Высшая категория сложности
Фото: В облаках на склоне горы Шудья-Пендыш.
Из сборника «школьный туризм».
Поход третьей категории сложности – это наивысший уровень для школьных групп. Да ещё не пеший и не водный, а лыжный, проходящий в сложных климатических условиях, со своей спецификой организации движения и устройства биваков. В свердловском школьном туризме ещё нет случаев проведения лыжных «троек», возможно и в области такого не было. МКК Дворца, как и МКК ОблСЮТура даже не имеют полномочий на выпуск в «тройку». Утвердить маршрут может только зональная МКК. А там к вопросу об опыте участников и тем более руководителя относятся не формально.
А вот руководителей школьных групп, имеющих право водить в «тройки», можно пересчитать по пальцам. Многие и не стремятся к этому, хотя порой включают в двоечные маршруты элементы «тройки».
Опыт наших участников не вызывает сомнений у выпускающих: у большинства есть опыт участия в четырёх – шести походах первой и второй категорий. Выпускает нас всё же не зональная, а городская МКК в составе Миши Козынцева, Семёна Дубмана и зампреда Белобородова.
Я уже не числюсь по-совместительству кружководом Дома пионеров и оформляю заявку от имени завода как группу детско-юношеской секции. Я хочу реанимировать клуб «Чкаловец» хотя бы под эгидой завода.
В Североуральске нам несказанно везёт. Начальство КСО, – Катя и Андрей Герасимов отправляют в Сольву на «Урале» группу школяров из города газовиков Октябрьского; заталкивают в кузов и нас. Два дня мы сэкономим, сбережём силы.
Время в пути летит незаметно: до поворота в Сольву дорога великолепна. Свежий снег убран и даже горки посыпаны шлаком. Идёт интенсивный вывоз леса с Еловской гривы. А дальше начался снег. Свежий, рыхлый, глубиной до полуметра и более в наддувах и во впадинах.
Могучий «Урал» периодически застревает в сугробах, и тогда в ход идёт лебёдка. Ребята тащат трос с крюком вперёд, цепляют за дерево и водитель выдёргивает машину на более твёрдую колею. Когда длины троса не хватает, удлиняем его основной верёвкой.
Оставив закладку на последний этап маршрута, уходим по тропе на Кутим. Первый отрезок спланирован как наиболее простой, но тропить лыжню всё равно приходится. Мы оказались в приюте среди первых и лыжни на популярных маршрутах ещё не пробиты. Похоже, со студенческих каникул здесь ни кто не ходил.
Перед последним снегопадом была оттепель, под слоем свежего снега ледяная корка. Но она не держит и тропящий проваливается. Но скорость держим приличную. Все парни уже не первый раз со мной в походе и давно переняли мой метод тропления: парами, по 50 – 100 метров, до сбоя дыхания и – в хвост, отдыхать. Благодаря такому методу группа держит скорость как на готовой лыжне.
Первую полевую ночёвку устраиваем за рекой Кутим на пересечении просек. Идущая на плато горы Выдерга визирка пересекает здесь просеку, по которой проходила западная граница бывшего заповедника. Её, как и просеки северной и восточной границ заповедника, бывшие его егеря называют «Широкая грань». Подумать только! По этой просеке я поднимался на Белый камень аж 17 лет назад!
Рассказываю ребятам о том походе, а они смотрят на меня, как на доисторического жителя: их тогда ещё и на свете не было, только Володе Куклину годик, а мой зам, преподаватель математики в старших классах, в тот год готовилась к поступлению в первый класс. Неужели тогда был туризм? Убеждаю их, что был, причём в самом своём расцвете. И в сезоны «пик» в Сольву набивалось два, а то и три десятка групп. Правда и изб было около десятка, причём почти все – пятистенки, на двух хозяев. Но жителей уже не было, последняя большая семья Хозяиновых съехала во Всеволодо-Благодатское в начале 70-х. А вскоре и их усадьба, выстроенная по канонам архитектуры Сибири и Урала – с перекрытым замкнутым двором, клетями и сараями – сгорела.
Один из сыновей, Митрофан, продолжал традиционное оленеводство и переоборудовал под жилище бывшую приисковую конюшню. Младший сын, Санчик, которому в 66-м так приглянулся мой кинжал, уехав из родового поселения, переквалифицировался в почтовики.
Сооружаем схрон с продуктами на вторую часть пути и уходим в кольцевой маршрут .
«Широкая грань» заканчивается в мелколесье юго-западного отрога Белого камня. Выходим в гольцовую зону. Слева и впереди крутые, поросшие лесом склоны в истоки реки Левая Россоха, справа едва просматривается западный склон массива, укрытый облаком.
