Медведь

               
     В этот год на охотничий участок Влад заехал седьмого октября.                Ондатру накануне, половил не плохо.  Во время добычи собакам досыта ондатрятины варил  и в лес завез килограммов сорок – пятьдесят тушек.  Так что и соболям на прикорм хватит, и собакам на приварок, до беличьего сезона.
     Бросил он их в двух больших целлофановых мешках за избушкой.  Продукты разложил по двухсот литровым железным бочкам с крепко затягивающимися крышками.   Раньше продукты в шумех* складывал, но последние года три-четыре повадился каждую весну мишка к зимовью ходить.  И как он умудрился достать и сбросить охотничью кладовку со столбов.  Вновь направлять шумех не стал.  Благо была возможность позаимствовать у организации Химлесхоза на брошенных участках не использованные железные бочки.               
     На закате кобель полаял как-то не понятно на берегу, к нему подошла сучка, тоже гавкнула пару раз в том же направлении, и как-то незаметно они куда-то смотались.               
     Уже в темноте Бойка, так звали сучку,  прибежала.   А пес – Афоня, как сквозь землю провалился.  Всю ночь переживал Влад не случилось ли что с кобельком.  Под утро ему пришла дикая мысль, а не мог ли пес обратно в деревню смотаться, тем более там, вроде слышал, чья-то сучка загуляла. 
     - Да не может быть? – одернул он себя. – Это, больше чем сорок километров, речушки, ручейки переплывать нужно, да и реку Пелым тоже.      
     Конечно, не должно быть, а проверить нужно, пока время есть.  За день туда и обратно обернусь, подумал он.  Ладно, лодку не вытащил еще из воды.  Поставив лодочный мотор, на рассвете Влад уже спускался по своей речке Войтье к Пелыму.         
     Только лодка причалила к деревенскому берегу, и Влад  поднялся на крутоярок.   Как к нему с виноватым видом подбежал Афоня, видно услышал знакомый звук лодочного мотора.  Тут же он был посажен на поводок, схлопотав при этом пару раз по спине для профилактики, этой же веревкой.  К вечеру вновь вернулись обратно к зимовью.      
     Пес в наказание был привязан к жерди, прибитой к столбам, на которых стоял раньше шумех.  За самоволку получил он пять суток аресту, которые из-за некоторых обстоятельств так и не отсидел.  Чтобы в дальнейшем лучше представить следующие события нужно немного описать местность.  От спуска к речке до избушки по тропе метров двадцать примерно, на половине пути, слева, стояли две железные бочки.  Дальше одна тропка шла вдоль левой стены охотничьего домика, потом у заднего угла поворачивала еще чуть левее и метров через десять упиралась в остатки шумеха, находившиеся на краю болота с редким ровненьким сосняком.  Оно начиналось от самой речки и уходило вдаль от берега.   Между избушкой и столбами от шумеха, тоже стояла железная бочка.      
     Другая тропа была протоптана вправо; мимо дверей  избушки, рядом с поленницей дров и дальше уходила ко второму зимовью.
     Этот же домик, имел небольшие размеры, метра два в ширину да два с половиной в длину.   Дверь у него такая, что зайти в нее можно, лишь низко наклонившись, и в избушке ходили только согнувшись.   Да и куда там ходить.  Слева от двери находились нары, в две доски, вдоль всей стены.  У дальней стенки тоже нары пошире, там могли при необходимости и два человека с трудом улечься, переночевать.   Справа от входа железная печка, между печкой и дальними нарами столик.  Пустого места, где можно пройтись, только с полметра в ширину, да метр с небольшим в длину.  Над боковыми нарами, имелось окно сантиметров тридцать в ширину  и сантиметров двадцать в высоту.   Через него просматривалась тропа к шумеху, железная бочка, да болото, начинавшееся в нескольких метрах от избушки.      
     Утром прилетел и уселся на прибрежную сосну глухарь.  Получив порцию дроби, он упал и забился на земле.  Добивать птицу было жалко, и Бойка тоже не проявляла своих желаний придавить добычу.  Пришлось временно отпустить пса, тот сразу же с поставленной задачей успешно справился.  По окончанию этой миссии, он опять был возвращен на поводок.      
