(начало повести "Собаки в садике (Из жизни пятиклассника)" читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/26/1656)
4. СЕРЁГА
Пацаны молчали, но все уже почувствовали, что молчание затягивается.
И в этот момент Серёга вдруг сказал «Слушайте, а давайте в другой день? Сначала придумаем сложные правила».
Это было похоже на спасение, и я повернул голову направо - к нему. За его спиной метрах в двадцати был наш дом, а в окне стояла Вера. Сразу была видна её напряженность - шея словно укоротилась. Она не понимала ситуацию. Вера увидела, что я прижался, согнувшись, к забору, и меня окружила группа пацанов, и решила не то, что происходило.
Она увидела, что я её заметил в окне, и, смотря на меня, кивнула головой. Мы росли с ней с шести лет, и я понимал, что это могло означать только одно: «Мне закричать?» Она была дочкой шумной продавщицы, и «закричать» в её устах означала лишь «истошно заорать». Но я мотнул головой в сторону. Уж её крик мне точно бы не помог.
Народ, к счастью, не заметил - все смотрели на Серёгу, который предложил уйти во двор. Я не знал, будет ли мне лучше от этого варианта, слишком уж пристально смотрели на меня некоторые из пацанов.
Серёга жил через подъезд от меня и уже ходил в первый класс, когда я ещё был дошкольником. Поэтому тогда он с важностью еле кивал мне. Но когда я поступил в школу, оказалось, что среди двух второгодников в мой класс попал и он. Мы стали ходить в школу вместе и скоро стали лучшими друзьями.
Он оказался странным второгодником. В точных предметах он был кретином, а в тех, где можно поговорить, - уверенно демагогствовал. Ещё в третьем классе за заметку о домашней черепашке его приняли в юнкоры «Пионера Востока» и со временем он вместо школы принялся ездить в редакцию. Классная отпускала, когда он с важностью ронял: «Завтра у нас совещание юнкоров к близящемуся дню рожденья Ленина». Я любил слова и с интересом наблюдал за изменениями в его речи. К «близящемуся» он перешёл от «приближающегося», но до «грядущего» почему-то не дошёл.
После школы как троечник в вуз он попасть не мог и загремел в армию. А там попал в такую дедовщину, что надорвал сердце. Его списали, и через полгода как уже отслуживший и с направлением от его детской газеты он поступил на журфак. Учился не лучше, чем в школе, а после окончания так и осел в своей пионерской газете, выправляя присланные заметки мальчиков и девочек, уже про их черепашек.
Жизнь у него шла пёстрая, были и яркие моменты. Например, сопровождал группу «Браво» по Узбекистану. А потом много лет в разных компаниях говорил « А по этому поводу Жанка как-то сказала…»
Когда начался капитализм, то он стал бизнесменом, что в новую эпоху красиво означало перекупщика.
И теперь при случайных встречах он озабоченно интересовался: «Ну как, не подняли тебе ещё зарплату в универе с пяти тысяч сумов? А то мне и шестидесяти тысяч не хватает на жизнь!»
Я учился у замечательных психологов, и много лет сравнивал себя с их профессиональным уровнем, понимая, насколько я слабее своих мастеров. Поэтому первые восемь лет я проводил свои частные занятия бесплатно, понимая, что всё равно работаю на себя. Просто на каждой лекции или тренинге кроме передачи знаний я ставил перед собой невидимую людям задачу попутно шлифовать у себя очередной навык тренера. По списку, в который я вносил умения наблюдавшихся мною мастеров. Зато когда я решил, что чего-то стою, то на мой первый платный тренинг пришли лучшие психологи города. Но до того жил на зарплату вузовского препода девяностых годов, на которую даже умудрялся регулярно ездить в Москву к своему учителю.
Серёгино бизнесменское «сочувствие» чужим доходам очень злило других его собеседников, которые его знали меньше меня. Он был сыном рабочих, которые ориентировали его на внешние признаки благополучия. И он слишком рано овладел формой, не успев заполнить душу содержанием. А потом с детства попал к комсомольским деятелям, искавших юных говорунов, чтобы вырастить из них для себя новых пишущих демагогов.
Серёга никогда не писал в школе сочинений с анализом мыслей и образов Пушкина или Тургенева. Он брал только "свободные темы" о счастье народном, где виртуозно на три абзаца придыхал возле каждой цитаты Брежнева.