Стоп! Какое облако? Небо же чистое! Да это ветровой флаг висит над хребтом! Ещё с утра разыгрался ветер, сбил с деревьев остатки снега и куржака. Пока шли по просеке, ветер не ощущался, только качались и скрипели сосны и ели.
Здесь наверху ветер неистовый. Едва остановились, как озябли, хотя мороз не ниже 10 градусов. Идём с небольшим подъёмом на восток, в надежде выйти на восточный склон гольца и траверсировать его до Правой Рассохи. А там по ней и Вёлсу на запад до устья Шудьи.
Но вскоре попадаем в полосу позёмки. Колючие снежинки бьют в лицо и впереди снежная тьма. Поджидаю подхода замыкающих. Ясно, что пройти на север по хребту не удастся, только неуч может сунуться в эту тьму на лыжах. А что ждёт на восточном склоне? И позёмка и зоны с нулевой видимостью возможны и там: ветер северо-восточный. Нельзя идти не видя всю группу – потерять половину группы можно из-за любой остановки, хотя бы для того чтобы поправить крепление. Бросятся догонять, а лыжни-то на насте не видно.
Возвращаемся назад к лесу. Ребятам не надо объяснять, они всё понимают. Два года назад на Конжаке была подобная ситуация. Шли от «поляны художников» на Иовский перевал. Дул такой же встречный ветер, мела позёмка, морозило. Как и всегда в сложных условиях, я встал замыкающим, а Толя Бетехтин шёл первым. И он уклонился вправо, а я не мог докричаться и скорректировать направление подъёма. Хорошо, он остановился на перегибе под защитой каменных глыб горушки Северный Иов, а не рванул дальше. Огибая этот бугорок – точно бы вылетели сверху на Провал. Штурм перевала пришлось отменить и уходить в таёжную пойму реки Иов. В том походе были все участники нынешнего.
Просматриваю междуречье Рассохи и Шудьи – прямой путь к Пендышу. Во что превратилось за три года это «бескрайнее море тайги»! Громадная территория пестрит пятнами вырубок. Рубка велась, по-видимому, в последние два – три года силами бесконвойных из колонии в Вёлсе. Я знал, что их планировалось использовать на добыче мрамора на Шудье. Что-то изменилось и даровая рабсила была брошена на уничтожение остатков тайги.
Татьяна предлагает пробиваться к Пендышу через эти выруба: сверху они смотрятся заснеженными полями. Но я знаю, что такое заснеженные делянки. Не вывезенные развороченные штабеля деловой древесины, сваленные берёзы, осины и сухостой, вывороченные корневища – вот что такое выруб. Валят всё подряд, а вывозят только хлысты хвойного – «товарный» лес. Более трети исковерканной древесины остаётся на вырубах.
Всё это создаёт для лыжника серьёзную преграду, сравнимую, пожалуй, со сплошным буреломом. Возможно, где-то и есть лесовозные дороги, но как их разыскать? А ещё задача – спуститься вниз по заросшему реликтовым лесом крутому склону.
Тысячелетия он здесь рос, падал от старости и под ударами шквальных ветров и пожаров. Из-под догнивающих стволов пробивались новые побеги, вырастали и снова падали.… И всё это богатство прикрыто сейчас двух, а то и трехметровым сугробом. Ни на лыжах, ни пешком вниз не сойдёшь. Нет уж, лучше идти по знакомой просеке. Возвращаемся на старый бивак и, переночевав, идём на Выдергу.
Подъём, вначале пологий становиться всё круче, узкая просека походит на траншею: в центре ложбина, по краям – сугробы. Значит, зимой по ней ходили, тропили лыжню, засыпанную поздним снегом. Может это ещё ноябрьская лыжня, может – февральская, – след в лесном безветрии сохраняется всю зиму.
Прямо подниматься уже трудно, «ёлочкой» – не позволяют боковые сугробы.
Закладываю первое плечо серпантина – так будет легче и быстрее. Сворачивают с просеки за мной не все: Андрей, Дима и считающая себя крепкой лыжницей Татьяна, продолжают идти по траншее «на палках». Остальные, даже самый крепкий Вова Куклин, идут за мной. Они ещё с первых маршрутов знают, что я не предложу худшего варианта.
Володя – учащийся монтажного техникума, из моей третьей домпионеровской группы, у него уже восьмой лыжный поход. Могут позавидовать многие студенты.
Пересекаем просеку, делаем второе плечо и оказываемся выше группы, рвущейся «в лоб». Ещё через пару ниток серпантина их уже и не видно. Так и серпантинем по 150 – 200 метров вправо и влево от просеки и неожиданно для всех очень скоро выходим на плато. Тут нас и догоняют отставшие, но догоняют уже по нашей лыжне.
