на фото -- 2007 год. Михаил Ковальчук (справа) и Герхард Матерлик подписывают договор о сотрудничестве между РНЦ «Курчатовский институт» и британской компанией Diamond Light Sourсe Ltd.
Докторская диссертация Ковальчука
Михаил Ковальчук защитил докторскую диссертацию 19 января 1988 года. Скажу честно, что дату я совершенно забыл, пришлось отыскать автореферат его докторской диссертации, в котором, к счастью были проставлены даты. Только недавно я узнал, что он стал доктором наук позднее его младшего брата Юрия. Задержка с защитой произошла из-за конфликта с Афанасьевым. Он не мог использовать статьи, опубликованные совместно с Афанасьевым, а другие работы надо было еще сделать.
В 6-й части я рассказал как мы с ним писали научный обзор по теме стоячих рентгеновских волн. Этот обзор он полностью включил в качестве литературного обзора диссертации. А сами научные результаты диссертации были получены в тех работах, которые он опубликовал без Афанасьева. Я не буду перечислять всех этих работ, все таки это не моя диссертация. Скажу только, что в этих работах, кроме меня, соавторами были Захаров, Лобанович, а также Желудева, Казимиров и другие сотрудники его лаборатории. Частично об этих работах я уже рассказал раньше.
Но главными своими результатами он считал те, которые были получены в заграничных поездках. Я уже писал, что в апреле 1986 года он ездил в Швецию по приглашению Лильеквиста. Он привез оттуда результаты расчетов по программе Лильеквиста. Так как он писать статьи в одиночестве не любил, то он предложил мне написать статью вдвоем. Ну, и третьим автором был сам Лильеквист. Я потратил на нее какое-то время и попробовал от себя добавить какой-то дополнительный теоретический анализ в эту статью.
Но еще раньше, возможно в середине 1983 года, Ковальчук ездил в Гамбург, где познакомился с тогда еще молодыми, а потом очень известными учеными Матерликом и Бедзиком. В результате этой поездки он вместе с указанными авторами осенью 1984 года опубликовал две статьи в журнале Physical Review B, главном американском журнале по физике твердого тела. Он же является и ведущим международным журналом.
Конкурс на публикацию статей в этом журнале был очень высок, и до сих пор таким остается. Советские физики очень редко печатали там статьи, так как было трудно пробиться. Самым массовым журналом для советских ученых в то время при необходимости опубликовать статью на английском языке в области рентгеновской оптики был немецкий (ГДР) журнал Physica Status Solidi, издававшийся в Берлине.
В работах Ковальчука с Матерликом и Бедзиком я, как соавтор, не участвовал, но какое-то отношение они ко мне тоже имели. Я сам впервые опубликовал статью в журнале Physical Review B только в 1995 году, уже во второй жизни. Она была написана в соавторстве с Геннадием Смирновым по его инициативе и по эффекту Мессбауэра, а не по рентгеновской оптике. Потом были и другие статьи, но все написаны, как правило, в соавторстве с людьми, работающими за рубежом, и как результат работы за границей. Впрочем и статьи Ковальчука удовлетворяют этому критерию.
Главной фишкой указанных работ Ковальчука было то, что в них впервые был выполнен анализ вторичных электронов по энергии с помощью нового тогда газопроточного счетчика (так назывался детектор электронов). Как мне потом часто рассказывал Геннадий Смирнов, счетчик разрабатывался Ковальчуком совместно с группой Смирнова, и к тому времени он даже еще не был готов в том смысле, что не прошел необходимое тестирование. Ковальчук взял счетчик в Гамбург на свой страх и риск в надежде, что он будет работать. Но он также не учел интересы Смирнова, за что тот на много лет обиделся на Ковальчука. Но время лечит, и потом это прошло.
Счетчик нормально сработал, и с его помощью удалось получить принципиально новые научные результаты, которые и были опубликованы. Я запомнил, что сразу после возвращения из этой поездки он позвонил мне и предложил встретиться. Но не у себя дома, и не у меня дома, а на лавочке в скверике около Киевского вокзала. Киевский вокзал был выбран не случайно. Он находился на моей ветке метро из Кунцева. Поэтому я приезжал к нему на метро без пересадки. Вообще Кутузовский проспект, Киевский вокзал и Новый Арбат были нашей частью центра Москвы, в которой мы бывали чаще, чем в других районах.