Став бизнесменом, он женился на совершенно юной красивой девочке, с каким-то совсем белым лицом, отмеченным белыми бородавками. По её речи было ощущение, что она ещё более из народа, чем он. После пары коротких разговоров на улице, я старался просто раскланиваться с ней, ибо мы с ней разбирались в темах, которые взаимно не пересекались.
Уверен, что она должна быть благодарна мне за мягкость этой формулировки.
Когда они впервые отходили от меня после разговора о моей зарплате, то я расслышал: «А ведь он был самым умным на всю школу, и даже больше!» И было приятно, что у моей зарплаты нашёлся хоть один плюс - я помог бывшему другу ещё больше поднять его статус перед юной женой.
Он оплатил её учёбу на курсах экстрасенсов, а затем арендовал кабинет на Дубовой улице. И она стала там экстрасенсировать на приличную сумму.
А про свои бизнесменства он сообщал не только на словах. В его квартиру на хранение завозили яркие коробки с видиками и прочей техникой. Перед подъездом останавливалась машина, и из неё они с водилой долго переносили содержимое. Все сидевшие на лавочке соседки молча смотрели на это действо, виденное в заводском районе только в бразильских сериалах про то, что богатые тоже плачут.
5. СЕРЁГИНА МАМА
Плакать богатому пришлось довольно скоро. Расплата за ежедневный пиар своих доходов наступила месяца через четыре. Как-то тёплым весенним утром меня разбудили женские крики. Я их уже не раз слышал от эмансипированной соседки, завёзшей себе сожителя из кишлака. Его регулярно что-то в ней не устраивало, но вместо гордого отъезда назад на родину, он поколачивал свою даму. Слыша её крики, соседи вызывали участкового, но она каждый раз отстаивала своего буяна. Поэтому естественно, что услышав ставшие уже привычными крики, я спокойно повернулся на другой бок. Накануне я провел семь пар и позволил себе отоспаться до обеда.
Но через полчаса какой-то непривычный гул за окном всё-таки не дал мне спокойно спать. Я вышел на балкон и растерялся: почти весь двор был заполнен множеством стоящих женщин. Они возбуждённо переговаривались и тревожный гул облаком навис надо всем двором.
Уже потом я узнал, что когда Серёга утром с экстрасенсихой уехали из дома, в его дверь постучали. Дома оставалась его мать, большая и уже нездоровая пенсионерка. Когда она открыла, то трое подонков ворвались в квартиру, ударили в лицо и заломили руки назад. Затем внесли на кухню стул, на который её усадили, привязав.
Я знал её со своего первого класса. Она была обычная женщина с завода, хлопотливая мать троих сыновей и жена властного мужа. Но то, как она поступила в этой ситуации, вызывает только восхищение.
Я не в курсе, знала ли мать, где Серёга держит деньги, но после двух пощёчин она поняла, что скоро останется без зубов, и «призналась» им, что одну половину денег Серёга точно прячет где-то в платяных шкафах в её спальне, а со второй заходил в свою спальню, закрывая за собою дверь.
Обе комнаты отделялись от кухни залом. Оба главаря и ушли туда, оставив с пленницей своего подмастерья. Терять время он не стал - вынул из холодильника банку с икрой и стал пожирать её большой ложкой.
Одна створка кухонного окна была открыта и щель была с ладонь. До того, как полезть в холодильник, третий налётчик толкнул было створку, но она не поддалась из-за невидимого ему крючка. А тут было столько вкусного и невиданного, что он переключился на пожирание деликатесов.
Тётя Маша понимала, что скоро с модным тогда у бандитов утюгом на кухню ворвутся ничего не нашедшие озверевшие подонки. Терять ей было уже нечего и, опершись на ноги, она стала действовать.
Она была привязана к стулу от колен до плеч, включая и руки. Оторвав задние ножки стула от пола, эта болезненная пожилая женщина наклонилась вперёд, и изо всех сил ударила головой в бок пожирателя икры. Он смотрел не на свою жертву, а в холодильник. И поэтому опешил от неожиданного удара по рёбрам.
