В течение последующих нескольких месяцев Танаис стал для воеводы ненавистнее всякой тюрьмы. Нет, все было в общем-то и неплохо. Семья его не знала отказа ни в чем. Дочь росла и уже начинала делать первые шаги. Промозглую зиму сменяла, постепенно вступая в свои права, сначала робко, а затем все настойчивее, жаркая южная весна.
С моря дул легкий теплый ветер, где-то вдалеке громыхали раскаты грома. Ветер поменял направление и принес в измученный майским злым солнцем город запахи свежей травы и весенних полевых цветов вместе с прохладой от прошедшей в степи грозы. И все было бы ничего, если бы не одно обстоятельство. За городские стены выход ему и жене был строго настрого запрещен. За все это время пару раз Волк попытался пересечь пределы Танаиса, но неудачно. У городских ворот его всегда ждали амазонки. Которые с укором возвращали обратно, подальше от стен. На его негодование и вопросы был лишь один ответ: «За стенами не безопасно и одному ему без охраны там делать нечего».
Спорить и уговаривать было бесполезно.С бабами всегда нелегко. А с теми , которые мысли твои читают, и подавно. Но сегодня, возможно - его день. Караул выставлен меньше обычного, со степи заходит гроза. Волк ощупал припасенную для этого случая прочную веревку, спрятанную в холщовой суме, висевшей у него на плече. Убедившись в том, что она на месте, проверил ладно ли заправлены клинки в заплечные кожаные ножны и с видом беззаботно прогуливающегося человека зашагал прочь от центральных ворот , в сторону крепостных стен, прикрытых со стороны города от посторонних глаз стенами и камышовыми крышами домов.
Все это время он пытался не думать о предстоящей вылазке за город, удерживая перед глазами образы жены и дочери. Оказавшись у цели, он оглянулся по сторонам. Не широкий проход между древней римской кладкой укрепления и стеной дома был пуст. Никого. Наверх, к сторожевой башне вела узкая каменная лестница. Первые раскаты грома и крупные редкие капли приближающейся грозы , застали его уже на крепостной стене.
«Ну самое время»,- подумал воевода ,-«другого такого случая может больше и не представиться». Проверил крепко ли закреплена веревка и исчез за бойницами. Путь от Танаиса до стойбища кочевников, расположившегося в нескольких полетах стрелы от города, не занял много времени. Перебравшись через заброшенный крепостной ров, изрядно обмелевший, с поросшими диким кустарником склонами, на дне которого еле струился тоненький ручеек, воевода вскоре достиг своей цели.
В сам стан степняков он вошел беспрепятственно. Миновав несколько шатров , где готовили пищу в больших железных казанах на открытом огне, ползающую и бегающую вокруг них чумазую полуголую детвору разных возрастов, хлопочущих по хозяйству женщин, в одеждах мало отличающихся от мужской, рои насекомых, круживших над сваленными тут же рядом кучами нечистот и отходов пищи, воевода вышел к некому подобию площади в центре которой , связанные по рукам и ногам и между собой, да еще, видно для пущей уверенности, привязанные как скот к некоторому подобию коновязи располагалась небольшая группа людей человек пятнадцать – двадцать в изорванных в лохмотья одеждах , изможденные полуголые тела которых, почти сплошь покрывали кровоподтеки и синяки. Большинство из пленников-мужчин были ранены. Женщины, пытались спрятаться за их спинами у некоторых на руках были дети, которых они в отчаянье прижимали к себе, пытаясь своими телами прикрыть их от палящего южного солнца.