Ковальчук был тогда слегка возбужден, чувствовалось, что он взял еще один рубеж в своей жизни, совершил еще один микро-подвиг. Он не стал долго рассказывать мне детали, видимо мало было времени. Он просто передал мне папку с бумагами и сказал: "Помоги мне разобраться. Я сделал в Германии эксперимент, мои соавторы что-то понаписали, а я не могу понять их формулы". Я просто взял папку и пообещал разобраться.
Писать от меня ничего не требовалось. Все уже было написано, но формализм был другой, отличный от того, который мы написали с Афанасьевым в статье в ЖЭТФ 1979 года. Мне и самому было интересно понять какими словами описывают эффекты на Западе. В нашей статье Афанасьев ввел термины "фаза" и "статический фактор Дебая-Валлера". Фаза волновой функции -- это то, что детектор непосредственно не измеряет. По этой причине существует известная "фазовая проблема". Это красиво, что в методе стоячих рентгеновских волн можно измерить фазу.
С другой стороны, все знают про фактор Дебая-Валлера. Об этом написано в любом учебнике по физике твердого тела. Обычный фактор Дебая-Валлера возникает из-за тепловых колебаний атомов. При этом разные атомы имеют разные позиции, которые меняются со временем. А статический фактор отличается тем, что позиции со временем не меняются. В каком-то смысле терминология была вполне эффектной. Но Бедзик и Матерлик принадлежали к другой школе, и там те же самые понятия описывались чуть иначе.
Вместо фазы вводилось понятие "когерентная позиция", как средняя позиция атомов, которая и формирует фазу, если разделить ее на период, отбросить целую часть, а дробную часть умножить на 2 пи. А вместо фактора Дебая-Валлера вводилось понятие "когерентная фракция", как та часть атомов, которая имеет когерентную позицию. Кроме новых слов надо было еще разобраться в их формулах. Да и сам термин "стоячие рентгеновские волны" тоже придуман на Западе. Мы так не писали. Мы писали "выход вторичных излучений в условиях динамической дифракции".
Это физически точно, но длинно и не образно. Как раз после разбора текстов, которые написали Бедзик и Матерлик, мы постепенно тоже стали использовать их язык, и это наиболее сильно проявилось в обзоре и в популярной статье в журнале "Наука и жизнь". Интересно, что Ковальчук сохранил дружбу с Матерликом и Бедзиком на всю жизнь. Бедзик и Матерлик еще в то время приезжали в Москву. Я сам в те годы пообщался только с Бедзиком.
В один из дней Ковальчук попросил меня приехать к ним в лабораторию, Бедзик как раз был там, и мы с ним поговорили, я ответил на какие-то его вопросы по теоретической части наших работ. Я в то время был не выездной и многих западных ученых видел только в Москве. Мне это было не очень интересно, но, как правило, Ковальчук просил показать иностранцам мои программы, с помощью которых обрабатывались экспериментальные результаты.
В таком же плане мне в то время довелось пообщаться с французскими физиками женщинами Мальгранж и Соваж. Они тоже приезжали в лабораторию Ковальчука. Я запомнил, что когда Ковальчук попросил меня показать им мою программу обработки данных, она уже тогда имела красивый интерфейс, и было что посмотреть, то женщины сразу вытащили блокноты и стали конспектировать все, что я говорил. Это был чисто западный подход, у нас так не делали.
Они дружили и всегда ездили вместе, хотя работали врозь. В самом начале моей карьеры был эпизод, когда я получил аналитический вид для пропагатора кристалла, но наша статья задержалась с публикацией. Речь идет об одной из главных статей в списке моих результатов, а именно, о статье 1971 года с Афанасьевым, по которой я написал кандидатскую диссертацию. И вот в этот период вышла в статья с авторами Отье, Милн и Соваж.
И в этой статье был получен тот же самый пропагатор. Отье и Милн были к тому времени уже известными учеными, а статьи Соваж я раньше не читал. По этой причине мне было интересно увидеть ее живой. Я рассказал ей эту историю. Интересно, что эти женщины на много лет остались в списке друзей моего постоянного соавтора в последние годы Тани Аргуновой. Этот список можно увидеть на ее сайте [1]. Они сейчас на пенсии, но недавно приезжали в Питер и Таня с ними общалась. А потом рассказала мне много всего интересного.
