В нашей четырехместной офицерской палате места, соответственно, занимали: старшина отделения рядовой Клопенко по кличке Клоп -здоровенный полтавский хохляра. На второй кровати у окна лежал повар из нашей общей столовой. Тоже нехилый, до двух метров ростом, тамбовский волчара, ефрейтор Борщов-погоняло Афоня. На момент описываемых событий на третье место прибыл водитель "начпо"* дивизии сержант Чумуневич -Чума у него кликуха, из сябров, т.е. белорусов.
Слева от входа в палату кровать принадлежала дежурному. Чума (Чумуневич) лежит поверх заправленной кровати в госпитальном костюме, что, конечно же, запрещено. Слушает транзистор, положив его возле уха, и уставившись в потолок. У него межреберная невралгия. Афоня (у него грибок на ступнях ног) и ему вообще то положено лежать в одной из палат для больных с заболеваниями кожи, но он же дед! Он старший повар в столовой управления дивизии! Он вообще уважаемый человек у всех дедов управления дивизии. Для него исключение такие, как он, заразными не бывают. Это определил старший сержант Шершнев.
Вообще в подразделениях и частях, которые замыкались на управление дивизии, т.н. спецов, четко прослеживалась солдатская "элита". Естественно, среди дедов. Формировалась она с первых дней службы каждого призыва на основании случайных знакомств. В нарядах по столовой, на полевых занятиях, на лечении. Ну, и в первую очередь, по землячеству и по национальности. Выходя на финишную прямую, в четвертый период, эти связи крепчали неимоверно. Многие занимали в своих частях и подразделениях достаточно солидные для солдат должности. Часто на устах сержантов звучало (якобы выражение Г. К. Жукова), что армией командовал он и сержанты. Вот сержанты и командовали (с учетом, естественно, особого мнения дедов).
Клоп с Афоней играли в поддавки. Я прилег на пару минут, время девять вечера. После ужина.
-Ох, что-то пить хочется, наверное, рыба была очень соленая на ужин, - произнес Афоня.
- Щас, дневальный! - крикнул Клоп.
В коридоре на посту круглые сутки находился дневальный из числа выздоравливающих. Молодой, естественно. Дверь резко распахнулась. В образовавшийся проем просунулась коротко стриженая голова.
- Вызывали?
- Салага, ты чего без стука врываешься? - заводится Клоп.
- Так я это, вы же вызывали.., чтоб быстро.
- Марш на кухню! Скажи повару, пусть передаст две кружки компота, холодного! - добавляет Афоня.
Выражение лица дневального почти, как у артиста Крамарова. Немой вопрос, типа от имени кого просить, мол, мне же он не даст.
- Ну чего таращишься? - уже орет Клоп.- Скажешь что я сказал.
- Извините. А вы кто по званию?
Это уже перебор. Такие вопросы старикам задавать нельзя, крайне опасно.
- Ты что совсем пришибленный? - психует Афоня.
- Слушай для тебя фельдшер - дежурный, начальник или нет? -выкручивается Клоп.
- Да, начальник - неуверенно мямлит солдат- он знает что я сам еще из молодых.
- Так, иди, и скажи, что я просил, для меня и Афони, - это уже неуверенно добавляю я, чтобы разрулить противоречия и обстановку.
Солдат убегает и возвращается через пару минут с компотом.
- Товарищ фельдшер! Повар передал, что вы рано начали борзеть, и чтобы в последний раз давали такую команду.
- Ладно, разберемся, - ворчит в мою защиту Афоня, - свободен!
Отпускают дневального. Такие, и подобные этому, инциденты возникают в отделении на каждом шагу. Официально, мы, дежурные фельдшера, здесь за все в ответе. Но каждый наш шаг под наблюдением и контролем. Контроль со стороны офицеров и прапорщиков - раз, со стороны сержантов - два, старики - три, больные - четыре...
Личный состав прибыл из столовой. После обеда разошлись по комнатам, отдохнуть пару минут до построения. Присели кто где. Я стоял возле открытого окна. Погода была идеальная. Начало сентября в Германии - это еще лето. «Деды» лежали поверх заправленных кроватей. Мирно покуривали. По команде: «Выходи строиться!», мы должны были еще успеть после них поправить постели и не опоздать стать в строй. Внезапно распахнулась дверь. В кубрик ворвался Лимонов и плотно прикрыл за собою дверь.
- Мужики! Я сейчас случайно подслушал разговор - зачастил, заикаясь «москвач». К Сукинцову подходил Дуся (кличка капитана Дусалиева), просил у него солдат, чтобы помогли погрузить шмотки. Он уже уезжает из Германии. А Сукинцов ему ответил, что не имеет права посылать бойцов выполнять частную работу. Пусть он типа, сам идет и просит у солдат, если кто согласиться, то он, Сукинцов, не возражает.
Не став дожидаться конца сумбурного сообщения Лимонова, реакция находившихся в кубрике была мгновенная и однозначная. Лисович даже успел скомандовать: «За мной!» и перепрыгнул через подоконник. Остальные, включая меня, последовали его примеру. Дуся открыл дверь пустой комнаты. По дыму сигарет, смятым кроватям, он сразу понял, что желающих ему помочь среди личного состава роты нет. Так, в единодушном порыве, независимо от срока службы, солдаты и сержанты проголосовали ногами против ненавидимого офицера.