     День прошел в мелких заботах.  То новые капканы необходимо отварить в хвое, чтобы очистить от смазки, или еще какое-нибудь заделье.  Словом время пролетело незаметно.   Спать охотник завалился пораньше, так как утром собирался отправиться ко второй избушке.  Нужно было там сносить чурки в одну кучу поближе к зимовью и расколов сложить в поленницу.  Их он напилил летом бензопилой из валежин и сухостоя в разных местах.  Все же лучше когда дрова готовые под боком, и нет нужды, о них заботится во время охоты.  Бойка так же, как всегда, спала в избушке под нарами.    
     Около полуночи что-то беспрестанно залаял пес.  Устав слушать, раздраженный Влад вылез из избы и, обогнув ее, с матюгами заорал на собаку:
     - Какого ты дьявола тут расшумелся, и спать не даешь.      
     Вдруг сбоку зашуршало, и метрах в двух-трех при лунном свете, пробивающемся сквозь тучи, в тени от крон сосен, мелькнуло что-то светлое.   
     - Филин что ли, - проскользнула мысль, и тут только до него дошло, да это же медведь.      
     - Ах ты мать твою, - рявкнул он, и поспешил к двери избушки, возле нее на большом гвозде висело ружье.   
     Хоть и дробь в стволах, а все же оружие.  Слышно было, как в другую сторону улепетывал косолапый.  Покрутившись впустую с двустволкой в руках у угла избушки, Влад повесил свою пушку на место и забравшись внутрь помещения сел на нары.  Или от холода, все же выскочил на улицу в одном трико, или от нервного стресса его била дрожь.  Тут он одумался, а ведь Афоня-то у меня привязан.  Если медведь вернется, лайка даже убежать не сможет.   
     Охотник быстро выскочил на улицу, сходил и отцепил арестанта.  Тот в избушку не пошел, остался сторожить снаружи.  Через некоторое время, пес снова гавкнул и убежав метров за сто от избушки продолжил там свой лай.  Влад быстро оделся и со словами:
     - Иди, помогай, – вытолкнул из помещения недовольную Бойку.   
     Немного погодя услыхал вдали, как ее голос присоединился к мелодии кобелька.  Перезарядив ружье пулями, охотник прислушивался к негодующим собачьим голосам, которые приближались к избушке.  Метрах в двадцати от нее перемещение лая остановилось, и он раздавался уже в одном месте.      
     Влад по дурости, хоть и с опаской, не спеша поперся в том направлении.     Вроде бы при полной луне на чистом месте и видно все довольно сносно.  Но вот сейчас, собаки лают где-то рядом, а в тени, отброшенной кронами сосен, не видно ни белых собак, ни темного медведя.  Постояв немного, он увидал, как из тени качнулось что-то темное и вновь исчезло.  Влад посмотрел по сторонам, что-то скучновато стало у него на душе, кругом мелкий редкий березник.  Если мишка кинется, сомнет его и не поморщится.      
     Метрах в пяти, позади, стояла более крепкая осинка сантиметров пятнадцать – двадцать в диаметре.   Влад отступил к деревцу.   Еще несколько минут постоял он там, вглядываясь туда, откуда был слышен лай.  Ничего не видно.    За это время, осинка показалась ему, слишком тонковата.  А вдруг придется ему с медведем вокруг нее бегать.  По озирался маленько, и отошел еще немного, на тропу за поленницу.   Постоял какое-то время.  Да сколько можно ждать-то?    Косолапый явно не хотел выходить из тени.  А Владу не улыбалось идти ближе.  Он перезарядил один ствол дробью и выстрелил вверх.  По легкому шороху и слабому потрескиванию сучьев, да удаляющемуся лаю собак, охотник понял, что медведь убегает.  Собаки пришли не скоро.   
     Утром по следам на снегу, от бывшей до этого пороши, Влад понял суть произошедшего.  Топтыгин пришел к избушке и начал добывать из целлофанового мешка тушки ондатры, тут-то он его и спугнул.   Мишка прихватил один из мешков в зубы и побежал, но вскоре мешок выскользнул у него из пасти, и он удрал налегке.    
     Отбежав не слишком далеко, мохнатый разбойник видимо не захотел оставлять потерянное и вернулся за ним, несмотря на назойливых собак.  Тут и Влад подвалил.    Как только он не попал «Михайло Потаповичу»  на обед, в качестве закуски.   Так как стоял охотник от косолапого, первоначально, как подошел, в шести шагах.    Видно Бог миловал.  После выстрела, хозяин леса убежал, оставив мешок с мясом.  Съесть он успел всего две-три тушки, остальное было возвращено на место.      
