мелкими глотками, запрокидывая голову назад. Большой кадык ходил по его горлу вверх и вниз. Позади Ларса из-за гребней поднималось солнце — огромное, горячее, ослепляющее. И когда Ларс сделал последний глоток и отнял чашу от кровавых губ, люди закричали от радости. Они поздравляли своего родича и приветствовали светило, которые оба вступали в новый жизненный цикл. Все поднялись со своих мест, потянулись ближе к жаркому костру и Квикку, который продолжал шаманить, — бросил в огонь щепотку сахара и соли, муки и перца, чая и кофе. В костёр были вылиты пузырёк с соляркой и пузырёк с маслом, а напоследок нойд вытряхнул порох из охотничьего патрона. Огонь пыхнул и осел.

      Дети сгрудились вокруг Квикка и протягивали ему свои подарки для духов — кто рисунки, кто маленькие поделки. Крошечный снегоход, санки, домик, фигурки собак и оленей — всё сгорало в огне. Квикк уже не бил в бубен, он ласково разговаривал с детьми, рассказывая что-то интересное, судя по жадному вниманию, с каким дети его слушали. А взгляды взрослых были устремлены на юг, где солнце, приподнявшись на половину диска и показав людям, что злые духи его не украли и не погасили, начало стремительно падать за горизонт. Всего несколько минут длился день, но саамы знали, что с этого момента солнце будет светить дольше и дольше — и так до тех пор, пока однажды не останется на небе на всю ночь и не покинет его шестьдесят благословенных дней. 

                ***

г.Бломан, 700 м

      Они сняли лыжи в том месте, где в январе оставляли снегоход, и продолжили путь пешком. Ларс шёл вторым, чтобы страховать пошатывающегося от головокружения штурмана. Под ногами Медведев видел вытесанные в камне ступеньки, которых не заметил в первый раз. Он медленно передвигал ноги, шаг за шагом поднимаясь в гору. Перед глазами снова рябило, и когда он увидел мягкие оленьи пимы выше по тропе, то в первый момент решил, что бредит. Но пимы быстро сбегали по ступенькам, и Медведев поднял голову, разглядывая человека напротив, — древнюю старуху с голым младенцем на руках. Она во весь рот заулыбалась Медведеву и Ларсу, о чём-то заговорила на саамском, но оба они ошарашенно молчали. Тогда старуха громко рассмеялась, обошла мужчин, застывших на тропе, и легко заскользила вниз, прижимая ребенка к груди.

— Что она сказала? — у Медведева так звенело в ушах, что он боялся не расслышать ответ. 

— Я не понял точно... — Ларс выглядел озадаченным. — Она спросила: «Кто из вас останется на этой горе?»

— И что это значит? Это такое саамское приветствие и пожелание доброго дня? Кто она?

— Я не знаю, Алекс, я не знаю... Останься здесь, а я быстро поднимусь на вершину, попробую рацию и посмотрю на Тромсё. Я вижу, тебе снова плохо.

— Ну уж нет, осталось меньше часа ходу, я хочу сам увидеть город и проверить рацию. Возможно, если бы я мог подкрепиться капелькой виски, мне было бы легче, — язвительно добавил Медведев.

— Ага, возможно, — легко согласился Ларс. — Но ты больше не пьёшь.

                ***

      Медведев не пил с того дня, когда встало солнце. Он не сразу понял, что случилось. Они уже поели свежей оленьей поджарки, приготовленной над камином в большой веже, уже пообщались с многочисленными родственниками Ларса и капитана Нюсто, уже спустились до снегохода и долетели на нём до подножия горы, где приютилась деревушка морских саамов. Они даже вернулись на траулер, где Медведев снял свой толстый пуховик и вдруг увидел выкатившуюся из внутреннего кармана флягу. «О, вискарик, как же я забыл?» — подумал Медведев, отвинчивая крышку и поднося флягу ко рту. И тут алкогольный дух так остро шибанул ему в нос, что он скривился и фыркнул. И сразу понял: что-то не так! Он попытался ещё раз понюхать и глотнуть — и не смог, слишком неприятный вкус и запах. Просто отвратительный. Мрачнея, он пошёл в камбуз и вскрыл банку с пивом так резко, что пена хлестнула из отверстия. Медведев влил немного пива в рот, и едкая горечь заставила сплюнуть его в раковину.

      Ларс появился в дверном проёме на фоне ночного неба. Он молча стоял и смотрел на штурмана с банкой пива. Медведев вспомнил неприятный разговор в сауне рыбзавода, вспомнил слова «Пей, пока хочется» и свой неожиданный, какой-то глубинный испуг, когда Квикк испачкал его губы жирной золой из камина. Закипая, но пытаясь казаться спокойным, Медведев подошёл к Ларсу:

— Ты случайно не знаешь, почему я не могу выпить ни виски, ни пива?

      Ларс, даже если бы и хотел, не смог бы соврать — не с его лицом. Он сморщился, будто ему больно, и промямлил:

— Ты сможешь… потом. Когда не будет плохой тяги, ты сможешь выпивать ради удовольствия. Если захочешь…

— Что ты сказал?! — взревел Медведев.

      Он разразился потоком трёхэтажных ругательств на русском языке, поминая и Ларса, и нойда, и грязное саамское колдовство, о котором его предупреждали норвежцы и русские, и вообще все, кто с ним сталкивался. А сталкивались многие. Ларс хоть и не разбирал по-русски, но догадался, о чём речь, и защищался: нойд не мог ничего сделать без согласия Медведева, а значит, согласие на обряд было получено, и чего теперь кричать? Медведев замолчал, вспоминая разговор в веже. Спросил только:

— Что ещё мне было сделано? 

— Откуда мне знать, о чём вы договорились? Квикк делает только то, что было обговорено между ним и человеком.

      «Я хочу жить по-другому и быть счастливым», — вспыли в памяти слова, которые он сказал саамскому нойду.

— Ларс, ты не должен был так поступать со мной! Я думал, что мы друзья, но ты поступил не по-дружески. Я тебя не прощаю и не хочу с тобой общаться.

       Медведев отпихнул саама с дороги и пошёл в свою каюту, где выкинул фляжку в мусорное ведро и лёг поспать перед выходом в море. Выпить совершенно не тянуло, и это было давно забытое ощущение.

      Ларс перестал появляться в рубке во время вахты Медведева. Когда им приходилось вместе работать, — подтягивать трал, засыпать треску ледяным крошевом или выгружать её на рыбзаводе, — они работали споро и слаженно, нормально общаясь друг с другом, но больше не было приятельской болтовни в рубке. Ларс продолжал печь свои любимые булки с корицей, но если хотел передать одну из них с чашкой крепкого кофе Медведеву, то просил это сделать другого матроса, чтобы не попадаться на глаза штурману. Ларс чувствовал себя виноватым, хотя и знал, что поступил правильно. Правильно — в глобальном смысле. По крайней мере, у Александра всё реже появлялся тот несчастный загнанный взгляд, который так тяжело было переносить. 