Матерлика я тогда не видел. Я пообщался с ним единственный раз в 1996 году, когда был в командировке в Гамбурге. В то время он был главным начальником источника синхротронного излучения DESY. А я как раз опубликовал знаменитую статью в журнале Nature по рентгеновским линзам. Встречу с ним мне организовал Дима Новиков, который уже тогда там работал. Фактически, я там с Димой и познакомился вторично. До этого было только небольшое общение в лаборатории Имамова по инициативе Степанова. В то время ни мне от Матерлика, ни Матерлику от меня ничего было не надо, просто мы друг друга хорошо знали заочно, но никогда не разговаривали.
Я не помню в какой момент Ковальчук попросил меня помочь написать ему докторскую диссертацию. Но такой момент был. Он сказал что-то вроде того, что он помогал мне защитить диссертацию, теперь мне надо помочь ему, у меня уже есть опыт, и я знаю как это делается. Я ему сказал, что я просто переписывал статьи, но ему такой вариант меньше подходил, потому что в экспериментальных статьях, как правило мало текста.
И мы писали его диссертацию так же точно, как и все остальные статьи. Я ему диктовал его же работы, а он записывал текст на бумагу. Ну и конечно были обсуждения всех спорных вопросов. В то время я очень часто бывал у него дома, так как диссертацию мы писали именно там, большей частью на кухне. У него в квартире была стандартная по тем временам кухня, но, конечно, не шесть квадратных метров, а, скорее всего, девять. Там стоял стол, и вот за ним он и писал.
Обычно мы выбирали время, когда Лена была на работе. Но когда она приходила, то переходили в комнату. Я так часто бывал у них дома, что меня совсем перестали стесняться. При мне устраивались скандалы и переживались неприятности. Я был просто членом семьи. Естественно, что в это время я мало бывал у себя дома, и это был минус. Лариса, моя жена, обижалась. Чтобы как-то компенсировать минусы, Ковальчук иногда приглашал к себе и ее тоже.
А также один или два раза приезжал к нам в гости. В такие дни мы не работали, а только развлекались. У Ковальчука раньше, чем у других, в том числе и у нас, появился видеомагнитофон, и можно было посмотреть какой-нибудь западный фильм из тех, которые в кинотеатрах не показывали. В том числе попадались и эротические фильмы, на которые в СССР был полный запрет.
Я запомнил, что когда он приехал к нам домой на какое-то застолье, кажется на день рождения, то весь вечер рассказывал впечатления от своих заграничных поездок. И Ларисе и детям это было интересно, потому что в то время я еще никуда не ездил, и они многое не знали. Но и в этом тоже был свой минус для меня. Я уже писал, что Лариса была очень завистливый человек по натуре, хоть и пыталась с этим бороться. И для нее чужие успехи были как соль на рану.
Но со всем этим приходилось мириться. У Ларисы была своя жизнь во дворе нашего дома, где сложилась компания из четырех семей с детьми одинакового возраста. Ей не было так уж скучно. И она вполне справлялась со всеми проблемами воспитания детей. Иногда это получалось не очень хорошо, были и скандалы и неприятности, но об этом я писать не буду, так как детям еще жить и жить. И это их личное дело.
Я же, практически, не бывал во дворе, и не ходил в школу на родительские собрания. Я либо работал дома, либо уезжал на работу. Я всю жизнь очень много работал. Поначалу это было необходимо, потому что надо было пройти очень длинный путь накопления опыта. Как писал Маркс, период первоначального накопления капитала. А сейчас я делаю много других дел, кроме работы. Например, пишу эту книгу. Это тоже работа, хотя зарплату за нее мне не платят. Но я с детьми все же занимался.
Я приучил сына к спорту, дочь в те годы тоже была более развитой спортивно по сравнению со своими подругами, правда потом ей это разонравилось. Мы катались на лыжах и на коньках, я с сыном играл в хоккей вместе с детворой, мы играли в большой теннис и в пинг-понг. Лариса этим заниматься не могла, и это был мой вклад в воспитание детей. Ну и я просто показывал пример как надо работать, что без труда не вынуть рыбку из пруда.
