Бабушкино лихолетье

Галина Санорова
                Нас называют навозом истории.
                Но без навоза не вырастет и роза.

   Хоронили мою любимую бабушку. Воспоминания вихрем проносились в моей голове. Мне 5 лет. Воскресенье. Бабушка ещё не потеряла свою красоту, прихорашивается, одевается в яркое платье, и мы идем по гостям к ее деревенским подружкам и соседкам. Пьем чай, 45 - 50-летние «старушки» сплетничают, обсуждают деревенские новости. Вот Абрам вернулся с войны, женился на молоденькой учительнице, бросил деревенскую девушку, которая его дождалась, а лада в новой семье нет. Погнался за образованной, а толку-то. «Эх, война, ты война, ты меня обидела, ты заставила любить, кого я ненавидела». Вспоминают военный голод, когда ели пропастину, отваривая в нескольких водах. Собирали картофельную кожуру с председательской помойки, чтобы как-то дожить до весны. Обувь быстро износилась, сшить новую не из чего, ходили босиком до самых морозов, когда ноги уже примерзали к камням, грели ноги в свежих коровьих “лепешках”. Помолились за упокой души двух отроков, которые, не выдержав голода, наелись во время сева семенного протравленного зерна и умерли. Помолились и за деда Германа. Дед заболел и не смог выйти на работу, к нему пришел бригадир, сказал, что дед притворяется, и избил его. На следующий день Герман умер….. Вспомнили, как после революционного лихолетья, стали хорошо жить до войны, зерна давали вдоволь, а овечьей шерсти аж 7 килограммов на трудодни. Не было в колхозе лентяев, хорошо работали, вот и жили «будь, будь», а тут этот проклятый Гитлер. Осудили пьянчужку Ларьку, но что с него взять, он не из кержаков, он мирской, вот и пьет. А у кержаков питие – это грех. Но я – непоседа, верчусь, тяну бабулю домой.

   Бабушка верующая. В переднем правом углу прибита полочка (божничка), на которой стоят 3 иконы. Бабушка рассказывает мне про Бога и просит молиться, но у меня столько дел и совсем мне не до молитвы: и на улице так интересно, и в цветные стеклышки поиграть, и в прятки… Все-таки я соглашаюсь помолиться и бабушка достает с божнички из-за иконы полконфеты – божий подарок за усердную молитву. Время послевоенное и в нашей деревне еще не продают конфет, я каждый раз  жду с нетерпением эту сладость и верю, что мне ее послал Бог за усердие. Я так и не узнала, откуда у бабушки конфеты, спрашивала ее потом, но она, хитро улыбаясь, отвечала:”От Боженьки”.   

   Мне 9 лет. Мама и отчим переезжают в другое место и забирают меня с собой. Я теперь буду одна без бабушки, мне так плохо и тоскливо, слезы душат меня и я плачу навзрыд, никак не могу остановиться. Как же я теперь буду без бабушки! Кто будет за мою усердную молитву доставать с божнички конфету, кто будет меня жалеть, кому можно будет рассказать обо всех своих проказах, не боясь наказания. Мама сначала утешала меня, потом начала ругаться, ничего не помогло, слезы все текли и текли.

   Я  старшеклассница. Мы теперь живем в городе, и бабушка переехала к нам. Моя подружка и я – девочки красивые, отличницы и комсомолки, но на мальчиков уже заглядываемся и просим бабушку погадать на картах. Гадая нам, бабушка вспоминает и свою молодость. Была красавицей, любила парня из своей деревни, но родители выдали замуж за другого из соседнего села. Прожила с ним 2 года, муж ,суровый и злой по характеру, иногда даже бил ее , такого она не перенесла и убежала с ребенком на руках. Вышла снова замуж, родила 5 детей. «Работаю в поле, чувствую, что скоро рожать, иду домой, топлю печь, кипячу воду, собираю всё для родов, иду в баню, а оттуда прихожу домой с родившимся ребенком»,- рассказывала она. Мне и сейчас – дважды маме трудно представить такое. «А когда твоя мать – первородка не смогла разродиться трое суток и никакие повитухи не помогли, я своей рукой вытащила тебя на свет божий. Ты уже была синяя, и тебя еле удалось заставить заплакать. И вот какая девка выросла»,- продолжала она. Всюду мне помогала бабушка с первых секунд жизни!

   Вспоминает и голод во время войны, когда забирали всё, даже свою картошку выгребали из подпола, всё для фронта, всё для победы, а колхозники были еле живы от голода, ели всё, что можно и даже нельзя есть. «Вот пропадет корова на ферме, придет зоотехник, обследует ее и закопают за селом. А мы ночью с лопатами идем, откапываем, делим, отвариваем в нескольких водах и едим. Наверное, поэтому и болею теперь. Но не унывали же, старались выжить и верили в победу. А сейчас молодёжь совсем не умеет веселиться. С водкой – какое это веселье,  вот мы и частушки пели, и хороводы водили, и плясали и все от души, а не от вина. А какие весёлые случаи рассказывали, как шутили. А нынче сядут за стол, наедятся, напьются, разве это веселье»,- рассуждала бабушка. Она уже сильно начала болеть, но никогда я ее не видела праздной, всё время что-то вяжет, убирает, готовит. Часто повторяла бабушка, что только в городе и начала жить по-человечески. В колхозе работали от зари до зари, не разгибая спины, а придешь домой, скотину надо обиходить, детей накормить. Вот и ложишься спать после полуночи,  с рассветом уже встаешь и бежишь на работу. Работали за трудодни, на которые должны были выдавать часть урожая, но часто получалось, особенно после войны, что ничего не давали, и работали только за палочки в тетради бригадира. Я удивлялась, почему от такой тяжелой жизни не уехали из деревни. «У колхозников не было никаких документов, и чтобы получить паспорт, нужна была справка из сельсовета, а справки никому не давали. Вот так и жили»,- отвечала бабушка. Было ясно, что так бедствовать и мучиться никто бы добровольно не согласился,  вот и устроили крепостное право.
И я старалась хорошо учиться, чтобы получить высшее образование, а не надрываться в колхозе за палочки в тетради. Хотя жизнь в деревне становилась другой и колхозники стали иными. Но это уже следующая история.

   А бабушку я буду вспоминать, как самого близкого, доброго, родного человека. Она любила меня, баловала, хотела, чтобы моя жизнь была счастливой. Не дай Бог нам пережить то, что пережило её поколение. Даже 90-е ельцинские годы просто цветочки по сравнению с их ягодками. Она была трудолюбивым, светлым человеком. Перебирая бумаги после её смерти, я нашла почетную грамоту лучшей доярке с портретом Сталина и его словами:"Сделать колхозы богатыми, а колхозников зажиточными". Бабушка вспоминала о слётах передовиков колхозного производства в краевом центре, но никогда не говорила, что работала так хорошо, что была лучшей дояркой. Вспоминала только изнуряющий труд. При такой жизни ни разу не накричала на внуков, всегда была с ними ровной ласковой. Злой я её никогда не видела. Рассказывали, что когда я научилась ползать, то добралась до ведёрной корчаги с мёдом, разлила мёд, а бабушка вместо того, чтобы ругаться, начала меня целовать со словами: «Наконец-то дождалась, когда внучка начала проказничать».
 
   Светлая тебе память, моя милая бабушка Елена Кондратьевна Медведева.