                ***

      К концу февраля участились северные сияния, они появлялись почти каждую звёздную ночь. Так было всегда — чем ближе к весне, тем ярче и затейливей небесные представления в Арктике. Бывали ночи, когда зелёные сполохи заполняли половину неба и сияли до самого утра, пульсируя и развеваясь, будто шёлковые полотна на ветру. Медведев, с детства привыкший к северному сиянию, каждый раз наслаждался живой красотой этого свечения. Он выходил на мостик и стоял, задрав голову вверх, или всматривался в морские волны, которые становились то густо-зелёными, то нежно-малиновыми — в зависимости от цвета неба. В одну из таких ночей на мостик рискнул выйти саам, давно заметивший интерес штурмана к северному сиянию: 

— Если правильно засвистеть, оно станет ярче.

      Медведев промолчал. Они не разговаривали уже целый месяц.

      Ларс набрал воздуха и переливчато засвистел, то повышая, то понижая звук, постепенно ускоряя это чередование. Небо отозвалось моментально: будто по венам с бледной зелёной кровью хлынула яркая обжигающая зелень, такая светящаяся и искрящаяся, что вокруг стало светло, как днём. 

— А ещё можно изменить рисунок, смотри!

      И саам издал серию коротких резких посвистываний, после которых небо ожило и сияющие линии начали скручиваться в тугие спирали, а завихрения, наоборот, вытягиваться в ровное полотно. Медведев пожалел, что у него нет под рукой видеокамеры, чтобы заснять это фантастическое шоу. 

— А ещё можно рисовать линиями на небе или слово какое-нибудь написать…

— Да иди ты! В это я не поверю, — Медведев наконец заговорил с Ларсом.

      За несколько недель, прошедших с того дня, как он подвергся колдовству, у Медведева было время привыкнуть к новым ощущениям. Он не спешил делать выводы, он просто жил, работал, крепко спал и дышал полной грудью. Без алкоголя это получалось лучше. Злость на Ларса прошла, но он не торопился это демонстрировать. Ему хотелось, чтобы Ларс понял раз и навсегда, что нельзя бесцеремонно вторгаться в чужую жизнь даже с благими намерениями, но со временем Медведев увидел, что ничего Ларс не понял. И не поймёт. Саам живёт по другим законам и мыслит другими категориями.

— Поверь, это возможно! У меня пока не получается, но я тренируюсь!

— Тренируешься, чтобы стать колдуном?

— А это не колдовство, каждый может свистеть на северное сияние, ты просто не пробовал. — Ларс глянул на Медведева и добавил: — Главное, если будешь пробовать, капюшон не снимай. Такое правило.

— А то что?

— А то Хозяин северного сияния схватит тебя за волосы и утащит в Верхний мир. 

— Да неужели? — Медведев ушёл в рубку, сел в кресло. — И зачем я ему?

      Ларс тоже зашёл в помещение, прилип носом к окну, всё ещё рассматривая небо:

— Кто знает? Может, ему там скучно и поговорить не с кем? Сидит со своей лисой да гоняет её по горам, чтобы она сияние зажигала. Ты знаешь, что васкияз зажигается, когда небесная лисица бежит по горам и хвостом взметает снег? А в остальное время чем Хозяину заниматься? Конечно, в Верхнем мире полно духов, они могут общаться и дружить… — саам вслух размышлял об устройстве Верхнего мира и о повседневной жизни духов, а Медведев посматривал на него и думал: "Это же надо так верить в сказки, в его-то возрасте…"

— Северное сияние — это свечение верхних слоёв атмосферы, когда её пересекают заряженные частицы солнечного ветра, — сказал Медведев. — Есть сайт, где можно посмотреть прогноз по сиянию, есть видео со спутников. Это всё давно исследовано.

      Ларс отлип от окна и широко улыбнулся:

— Ну, ты веришь в заряженные частицы, а я верю в Хозяина и лису. А раз я верю — значит, они существуют. 



Глава 4. Небо моё.

г.Бломан, 985 м

      Если я верю — значит, это существует? Так просто?

      На северном берегу озера стояло круглое жилище, целиком обложенное дёрном, с пристроенными деревянными сенями, тремя маленькими окнами на разные стороны света и каменным дымоходом, из которого к небу поднимался дымок. Перед домом — мощный снегоход и уличный камин в окружении больших плоских камней, очевидно, служащих в качестве столешниц и лавок. Позади — амбарчик для хранения продуктов на высокой ноге и с приставной лесенкой, чтобы животные не добрались. А за амбаром, почти у самой воды, была установлена небольшая вежа, укрытая брезентом. Южный берег озера в одном месте круто повышался, и там, на самом краю, стоял сейд — точно такой же, каким он был на январском Празднике встречи солнца.

      Из дома вышел высокий седой старик в светлой малице. К его ногам жалась крупная чёрно-бурая лиса с янтарными глазами и белоснежным кончиком хвоста. Старик, щурясь от солнца, обратился к своим гостям на саамском языке. Медведев, даже если бы и владел саамским, ничего бы не услышал и не разобрал: в ушах у него звенело, а перед глазами плавали разноцветные пятна. Последние сто метров подъёма дались ему нелегко. Он никогда раньше не страдал горной болезнью, да и вообще был здоровым человеком, но сегодня с самого утра на него накатывали приступы дурноты и головокружения. 

— Ларс, что он говорит?

— Он говорит, что ждал меня одного. Спрашивает, зачем ты сюда пришёл?

      Зачем он сюда пришёл? То, что на востоке не было никакого Тромсё, мобильный и спутниковый телефоны не работали, а на вызов по рации отвечал только капитан Нюсто со своей «Саги», Медведев выяснил ещё сотней метров ниже, когда они поднялись достаточно высоко, чтобы оглядеть местность. Решение идти на вершину к сейду принял Ларс. Медведев не захотел отпускать его одного.

— Спроси у старика, где люди? И откуда он сам здесь появился... — он зашатался и рухнул на каменную лавку.

      Пятна перед глазами превратились в разноцветную карусель, которая закружила его и заставила беспомощно завалиться на камень. Он ещё слышал сквозь звон в ушах обеспокоенный разговор Ларса и старика, но уже не разбирал ни слова. Его подхватили с двух сторон чужие руки и внесли в дом, где сильно пахло дымом и оленьими шкурами. Последнее, что увидел и почувствовал Медведев, — старик из своей горсти насыпал ему в рот чёрных подмороженных ягод, пресных и водянистых. У него ещё пронеслось в голове, что это же несъедобные ягоды, он видел такие в тундре — и тут он отключился, словно упал в ледяные объятия Норвежского моря.


                ***

      В марте часто штормило. Шторма они пережидали в бухте рыбзавода на Венгсо. При крепком ветре тралили под прикрытием островов — здесь у волны не было возможности разогнаться выше полутора метров, но  и рыбы поднимали мало. А на банку в открытое море выходили, только если ветер не превышал двадцати узлов: капитан не хотел повредить оборудование.

      Пока погода позволяла, работали много — едва освобождали трал от рыбы, тут же снова его вымётывали и спешили обработать улов. Через день-два выгружали треску на завод, заправлялись топливом и возвращались обратно к большому косяку. Путина была в самом разгаре, норвежские и русские траулеры паслись у косяка, забирая от него в сети столько, сколько могли.

