ДВА ЧАСА ИЗ ЖИЗНИ ПЯТИКЛАССНИКА
Повесть в пяти частях
Часть I. САДИК
1. МЯЧИК В САДУ
Через месяц после эпопеи с добычей фосфора я шёл из хлебного магазина. Шёл нетерпеливо – в руке был горячий батон, а дома на столе – уже остывшая консервная банка сваренной мною сгущёнки.
Небольшой вытоптанный пустырь с редкими пучками травы отделял заднюю сторону моего дома от пустого в воскресение детского сада. В нём что-то высматривала моя соседка-ровесница, склоняясь через белый бетонный забор, уже вросший с этой стороны в землю. Рядом, еле сдерживаясь от плача, кривил лицо её братишка. Пришлось подойти, отложив сгущёнку на пару минут. Так я тогда подумал.
Оказалось, малыш случайно закинул туда мячик.
Вспомнив, как поступил бы д’Артаньян из только что начатой толстой книги, я покровительственно улыбнулся Вере, широко растянув сомкнутые губы, поставил ногу в декоративную дырку в заборе и лихо перелез через него. Красно-синий мяч лежал между двух акаций, покрытых колючками чуть ли не до низа. Я с той же гордой улыбкой присел на корточки и дотянулся, сдавив пальцами уже не сильно упругую резину. И тут же увидел, как из кустов метрах в семи на меня смотрит здоровенная собака - одна из тех, кого выпускали во двор ночами или в выходные. Она не шевелилась, остановив на мне пристальный взгляд.
От испуга я дёрнулся, и тут же дёрнулась её верхняя губа, приоткрыв зубы. Челюсти были сжаты, и она не произнесла ни звука. Полное молчание при немигающем взгляде было страшнее всего.
Сразу стало понятно, что, как только я снова пошевелюсь, она мгновенно прыгнет. Но на корточках я не мог вообще ничего сделать. Только выпрямившись, можно было начинать думать о спасении.
Сверху, откуда-то издалека, донёсся удивлённый голос Веры: «Чего ты там прилип к земле?» Потом со смехом продолжила, но резко оборвала, и опять я слышал только частые удары сердца. Тишина вокруг меня оказалась даже страшнее, чем пристальный взгляд зверя.
Незаметно от него я нащупал за спиной ствол акации. Повезло, что детсадовцы уже ободрали с него колючки и можно опереться спиной. И я начал разгибаться. С такой скоростью, чтобы движение не было заметно. Казалось, что по миллиметру в минуту. Потом я спросил у Веры, сколько же времени это длилось. «Минут двадцать», - сказала она.
…Мне не пришло в голову, что уже совсем не до мячика, и надо оставить его на земле. Но, когда разогнулся, то его спасение стало мешать моему. Можно было кинуть его псу, но тут ещё неизвестно, на кого он прыгнет – на мяч или ко мне.
Мышцы ног давно болели и сзади и спереди. Но к такой работе я готовил их треть жизни, проведённой на тренировках в бассейне. Теперь благодаря их работе зверь даже не осознал, что я уже выпрямился. И что я уже искал способы покинуть его общество. Слева от меня перед забором была другая акация. Продолжая равнодушно смотреть в сторону собаки, я с той же скоростью слегка повернул голову в сторону. Затем наклонил её так, чтобы продолжать видеть пса. И увидел на уровне моих коленей толстую обломанную ветку. Несколько раз прокрутил в голове последовательность будущих действий и, быстро развернувшись, изо всех сил оттолкнулся правой ногой от ветки и, швыряя мяч над забором, попал другой ногой в высокую дырку забора и перевалился наружу.
Я ещё не успел упасть на траву, как мои зрители отшатнулись от забора, к которому прыгнул пёс. Но ему оставалось только извлекать уроки из неудачного опыта, совершая аналитический «разбор полётов».
Мячик ещё подскакивал, катясь к дому, когда от возбуждения меня стало трясти. Вера, молодец, не стесняясь, обняла меня и принялась гладить по спине. Дрожь не унималась, и она стала с силой похлопывать, а её братишка обнял сзади и, прижавшись головой к моей пояснице, изредка глубоко вздыхал.