Офицеров из азиатских республик (Узбекистан, Таджикистан, Киргизия...) было ничтожно малое количество. В среде офицерского корпуса - это общеизвестно. Чуть больше было грузин, армян, азербайджанцев, и почти отсутствовали прибалты. Но, как известно, недостаток роста компенсируется избытком дерьма. Так и наш Дуся, он как поручик Дуб у Ярослава Гашека, прохода не давал солдатам своими мелочными придирками. За это и поплатился. Мы потом навели справки и узнали, что ему пришлось нанимать за деньги вольнонаемных в КЭЧи для погрузки накопленного за пять лет имущества. Халява на солдатском горбу дубовому казаху не прошла.
Много, очень много раз приходится офицерам, прапорщикам и контрактникам обращаться к солдатам за физической помощью. И без этого не обойтись. У офицера жизнь такая, почти цыганская, на колесах. Мне лично на момент, когда пишу эти строки, пришлось переехать с места на место одиннадцать раз. А, как известно, два переезда равны одному пожару. И этот мой счет далеко не предел, бывает и во много раз больше. На офицерскую зарплату грузчиков не напасешься. И солдаты, действительно, помогают. Если по просьбе офицера, то, соответственно, выполняют работу с душой. Для больших начальников, чаще в приказном порядке, соответственно, и работа такая, лишь бы за что-нибудь не прицепились и не наказали. О привлечении солдатской рабской силы к выполнению других, не свойственным уставным нормам работ, типа строительства дач и т.п. здесь ничего писать не буду, ввиду того, что в ГСВГ смысла строить дачи не было.
Надо отдать должное "куску" Сукинцову. Обычно прапорщик никогда в жизни не пошлет офицера к солдатам просить о помощи. Тут, видимо, была какая - то личная неприязнь во взаимоотношениях. А командир, майор Феоктистов, отправил Дусалиева к Сукинцову, ни о чем не подозревая. Правда, такая храбрость прапора, по отношению к офицеру, могла прорезаться только с учетом того, что последний убывал в Союз, и больше встреч не предвиделось.
В любую часть, а особенно в группах войск, где они укомплектованы на 100% с хвостиком, ежедневно прибывают новые и убывают старые офицеры и прапорщики в большом количестве. И такой бытовой работы предостаточно.
Но вот и подошел он, самый счастливый день в службе срочной. Такой день у солдата СА тех лет - это день отправки «дедов» на дембель. У них, дедов, это свой праздник, они счастливы по-своему. Возбужденные, довольные, никого не замечают. Может, кто и не поверит, но в нашей роте проводы отслуживших свой срок были довольно оригинальные. Командование части и, видимо, с разрешения вышестоящего начальства, устроило прямо таки шикарный праздник по этому поводу.
Из роты уходило девять человек. За день до отправки в ленкомнате был накрыт обильный, сладкий, стол. Доморощенный ВИА уже неделю не вылазил из подвала, репетировали новые, свежие номера. Но не это главное, о чем я хочу сказать. Видимо, все-таки это работа замполита, но с подачи наиболее продвинутых дедов и фельдшеров типа Доша и Шершнева. На проводы были приглашены девочки, десятый класс из русской школы. Количество их я не уточнял, но, видимо, из расчета на количество дембелей и музыкантов.
Мы, конечно, в списках этих не числились. Мы были статистами на этом празднике жизни и тянули службу на втором этаже. До нас доносились лишь звуки музыки. Немного позже, когда стемнело, подглядывая из-за углов на чужой пир, увидели, что гости прилично подогретые. А чем? Можете не сомневаться, все было подготовлено заранее. Короче, дембеля с девчонками шастали в каптерки подвала, на чердак, и стояли по углам в ожидании освобождения более укромных мест. Да, ничего подобного в дальнейшей службе мне видеть не приходилось. Судя по тому, что разборок никаких не последовало, мероприятие прошло без эксцессов. С утра все участники страдали от головной боли. Много пили. Кто что мог: сырую воду из под крана, чай, кефир, рассол.
В час дня состоялись короткие, официальные проводы-прощание. Все, кто оставался тянуть лямку, выстроились в коридоре в одну шеренгу. Дембеля построились лицом к нам, в другую. Лисович оказался прямо напротив меня. На нем красовалась новенькая, обрезанная выше колен шинель. Пушистая, по моде того времени, с начесанным металлической щеткой ворсом. Он отобрал ее у меня за месяц до дембеля, взамен я получил от него другую - старую, тоненькую, просвечивающуюся, как сито. В ней уже согревали свои солдатские души минимум десять призывов.
-Ничего, перетопчешься, тебе все равно увольняться весной, а домой поедешь в одной «парадке»*, - напутствовал меня бандеровский отпрыск, когда отбирал мою новую. Надо заметить, что процесс мародерства происходил на глазах и с молчаливого согласия, прапора Сукинцова.
Да, в тот день далеко не одна новая шинель ушла на дембель. Ну, а дальше процесс прощания происходил следующим образом: шеренга «любимых» дедов двигалась вдоль шеренги остающихся, поочередно обнимаясь друг с другом. Мы с Лисовичем, тоже обнялись, как два каменных брата. Я тогда в уме пожелал ему, чтобы кроме моей шинели, он в жизни больше из одежды не имел ничего другого. Шот подошел ко мне отдельно. Снял со своего кителя комсомольский значок на закрутке и протянул со словами:
- Служи, сынок, как дед служил, а дед на службу х.. ложил!
Значок после этого я хранил и носил долгие годы, пока не вступил в ряды КПСС. Шота я обнял с теплотой в душе.
Дембеля ушли, гора с плеч свалилась, рота «осиротела». Так закончился первый этап моей службы.
см. ФОТО:"Деды" уходят домой. Проводы.
*КЭЧ-коммунально-эксплуатационная часть.
*парадка-парадно выходное обмундирование.
*начпо-начальник политотдела дивизии.
см.ФОТО: Проводы дембелей.