Вдоль пленников, широкими шагами прогуливался низкорослый кочевник, одетый в меховую шапку с кожаным верхом, надвинутую на самые брови, широкие грубо пошитые из кусков кожи штаны, заправленные в некогда щегольские узконосые , давно потерявшие от времени и покрывавшей их пыли цвет, кожаные сапоги. Наряд довершал потертый и засаленный овчинный тулуп, надетый прямо на голое тело и широкий кривой меч, болтающийся у пояса. В руке кочевник держал плеть с длинным хвостом, которой он эпизодами, видно со скуки, постукивал себя по голенищу сапога, выбивая из него клубы вековой степной пыли, но иногда, в виде развлечения, выпускал хлыст на свободу из своей грязной пятерни, стегал им связанных пленников. Мужчины не уклонялись от ударов , а наоборот пытались принять их на себя, прикрывая своими телами, находящихся позади них женщин и детей. Особо удачно нанесенные и болезненные побои, вызвавшие стон или крик пленников доставляли степняку особое удовольствие, тогда его жиденькие усики расплывались по лицу в хищной улыбке. Иногда изувер отвлекался от своего занятия, давая своим жертвам передохнуть. Это случалось в тот момент, когда кто-то проходил мимо. Тогда он хватал его за рукава и полы одежды, тащил к пленникам и, показывая на них, что-то быстро говорил на еле понятной Волку смеси греческого и какого-то каркающего и лающего языка. И когда очередной подловленный им прохожий уходил, без нужного кочевнику результата, свое разочарование и злость он старался выместить на своих подопечных, рискуя забить их до смерти.
З а все время, которое воевода наблюдал за происходящим, несчастным, страдающим от жажды, голода и побоев людям не дали даже воды. Приближающаяся гроза была как никогда кстати. Пленники поднимали свои лица к небу и жадно ловили пересохшими от жажды губами редкие капли дождя. Наконец степняк заметил пристальный взгляд воеводы и кинулся к нему. Волк внутренне напрягся, но вида не показал, измерив того презрительно равнодушным взглядом спросил на греческом:
- Что нужно?
Тот в ответ, что-то прокаркал, защебетал, а за тем на ломаном греческом начал предлагать какой-то товар, приняв воеводу за греческого купца. Прошло несколько минут общения, пока Волк понял, что перед ним торговец людьми, предлагающий свой живой товар на продажу. А этот товар – русские,захваченные кочевниками в набеге. И что всех невольников он может купить очень дешево, всего за двадцать пять золотых носим. Почти даром, потому, как греческий купец, заказавший их для себя, к условленному сроку в Танаис не явился, а кормить и поить этих русских свиней за даром, здесь у берегов Тана, в планы доблестных куманов не входило.
Что стоило воеводе сохранять спокойствие и выдержку, рассматривая вблизи истерзанных соплеменников, делая вид, что он приценивается к живому товару. И как хорошо, что при выходе из дома он захватил с собой кожаный кошель с золотом. Как чувствовал. Теперь он выкупит их всех, не привлекая к себе внимания. Что делать дальше, будет видно. Главное спасти людей. И тут его ударил холодный пот, когда пошарив на дне сумки, где взамен туго набитого золотом мешочка, обнаружил лишь две чудом уцелевшие монеты. Но вида не подал и продолжал невозмутимо выслушивать, как степняк расхваливает невольников, когда один из пленников стоящих на коленях неподалеку от них поднял голову и сощурив глаза , пристально вглядываясь в лицо воеводы, произнес:
- Волчий хвост, ты ли это? Живой?
- Я, Данил. Живой как видишь,- отвечал ему Волк, сразу признав в нем своего старого друга и воеводу князя Владимира .
Решение пришло мгновенно. Волк пошарил в суме вытащил оттуда оставшиеся два носима и протянув их степняку, указав пальцем на Данилу произнес:
-Его беру.
И не дав бойкому торговцу даже открыть рот для дальнейших уговоров, добавил: -Больше денег нет.
Тот, что-то залопотал, видно костеря последними словами незадачливого покупателя, за то, что тот так долго морочил ему голову, а купил так мало, поплелся отвязывать выкупленного раба. В этот момент из-за спины Данила поднялась женщина и со слезами и мольбой в глазах протянула на вытянутых в сторону Волка руках, своего спящего ребенка, умоляя о его спасении.
Расстроенный неудачной сделкой степняк , громко прикрикнул на нее, разбудив спящего на руках женщины малыша, который закатился в плаче от испуга. Детский плач вконец разозлил половца , решившего одним взмахом меча раз и навсегда навести порядок среди своих рабов. И когда его клинок был в уже почти готов пронзить плоть матери и ребенка, непостижимым для него образом в руках безоружного, как казалось ему грека блеснуло сразу два клинка. Один из них, преградил путь кривому мечу , не дав свершиться убийству, вошел в его сталь, как в масло почти до самой середины, а другой, со свистом резанул кумана по запястью руки, наносящей удар, разделив ее на две части. Незадачливый торговец живым товаром какое-то время молча переводил ошарашенный взгляд с того, что еще недавно было его рукой на валяющуюся у него под ногами отрубленную кисть, продолжающую крепко сжимать рукоять разрубленного на пополам кривого меча, а затем с диким воем кинулся прочь с площади к шатрам, заливая все вокруг себя хлещущей из раны кровью.