Смеются: «сила есть – ума не надо!» Их ещё задерживало и то, что поперёк просеки лежали поваленные деревья. Приходилось пролезать под ними. Это надо учесть на обратном пути, при спуске.
На плато гуляет ветер, но лес, хотя и изреженный, позёмке разгуляться не даёт. Воодушевлённые скорым подъёмом ребята рванули так, что я догнал их только на повороте к Шудьинской избе.
Да и избу они едва не проскочили – была она под снежным сугробом и только с северной стороны, где дверь, просматривалась часть стены и конёк крыши. Быстро раскопали, занесли рюкзаки и занялись заготовкой сухар для печи и костра.
Расчищая место под настил для костра, наткнулись на трактор–трелёвщик и штабель бочек. Чтобы избежать ещё каких сюрпризов, относим кострище подальше, а снег вокруг него прощупываем палками. Несмотря на предупреждения, Сергей поленился снять кольцо, щупал снег верхней частью палки и потерял ручку с темляком. Известно, металл остывает быстрее резины и ручка соскальзывает. Ручку едва разыскали.
Когда появились дрова, запалили печь, но бежали из избы от дыма. Труба оказалась забитой снегом, да ещё закрыта сверху дырявым ведром. Да трубы и не было видно из-под сугроба. И только когда всё очистили и прочистили, печь загудела. До плюсовой температуры изба прогрелась только к ночи. Нет, ночёвка в палатке намного лучше и время на обустройство намного меньше.
С поляны хорошо видна взметнувшаяся над лесом на юго-западе столообразная гора, изумительно белая от снега, без единого пятнышка выступающих камней. А ведь сложены её склоны из крупных плоских блоков, иногда грозно нависающих над мелкокаменистыми участками. Летом 81 года мы немало потрудились, залезая на неё. Наверху обнаружили ровное каменистое плато с плотными земляными участками без растительности. Тура, обычного для посещаемых гольцов не оказалось, и мы сложили небольшую пирамиду для записок. Боюсь, что наша записка в банке так там и лежит до сих пор – вряд ли кто-нибудь туда ещё поднимался.
Название горы: «Каюк» – не знаю, что означает это по-мансийски, русский смысл ясен и без перевода. Нашли на плато несколько обломков оленьих рогов. Вероятно, олени спасались на горе от гнуса, так как ягеля, да и другой какой-либо растительности мы не обнаружили.
От Каюка на север, пересекая выдергскую просеку простираются три «каменные реки». По одной из них мы возвращались и едва не проскочили просеку. Такие «каменные реки» – неширокие длинные языки крупноглыбовых россыпей на практически горизонтальном месте я встречал на Урале только в районе хребта Б. Таганай.
В сумерки ветер усилился, вокруг поляны скрипела и трещала тайга. Ветер метал пламя костра во все стороны, вынудив дежурных тащить в избу недоваренную кашу. Кашу довели до кондиции, поставив котелок на плиту и укутав телогрейками.
Всю ночь бушевала вьюга, а в избе под сугробом было тихо как в пещере. Спали на пружинных кроватях «валетом», а Дима Аитов предпочёл лежанку печи. Для городского парня поспать на лежанке русской печи – настоящая экзотика.
Утром обнаружили, что не можем открыть дверь. Пурга засыпала выкопанную накануне траншею и придавила дверь сугробом, плотным как заструг. Дверь распахивалась наружу и мы с трудом выбрались. Вдавили её в сугроб и в образовавшуюся щель «выскребали» снег в избу, пробивая лаз наружу.
Обычно у таёжных избушек, не имеющих сеней, дверь навешивается так, чтобы открывалась внутрь избы. Открыв её, пробиваются через сугроб, выкапывая порой настоящий туннель.
Необычная навеска двери объясняется просто: у избы были сени, а возможно и пристрой с крышей над двором. Но всё это было давно разобрано – я это заметил ещё в первое посещение. Строилась эта изба не как охотничья, а как настоящая деревенская: с большой русской печью, лежанкой и плитой. Строили её ещё в 30-е годы, когда стада молодняка пытались отгонять на летний откорм с Привишерья на альпийские луга под Пендышем.
Такое густое разнотравье можно встретить, пожалуй, ещё на хребте Кваркуш, южнее р. Улс. И дорога была проложена от Золотанки по Улсу, Кутиму и Выдерге и далее по Шудье до Вёлса. Тогда и была построена изба, как базовая для пастухов.
Затея с отгоном скота на выпас на привольных пастбищах потерпела фиаско; говорят – одолели медведи, которых в этих местах предостаточно. Даже сейчас, когда тайгу «обложили» со всех сторон геологи, лесорубы и шумливые туристы, медведи ещё водятся. Во всех летних походах по этим местам, я неоднократно встречал на глинистых местах троп и дорог отпечатки лап хозяина тайги, а иногда и совсем свежий медвежий кал. В альпийских лугах под Пендышем, лакомясь «медвежьей дудкой», косолапые пробили в полутораметровой траве настоящие траншеи, которыми мы пользовались как тропами..