И пока он пока он поднимался с пола, она подшагнула к окну и, навалившись животом на кухонный стол, истошно завопила. Она не облекала свой ужас в какие-то слова, а просто издала долгий истошный вопль, на который из окрестных домов высыпали уже не спавшие домохозяйки.
Подбежавшие бандиты не успели наброситься на неё, когда она успела им крикнуть: «Смотрите вниз, там из соседнего подъезда участковой выбежал. Если тронете меня, вам ещё хуже будет!»
Внизу уже было много женщин, кричавших про милицию.
Главарь выбежал на незастеклённый балкон, увидел, что милиции ещё нет, заскочил назад на кухню, замахнулся кулаком, но почему-то не ударил. Наверное, женские крики за окном вразумили.
А затем они выскочили из квартиры в подъезд и со второго этажа сбежали вниз. Но на входную дверь снаружи навалились женщины. А ведь даже силач не сможет выбить дверь, придавленную весом двух десятков человек. И они побежали наверх, в квартиру к привязанной к стулу тёте Маше. Забежали в залу и, к счастью, им было не до кухни – они выскочили на балкон.
6. ПРЫЖКИ
Я так и не понял, почему они прыгали с балкона, а не из окон двух задних комнат, в которых уже искали Серёгины деньги. Ведь позади дома не было никого, только полоса земли шириной метров десять до уже знакомого вам детского садика. Окна комнат находились на той же высоте, что и ограда балкона. Кроме того, простыни из спальни могли сэкономить не меньше метра высоты.
Но легко мне умничать спустя годы вдали от неожиданного для них стресса.
Я уже был на балконе, когда спрыгнувший первым главарь, затравленно озираясь, пробирался сквозь заполнившую двор толпу из сотни женщин. Они с неохотой расступались перед его кулаками, которые он, как боксёр, держал перед своей мордой.
Следующим прыгнул тот, что стерёг старушку на кухне. Он был моложе и худее других бандитов, но это ему не помогло.
Перед балконом были натянуты три ряда верёвок для сушки стираного белья. Первый бандит прыгал не вниз, а вперёд, чтобы перелететь через верёвки. Второй оттолкнулся недостаточно сильно и зацепился правым каблуком за дальнюю от балкона верёвку. Раздался громкий звук, словно от гигантского контрабаса. Он отразился от соседних домов и повторился в эхо. Толпа молча смотревших женщин вздрогнула. Вся толпа одновременно. Густо вибрирующий бас ещё звучал эхом, когда зацепившегося каблуком парнишку в полёте сначала завалило на левый бок, а затем развернуло спиной к земле. Ему повезло, что даже при этом его голова осталась выше ног.
Прыжок через отстоящие от балкона верёвки спасал этих «прыгунов» от падения на узкую полосу асфальта сразу перед балконом. Дальше до тротуара был огород. Он был не засеян, и в нём младшеклассницы постоянно днём играли в дочки-матери, постепенно утоптав землю. На неё он и рухнул плашмя, падая спиной вниз последние два метра. Спиной, но не головой, которая находилась выше и просто по инерции стукнулась о землю после спины.
Голова практически не ушиблась о землю, так как при падении на землю подбородок рефлекторно прижался к груди. Парень мог отбить себе почки, а потом подлечить их, но он был не в кроссовках, а в туфлях на каблуке. Поэтому попал левее, чем надо.
Потом народ ещё долго подходил смотреть на тот не толстый пенёк длиной в полпальца, на который парень и упал позвоночником.
Будет, наверное, банальным написать тут что «я никогда не забуду» тот хруст ломаемого позвонка, от воспоминания о котором до сих пор морщится лицо и какой-то отвратительный зуд появляется в кончиках пальцев. И – желание забыть, как на маленькую полянку среди огромного леса молча стоящих женщин спиной вниз падает юный парнишка.
Сразу в момент хруста по его рукам и ногам словно прошла волна, дважды одновременно подтолкнувшая их подскочить вверх. Во второй раз – уже немного меньше. Третьего дёрганья уже не было – он лежал неподвижно. А его голова, даже когда руки и ноги дёргались, была неподвижна, словно отключилась уже в первое мгновение.
С высоты третьего этажа видеть мелкие нюансы было невозможно, но мне, заворожено смотревшему, показалось, что после того, как его челюсть медленно опускалась, всё больше открывая рот, выражение лица становилось более значительным. Словно в этот момент где-то далеко ему простилось всё то, что он уже успел натворить в жизни.