      Часто рыбаки рисковали, тралили при свежем ветре, и пример одних провоцировал других не прятаться за островами. Каждый день, каждый час — это деньги, на которые семьи рыбаков будут жить целый год. Анте Нюсто опытный капитан, без нужды не рисковал, но ловили круглосуточно, и команда выматывалась. Правда, никто не жаловался. В свободное от вахты время Нюсто и Медведев присоединялись к общей работе. 

      Уже сдав вахту Анте, Медведев задержался в рубке, чтобы посмотреть, как выбирается трал, — казалось, будто гигантский сетчатый питон вползал на палубу через кормовой слип. Траулер грузно переваливался то на правый, то на левый борт, хотя качка была несильной. Уже неделю погода была неустойчивой: штормовые снежные порывы ветра сменялись солнечным штилем, и так до десяти раз в день. Целая стая крикливых чаек кружила над рыболовом, рассчитывая поживиться дармовой рыбой. Боцман управлял лебёдкой, а четверо матросов в оранжевых комбинезонах работали по двое с разных концов слипа. Медведев заметил, что трал под собственной тяжестью перегнулся и затормозил работу лебёдки. Её натужное гудение послышалось даже в рубке.

      Медведев, не одеваясь, прямо в свитере и джинсах, вышел на палубу, запрыгнул на трал и зашагал по нему в сторону кормы. Сделал знак матросам, и те подали ему металлический трос с крюком на конце. Надо зацепить трал ближе к хвосту и приподнять его. Тогда лебёдка заработает снова.

      Ему пришлось выйти по тугому и скользкому тралу за пределы кормы. Балансируя над водой, как акробат, он дотянулся до петли в месте перегиба и продел в неё крюк. Он уже повернулся спиной к морю и махнул Йохану, что можно включать лебёдку, как резкий порыв ветра качнул судно, ноги поехали по переплетению мокрых тросов, и Медведев упал, тяжело ударившись затылком о верёвочный узел.

      Он медленно соскользнул в воду.

      Он был в сознании, когда над его головой сомкнулись волны Норвежского моря. Успел задержать дыхание, но был сильно дезориентирован. Ему казалось, он висит в голубом космосе, где нет ни верха, ни низа, и только крошечные пузырьки воздуха кружатся у лица, а в ушах шумит собственная кровь.

      Медведев пытался толкнуться и выплыть, но космос обманывал и обжигал, а ноги не слушались, парили в невесомости. Лёгкие требовали воздуха, подступавшая паника сжигала кислород в крови. Он замерзал и падал в чёрную пустоту, когда вдруг услышал тихий далёкий всплеск и подумал, что в воду кинули спасательный круг, но он ошибался, потому что и представить не мог, что кто-то прыгнет в море вслед за ним.

      Он увидел Ларса, — оранжевый комбинезон, светлые волосы вокруг лица, — и догадался, в какой стороне поверхность. Дёрнулся навстречу, но оцепеневшее тело не слушалось. Последний воздух вырвался изо рта, лёгкие судорожно сократились. Ларс мощными гребками сквозь толщу воды приблизился, протянул руку и поймал расслабленную ладонь. Рванул на себя, вытаскивая его из ледяных объятий моря и небытия. Несколько долгих, как сама вечность, секунд всплытия, боль в груди и мучительно-яростная борьба с собственным телом — и наконец долгожданный вдох, и солнце бьёт по глазам, и громкие крики радости на траулере.


                ***


г.Бломан, 985 м

      Медведев жадно, будто задыхаясь, втянул в себя воздух и очнулся. В голове ещё шумело, но способность думать вернулась. На полу, застеленном шкурами, Ларс играл с пушистой лисой, пытаясь её повалить и шёпотом скандируя: «Это небо — моё, это чудо — моё». Медведев потянулся и дёрнул за проводок от наушника:

— Эй! Долго я валялся?

— Часа два. Не вставай резко.

      Ларс взял со стола кружку, налил туда кипятка из чайника и протянул Медведеву. В кипятке плавали крупные чёрные ягоды. 

— Что это за отрава?

— Это медвежьи ягоды, — Ларс широко улыбнулся. — Для штурмана Медведева. 

— Отличная шутка. Они хоть съедобные?

— Ну конечно! Просто невкусные. Но хорошо помогают при головокружениях и судорогах — лечебные ягоды. Пей, тебе станет немного лучше.

— Не знаешь, почему мне так плохо?

— Потому что ты находишься в месте, про которое думаешь, что его не существует, — с трудом подбирая слова, ответил Ларс, — в которое не веришь.

— А можно без загадок?

— Мы в Верхнем мире, Алекс. 

      Ларс глянул куда-то за изголовье кровати, и Медведев, проследив его взгляд, увидел старика саама, сидящего за грубо сколоченным столом и пьющего, судя по аромату, кофе из большой закопчённой кружки. Его запавшие глаза сверкали абсолютной чернотой.

— Мы в гостях у Хозяина северного сияния, — добавил Ларс. 

— Допустим, — ответил Медведев, не желая спорить на старую тему. — А куда делись остальные люди? Где город, где завод?

— С ними всё в порядке — это мы куда-то делись. А в Среднем мире, где живут люди, всё по-прежнему.

— Мы можем туда вернуться?

— Да, когда стемнеет. Хозяин зажжёт алое сияние и траулер выйдет в море. 

— Прекрасно. — Медведев сел на кровати, опустив ноги на пол. — Скоро закат, собирайся, мы спускаемся.

— Ты спускаешься один. Я остаюсь здесь.


                ***


      Он выглядел таким спокойным и уверенным в себе. Чёрно-бурая лиса всё ещё подпрыгивала перед ним, падая на спину, и он запускал обе руки в её густую шерсть и ласково трепал доверчивое животное.

      Но два часа назад он не был таким умиротворённым. И хотя Ларс сразу и безоговорочно поверил старику Свену, когда тот заботливо уложил Медведева на оленьи шкуры и начал разговор, сердце его билось отчаянно быстро. Он был как ребёнок, к которому на Рождество приехал Санта Клаус собственной персоной. Это не было странно, удивительно или неожиданно — это было радостно. 

      Свен сказал: 

— В Среднем мире, откуда ты пришёл, важно, во что веришь ты. А в Верхнем мире важно только то, что верят в тебя. И больше ничего.

      Эти слова упали в сознание Ларса, и он почувствовал их истинность.

      Свен сказал: 

— Я слишком стар. Я устал быть Хозяином северного сияния. Я просил кого-нибудь прийти и отпустить меня, и пришёл ты.

       И Ларс вспомнил, что слышал эти тихие просьбы, когда смотрел в сияющее небо, — только он не понимал их тогда.

      Старик сказал:

— В день летнего солнцестояния я передам тебе свою власть, если ты будешь готов. И после этого для тебя не будет пути обратно. 

      Ларс спросил: 

— Подожди-ка, Свен, а что значит быть готовым? Научиться зажигать северное сияние?

     Старик рассмеялся: 

— И это тоже, мой мальчик, но быть готовым — это значит без сожалений расстаться со своей человеческой сущностью, со всем, что привязывает тебя к Среднему миру. Ты должен перестать быть человеком прежде, чем стать духом.