Впрочем, летние воспоминания отвлекли меня от сегодняшней зимней действительности. Выбравшись из сугроба у двери, мы попадаем совсем в другой мир. Где голубизна неба, где морозящий ветер, где позёмка? Небо затянуто облачностью, ровной, низкой и плотной. Я вначале принимаю её за поднявшийся до верхушек деревьев, ночной туман, но тут же себя одёргиваю: какой туман зимой? Морозная дымка вовсе не такая.
Восхождение на Пендыш встаёт проблемой. Как низко висит это одеяло? Насколько закрыта гора? Оправдано ли перемещение со всем снаряжением под эту гору ради пока что призрачного восхождения? Решение принимается коллегиально: идём на радиальное восхождение. Впереди долгий день и надежда на ветер, могущий разорвать облака. Мне кажется, ребятам понравилось в избе, им не хочется возиться с палаткой. Впрочем, тактически радиалка оправдана.
Выходим налегке с четырьмя – пятью рюкзаками. В них продукты на обед и перекусы, а ещё минимальный запас снаряжения на случай разбивки вынужденной ночёвки. Тент, коврики, пару спальников.
К аварийному запасу я приучил всех школьников, когда-либо участвовавших в моих походах. В первом походе они удивлялись: зачем я заставляю брать на элементарное однодневное восхождение двухдневный рацион и снаряжение, лишнее для такой прогулки? И хотя воспользоваться всем этим за три десятка лет пришлось всего 2-3 раза, я никогда не отступал от этого правила. Ребят я убеждал рассказами из походной жизни, случаями из поисковых работ и анализов ЧП в туризме.
Не знаю, насколько я был убедителен, но уже в очередном походе они сами начинали собирать «аварийный рюкзак», даже если предстояло всего лишь дневное восхождение или радиальная прогулка, предполагавшая перекусы с чаем.
Но внесли и своё: вместо одного рюкзака предпочитали брать 2-3 и более, чтобы вес в них был минимальный. Как сказал отличнейший паренёк из овощесовхоза Толя Калинин: «Весу-то нет, а в спину не дует! И в пустом рюкзаке может что-то затеряться». Однодневный траверс ГУХ тогда превратился в двухдневный. В пустых же рюкзаках «затерялись» тогда фляжка воды, банка сгущёнки и конфеты.
Поднимаемся на безлесую возвышенность и впереди за лесом видим только нижнюю часть горы. Вершину отрезала облачность. Но надежды не теряем: вдруг произойдёт чудо и облака поднимутся. По полянам, а затем по просеке идём к северо-восточной оконечности массива. Здесь, четыре года назад я обнаружил самый близкий и несложный подход к началу подъема.
Начинаем подъём. Склон над нами в облаках. Закладываем серпантин в свежем снегу, под которым чувствуется ветровой наст. Проходим не более двух десятков поворотов и входим в облака. Я иду первым, выбрать направление и крутизну плеча – моя обязанность. Вижу только идущих следом, идущие ниже на другом плече уже не видны, но хорошо слышны переговоры и реплики по поводу отстающих. Полная тишина, какая бывает только в облаках. Но сыро и холодно. На анораке появляется корочка льда, что обычно при попадании в облако.
На склоне всё чаще попадаются торчащие из-под снега скальные глыбы. Знаю, что выше из таких глыб будет состоять весь склон и лыжи придётся снять. Наст под свежим снегом очень непрочный: палки проваливаются на глубину 30 – 40 сантиметров, а будет ли держать наст на этой глубине пешего – вопрос.
Подняться на этот пупок в облаках сложности не представляет. Да и опасности нет: идти будут по колее друг за другом по пути, который я выберу.
Но что даст такое восхождение? Ни захватывающих дух панорам дальних хребтов, ни обзора даже ближайшей местности, ничего, дающего ощущения покорения вершины в центре дикой бескрайней горной страны. Ничего не будет. Будет лишь сомнительное удовлетворение в совершённом восхождении. А на что? Ведь это не Эверест, не Пик Ленина, не Ушба и не Белуха. И даже не Денежкин камень. Это – всего лишь хребтик, взметнувшийся метров на 800 над всхолмленной равниной. А в облаках даже и этого не ощутишь.
Парни в группе опытные, инициативные и самостоятельные, поэтому принимать волевое решение я не хочу. У торчащего обломка скалы останавливаюсь и поочередно подходящим объявляю, что это вершина. Шутку воспринимают правильно. И принимают решение восхождение прекратить.