Я видел не только его, но и всю картину. Когда в падении его развернуло спиной вниз, то у многих в сомкнутой женской толпе обе руки непроизвольно дёрнулись к лицу, словно прикрывая вырывающийся из ртов крик ужаса.
Но крика пока не было, было только звенящее молчание только что долго возмущённо шумевшей толпы. То, что всегда предваряет непроизвольно вырывающийся крик ошеломлённых зрителей.
И в эти молчаливые мгновения все услышали хруст. Казалось, что звуковая волна от эпицентра в спине парня проносилась сквозь всё более дальние ряды толпы. И отражалась на каждой: у одних голова дёргалась вниз, чтобы уйти в плечи, у других гримасой искажало лица, у третих отшатывалось тело: у одних – назад, у других – в сторону.
Но даже с третьего этажа никто не смог бы разглядеть ещё множество других реакций в этой огромной толпе.
А потом женщины вскрикнули. Не специально, а просто из десятков грудных клеток был выдохнут звук «А».
Парень лежал, отбросив левую руку в сторону, а правую словно прижав к телу. Всё время падения он молчал. Даже когда его вертело в воздухе. Почему он молчал? И не знаю, и не узнаем.
Женщины стояли, потрясённые жестокостью наказания, только что настигшего мучителя такой же как они домохозяйки.
И тут прыгнул третий, здоровый детина.
Судьба наказала и его. Увидев, что главарь беспрепятственно ушёл сквозь женскую толпу, он бросился назад в комнату как раз во время прыжка несчастного парня.
Там насовал в карманы часы и украшения серёгиной жены. И, схватив коробку с аудиоплейером, с разбегу вскочил на перила балкона, оттолкнулся от них и перепрыгнул верёвки. На долю секунды он словно застыл в странной позе: будто сидящий в воздухе с приподнятыми коленями, в протянутой вперёд руке он вертикально держал коробку. По размеру она походила на книгу, и казалось, что зловещий колдун летит по воздуху на несчастных женщин, заклиная их дьявольской книгой. И когда он коснётся земли, то во все стороны от него промчится круговая стена пламени, мгновенно испепеляя всё новые ряды его жертв.
Но это сумасшедшее утро продолжалось наяву.
Уже в полёте он посмотрел вниз и увидел, что летит прямо на ноги своего предшественника.
Следующую секунду он угрём отчаянно извивался в воздухе, чтобы не переломать свои ноги падением на чужие. И, впечатлённая его упорством, Судьба смилостивилась – его ступни приземлились с обеих сторон от недвижного тела, не задев его.
Бандит быстро пришёл в себя от падения и пошёл на сплошную стену женщин. Над головой он угрожающе поднял коробку. Стена, естественно, стала расступаться.
Но тут он, что-то поняв, отвернулся и подскочил к телу. Затем с трудом его поднял, взвалил себе на спину и, оскалившись, пошёл на женщин. Они расступились уже от его вида, причём узкая дорожка быстро образовалась до конца толпы. Среди множества тесно стоявших людей по коридору шириной в метр и длиной в три подъезда этот тип, раскачиваясь, тащил напарника. Голова того болталась у него на плече, и когда они были под моим балконом, то показалось, что губы немного шевельнулись.
Детина с трудом дотащил его до конца коридора и только там увидел, что перед ним стоит участковый.
И зачем он его тащил? Младший братишка? Или просто чтобы не выдал?
* * *
А тётя Маша стала как-то быстро сдавать, старея на глазах. Серёга видел это, и вина перед матерью была такова, что он запил. И постепенно пропил все свои коробки. А потом пошёл в фоторепортёры в какое-то СМИ. Там напился в своей рабочей комнате и у него увели оттуда всю аппаратуру редакции. А потом ушла юная красивая экстрасенсиха.
Через несколько лет не стало матери, и он продал эту трёхкомнатную. И поехал в Дмитров. Там сорвался - выпил и остался без денег. Потом кто-то его видел возле церкви. Вроде бы.
Но всё это будет потом.
А пока что рядом с забором садика Серёга сказал: «Слушайте, а давайте в другой день? Сначала придумаем сложные правила».
(Продолжение читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/28/1228)