* * *
Я думал, что малыш забыл этот случай, но как-то встретил его, низенького пузатого коммерсанта, и услышал: «А помнишь, как ты в садике разгибался? Самое яркое воспоминание моих ранних лет. До сих пор чётко помню, как всё внутри застыло от страха. И как старался не заплакать и не дышать, чтоб не спугнуть ту собачищу».
А Вера вечером того же дня вызвала меня в подъезд и сказала, что утащила у отца папиросы и спички. Хотя – нет, смешную историю про то, как мы с ней не смогли научиться курить, я расскажу когда-нибудь в другой раз. Ибо это не имело никакого отношения ни к собакам, ни к садику.
2. ОЗАРЕНИЕ
Ощущение победы над псом несколько дней распирало меня. На переменах я гораздо увереннее смотрел на новенькую из параллельного класса, да и вообще беспрестанно улыбался. А в следующее воскресение стоял у своего окна, упираясь лбом в прохладное стекло, и разглядывал сверху садик. В центре его перед безлюдным зданием лежали четыре собаки - глупенькие животные, которых, как оказалось, так легко обдурить и победить. От них до забора было далеко.
Я долго бездумно глядел на них, пока не вскрикнул от потрясающей мысли, радостно вгляделся в сад, прокручивая её, и адреналин погнал меня во двор. В его дальней части привычно скучали от очередного воскресения пацаны, рассевшись между трёх кривых яблонь.
Увидев меня, они могли решить, что я бегу изложить им только что прочитанный роман. Это я любил – везде пересказывал понравившиеся книги. Словно готовился стать тренером, спикером, который выступает в залах. А потом и сам начинает писать о своём детстве.
А тогда коллектив с интересом смотрел, как я бегу к ним:
«Харош скучать, пацаны, есть классная развлекуха с напряжёнкой!»
Они оживились, наверное, вспомнив мои прошлые затеи.
И услышали: «Будем лазить в садик! И ходить к собакам – кто дальше!»
3. СТРАХ
Реакция была разной, но встали все и я повёл компашку на пустырь, додумывая правила новой «игры». А на вопрос Кольки решительно ответил: "Да я первый пойду, покажу, как надо!"
И вдруг у забора на меня напал страх.
Это сейчас психологи отрабатывают с детьми психотравмирующие ситуации, выпуская из них задавленную энергию. Я же вытеснил в подсознание то двадцатиминутное запредельное напряжение, заполненное ужасом от беспомощного ожидания внезапного прыжка собаки. А тряска в объятиях Веры не помогла его выпустить.
В голову предательски стала вползать картина того, как меня догонит первая псина и, громко хрипло дыша, вцепится в меня сзади. Да так, что дальше уже ни шага не сделаешь. Тут же подбегут другие, воткнут клыки в ноги, в руки и будут рвать меня на куски. Боль и отчаяние зальют всё, отключая мозги. А бессильные пацаны за забором будут только кричать в ужасе.
Грудь сжало, а лицо с трудом изображало спокойствие. Чтобы ничего не заметили, я из последних сил, пошатываясь, подошёл к забору и придавил его подбородком. Авось, ещё успокоюсь. Пацаны пока ещё молчали сзади. «Щас, расстояние изучу», – попытался я отвлечь их, еле выдавив из себя подобие спокойного голоса.
Я пытался делать вид, что смотрю в садик, но на самом деле мог смотреть только внутрь себя. И видел там только страх, клубящимся чёрным спрутом расползавшийся по телу. Спину уже так сгибало, что подбородок стал больно давить на мелкие камешки, торчащие из бетона забора.
Чтобы подавить страх и слабость, я пытался говорить себе те слова, которые помогали спрыгнуть в воду с вышки, но теперь и они бессильно пролетали где-то вдали. Тренер учила нас бороться с неуверенностью, но в бассейне не было страхов такой силы и с такими кошмарными образами в голове. Я еле сдерживался, чтобы не убежать домой и закрыться там от всех.
И в этот момент Руслан своим гнусновато-приблатнённым голосом вызывающе выдавил: «Молчанка не проканает, Профессор, или ты в этой игре в судьи над нами метишь?»
(Продолжение читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/27/2146)