Миша пробует немного подняться без лыж, но завязает в снегу – наст под свежим снегом есть, но он не держит. А я доволен: не пришлось нажимать, доказывать бесполезность дальнейшего подъёма. Они, конечно, почувствовали, что я принял решение и дальше не пойдём, но предпочли сами объявить отступление.
Серпантином скользим и вниз, но каждый по целине: по готовой лыжне разнесет, и врежешься в камни. При подходе к голой возвышенности замечаем, что облачность опустилась и закрыла даже этот пупок. И ещё одна неожиданность: по нашей лыжне прошёл пешеход в сторону избы. Подошвы кирзовых сапог оставили четкие отпечатки на укатанной лыжне. Явно не турист и не охотник – те не ходят без лыж в тайге. Кто же это осмелился забраться в тайгу на десятки километров от ближайшего жилья?
У избы встречает мужичёк неопределённого возраста. Тихий, вежливый, не задающий вопросов, а значит и не ждущий вопросов к себе. Пришёл из Вёлса откапывать и ремонтировать трактор, сломавшийся ещё осенью. Зимой в избе должна была жить бригада лесорубов, но что-то не срослось. Так вот оказывается, зачем здесь почти десяток «солдатских» кроватей!
А что здесь рубить? Хорошего леса в округе нет. Остались небольшие рощицы по долинам истоков рек и вдоль просеки на запад от избы. Неужели сведут и это?
До темноты перетаскали срубленные накануне сухары, напилили и накололи поленницу дров, протопили печь. Утром, по припорошенной лыжне катим обратно.
Перед спуском в долину Кутима ещё встреча – группа из Качканара. Руководитель – светловолосая женщина лет 35-ти, старая знакомая. Несколько лет назад я уже встречал её в этом районе и тогда же посчитал, что она отойдёт от детского туризма. Уж очень она выглядела беспомощной и неопытной. Тогда в группе произошла травма – парень разрубил ногу. Мы тогда оказали первую медпомощь мальцу и привлекли для вывоза на волокуше спасателей из Карпинска.
Но нет, не забросила детский туризм, продолжает водить. Что ж, похвально! Руководитель, сделавший пять – шесть походов, уже не новичок, опыт нарастает. У неё запоминающаяся фамилия: Неешь-Пока. Но может быть, и ошибаюсь и эту редкую фамилию носила другая дама-руководитель.
Лихо скатываемся по просеке, перепрыгивая через поваленные деревья.
Через час мы уже у Аликина в кордоне на Кутиме. Ребята, открыв рты, опять слушают его байки. Петрович заметно сдал; в эту зиму, а может и в предыдущие, он промыслом не занимался.
В давние годы по всем просекам и тропам были пробиты его путики, он ежедневно обходил капканы и плашки. А сейчас его камусные лыжи стоят у стены под сугробом и незаметно, чтобы в последние месяцы ими пользовались. Ружья тоже давно нет. Да и не промысловик он сейчас, а глубокий старик, доживающий в тайге свои годы. А куда податься? Другого жилья у него нет.
Оставляем Петровичу мешок продуктов сэкономленных на сокращении времени похода и припасённых заранее деликатесов. Вместо двенадцати дней укладываемся в десять.
Идём по западной «грани» до истоков Лямпы-Кутимской и встаём на ночлег. Валим несколько сухих пихт и ёлок и из шести 4-х метровых брёвен укладываем настил для костра. Вечерний костёр разводится на одном конце настила. После ужина прогоревшие в этой части брёвна забрасываются снегом. Утром костёр разводится на сохранившейся половине. Затем все недогоревшие брёвна сваливаются в большой костёр. К окончанию завтрака он уходит в снежную яму. Остаётся перед выходом обрушить на головешки борта ямы и завалить чадящие головни снегом. Такой тип костра я применяю уже давно, с тех пор как понял нелепость рытья костровых ям. Исключение составляют случаи, когда встаём на месте чьей-то ночёвки, где есть готовая яма.
Утром пересекаем каньончик в истоках Лямпы и наискосок поднимаемся на хребёт. По плану должны были поднятся на отрог ГУХа – Русхайт, перейти по седловине на коренной хребёт и двигаться по гребню до перевала Ходовой. Но дует сильный ветер, над Русхайтом и хребтом гуляет позёмка и неизвестно, какие условия ждут наверху. Поэтому я принимаю несколько упрощённый подъём.
Какое удовольствие ощущать под лыжами твёрдый наст! Ветер почти попутный, позёмка шуршит по насту, но и сверху что-то сыплется. Видимость хоть и неважная, но позволяет не опасаться растерять группу.
Впереди идёт Андрей и задаёт хороший темп подъёма. За ним прилипли Митька, Женя и Таня Толмачёва – всё наше «слабое звено». Они идут на обычном «Туристе», остальные давно овладели окантованным «Бескидом», чувствуют себя на насте королями. Намечаю себе следующей осенью всех поставить на кант и натренировать на слаломных горках, чтобы в очередном походе были в равных условиях.