      Но некоторые вещи прочно привязывали Ларса к Среднему миру! Насколько крепка эта связь, он не знал, у него не было шкалы, чтобы измерить силу своих желаний и привязанностей. Он счёл нужным сообщить Свену, что не сможет жить без музыки, а зарядки в мобильном телефоне хватает лишь на два дня — и что делать потом?  Без музыки нельзя. И, если он тут останется, нужно соорудить лодку, чтобы ловить рыбу и плавать с одного острова на другой. А ещё он хотел бы построить удобный дом, если получится раздобыть брёвна. Эта древняя лачуга слишком мрачная! 

      Свен смотрел на своего молодого воодушевлённого преемника и незаметно усмехался, узнавая самого себя девяносто лет назад:

— Мальчик мой, ты ничего не сможешь здесь построить — ни лодку, ни дом, ничего. В Верхнем мире материальные вещи появляются только одним путём — кто-то в Среднем мире должен сделать духам подарок или жертвоприношение. Всё наше существование тут — отражение людских верований. Если завтра кто-то поверит, что Хозяин северного сияния живет в золотом дворце и катается по морю на подводной лодке, ты проснёшься на золотом ложе, а из залива будет торчать перископ.

      И пока Ларс сосредоточенно осмысливал фразу, хлопая голубыми глазами, Свен добавил:

— А телефон можешь зарядить на снегоходе, там есть зарядное устройство. Или попроси себе генератор.

— Генератор?! У кого?

— У нойда! У кого же ещё? Он — наша связь с миром людей. Его главная задача — узнавать и удовлетворять потребности духов, а не то мы рассердимся, и олени начнут пропадать или северное сияние заведёт в мёртвое болото.

— А духи правда это могут?!

— Могут, духи всё могут, пока люди в это верят.


                ***


      Медведев собрался с силами, встал с кровати и, ухватив Ларса за рукав, вытащил его на улицу, подальше от проницательных чёрных глаз. 

— Ну-ка, повтори мне, что ты сказал.

— Я остаюсь тут. Я должен остаться, я хочу этого. А ты должен уйти, прямо сейчас, времени мало.

      Медведев уселся на камне, съёжившись под накинутой курткой, — бледный, встрёпанный, с тёмными кругами под глазами.

— Ларс Нила Хиванд, я не уйду без тебя, я не оставлю тебя одного с этим странным стариком. Что я скажу твоему дяде и родителям? Ты о них подумал?

      Ларс присел рядом, отчаянно желая убедить Медведева в том, что нет повода для переживаний, но он не понимал, как это сделать, если человек не верит ни в Верхний мир, ни в духов, да и вообще ни во что. Взял рацию, нажал кнопку микрофона:

— Капитан Нюсто, ответьте Ларсу Хиванду. Приём. — Отпустил кнопку. Нет ответа. Снова нажал: — Дядя, это я, ответь мне. Приём. 

      Послышался голос Анте Нюсто, прерываемый шипением радиопомех:

— Да, Ларс, я слышу тебя. Приём.

— Передаю трубку Медведеву. Он не хочет уходить отсюда, боится меня оставлять. Скажи ему, что мы с тобой обо всём договорились. Приём.

       Он вложил рацию в руку Медведева.

— Александр, ты слышишь? Это Анте. Я разговаривал с Ларсом час назад. Он поступает правильно. Это его выбор, и я его поддерживаю, мы все его поддерживаем. Это дело нашей семьи. Не твоё. Ты вообще не должен был там оказаться, но раз уж так вышло, то лучшее, что ты можешь сделать, — вернуться обратно на траулер. Я тебя жду. Это приказ. Приём.

      Медведев откашлялся, ответил:

— Я понял, капитан. Я возвращаюсь.



Глава 5. Путеводный свет.

Прощание вышло скомканным. Медведев злился на Ларса и не мог скрыть своих чувств. Молодой парень, у которого впереди вся жизнь, перед которым открывается масса возможностей, вдруг решает погрузиться в старые саамские сказки и в какие-то непонятные колдовские ритуалы. 

— Я понимаю, что ты принял решение, но могу я что-нибудь сделать для тебя?

— Конечно. Верь в то, что я существую. Мне нужно, чтобы в меня верили, от этого зависит моя жизнь.

— И что же, ты станешь теперь Хозяином северного сияния и сможешь затаскивать людей в свой мир за волосы? Ну, если они будут свистеть без шапки во время сияния?

      Ларс рассмеялся:

— Речь шла про капюшон! Александр, не знаю, смогу ли я куда-нибудь затаскивать людей — меня Свен должен научить. И да, двадцать первого июня я стану духом, если буду готов.

— Ладно, Ларс Нила Хиванд, желаю тебе удачи. В конце концов, ты единственный из моих друзей, кто имеет шанс превратиться в самого настоящего духа. Я в тебя верю.

      Медведев похлопал парня по плечу и начал быстро спускаться к заливу. Ларс повалился спиной на край скалы, он чувствовал себя не таким весёлым и уверенным, каким старался выглядеть перед штурманом. Рядом с ним стояла лиса: пушистый хвост с белым кончиком опущен, а на морде прямо-таки написана задумчивость.

      Медведев сбежал по каменным ступеням до седловины, где они оставили свои лыжи, и съехал на приличной скорости до подножия Бломана, когда внезапно почувствовал, насколько здоров и силён, в каком отличном физическом состоянии находится. Остановился, осознавая открывшуюся истину: в какой-то момент он действительно поверил и в духов, и в Верхний мир — и в этот момент мир духов перестал отторгать его как чужеродный элемент, перестал уничтожать как угрозу. Он находился в месте, существование которого теперь не отрицал, и ощущал в себе удивительную гармонию. И если Ларс в своём решении опирался на похожее чувство, то Медведев готов был понять его. Не целиком и не без оговорок, но — был готов.

      Он добрался до траулера после заката. Небо подсвечивалось ровным перламутровым сиянием, создавая иллюзию пасмурного дня, но любой северянин знал, что иногда с такого рассеянного света начинается северное сияние. Капитан Анте тепло обнял Медведева, задержал в объятиях и сказал «спасибо», но Медведев не спросил, за что именно. Боцман Йохан и трое матросов, пошатываясь от слабости, вышли из своих кают поприветствовать штурмана, будто он вернулся из опасного похода. Впрочем, в некотором смысле так и было.

— Поднять якорь, — распорядился Медведев. — Идём по курсу на Венгсо. 


      Они ещё не вышли из узкого залива, как небо заполыхало таким невообразимо ярким алым сиянием, что люди, стоявшие на палубе, испытали безотчётный страх. Медведев выглянул из рубки: с вершины горы изливались широкие потоки красного свечения, словно на Бломане началось извержение вулкана.

      Через несколько минут мигнули и зажглись экраны радара и картплоттера. Заработали мобильные и спутниковые устройства, а через полтора часа траулер пришвартовался у причала рыбзавода. Весь экипаж «Саги» был бодр и совершенно здоров.

