Поджог

Игорь Александрович Беляев
Зажигалка не сработала. Павел Андреевич сел на скамейку и пристально посмотрел на сложенный из веток вигвам построенный им для того, что бы превратить всё вокруг в костёр. Соседская курица боязливо вошла на приусадебный участок Павла Андреевича и что-то, на своём, курином языке говоря, прошла мимо.
 Нужно было зайти в дом и... Нет! Спичек там не было - ведь он обыскал всё. От веток пахло бензином. Но не сильно. Стояло безветрие и Павел Андреевич начал слышать тишину. Тишина пугала. С тишиной были связаны полевые мыши, ежи и многое чему противилось нутро этого человека.
 Посидел немного и пошёл к отцу. В сенях увидал кота, тот спал себе мирно и даже не подозревал ниочем. Кот был ещё молодой, пришёл откуда-то и жить стал. Павел Андреевич вошёл в спаленку. Отец вонзил в него свои круглые глазёнки и стиснув зубы замотал головой. Он парализованности стеснялся при посторонних, а тут буд-то бы на зло выпячивался, космами не расчесанными тряс и говорил много, только Павел Андреевич не слушал и потому слова эти в один поток сливались и перемешиваясь превращались в кашу.
 -Сумятица,- тихо, невзначай сказал Павел Андреевич и обратился к Фёдору:
-Я не могу найти спички, и, чёрт возьми, сейчас они мне очень нужны.
 Фёдор сделал вид, что искать стал, только не искал он вовсе, а серебренную ложку в чемодан засовывал. Фёдор - молодой ещё совсем, но с бородой и в очках круглых. Усыновлённый, но всё равно родной. Павел Андреевич его с десяти лет воспитывал, хоть и не воспитал, а прокормить - прокормил. Мать у Фёдора от лёгочной недостаточности умерла - а на самом деле отравилась на производстве. Вместе с остальными женщинами в цеху. Дело замяли, но Павел Андреевич кого надо наказал. До сих пор начальник цеха с перебитыми коленями на костылях, и доктора, что вовремя помощи не оказал пострадавшим, да с диагнозом ошибся, Павел Андреевич до сих пор не забыл... Всё руки никак не доходили в районную больницу доехать. Откладывал не из-за отходчивости и прощения - нет... Наверное время не пришло ещё. Прощение - слабость человека... Его, Павла Андреевича не простили, в детстве глубоком это случилось. Отец, друзья отца - все там были и никто не вступился. А били сильно. До полусмерти. Никто не искал тогда... Сейчас-то и не найти, сразу нужно было, но побоялись... А он - ребёнок на кроватке лежал и думал о том, что на улице тепло, солнце, дорога с лужами, а над ними бабочки вьются... Лимонницы.
 Отец, как нивчем не бывало перевязки делал, а кормить не стал...
 -Сам ешь, с ложки кормить что-ли...- и уходил на работу. А вечером пьяный, и баба с ним какая-то, а он пытался тогда не смотреть, но всё равно интересно было - смотрел.
 -Где спички, мать их,- не выдержил наконец Павел Андреевич. Фёдор стал смотреть по сторонам, а отец возьми и укажи на шкаф:
 -Та-ма, - по слогам выговорил он, - та-ма...
 Парализованный, не всё понимающий, он почему-то указал место правильно.
 Фёдор ценично улыбнулся, но под пристальным взглядом Павла Андреевича смутился и ложку наконец придумал как уложить, что бы молния закрылась, она и так в двух местах разошлась уже.
 -Ну я готов, Павел Андреевич, - как солдат выправился, очки свои нелепые поправил.
 Павел Андреевич не обратил внимания на его слова, спички взял и к двери пошёл.
 -Я побёг, я там, ну на Симовки подожду Вас,- протискиваясь вперед, заискивающе говорил Фёдор.
 Павел Андреевич в живот его саданул. Кулаком ударил, а потом по ногам батинками.
Фёдор зажался весь, застонал, и в угол сеней забился.
 -Сиди здесь.
 Павел Андреевич перевёл дыхание:
 -Здесь сиди, говорю.
 -Сгорю же, сгорю, - кровь вытирая, тихо, совсем испуганно говорил.
 Павел Андреевич обернулся. Отец, смотрел на них, а глаза-то не злые... Не понимающие. Доброты во взгляди нет, только какая-то ребяческая вопрошающая грусть. Нет, не понимает он, не должен понимать. Старый, параличом скрученный, жалкий и помоему моча опять на простынях.
 Не жалко, но странно как-то... Почему он молчит?! Сказал бы хоть что-нибудь, вот сейчас понял бы Павел Андреевич его, услышал бы...
 Спички в карман положил и облокотился на дверной косяк.
 -Нужно Вам сейчас это сделать... - тихо сказал Фёдор,- потом все вернуться с похорон и шанса не будет, - он буд-то бы говорил "Вы боитесь что-ли?!"... но не мог он это сказать, потому что знал, ничего этот человек не боится, и всю жизнь он делал то, что говорил, ии за ним - он - Фёдор - как за каменной стеной. Небыло другого такого для него во всём мире, потому то Фёдор и не боялся никого, кроме самого защитника своего и авторитета.
 -Страховка, да и дедушка мучается... - на свой страх и риск, подтирая кровь прошептал Фёдор, - никого в округе, на похоронах же все, не соседей - никого, страховка же... стра-хо-вка...
 Павел Андреевич смотрел на старика-ублюдка и чувствовал слабость в теле.
 -Давайте я... - Фёдор подполз на четвереньках, - ценное - вон оно в сумки, всё там, давайте... сам я... спички... Павел Андрее...
 Но в этот момент отец, вдруг изменился в лице и крикнул:
 -Гады, - глаза вытаращил и так не приятно заругался... по своему...
 Павел Андреевич наверное этого и ждал. Молча вышел он из дома. Фёдор за ним, чемодан таща за собой:
 -Понимает, ты смотри-ка, понимает, - ухмылялся он.
 -На Симовку иди, там чемодан оставь, и на похороны, там уже всё закончено, жрать небось сели, пьют... Войди тихо и со всеми сядь...
 -Как и уловлено, - и Фёдор побежал в горочку. Неуклюжий, косолапый, таких в школе обижают, а потом они вырастают и если не дай Бог начальниками становятся, или чин какой занимают - всем от них достаётся... Гнилой падонок. Павел Андреевич смотрел на жирную спину приёмного сына и испытывал отвращение. Отец там - внутри - минуты последние доживает - но не жалко эту тварь. Почему не жалко?! Сильнее он  всех оказался. Третий инсульт пережил, да и выкарабкался бы и в этот раз, да Павел Андреевич уехать решил. В город... Фёдору в институт поступать. Дом старый, хорошо застраховали через брата двоюродного, оценили в три дорого, а продать - кому ?! Денег нет ниукого... Отца не денешь никуда. Что-то сжигать вдруг жалко стало. Вернуться задушить сначала?! Нет, не сможет он... Несмотря на насилие - то, что из детства, не смотря ни на что - отец... человек... и он там сидит - ждёт - всё понимает... А это значит пора...
 Павел Андреевич спичкой чиркнул и на вигвам её. Быстро огонь пошёл по дому. Бензина много видно вылели.
 Павел Андреевич у соседнего дома постоял, сигарету выкуривал, смотрел, да так, что оторваться не мог.
 Фёдор на Симовке, между двух сараев, присевши с отдышкой, свойственной только таким, как он, молнию на чемодане пытался закрыть. В третьем месте расходилась и ложка серебряная всё на землю выпадала.
 -****ь, да что же это такое, *****... *****... *****... Дурацкий чемодан.