И тут вспоминаю: районного детского клуба давно нет, с заводским – тоже проблемы. Похоже, он никому на заводе, кроме меня, не нужен. Снаряжение, спасибо директору стадиона Вите Григорьеву, есть, но выделить помещение под клубную работу – начальство не озабочено. Зато все освобождающиеся нежилые помещения сдают в аренду кооператорам – кто-то что-то с этого имеет. Впрочем, все эти заботы я оставил там, в городе, а сейчас главное: не выйти в снежной круговерти на восточный крутой склон. Обгоняю группу и встаю ведущим.
Вот и седловина перевала. Она затенена от прямого ветра, и он не успел согнать с неё снег последнего снегопада. Поворачиваю на восток, пропускаю всех вперёд и… вниз. Чем ниже, тем толще слой снега. Скользим по самой крутой, почти циркообразной впадине седловины. Каждый выбирает путь сам, по целине. Свежий 20 – 30-ти сантиметровый снег позволяет катить вниз напрямую, пологими дугами. Не будь его, пришлось бы только слаломить.
Проскакиваем кедровую рощу и заваленную снегом избушку. Здесь обычно останавливаются все группы, идущие на перевал или спустившиеся с него. Мы катим дальше по тропе до озера. У избы сведены все сухары, а ниже, у озера их море.
Ночёвка обычная, штатная, при постоянно горящей раскалённой печи. Митька температурит: или снега хватил тайком или продуло ветрами. Нашпиговал таблетками и на всю ночь залез с ним в спальник. Сегодня я освобождён от дежурства у печи. Так решила группа. Я же считаю, что руководитель вообще не должен дежурить, он и так спит ночью «вполглаза». А если два руководителя (как положено по правилам), то они должны, хотя бы через сутки чередоваться. Особенно в большой группе, где количество участников равно количеству ночных дежурств.
Утром уже другая погода. Синее небо, яркое, уже пригревающее солнце. Горы необычайно белы, метели последних дней прикрыли все гряды камней. Склоны потемнеют через неделю – две, когда начнут подтаивать обращённые к югу выпуклости гряд и борта водостоков, отвалится куржак с выступающих над снегом камней.
Уже с Еловой гривы видим на склонах ГУХа тёмные чёрточки; это группы из Сольвы начали свои восхождения, идут колоннами друг другу в затылок. К обеду мы в Сольве. Туристами занято всё жильё: и КСС-овская половинка некогда хорошей пятистенки и изба Митрофана и домик лесника, и вновь построенный барак. Даже в строящемся доме у ручья какая-то группа заняла одну комнату.
Новостройки меня не удивляют: это Североуральский КСО перешел на коммерческие рельсы, создал кооператив, обслуживающий приезжие группы.
Нечто вроде туризма по путёвкам. Но группы едут. Сейчас – это школьники, в основном, из северных городов Тюмени. Даст ли коммерциализация толчок росту школьного туризма? Думаю, что нет. Если нет у школ богатых шефов, способных оплатить все расходы на продукты, транспорт, проживание, а иногда и проводников – затея бесперспективна. НАРОБРАЗ может только выделить продукты и получать их можно только на специализированных продбазах по безналичке.
В эти каникулы здесь новым способом путешествуют около десятка групп из городов газовиков и нефтяников. Что ж, они богатые, у них ШЕФЫ!
У нас получается полуднёвка. Пригревающее солнце, безветрие, тишина в посёлке (туристское племя на восхождениях), сознание того что через два дневных перехода поход завершится, – все производит расслабляющее действие. Ребята сбросили тёплые куртки, ходят в одних анораках. Митька тоже ожил, носится по посёлку.
И мы, руководители, теряем бдительность. Разбивать палаточный бивак в посёлке кажется нелепостью, думаем пристроиться в комнату к одной из групп. И жестоко просчитываемся. Когда с восхождений возвращаются, места в жилье нам не находится. Некоторые руководители высказываются более чем определённо: они оплатили за жильё, – почему должны тесниться?
Это что? Новое поветрие в туризме? Где туристское братство и взаимовыручка? И какая же дрянь вырастет из подростков, одобрительно глядящих на своих вожаков, уже сейчас заведомых негодяев? Вот она, перестройка в сознании!
Татьяна пытается пристроить хотя бы девочек и Митьку, но тогда бунтуют уже они: только вместе с группой. Но и в этой ситуации все отказываются ставить палатку, предлагают занять одну из комнат недостроенного дома. После солнечного дня на улице тепло. А в этом доме уже разместилась одна группа. Я всё же настаиваю на печке и срочно из пустых банок мастерю колено для вывода трубы в форточку.