                ***

       Весь апрель рыбачили. Медведев не знал, что именно капитан рассказал боцману и матросам об исчезновении Ларса: они были норвежцами и вряд ли поверили бы в саамские сказки. Но какую-то приемлемую версию капитан всё-таки озвучил, потому что ребята нередко вспоминали Ларса добрым словом, жалея, что лишились горячих булок с корицей и жареных тресковых языков. 

      В начале мая «Сага» выгрузила из трюма последние тонны трески и застыла на деревенском причале. Йохан с матросами уехал в Тромсё, Анте жил с семьей в деревне у подножия горы. Медведев мог уехать в Мурманск, но не спешил покидать Норвегию. Он еще в море начал записывать сказки, которые слышал от Ларса. Он чувствовал, будто в этих сказках сокрыто больше, чем ему казалось раньше. Часто он слушал саама в пол-уха, пока следил за приборами и вёл траулер, но теперь пытался восстановить в памяти все его рассказы.

     Сразу вспомнилось, что дети, зачатые под северным сиянием, считаются помеченными духами. Что это значит? Половина людей, живущих в этих широтах, была зачата в те ночи, когда на небе играло сияние, — это частое природное явление. Может быть, он сам из таких людей. Потом всплыло в памяти: если старуха в Верхнем мире трясёт штанами — жди метель. Как только Медведев вспоминал нечто похожее, он открывал ежедневник с логотипом Мурманского морского порта и делал подробные записи, надеясь разобраться с ними позже.

      Медведеву хотелось понять, с чем ему пришлось столкнуться. Странные и непонятные события, происходившие на Бломане, не отпускали его, заставляли в задумчивости сидеть над раскрытым дневником с ручкой в руке. Несколько недель назад он оставил матроса, который спас ему жизнь, на горе, в каком-то мистическом месте, и теперь его грызло то ли чувство вины, то ли потребность убедиться, что с человеком всё в порядке. Первое, что он решил сделать, — навестить родителей Ларса и шамана Квикка. Второе — подняться к сейду. Посмотреть, что там да как. 

      Но сначала Медведев съездил в Тромсё, забрал свой Ниссан, на котором приехал из Мурманска, и арендовал на острове Сёр-Квалёй маленький красный рорбу — дощатый рыбацкий домик на сваях у кромки моря — без особенных удобств, зато с прекрасным видом на гору Бломан.

     Хотя стоял май, весна только вступала в свои права. Тундра освободилась от снега и покрылась нежным ковром свежей зелени, солнце скрывалось за горизонтом всё позже и появлялось всё раньше, а на окрестных скалах поселились шумные колонии перелётных птиц. Медведев любил это время года, когда природа бурно оживала и торопилась воспроизвести новые поколения растений, рыб, зверей и птиц, пока предоставляется возможность. В этом году кроме привычной весенней радости и воодушевления он чувствовал вдохновение — непреодолимое желание сидеть на террасе, прислушиваясь к шуму прибоя и крикам птиц, и покрывать страницы дневника затейливыми историями, которые он слышал от Ларса во время зимних ночных вахт. Языческая красота этих историй увлекла его, и ему хотелось записывать их здесь — на саамской земле, где пахнет водорослями и вяленой треской, а солнце кружит над Бломаном сутки напролёт.

      Нехитрые продукты Медведев покупал в саамской деревне, где местные жители помнили его по январскому походу к сейду и всегда приветливо здоровались. Большой дом родителей Ларса стоял пустой: в мае у оленеводов много работы в тундре с новорождёнными телятами-пыжиками. И когда он однажды увидел припаркованный джип, то не раздумывая постучался в двери.

     В доме оказалась только мать Ларса с одной из младших дочерей. Медведев не помнил всех Хивандов по именам, поэтому неловко представился и познакомился с хозяйкой. Мэрит приняла его радушно, кинулась готовить еду. Медведев почувствовал на себе легендарное саамское гостеприимство, хотя ему было неудобно, что он доставил столько хлопот хозяйке. Наконец она накрыла стол и присела напротив. Женщина плохо говорила на английском, но Александр надеялся, что они смогут понять друг друга, особенно если маленькая Лив придёт на помощь.

— Мэрит, я хотел вам рассказать про один случай. Вы знаете, весной, когда мы рыбачили с вашим сыном, я упал в воду — сам виноват, полез на трал без страховочного пояса. Я тогда сильно ударился головой, а море было очень холодным, морозы ещё не кончились...

      Мэрит внимательно слушала, в её чёрных глазах отражались испуг и сочувствие. Лив тихонько подошла к столу и пристроилась в дальнем конце, не сводя глаз с Медведева. Они обе имели дело с морем и хорошо знали, что падение в холодную воду — это не более пяти минут жизни.

— Я стал тонуть, вы понимаете? Не знал, в какой стороне поверхность, и начал быстро замерзать. — Медведев ненадолго задумался, вспоминая тот день, а потом продолжил: — Вообще-то есть порядок, который нужно соблюдать при команде «Человек за бортом»: выбрасывается спасательный круг, начинается манёвр судна. Но мне бы это не помогло, я ушёл под воду и не знал, куда плыть. И такой адский холод, он обжигал, словно огонь…

      Лив ахнула и тихо спросила:

— Но как вам удалось спастись?

— Ларс нарушил правила: он просто прыгнул за борт и спас меня. Помог вытащить на палубу, потому что я не мог цепляться за верёвки. И пока меня привязывали и поднимали, он всё время находился в воде, страховал меня, а вы же понимаете, она ужасно холодная... Он, наверное, минут десять там провёл, а то и больше… Ваш сын спас мне жизнь.

      Мэрит улыбнулась и закивала головой:

— Да, да, Ларс правильно поступил. Я рада, что он не оставил человека в море. Спасибо за ваш рассказ, я не знала об этом, он не рассказывал.

— Но это ещё не всё, о чём я хотел поговорить. Через какое-то время на траулере полетели все приборы, мы дошли до Венгсо, а завода нет. И людей нигде нет. Об этом вы слышали? — Он дождался, пока Мэрит и Лив кивнули, и продолжил: — Ларс тогда убедил всех, что должен подняться на гору, чтобы проверить связь и посмотреть на Тромсё. Он единственный хорошо себя чувствовал, а мы все как больные были… Я пошёл с ним, хотел помочь. Но там, на горе, кое-что случилось, вы знаете? Я могу говорить откровенно? Я чувствую свою вину… Он рисковал своей жизнью, чтобы спасти меня, а я бросил его одного. Я должен был уговорить Ларса спуститься или остаться с ним на горе… Вдруг ему там плохо и нужна помощь?

      Медведев посмотрел на Мэрит и Лив. Хозяйка похлопала его по руке и придвинула тарелку с ухой, по саамскому обычаю заправленной ржаной мукой.

— Ешь, пожалуйста.

      Он кивнул и начал есть, ему не хотелось обижать мать Ларса.

— Ты не волнуйся, с Ларсом всё хорошо. Он доволен и хочет жить там. Быть верхним.

— Правда? Откуда вы знаете?

— Это так. Он сам сказал.

— Сам сказал? Вы с ним общались? 

— Да, да, общались, у него всё хорошо, ему не нужна помощь.