Из того времени мне запомнилось несколько эпизодов из семейной жизни Ковальчука. Лена, придя с работы, часто устраивала Ковальчуку скандалы по поводу пустого холодильника. Он, видимо, редко покупал продукты, это делала она. И вот она накупит продуктов на неделю, холодильник полный. Но днем Ковальчук приведет компанию из пяти или шести человек, и они все съедают за один раз. Я тоже у них ел и пил, денег не платил, но я хоть долго сидел и работал. Это была систематическая проблема.
Правда, иногда при мне Ковальчук ездил в магазин покупать много бутылок минеральной воды. Это мне было удивительно, я в то время минеральную воду не пил, и вообще никаких лекарств не принимал. А сейчас я вынужден покупать эту воду постоянно, так как заметил, что она хорошо помогает при гастрите. Чисто эмпирическим путем я для себя выбрал Ессентуки-17. У нее очень характерный и не сразу приятный вкус. Но ко всему можно привыкнуть.
Несколько эпизодов было по поводу плохой учебы Кирилла, их сына. Кажется он даже один раз чуть не завалил сессию. И вот стояла проблема -- использовать личные связи через родителей или не использовать. Ковальчук не хотел, а Лена (ее фамилия была Полякова) боялась за сына и просила как-то решить эту проблему. Но все обошлось, Кирилл институт закончил, хотя по специальности и не работал. Но в его институте не было военной кафедры, и он реально служил в армии. А я своего сына после института устроил в аспирантуру, и он в армии не служил. Но это было потом, мои дети были младше Кирилла.
Один раз Ковальчук пригласил какого-то иностранца к себе домой, а Лены не было, кажется была в командировке. Чтобы не терять время, он предложил мне съездить с ним на рынок, купил продуктов и потом сам приготовил все необходимые закуски. Я ушел как раз накануне визита, так что весь процесс прошел в моем присутствии. Мне это запомнилось, потому что я сам так не умел. Я конечно мог приготовить себе еду, но только не для гостей. Я бы купил все готовое.
Еще один раз я вместе с ним ездил в аэропорт встречать французского физика Гюгэ, который прилетел в Россию по какому-то приглашению, и лаборатория Ковальчука обеспечивала его визит. Как я потом узнал, ему показали Москву, а потом свозили в Ленинград и кажется в Грузию. Это делали другие люди, а в аэропорту его встретил сам Ковальчук. Впрочем я тогда с Гюгэ тоже познакомился. И оба друг друга запомнили.
А через десять лет я сам попал в Гренобль и уже общался с ним там, он там работал. Он даже предлагал мне сделать совместную работу, но это не входило в мои планы. Однако у него есть совместные работы с Чуховским и с Вартаньянцем, оба как раз из лаборатории Ковальчука. А мне и так хватало в Гренобле дел, потому что в то время там уже работали мои бывшие русские соавторы Снигирев и Чумаков.
Процесс написания диссертации занял какое-то время, но в конце концов все было закончено. Выступление на Ученом Совете Института (предзащита) состоялось в марте 1987 года. Эту дату я взял из книги Ковальчука о себе, но у него не все даты точные, он видимо писал по памяти, а это не надежно. Мне важно, что диссертация была написана уже в начале 1987 года. В то время на Западе стали появляться электронные приборы, очень красивые на вид, но конечно не то, что теперь, по начинке.
Я запомнил, что Ковальчук забрал у меня электронный калькулятор, который кажется сам же и подарил, и подарил другой, японский и более продвинутый. По тем временам это было чудо техники. Он был очень красивый, размером примерно как современные смартфоны с экраном 5 дюймов, жидкокристаллический экран, тонкий и легкий. И у него была память. Программировать он не умел, но он мог запомнить последовательное нажатие каких-то клавиш и потом повторить последовательность по одной кнопке.
Калькулятор также вычислял специальные функции типа синуса и так далее. Мне он тогда очень понравился. Я даже провел на нем все расчеты к статье номер 67 по своему списку. Она была опубликована в 1989 году, но написана годом раньше. В этой работе соавторами были Ковальчук, Николаенко, Семилетов и Харитонов, и она была посвящена новому счетчику электронов с разделением по энергии. Этот счетчик имел большие размеры и вес, по сравнению с газопроточным счетчиком, но зато у него была более высокая точность, и он мог регистрировать даже оже-электроны.