Ночлег получился отвратительный. С затуханием зари ударил мороз. Этого и следовало ожидать: не должно в марте на Урале при ясном небе быть теплу. Печь раскалили до белизны, но всё тепло от неё устремилось вверх через щели потолка под крышу. Мы мёрзнем в своих спальниках, ногами почти упираясь в печку.
Утром, согревшись костром и завтраком, уходим на Жёлтую сопку. К нам в попутчики напрашивается группа из какой-то школы Железнодорожного района. Руководительница – типичный представитель прогулочного туризма. Считает своих ребят сильнейшими в районе и чуть ли не в городе.
Они, действительно, выглядят крепкими, все одного возраста, девятиклассники. Скептически поглядывают на нашу разновозрастную группу. Соглашаюсь взять их, но предупреждаю: на переходе останавливаться и ждать их, если отстанут, не будем. Это вызывает смех. Они не понимают, что наша мелкота в лыжном туризме на голову превосходит их и тренированностью и экипировкой и опытом. Не понимают, в чём отличие группы, завершающей «тройку» и группы, впервые выполняющей «единичку». Впрочем, маршрут их утверждён МКК Дворца. Видимо, и там ослепли, включая элемент двойки в маршрут первой категории. Что, давно ЧП не было в школьном туризме?
Наши раскусили попутчиков, едва взглянув на их прогулочные лыжи с жестким креплением, лыжные ботиночки, гетры и фонарики, вместо бахил, и «колобки» – так называют у нас обычные рюкзаки. И решили, а может и тайком сговорились, наказать «чайников».
Я это понимаю, едва выходим за Сольву. Группу возглавляет Андрей. Обычно он встаёт вперёд в условиях, когда надо пахать. За ним пристроились Митька, Женя, Таня. Андрей за несколько походов уже усвоил мои правила: темп движения держать «по слабейшему», но мелкота его гонит, наступая на запятники. Мы с Татьяной замыкаем и вовсю стараемся не отстать: слабейшими оказываемся мы, а не мелкота. Группа идёт без разрывов, как строем.
Попутчиков обходим где-то в середине подъёма. Обходим молча, сразу всей группой, не дав возможности никому из «чужаков» даже вклиниться в плотно идущую колонну. Без эмоций, – явно сговорились!
На лыжах поднимаемся до последнего взлёта на Сопку. Хотели и его взять серпантином, но решили, что сто метров по протоптанной колее можно пройти и как все, пешком.
За нами удержались 3 – 4 человека, остальных ждали на гребне минут двадцать. Ребята набросили на себя поверх анорак тёплые куртки, как это принято у нас при любой, даже двухминутной остановке. А вот попутчики успевают продрогнуть: у них куртки в рюкзаках, а не под клапанами. Наконец, поднимаются отставшие.
Руководитель уже не выглядит самоуверенно. Интересуется нашим маршрутом и участниками. Показываю, где мы побывали в этом походе, и откуда пришли в Сольву. С Жёлтой хорошо виден и горб Белого камня и гребень ГУХа и белеющая в разрыве между ними у самого горизонта какая-то горушка, может быть и Пендыш. Виден и Ходовой на ГУХе.
Дальше предстоит спуск к М. Супрею по редколесью с проплешинами полянок, где можно спокойно применить «туристский слалом». Митька первым бросается вниз: спуски даже по лесу и кустарникам – его конёк. Догоняю его и уже не выпускаю из виду. Да и для выбора направления спуска требуется мой опыт.
Общим для всех является только направление: каждый нанизывает свои дуги в 10 – 15 сантиметровом снегу, под которым твёрдый ледяной наст. Попутчики бросаются за нами, но тормознув в середине склона, чтобы дождаться Женю и Таню, я тех ребят уже не вижу. Прогулочные лыжи – не для таёжных спусков.
На Малом Супрее обнаруживаем вчерашнюю лыжню. Она идёт с верховья вниз к слиянию Супреев. Интересно, блуданул тут вчера кто-то или так задуман маршрут?
Находим просеку, подсекающую южный склон Денежкина и по ней выходим в верховья Б. Супрея. Собственно просека обозначена только в лесу на подъёме от русла М. Супрея. Дальше она выходит на южный безлесый склон Денежкина и остаётся только направление. На полпути организовали обед с костром и горячим чаем, полакомились вытаявшей из-под снега брусникой.
Поднимаемся в самые истоки Б. Супрея и выходим на перевал Вересового увала. На перевале редкий берёзовый кустарник. Справа – вершина Пихтового увала с торчащими из хвойного мелколесья скалами-останцами, слева – крутой подъём на Денежкин. Впереди за седловиной крутой спуск в исток реки Тальничной.