      Медведев вспомнил про нойда, посредника между людьми и духами, и уточнил:

— Вы через нойда с ним говорили? 

— Да, да, нойд тоже говорил.

      Александр доел уху и горячо поблагодарил Мэрит. Пообещал заходить в гости и, ответно пригласив в свой рыбацкий домик, направился к машине. Заметив, что стеснительная Лив вышла его проводить, он нашёл для неё в бардачке пакетик финской карамели в шоколаде. Протянул девочке угощение и услышал: «Спасибо. Мама всё правильно вам сказала, Ларсу хорошо, он мне тоже это говорил».

      Квикк копался в земле на своём заднем дворе, вероятно, желая посадить какие-то растения. Увидев Медведева, он бросил лопату и пригласил гостя на веранду. Усадил в пластиковое кресло и принёс из дома горячий кофе с картофельными ватрушками. День был тёплый, деревня выглядела идиллически, но Медведева грызло смутное раздражение:

— Давно не виделись, Квикк. С того дня, когда ты заколдовал меня от пьянства, хотя я не просил об этом.

— Да, помню. Хороший был день, солнце взошло.

— А Ларсу ты в тот день дал оленьей крови. Он говорил, это обряд такой — чтобы стать ближе к духам.

— Ну как-то так, да.

— А теперь он настолько близок к духам, что с ним самим нужно общаться с помощью шамана.

— Я не понимаю тебя.

       Лицо Квикка выглядело озабоченным, очки поблёскивали на солнце, не позволяя заглянуть в глаза.

— Ну как же? Мэрит Хиванд сказала, что общалась с Ларсом с твоей помощью. Что ты сделал, чтобы мать поговорила с сыном? Развёл костёр — и Ларс явился в виде дыма? — Медведев начал заводиться, заметив, что Квикк покусывает губы, пытаясь удержать улыбку. — Или своими песнями ты вызвал его дух?

      Тут Квикк не выдержал и рассмеялся, прикрывая рот маленькой сухой ладонью:

— Он пришёл в виде человека. Ногами. Спустился с горы вниз. Пошёл домой — поговорил с родителями, потом пошёл ко мне — поговорил со мной. Выпил кофе, съел сладкую булку. На другой день вернулся на гору. 

      Медведев молчал, осознавая услышанное. В его представлении Ларс никак не мог запросто покинуть Верхний мир, чтобы повидаться с родственниками. Но если это правда, — а он не сомневался, что Мэрит и Квикк сказали правду, — то у Медведева не было причин плохо относиться к нойду. Он хоть и заколдовал его от пьянства обманным образом, но Ларса ни чему не принуждал. Ларс свободен в своём выборе, никто его не удерживает на горе насильно. 

— А когда он приходил? Почему ко мне не зашёл? Мог хотя бы позвонить…

— Он сам решает, что ему делать.

— Ну конечно. Но я был бы рад услышать, что он в порядке и не жалеет, что остался там, наверху. Вдруг у него проблемы?

— Эх, Александр… Он будет в порядке, если ты в это поверишь. А если не веришь, то ему плохо. Верхний мир зависит от людей, от того, во что они верят. Ты не понимаешь, ты не саам...

      Медведев задумчиво пил кофе, размышляя над словами нойда. Мир духов, построенный исключительно на вере людей. Должно быть, это очень хрупкий мир. Медведев пообещал себе начать верить в то, что в Верхнем мире все здоровы и счастливы. Особенно Ларс.

— Ты знаешь, я решил записать все истории, которые слышал от Ларса. Он же был просто переполнен сказками, постоянно их рассказывал. Это никому не повредит?

— Нет-нет, это очень хорошо. Пиши. Потом давай читать людям. Или рассказывай. Когда много людей верят в саамские сказки — духам приятно, они любят такое. Лучше всего детям рассказывать, они верят сильнее взрослых.

— Вот как? Спасибо тебе. Извини, я был груб с тобой. Это потому, что я многого не понимаю… — Медведев подождал, пока Квикк улыбнётся и продолжил: — А ещё я хочу подняться к сейду.

— Но Ларса там нет. Там ничего нет, кроме сейда.

— Я знаю, что Ларс не в этом мире, я просто хочу снова увидеть вершину горы. Я был там два раза, но в первый раз был пьян, а во второй — болен. Меня тянет туда, понимаешь?

— Тебе нельзя одному. Раз в неделю на Бломан поднимаются туристы из Тромсё. Гид местный, соблюдает правила. Хочешь с туристами пойти? Нет? Тогда жди летнее солнцестояние, пойдёшь со мной. 

— Это тот день, когда…

— Когда старый Хозяин отдаст власть новому. Ты сможешь показать ему своё уважение и сделать подарки.

— Подарки? Это как зимой, когда ты сжёг игрушечный снегоход, а потом я видел его около хижины Свена?

— Ты видел у Свена снегоход? — Квикк хохотнул. — Ну что поделать? Если ребёнок верит, что дух ездит по тундре на снегоходе, то — дух ездит по тундре на снегоходе. Таковы правила. Приноси с собой вещи, которые ты хочешь подарить Верхнему миру, и я помогу тебе. 


                ***


      Лето нагрянуло неожиданно. В начале июня разразилось несколько жестоких гроз, а потом с юга пришла жара. Медведев, заваливший свой рорбу книгами из деревенской библиотеки и многочисленными цветными бумажками, которые он заполнял, читая саамские легенды, только отметил про себя, что вот, дух-громовик Термес взялся за работу. Дождь пошёл — это чокк-каппер его послал, тот, кого нельзя называть по имени. Хотя по имени никого из духов называть нельзя, настоящие имена — только для посвящённых. 

      Легенды и сказки плотно входили в повседневную жизнь Медведева и занимали всё более значительное место. Ему казалось, сама природа начала рассказывать о себе единственным доступным ей языком — языком грома, дождя, ветра, расцветающей земли и полночного солнца. Он погружался в сказочный мир, сидя на веранде и заполняя ежедневник размашистым почерком.

      Дважды в неделю приходил Анте Нюсто и забирал его на ночную рыбалку. Они всю ночь — благо, солнце больше не садилось — ловили рыбу. Не тралом, а аккуратно, на наживку, чтобы не помять, — и утром отвозили в Тромсё, где их ждали закупщики из городских ресторанов. Летом город, который в путеводителях назывался воротами в Арктику, наводняли толпы туристов, жаждавших новых впечатлений и свежей рыбы. Они сполна получали всё что хотели. Анте неплохо зарабатывал на поставках дорогой рыбы и щедро платил своему помощнику, который так кстати не спешил покидать Норвегию. 

      В один из июньских вечеров, когда воздух был неподвижен от зноя и даже птицы кричали тише, чем обычно, Медведев услышал, как к домику, шурша колёсами по гравию, подъехала машина. Это был не тот день, когда Анте брал его на рыбалку, и Медведев вышел на веранду. К нему редко приезжали гости.

      Он увидел смутно знакомый чёрный джип, из которого выскочила темноволосая девочка, за ней — крупный зверь с пушистым хвостом, затем вышел водитель. Загорелый, с широкой белозубой улыбкой, он, казалось, стал ещё выше ростом. Настоящий великан. В одной руке он держал картонную коробку, из которой торчали красные крабовые клешни, в другой — банку майонеза.