     Ко второй избушке Влад пока решил не ходить, а с оружием в руках защищать свои припасы. 
     Тут он вдруг невольно вспомнил, как к нему, минувшей весной, на всеобщем деревенском празднике "проводов Зимы", подошла женщина нарядившись цыганкой и в шутку предложила погадать по руке.  Бросив беглый взгляд на ладонь, с простодушным сельским юмором она ляпнула:
     - О, однако, скоро умрёшь! 
     Вроде тогда эти слова сразу выкинул из головы, а сейчас память их вновь услужливо вернула.  Под сердцем неприятно заскребло.
     - Да и шут с ним, - с раздражением подумал он, скрипнув зубами, - от судьбы не убежишь.  Прячься - не прячься, когда время придёт смерть тебя везде отыщет, а коль помирать так уж лучше с музыкой.
     С вечера пес в избушку не пошел, остался охранять зимовье.  Часов в десять, Афоня опять гавкнув несколько раз, убежал метров за сто и опять залаял, на кромке болота и леса.   
     Влад открыл двери, Бойка тут же выскочила из помещения, вскоре ее лай слился с голосом кобелька.  Охотник быстро собрался, взял в руку патроны для перезарядки, нож, фонарик «жучек», топор.    Ручонки трясутся, все у него сыплется из них.  Все же он выбрался из избушки, снял ружье с гвоздя, уже заряженное пулями.  Собаки все так же лаяли на одном месте.      
     - Не попрусь же я туда, да еще ночью, - решил парень. – А вот у шумеха подождать можно, авось приблизится, самое место, кругом хорошо просматриваются и болото и лес.
     Охотник подошел к столбу от шумеха, и воткнув в него топор, приготовился ждать.  Но лай как звучал на одном месте так и не передвигался ни туда ни сюда.    Постоял он минут десять.               
     - Да ну его, - решил Влад, - что мне теперь здесь всю ночь дожидаться.   
     Только успел отойти к избушке и воткнуть топор в пенек возле нее, как лай стал быстро перемещаться.  И медведь, в окружении собак, выбежал на болото прямо напротив зимовья.  Влад прицелился и раздался выстрел.  Но или сам промахнулся.  Недаром говорят, что лось и медведь на мушке, меньше рябчика становятся.   Да и при лунном свете целиться,- это все равно, не при дневном.  А могла пуля и срикошетить, задев веточку или ствол подлеска.  Словом медведь крутанулся, и «бывай, как звали».  Вскоре прибежали и собаки.
     Утром охотник прогулялся недалеко от зимовья, рябчиков пострелял.  С полудня крупными хлопьями повалил снег.  Влад вернулся к избушке, перезарядил ружье и повесил его на гвоздь.  В один ствол он вставил пулю, в другой картечь, так как подумал:
     - Если медведь кинется после выстрела, ему все равно не успеть перезарядить двустволку, а с близкого расстояния, крупная картечь может быть надежней пули.
     Охотник забрался в зимовье.   Собаки, не выдержав такого ненастья, тоже последовали его примеру и залезли под нары.      
     - Все, нужно идти ко второй избушке, - прикинул он, - после такого снегопада медведь тоже берлогу искать будет, наверное.   
     Сготовил, поел, темно стало, а снег валит и валит.  Сидя на нарах, Влад настраивал транзисторный приемник на нужную волну, и не произвольно глянул в окошечко.  Сквозь снегопад смутно просматривалась бочка, что-то она широкая показалась ему в темноте.   Вдруг бочка покатилась, а к избушке по тропе нагло и бесцеремонно приближался "Топтыгин".   
     Во Влада, будто дикий предок вселился. Сунув ноги в самодельные калоши, вырезанные из сапог, он, выскочил из помещения и сдернул с гвоздя оружие.    Охотник с трудом увидал, сквозь пелену снега, метрах в трех- четырех от себя смутный силуэт вставшего во весь рост между двух деревьев медведя.   По ходу выкрикнув ему:
     - Ты что тварь повадился сюда, за мужика, что ли меня не считаешь.
     Влад взвел курки, вскинул двустволку и, почти не целясь, выстрелил пулей из одного ствола.   Охотник рассчитывал, что сейчас медведь кинется, и он добавит,     из другого, картечью.   Но силуэт медведя исчез.  Из зимовья выскочили собаки и с лаем бросились по тропе к речке.  Почти сразу же они вернулись обратно.  Влад все еще всматривался в то место, куда стрелял.   