Мое участие в этой работе не планировалось. Но когда работа была сделана, ребята в моем присутствии стали обсуждать как они будут писать статью. И я им предложил небольшую обработку экспериментальных результатов с тем, чтобы вытащить полезный сигнал. Они согласились и попросили меня это сделать. Я помню, что все довольно сложные расчеты я выполнил на этом калькуляторе. Он мог запрограммировать расчет функции в одной точке. А потом программу надо было запускать столько раз, сколько точек, и записать ответ на бумажку.
Циклы он не делал. Но мне все равно не хотелось ехать на работу и возиться с перфокартами. Я все расчеты выполнил сидя дома. К сожалению, калькулятор проработал недолго, потом он поломался, а чинить такие приборы никто не брался, их просто выкидывали. В то время электронные приборы еще часто ломались. Проблема стабильной работы полупроводниковых приборов была решена позднее.
Защита докторской диссертации Ковальчуком представляла собой необычное явление, о котором я могу написать то, что запомнил. Прежде всего, я запомнил второе общение с братом Миши Ковальчука Юрой. Это было еще накануне защиты. Брат приехал из Питера чтобы поддержать Мишу. Я запомнил, что мы ехали в машине откуда-то куда-то. В Машине был сам Миша, его брат Юра и какие-то еще люди, но кто конкретно сказать уже не берусь.
Миша сильно волновался по поводу того, что у него в диссертации не было открытий новых эффектов. Были методы, и было их применение, но открытий эффектов не было. В моей диссертации такие открытия были. Юра предлагал версии как все это получше представить на защите. Обычно в любой компании Миша не закрывал рта и все время о чем-то говорил. У него всегда было хорошее настроение и он постоянно шутил. Другим оставалось только слушать. Но в присутствии Юры ситуация поменялась. Миша перешел в разряд слушателей, говорил только Юра. Впрочем накануне сложной защиты диссертации никому не позавидуешь.
Я поначалу не хотел об этом писать, но возможно не все знают, что Юра потом стал личным другом Путина и олигархом, владельцем большого количества денег. Он, видимо, реально незаурядная личность, может потому он и перестал заниматься наукой, масштаб не тот. А Миша все же остался ученым, но по своему. Я почти уверен, что оба совсем не изменились по характеру, и занимаются тем, чем и занимались всегда.
Мне кажется, что Наполеон стал Наполеоном, а Сталин стал Сталиным, не тогда, когда получили неограниченную власть. Они всегда ими были, только до определенного времени не все об этом знали. Они играли в игру наравне с другими игроками, и им повезло выиграть. В другое время и в другом месте у них бы, возможно, ничего не получилось. Что касается братьев Ковальчуков, то они тоже играют в свою игру.
А я играю в свою игру. Мне не нравится политика, я люблю решать задачи. Поэтому в тот момент, когда Ковальчук занялся политикой, охлаждение наших отношений было неизбежно. А вот Света Желудева была с ним до самого конца, она, в конце концов, оказалась не очень способным физиком, но организаторская работа ей нравилась. Она была очень интересным, по своему, человеком. Однако, я с ней мало общался и много писать я про нее не буду.
Интересно, что Света умерла при загадочных обстоятельствах, и по этой причине было много статей в газетах и в интернете. Все это кончилось тем, что статья о ней даже появилась в Википедии [2]. Там ее называют выдающимся советским и российским ученым. Я сам ничего выдающегося в ее работе не заметил, но человеком она была очень ярким и интересным, это точно. Интересно, что и Ковальчук, и она всегда говорили громко и восклицательно, что мне было удобно с моим плохим слухом.
Сама защита проходила в Институте Физики Твердого Тела в Черноголовке. На том же Совете, на котором и я защищался чуть более двух лет раньше. Обычно на одном заседании проводят две защиты, но в этот раз в программу была поставлена всего одна защита. И она проходила шесть часов подряд практически без перерыва. Учитывая, что Афанасьев будет делать все возможное, чтобы провалить защиту, решили полностью соблюдать протокол.
