Мы сгрудились в кучу и образовался портал. В него полетели, не ведая, чем обернется. А обернулось сказочно.
Попали мы спустя одну вечность в смешной лес. Всё в нем было весело. Особенно сгруденность. А рассгрудиться мы уже не могли, ведь портал исчезнет, а вместе с ним и смешной сказочный лес, какого не существует на самом деле. Где тогда окажешься? Непонятно.
Лес этот был на берегу древнего моря. Из моря выплывали порой чудища, подмигивали одним глазом и оставляли на берегу один большой когтистый след. Также выползали на берег мохнатые зеленые камни, уходили в лес и откладывали мох на деревьях.
Ночь подкрадывалась, прикрываясь солнцем. Тьмы в этом лесу не было, как и холода. Была только одна единственная могила. И мы спускались в нее друг за другом. Бросали землю. После жарились слоями, окружив огонь.
И мы всё смеялись. Нельзя было остановить смех. Он был нам вместо дыхания. В нереальности происходящего потонули все воспоминания. Осталось только мгновение, катящееся желтым колесом за горизонт. И не было ему конца. И так прошел с десяток вечностей. "Шло большое звёздное время, что безвозвратно проходит, считая свои отмирающие части".
И только там, в могиле и можно было ощутить ночь. Неумолимо тянуло спать. И вставали из могилы как после хорошего массажа, расслабленные, вялые, сонные. Летели пьяными мухами на огонек. А там встречал нас человек-колибри. И мы продолжали отхлебывать из кружек бодрость и смеяться.
На берегу временами возникал человек-пароход. Он гудел в свою трубу, а потом прислушивался. Ответит ли Кто?
И Кто отвечал. Выныривал из под воды и мигал одним глазом. А потом гудел и растворялся между морем и небом.
Между тем кончились черви и выросли зеленые холмики. Между нами ходила картошка мира и кружка бодрости. И ветер продирался через нас, то из моря в лес, то из леса к морю. Перегонял "Сокровенного" Пухова из пустое в порожнее. А тот наслаждался. И только паровых машин ему не хватало. А нам хватало отсутствия паутины для смеха.
Когда оранжевый карлик приблизился к нам из-за леса, стало душно. Прибежали зеленые с двумя собаками. Одна собака съела другую. А зеленые тоже смеялись без остановки. И только побежали дальше, пока не кончилась бодрящая жидкость.
Жидкость кончилась, а оранжевый карлик все приближался. И под ногами разгоралось так, что пришлось завернуть ноги в фольгу, а на голову одеть передатчик. Посылать сигналы соседям. Мол, приходите, скоро будут печеные ножки. Соседи дошли правда только до могилы и удивлялись долго образовавшемуся там бутерброду.
Вынули из кармана ящик пива и смотрели сверху вниз, как в телевизор. Да, Кончита тоже была с нами. Она теперь бессмертна и путешествует подобно духу везде, где хочет.
Мы и не заметили, как ветер подвесил к небу тарзанку и стал раскачиваться все сильнее. Он стряхивал нас, как муравьев, когда висели мы на лестнице, уходящей в небо. Поэтому мы нашли другую забаву и стали бегать между падающими деревьями с доместосом в одной руке и бездонным источником смеха за пазухой.
Перехитрив ветер, разжигали снова огонь под ногами и варили бодрящую жидкость. Разливали затем ее по палаткам и пускали призывы параходу внутри. Пароход отзывался смехом Пухова. Он метался по стране все сильнее, забывая даже порой приземляться.
Мнение также начало метаться на три-четыре дня. Ветер влияет дурно. Пришли первые вестники скорого гостя. И не успели мы вытащить из угля бананы, как пришла на нашу голову бабушка-дождь. Согнала всех к столу и не отпускала, пока припасы не иссякли. Мы хоть и притихли под ее суровым оком и громовым голосом, но веселиться не перестали. Вспоминали порой о заныканых котлетах в кармане. А бабушка-дождь серчала, нависнув над нами. Пришлось доедать все заначки и кормить Белку, как было завещано.
Отяжелев телом, портал стал всасывать нас обратно. Невозможно было сопротивляться ему. Да и смеха было совсем на донышке. А остаться без смеха в этом лесу не привлекало. Улетая, перелетные птицы, оставили свои голоса среди деревьев. И смех их голосами еще долго пугал медведей.