К перевалу снизу по Супрею подходит свежая лыжня. Здесь же стоит несколько рюкзаков, лыжня от них идёт по склону в сторону вершины. Значит, кто-то отсюда делает восхождение. Что ж, в такую погоду не побывать на вершине – грех.
Бивак разбиваем на лесистой террасе Денежкина, метрах в 300-х ниже перевала в междуречье Тальничной и Быстрой. Великолепное место под защитой вековых елей и массой сухар. Ближайшие от бивачной площадки сухие деревья тут же спиливаем. И на дрова и на настил и в целях безопасности: вдруг ночью налетит шквал?
Чуть позже сюда же подходит группа из Артемовска (Буланаш?). Это они провели восхождение, их рюкзаки мы видели на перевале. Руководитель, по фамилии Вяткин, мне знаком по областным слётам, но контакта у нас нет, знакомство шапочное. Контакт не получается и здесь, в походе: он уводит свою группу в сторону в мелкий ельник, где и сухостоя хорошего нет. А мы предлагали и площадку рядом и уже готовые дрова и кострище.
Утром солнце врывается в наш лагерь, едва выглянув из-за горизонта. Третий день солнечная безветренная погода. Приди она пораньше, как бы скрасился наш вояж в Привишерье! И Белый и Пендыш и ГУХ с Русхайтом – вся изюминка маршрута была бы пройдена совсем с другим настроением. Но погоду не заказывают, она сама вносит коррективы в сложность похода.
Накануне обнаружили, что у Митьки на лице сплошной ожёг. Волдыри вздулись на щёках между потемневшими за неделю веснушками. У Мошканцевой нашлась какая-то ожоговая супермазь, и мы вымазали ею всю Митькину мордочку. К возвращению в Свердловск лицо пришло в порядок, волдыри подсохли, кожа головы и рук приобрела загар как после юга.
Выскочили на избу на Тальничной по руслу реки, но заходить не стали: по всем признакам изба была занята и народ там ещё спал. А затем по просеке через увалы, а потом и болота с карликовой сосной и редким кедрачом, рвём на восток к реке Сосьва.
На полпути встречаем бегущую навстречу колонну подростков на пластиковых лыжах и в униформе. Это лыжная школа из Черёмухово каждые каникулы бегает по этому маршруту на Денежкин. Однодневная тренировка длинной 50 км и с перепадом высот более 1000 метров.
На Сосьве встречаем ещё группу той же школы, малышей 10 – 12 лет. Устроили катушку на крутом берегу, на котором стояла когда-то деревня Воскресенка. Под огромным раскидистым кедром разбит дневной бивак, у реки костёр. Тренер что-то кашеварит для своих подопечных. Разговорились. Школа детская, организована совсем недавно, успехи пока местного масштаба – в пределах городов Северного Урала. Работают почти на общественных началах. Спасибо, шефы – «Бокситстрой» помогают инвентарём.
А ведь на базе этой, созданной энтузиастами школы, можно было бы создать для подготовки юных лыжников центр союзного значения. Снег здесь держится с октября по апрель. Семь месяцев тренировок!
Нам предстоит перевалить невысокий увал, километрах в пяти посёлок Сосьва – конец маршрута.
Тренер советует выходить по их лыжне в Черёмухово – там автобусы чаще. Лишний десяток километров? Да это же мелочь после двухсот!
Организуем второй обед. Не столько из-за необходимости, а чтобы прикончить оставшиеся продукты. Однако съедаем всё сваренное – к концу похода аппетит неутолим.
Об аппетите подростков в походах нужно будет как-нибудь написать специально. Получится настоящая ода обжорству. Но это не обжорство, это – естественная тяга молодых организмов восполнить колоссальные энергетические затраты и создать запасы на расходы предстоящие. Всякий расчёт калорий походного рациона, всякое его увеличение бесполезны: ребята всегда хотят есть. В обычных условиях они не съедают и трети того, что могут осилить в походе. Родители удивляются аппетиту вернувшихся из похода детей и иногда подозревают, что дети недоедали. Это не так. Просто походный рацион предусматривает уменьшение объема потребляемого за счёт увеличения его калорийности. Но пустой желудок требует клетчатки, и двойной нормой калорийности его не успокоишь. Дети в походе всегда непротив перекусить. Как Вини-Пух.
По накатанной лыжне мы летим в Черемухово. Но как бы мы не мчали, малыши – лыжники «сделали» нас на полпути элементарно, пронеслись мимо как на гонках. Наши пытались не отстать, но… где там! Для этих малолетних спортсменов мы были «туристы», в их понимании всего лишь «чайники».
К концу дня мы были уже в Североуральске, завершив этот, самый сложный из моих лыжных походов со школьниками, маршрут.
Апрель 1990г.