А это значит, что зачитали полный текст всех документов, включая отзывы на автореферат. Сам Афанасьев на защиту не приехал, но прислал очень длинный отзыв на автореферат, естественно отрицательный. В связи с этим отзывом я хочу сделать замечание. В те времена все документы печатались на пишущей машинке в 5-ти экземплярах (под копирку), причем хорошо были видны только два из них, то есть оригинал и первая копия. По этой причине документы были практически никому не доступны.
И вот недавно, а точнее год назад, в интернете появился этот самый отзыв Афанасьева на автореферат Ковальчука. Машинописные листы были отсканированы, а затем с них был прочитан текст. Этот уникальный документ вторично был использован для того, чтобы показать какой Афанасьев хороший, а Ковальчук плохой. Причиной явилось недовольство сотрудников ИТЭФа (Институт теоретической и экспериментальной физики) тем фактом, что институт включили в новое образование -- Национальный исследовательский центр "Курчатовский институт" (НИЦ КИ), директором которого стал Ковальчук. По этому поводу я сделал копию текста себе и выставил на свой сайт [3] со своим комментарием. Это уже история, и это ни на что не влияет, но кому интересно, те могут ознакомиться.
После того, как зачитали все отзывы полностью, а затем выступили оппоненты началось самое интересное, а именно, каждый желающий мог выступить и высказать свое мнение о диссертации. Таким желающим оказался Ваня Смирнов из Ленинграда. Не очень понятно какие конкретно цели он преследовал. То ли он хотел выслужиться перед Афанасьевым, то ли у него были свои личные обиды к Ковальчуку, но его поступок можно смело записать в книгу рекордов Гиннеса.
Он приехал в Черноголовку за неделю до защиты, поселился в гостинице, и каждый день ходил в библиотеку ИФТТ для того, чтобы ознакомиться с диссертацией. Как только объявили дискуссию, он попросил слова и начал говорить. Он говорил наверно больше часа без остановки. Нет, в какой-то момент остановка все же была.
Дело в том, что все слова, произнесенные на защите надо записывать. Стенографисток давно отменили, а вместо этого включали магнитофон и записывали звук на пленку. А после защиты звук надо было превратить в печатный текст. Так вот Ваня говорил так долго, что кончилась пленка в магнитофоне, и пришлось ставить новую. Он разбирал каждый вывод и каждый результат, и всему давал отрицательные отметки.
Естественно, что Ковальчук тоже должен был отвечать и на замечания в отзывах, и на замечания по выступлениям. Отзывы оппонентов были в целом положительными, иначе бы защита не состоялась. Но я запомнил, что киевский академик начал свое выступление с того, что высказал свое возмущение безпардонным поведением Афанасьева. Тот приехал из Москвы в Киев, пришел к нему домой без приглашения и стал убеждать написать отрицательный отзыв.
Для Афанасьева это была стандартная практика, я уже писал в 4-й части как по его инициативе я без приглашения оказался за одним столом с президентом Академии Наук. Но присутствующим в зале было необычно. Ковальчук старался доказать значимость своих работ и, видимо, очень старался, иногда перегибая палку.
А потом началось обсуждение работы членами Ученого совета. Я запомнил выступление только одного человека, который сказал, что судя по выступлению и изложению работы -- это стандартная докторская диссертация, вовсе не выдающаяся, но и вполне достаточная. А вот выступление докладчика слишком эмоциональное, что касается критики, то она не очень понятна. А потом состоялось голосование, и Ковальчук победил.
Банкет по поводу защиты я совсем не помню. Складывается такое впечатление, что меня на нем и не было, или он совсем выпал из памяти. Некоторое время спустя Ковальчук попросил меня помочь ему перевести магнитофонную запись в текст, ведь подготовка всех бумаг по защите тоже было делом рук диссертанта. Мы было начали это делать, но это оказалось очень трудным делом. Скорее всего Ковальчук попросил кого-то другого проделать эту работу, так как я не помню, чтобы я этим долго занимался.
Ссылки
[1] http://equinoxes.narod.ru/
[2] http://ru.wikipedia.org/wiki/Желудева,_Светлана_Ивановна
[3] http://kohnvict.ucoz.ru/bl/amaformvk.htm