     - Вот же, он тут стоял, - показал парень лайкам рукой в противоположную от реки сторону.   
     Псы опять сбегали к речке, полаяли немного и снова подошли.     Влад слазил в избушку за фонариком, потом подошел к сосне и березе, возле которых, он  видел силуэт медведя.    Вот и следы, видны четко,  так как снегу навалило уже сантиметров десять-пятнадцать.  Тут след идет к болотине, и пошел понизу дальше в сторону речки.    Крови нигде не видно.   Чего уж ещё смотреть, он вернулся в избушку.    
     Промахнулся!  С трех метров промахнулся!  Всю ночь мужик переживал и решал, куда ему податься от такого позора, или в няньки или в монастырь.  Утром снег закончился, навалило его сантиметров тридцать, а то и больше.  Пошел разбираться со следами, от которых из-за выпавшего снега, были видны только едва заметные вмятины.  Вот след пошел вдоль кромки болота, поворачивает, и на тебе, мимо бочек выходит на тропу.  Влада передернуло.   Надо же, если бы не собаки, в такой темноте миша мог подойти сзади, положить лапу на плечо и спросить:
     - Куда ты смотришь парень? 
     Дальше по тропе след шел к речке.  И мимо вытащенной лодки зверь, обломав забережники**, перебрался на другую сторону.   А там цепочка, еле заметных, вмятин удалялась от берега.   
     - Все, - вздохнул Влад, - сейчас он навряд ли вернется, нужно все же идти ко второму зимовью и с дровами разбираться.  А если все же задел косолапого?  Надо попозже  наверно сбегать на соседний охотничий участок и предупредить, чтобы осторожней были соседи.   
     Через ночь, завершив дела у второй охотничьей избушки, Влад вернулся обратно.  Медведь, похоже, не приходил, следов не видать.  После снегопада хорошо подморозило, можно стало и речку смело переходить по льду.   
     На следующий день был Покров.  По охотничьим традициям в этот день нужно «кровениться», то есть добыть какую-нибудь дичь.  С утра Влад отправился на другую сторону речки, рябчиков погонять, и белку может быть выборочно стрельнуть.    По цвету зверька и по кисточкам на ушах можно определить, годна у белки шкурка для промысла или нет.    Под вечер, возвращаясь к зимовью, охотник не дошел до речки метров триста, когда вдруг, в стороне от тропы, зло залаяли псы.      
     - Что-то не так обычно они лают на белку, - с опаской предположил Влад,   тихонько продвигаясь на звук.   
     Прямо идти не получалось, потому как лес хоть и был в основном березовый с редкой сосной, но густой подсад, состоящий из елок и пихты, высотой от метра и выше, в толстых снежных шубах, стоял стеной.  Похоже на медведя все же лают, и совсем не далеко.       
     - А может ну его в баню, - проскочила трусливая мыслишка. – Если на мертвого  зверя тявкают, можно завтра сходить проверить, а если он живой пусть топает куда хочет.  За такой стеной не увидишь, откуда и выскочит.   
     Но ноги потихоньку передвигаются все вперед и вперед, ружье наготове.     Шел так, чтобы до засыпанных снегом деревьев было метра полтора-два, а то выпрыгнет из белой пелены, и выстрелить не успеешь.   Вот собаки лают где-то здесь, рядом.  Он увидел косолапого, лежавшего скрючившись на животе.  На лай собак, тот не реагировал.  Лишь уши слегка шевелились.            
     - Не сладко видно ему, - подумал Влад, - а может, притворяется, - тут же промелькнула мысль.    
     До медведя оставалось метра два, навел ружье.  Выстрел!  Видно было, как пуля попала в загривок.  Зверь даже не шелохнулся, но уши все равно шевелятся.    
     - Нет рисковать не хочется, - подстраховался охотник.   Перезарядил ружье картечью, шагнул еще ближе и почти в упор выстрелил в голову, шерсть сразу же поникла.  Влад стоял над убитым животным, и никакой радости не чувствовалось у него на душе. Невольно подступила жалость.   Мысленно он как бы говорил:
     - Эх, не шастал бы ты к избушке,  был бы сейчас жив и здоров. 

*Шумех - кладовка рубленная на ошкуренных столбах или высоких пнях, чтобы не смогли достать припасы не медведи не росомахи.
**Забережники - замерзший у берегов лед.