— Привет! Как дела? Я слышал, ты пишешь сказки?



Глава 6. Священное — это ты.

— Деревня опустела, многие ушли на север за своими стадами, а кто-то рыбу целыми днями ловит. Остались старики да нойд, — рассказывал Ларс. — Наверху и то больше народу. Луот-хозик, Оленья Хозяйка, хорошо меня приняла. Она не самая главная наверху, — самого главного вообще никто не видел, — но она очень влиятельная Хозяйка. Живёт в долине со своим мужем и детьми. Муж у неё — обычный человек, она его из Среднего мира в мужья взяла, а сама она не совсем человек. Ты видел её: вся покрыта шерстью, даже лицо, и глаза такие, — Ларс изобразил пальцами необычный разрез глаз Луот-хозик, — большие и чёрные. Она за всеми оленями следит, охраняет их. Иногда в Среднем мире люди слышат в тундре звон колокольчика и не понимают, откуда он исходит, а это невидимая Хозяйка пасёт невидимое стадо. Тогда надо кидать лассо в разные стороны, и можно поймать Луот-хозиковского оленя. Если поймаешь, то Хозяйка станет видимой, подойдёт к тебе и попросит отпустить животное. А ты не зевай, проси у неё, чего хочешь, и она исполнит твоё желание, чтобы ты снял верёвку с рогов её оленя. Она сама мне рассказала. А муж у неё — отличный мужик, но ничего сказочного делать не умеет. 

      Ларс ловко разламывал крабовые фаланги, доставая белое мясо — прямо руками, не боясь пораниться об острые выпирающие шипы. Медведев и Лив слушали рассказы и ели краба, обмакивая его в банку с майонезом. Пушистая лиса носилась по обнажившемуся из-за отлива берегу и ловила мелких рачков и прочую живность.

— Ларси, ты сам поймал краба? — спросила Лив.

— Нет, детка, у меня нет лодки, и я не могу рыбачить в море. Меня Сациен угощает, Морская Хозяйка. Наверху принято угощать соседей и друзей, прямо как у нас в деревне. 

— А какая она, Сациен? Нойд говорил, она совсем белая.

— Точно, она белая, как норвежка. Не такая, как ты, моя брюнеточка! — Ларс подёргал сестру за чёрную косу. — А ещё Сациен очень красивая, но всё-таки не настолько красивая, как ты.

      Лив довольно заулыбалась:

— А у неё муж есть, как у Луот-хозик?

— Ох, детей у неё много, а вот мужа нет. Да и зачем ей муж, когда она может любого рыбака соблазнить? Слышишь, Алекс, будь осторожен! Не заглядывайся в морские волны, если тебе покажется, что там плавает голая блондинка!

— Ларси, я не боюсь голых блондинок. Особенно, если жениться не надо. 

— О, не будь таким самоуверенным, человек. Ты не знаешь, на что способны духи! — засмеялся Ларс. — Ну, кто идёт со мной плавать? 


      После полуночи солнце полыхало в северной части неба. Ларс схватил Лив и потащил к воде, где они, громко смеясь и поскальзываясь на мокрых камнях, прыгнули в море, подняв множество сверкающих брызг. Разгорячённый Медведев прыгнул следом и завопил от нестерпимо холодной воды:

— Вы, саамы, ненормальные! Плавать в Северном Ледовитом океане!

      Он быстро вскарабкался на каменистый берег и, стуча зубами от холода, кинулся животом на разогретые доски террасы. Ларс и Лив вернулись через пятнадцать минут, тоже совершенно замёрзшие, но очень довольные.

— Ларси, почему ты редко приходишь к нам? Я скучаю по тебе, брат. 

— Знаю, детка, знаю. Я прихожу, когда Хозяин Свен мне разрешает.

— А когда сам станешь Хозяином, ты сможешь приходить чаще?

      Ларс, похоже, сомневался, говорить ли правду. Он посмотрел на Лив, потом на Медведева и тихо ответил:

— Духи, если они правильные, не ходят в Средний Мир. Свен говорит, у них отпадает в этом потребность… — Ларс зябко повёл плечами, будто на него повеяло холодом.

      Медведев не знал, поняла ли Лив последнюю фразу на английском языке, но девочка выглядела растерянной. Брат поспешил её успокоить:

— Не волнуйся, ты меня не потеряешь. Мы будем чувствовать друг друга: духи говорят, что чувствуют любовь людей. Твой брат станет Хозяином северного сияния, но останется рядом с тобой… — Ларс перешёл на саамский, подтащил к себе сестру и обнял, в чём-то тихо её убеждая. 


                ***

                21 июня


       Претендент был одет в серую юпу — рубаху из тонкой шерстяной ткани. Он стоял на небольшом горном плато перед хаотической россыпью камней, которую Свен называл лабиринтом. Вокруг лабиринта расположились духи, пожелавшие присутствовать на церемонии: Луот-хозик с мужем и детьми, от которых шёл густой олений дух; Хозяйка воды Сациен, укрытая с ног до головы длинными белокурыми волосами и в окружении отпрысков, из которых ни один не был похож на другого; рядом — ведьма Выгахке, прижимающая к себе украденного человеческого ребёнка; Хозяйка травы Рази Айке — красивая девушка с букетиком ярких цветов в руках; Овечья Хозяйка, у которой из-под длинного подола торчали копытца; чёрный и лохматый Мец-хозяин с длинным хвостом; Хозяин ветра Пьегг-ольмай. И ещё два десятка саамских духов собрались в день летнего солнцестояния на горе Бломан, чтобы приветствовать нового Хозяина северного сияния и проводить старого Свена в последний путь. Ждали знак: шаманы по всей Лапландии должны одновременно разжечь костры и начать бить в бубны у священных сейдов.

      Свен встал по другую сторону рассыпанных камней и с улыбкой смотрел на волнующегося претендента. Ларс не понимал, как он должен пройти через лабиринт: он и самого лабиринта не видел. Но когда в воздухе поплыл запах дыма от шаманских костров, такой родной и сладкий, Ларс увидел, что камни перед его босыми ногами чуть сдвинулись — всего лишь на расстояние одного шага. А когда он сделал первый шаг и занёс ногу для второго, камни, будто нехотя, расступились перед ним на ещё один маленький шажок. Он медленно продвигался по узкой тропинке, которая возникала перед ним словно по волшебству и смыкалась позади хаосом разрозненных камней. Он шёл по кругу, и каждый шаг что-то обрывал в его душе — какую-то ниточку, связывающую с миром людей. В голове всплывали воспоминания, чёткие и осязаемые, слышались голоса, виделись образы, чувствовались прикосновения, но он делал очередной шаг, и всё это уплывало в беспамятство, как смутные сны на рассвете. Ларс дрожал от напряжения, его пронизывал страх, когда он застывал на одной ноге, не понимая, куда ступать дальше, но камни, ворочаясь в сухой почве, пропускали его вперёд ещё ненамного, и он испытывал облегчение. Но кроме облегчения его затопляло острое чувство утраты, и Ларс не знал, пройдёт ли оно когда-нибудь. 