Даниил и Волк переглянулись. Они понимали друг друга без слов. Выйти живыми из лагеря кочевников им уже не удастся. Через какое-то время здесь их будет не меньше сотни, начнется резня. Что могли противопоставить два воеводы князя Владимира сотне озверевших половцев? Только себя, да десяток изможденных от ран, голода и жажды русичей. Что будет, того не миновать, а пока, два дамасских клинка разрезали веревки освобождая пленников от пут, коновязь, к которой были до этого привязаны пленники, разбиралась по бревнышку. Сбежавшиеся, через какое-то время на площадь половцы, застали круг образованный десятком русичей с кольями в руках, в центре которого находились женщины и дети. Самые горячие из них, сходу бросились на его приступ , да так и остались лежать рядом с размозженными увесистыми кольями черепами. А арсенал осажденных пополнился на несколько мечей и копий.
Волна куманов откатилась за пределы площади, поближе к шатрам, из которых им выносили луки и колчаны полные стрел. Стоявшие бок о бок воеводы переглянулись. Им оставалось только одно - напасть на врага первыми, не дожидаясь пока сотня пущенных половцами стрел, превратит горстку находящихся на открытом пространстве русичей в решето. А в этой, образовавшейся внезапно для врага суматохе боя, глядишь кому-то из женщин и детей повезет и они сумеют выбраться из стойбища, достичь города и затеряться в толпе его жителей.
- Бегите в город ищите там мой дом и мою жену, заодно ей все и расскажете. Не медлите, уводите детей. Через минуту может быть уже поздно, обратился Волк, к стоящим в центре круга женщинам, не оборачиваясь в их сторону, а через мгновенье русичи кинулась на врага.
Какое-то время опешившие от внезапного нападения половцы подались назад и со стороны могло казаться , что степняки дрогнули и готовы побежать под натиском горстки храбрецов. Но силы были слишком не равны и уже через несколько минут двое воевод уже бились спина к спине одни с изрядно поредевшей половецкой сотней.
И когда им стало казаться, что их последний час пробил, воздух над схваткой пронзил знакомый Волку нечеловеческий рвущий на части разум крик. Кочевники опустили мечи. Волк обернулся и увидел, в центре площади царицу амазонок и русских женщин с детьми окруженных плотным строем воительниц. Царица, не сходя с коня, беседовала с высоким статным половцем в богатых одеждах. В голове Волка четко отдавалось каждое ее слово.
-Русские людьми не торгуют - вера у них такая.
-Не то, что-то ты говоришь царица , - отвечал ей на это половец,- греки с ними веры одной, а людишек, то у нас покупают охотно и торгуют ими по всему Понту.
-Вера, то может быть и одна, да честь разная. Некоторые через нее переступят и дальше пойдут спокойно. А такие, как они до последнего биться будут, жизни своей не щадя, не ужели ты еще не понял этого, князь?
Половец , названный амазонкой в разговоре князем, глубоко задумался.
- Бери золото куман, и не думай, выкуп за этих двоих и оставшихся в живых пленников более чем щедрый. Больше тебе вряд ли кто даст,- добавила воительница.
- Золото возьму. Друзей твоих отпущу, но только ради тебя царица, ответил ей половец, когда седельная сумка амазонки перешла ему в руки.
- А может и не только ради тебя,- сказал он, глянув в сторону стоявших в стороне воевод.
-Тогда ради чего еще? Ради золота?
- Ради чести, царица ради чести…,- загадочно ответил ей половецкий князь, прочно закрепляя тяжелый мешок с золотом на крупе своего коня, а затем взял его под узцы и зашагал к своим воинам.
Продолжение-
http://www.proza.ru/2014/06/13/2067