      Тропинка исчезала позади саама, который пришёл по спирали в центр плато. Здесь его путь заканчивался. Лабиринт был успешно пройден. Ларс остановился в изнеможении и усталости и стоял так до тех пор, пока между камней не открылся ровный широкий коридор, ведущий к Свену. Зрители радостно закричали и захлопали, а Ларс в десять шагов одолел расстояние и упал в руки старика-духа. Множество других рук потянулось, чтобы обнять его, похлопать по плечу или погладить по голове. Ларс ощущал невероятную лёгкость, огромную силу и тихое умиротворение.

      Свен отпустил своего преемника, сдержанно попрощался с духами и пошёл с горы вниз — пошёл по пути, не зная, куда тот приведёт. Но как настоящему сааму Свену важнее было не знать, а верить, и поэтому он верил всей душой, что идёт по единственно правильному для него пути. Девяносто лет он был Хозяином северного сияния, а теперь он испытывал потребность стать кем-то иным.

      Остальные духи поднялись к сейду, где их ждало угощение и щедрые подарки из Среднего мира. Ларс ахнул, когда увидел новый дом на берегу озера, расположенный чуть западнее построек старого Свена. Современное шале, окрашенное в белый цвет, с панорамными окнами на все стороны света и солнечными батареями на крыше. На просторной дощатой террасе, которая одним краем дотянулась до самой воды, стоял массивный деревянный стол со стульями и шезлонгами. Дети побежали в дом рассматривать обстановку, а взрослые удобно устроились вокруг стола, и начался весёлый шумный праздник. 

      И только когда последние гости покинули владения молодого Хозяина, он подошёл к горному обрыву и увидел внизу, в маленькой голубой бухте, пришвартованный к причалу роскошный эко-траулер. Он сразу его узнал: белоснежный корпус семнадцати метров длиной, большой флайбридж с постом управления, стремительный силуэт. Баснословно дорогая новинка знаменитой итальянской судоверфи. Этим траулером Ларс однажды любовался в журнале «Модные яхты», который попал ему на глаза в столовой рыбзавода. А потом он вырвал страницу и доставал восторгами своего русского штурмана...

      На борту судна красовалось название — «Аврора Бореалис». У юного духа не было ни единого сомнения в том, от кого он получил этот подарок. 


                ***


      У Медведева больше не было причин оставаться в Норвегии. Он записал все сказки, которые слышал от матроса и других саамов. Прочитал в библиотеке все книжки о легендах северного народа. Выучил сотню саамских слов и теперь немного понимал этот древний язык. Он сделал щедрые подарки местным духам во время летнего праздника и надеялся, что они будут к нему добры. Открыл в себе радость создания текстов и мечтал когда-нибудь снова её испытать. Познакомился с людьми, которые стали ему друзьями. Бросил пить, перестал себя ненавидеть и просыпался по утрам чуть более счастливым, чем раньше. 

      Анте Нюсто сделал Медведеву рабочее предложение, от которого трудно был отказаться, но штурман всё же отказался. Он также отказал своему агенту из крюинговой компании, который какими-то неведомыми путями прослышал о том, что Медведев больше не злоупотребляет и способен заинтересовать самого требовательного судовладельца. Возможно, один Квикк понимал, что происходит с Медведевым.

— Алекс, ты в Мурманск через Финляндию поедешь? В Инари есть Сиида — это саамский центр. Найди там Рене Ристин, поговори с ней. Расскажи о том, что случилось с тобой. Никто никогда не слышал, чтобы чужак попал в Верхний мир и вернулся обратно живым. Не было такого. Твоя история очень интересная и необычная.

— Спасибо тебе, Квикк, за заботу. А ты не мог бы наколдовать мне столько денег, чтобы не нужно было работать? Я бы тогда сидел и писал мемуары о своём попаданстве, — пошутил Медведев.

— Э-э! Ты вчера был у сейда, мог сделать подарок Хозяину золота. Золота в Лапландии много, под ногами лежит. Можно руками брать, если Хозяин подскажет.

— А теперь уже поздно, да?

— Ну, теперь да, поздно, — расстроенно подтвердил нойд.

— Ничего, зато с северными сияниями у меня всё будет хорошо. 

Квикк уловил шутливые нотки в серьёзном тоне Медведева и рассмеялся:

— Приезжай сюда в любое время. У нас есть такое выражение: «Стал как саам». Это про тебя. Мы будем верить, что ты вернёшься.


                ***


      В Мурманске ничего не изменилось за прошедшие полгода. Медведеву, всё ещё переполненному морем, ветром и криками птиц, было трудно влиться в повседневную городскую жизнь. Он много спал, гулял и всё время о чём-то мечтал. Ему казалось, что внутри него зреет какой-то большой замысел, сюжет, но сейчас он не мог ни уловить, ни осознать его, и поэтому плыл по течению, позволяя времени делать свою работу.

      Через месяц из Сииды позвонила Рене, с которой он познакомился, возвращаясь из Тромсё. Сказала, что норвежское издательство хочет перевести сборник сказок Медведева на несколько языков и опубликовать в самом скором времени. Кроме того они готовы заключить с автором сборника договор на создание книги о том, как русский рыбак попал в саамский Верхний мир и какие приключения с ним там происходили.

— Рене, со мной мало что происходило. Я попал туда случайно, вслед за Ларсом Хивандом. Вот у него настоящие приключения в Верхнем мире, а у меня — ерунда одна.

— Прекрасно! Тогда напиши книгу об этом парне! О Ларсе. Наверняка у него безумно интересная жизнь среди всех этих духов и богов.

— В этом я ничуть не сомневаюсь, — засмеялся Медведев. — Да вот только я не в курсе его нынешних приключений. Я понятия не имею, как он там живёт.

— Придумай что-нибудь, ты же писатель!

— Да какой из меня писатель?!


      Но он всё-таки придумал. Конечно, он не был уверен, что не поступает как дурак, когда выезжал за город в те ночи, которые по прогнозу НАСА считались многообещающими в плане северного сияния. Он сидел в машине и смотрел на небо, ожидая увидеть хотя бы крошечный зелёный мазок поверх звёздных россыпей. Ругался, что американский сайт врёт, зевал и засыпал под заунывные песни финских рок-групп, пока однажды в конце августа вдруг не увидел над головой полосу едва заметного зеленоватого свечения.

      Как там Ларс говорил? Его можно сделать ярче? Медведев вышел из машины и засвистел — сначала тихо, потом наращивая звук, затем снова тише. Звучало плохо. Он попробовал ещё несколько раз, стараясь, чтобы свист получался звонкий и переливчатый, и десятая попытка увенчалась успехом: по бледной ленточке северного сияния медленно потекла густая яркая зелень, затмевающая свет звёзд. Медведев обрадовался, что у него сработало, начал свистеть коротко и отрывисто — небесная лента дрогнула и пошла крутыми волнами.

      Он так увлёкся этой детской саамской забавой, что совершенно забыл про свою бейсболку. А когда вспомнил и сорвал её с головы, то в ту же минуту почувствовал, как чья-то рука крепко схватила его за волосы и потащила наверх.


                Конец