10 апреля 1963 года я, самый современный, самый огромный и мощный, навсегда скрылся в пучине седых волн Атлантики. Истинные причины происшедшего так не выяснены никем до сих пор. Есть только множество различных, исключающих одна другую, гипотиз-версий...
... В то утро, 9 апреля 1963 года, погода стояла безветренная, на небе — ни облачка. Водная гладь Атлантического океана, играя сама с собою в салки стайками волн, серебрилась в лучах поднимающегося солнца. Я выходил из гавани Портсмута. С какой завистью на меня взирали все, от мала до велика, кто там в это время был! Ведь я являлся почти точной копией гигантского синего кита, туша которого, всплыв, ради кайфа, на поверхность, нежилась на солнышке, игнорируя всех и вся. На моём левом боку толпы этих странных, карабкающихся куда надо и куда не надо, муравьёв нанесли какое-то имя, ба ! Вот оно что, так же называют морскую лисицу из семейства акульих — ну, что ж, ладно, и так сойдёт, вполне подходящее название, я не против.
Капитан-лейтенант Джон Уэсли Харвей впервые в жизни был удостоен почётного права командовать таким судном. В 35 лет, в 1950 году, он окончил военно-морскую академию в Аннаполисе, став восьмым в списке лучших выпускников того года, что было очень высоким результатом. Последние три года Харвей прослужил на «Наутилусе», первой американской атомной подводной лодке, и принял участие в незабываемом походе подо льдами Северного Ледовитого океана. На этот пост его назначили еще за три месяца до того, как он впервые смог реально ознакомиться с таким впечатляющим творением человеческого гения. Если пробное плавание пройдет нормально, то экипажу в течение нескольких месяцев предстоит обследовать воды Северной Атлантики. Девятого апреля, предстояло первое серьёзное испытание: новорожденный гигант должен был совершить двухдневное погружение в водах восточного побережья США. На борту не было никакого вооружения. Зачем, против кого воевать, не находясь на боевом патрулировании ? Зато вот людей, не считая штатного экипажа, оказалось существенно больше обычного: три офицера с верфи, представитель штаба и семнадцать гражданских лиц, в основном, инженеры и техники-специалисты. Всего — 129 человек.
… Я, хотя и не был первым подводным атомоходом, стал первым из тех, которые задали моду на привычные сегодня обтекаемые формы. Именно с меня начался отсчет нового класса стратегических атомных, подводных крейсеров. Никто тогда ещё точно не знал, на какую глубину способен я погрузиться. Не менее 330 метров, считали многие. Этот показатель в три раза превышал те, на которые были способны субмарины времен Второй мировой. Боже! Как я гордился собой! Как презирал прочую рухлядь, эти полуржавые консервные банки, именуемые гордым словечком «Флот». Если бы я только знал, только мог, выдвинув свой перископ, увидеть будущее.
Первое моё задание заключалось в погружении на максимальную тестовую глубину. Моим «Санчо Пансой» был небольшой HYPERLINK \t "_blank" катер «Скайларк», задачей которого было следить за тем, как я буду «сражаться с ветряными мельницами» и если, не приведи господь, потребуется, то эффективно сыграть роль спасательного судна. Когда я находился под водой, то мог в любой момент связываться со «Скайларком» по «подводному телефону», устройству, функционирующему посредством звуковых волн, генерируемых электричеством. Это единственное средство постоянной связи было очень ненадежно. Многие сообщения принимались искаженными, если вообще достигали своего адресата. В 12.30 мы находились примерно в 50 километрах юго-восточнее Портсмута. Звучит команда на погружение, и в несколько мгновений я, рассекая океанскую поверхность, исчезаю под водой. Правда, уже тогда в моих отсеках раздавалась некая тревожная усиливающаяся вибрация, причём, и в твёрдом корпусе тоже.” Вибрация, отчего?”- спросите вы.” Так это же элементарно”,- отвечу я, -” это знакомо всем настоящим морякам и боевым судам, к славному классу коих отношусь и я. Это вышло из океанских глубин и сквозь глубину веков – стало непреложной истиной, не вызывающей никаких сомнений. Женщина на корабле – быть беде!“
А в моём набитом приборами и механизмами нутре на сей раз,мужчин было только 128. Ведущий специалист по торпедным установкам с ядерными зарядами была Джейн Страйк, 26-летняя блондинка-красавица, сводившая с ума всю мужскую половину военно-морской базы Портсмута. Командир и старпом с пеной у рта доказывали в своё время высшему командованию, что недопустимо пускать её на корабль, причём, во время таких ответственных испытаний. Но… всяческие споры были просто бесполезны. Они, наверное, имели бы хоть какой-то шанс доказать свою правоту, но только бы в том случае, если бы командиром дивизиона атомных подводных лодок в Портсмуте не был бы Вице-адмирал Джо Страйк. А этот старый морской бродяга души не чаял в своей единственной дочке и выполнял поэтому все её мыслимые и немыслимые прихоти. Что произошло и сейчас. Джейн просто не хотела, чтобы душка Питт исчезал с её горизонта, вслед за своим атомным реактором, в эту проклятую Атлантику. Да ещё на несколько дней, она терпеть не могла скуки и так вялотекущего при этом времени. Поэтому следовало подключить любимого папулю…
Пока я погружался на первые десять метров, экипаж осуществлял глобальную проверку всех систем. Прежде всего, прогонялись тесты на водонепроницаемость, позже подвергались контролю привод и управление. К 21.00 все проверки были успешно завершены. Я и мой верный Санчо Панса держали курс на юго-восток. Цель — самый край материкового цоколя. Там, где морское дно резко обрывается вниз, в бездну. Вот там то я и смогу
осуществить первое погружение на максимальную глубину. 10 апреля, в 7.45 утра мы находимся приблизительно в 350 километрах от Портсмутской базы. «Скайларк» стоит прямо над моей центральной рубкой. Море спокойно, дует легкий северный бриз. Подводное течение стаей сельди приятно щекочет мои блестящие бока. В 7.47 из верхних слоёв я начинаю погружение на максимальную тестовую глубину. Капитан Харвей передает на катер, что собирается пробыть под водой шесть часов. На «Скайларке» продолжают поддерживать связь по подводному телефону. Я медленно опускаюсь в глубь океана.
Закуток для старшего офицера бригады, обслуживающей атомный реактор. Только что Питт выгнал своих тупых «пацанов» в соседний отсек, сказав, что пока сам полазит тут везде со счётчиком Гейгера, вроде бы слишком трещал. Ну, а на самом деле, его «атомная страсть», фантастическая Джейн, стояла за шторкой, закрывающей запчасти, и от нетерпения сжимала колени. “ Ну Питт,, ну родной, ну где же ты?! Ну где ты, тряпка, а не мужик!” Ведущий специалист по торпедным установкам с ядерными боезарядами запарилась от бесконечного ожидания.” Джейн, милая Джейн, всё, наконец- то я их всех спровадил, испугались затрещавшего счётчика Гейгера. Раздевайся скорее, у нас, как всегда, не так много времени. Давай-ка твои туфли, чтобы не летали от качки, засуну каблуками в мои сапоги.” А совсем недалеко счётчик Гейгера возмущённо стрекотал, всё уменьшая и уменьшая паузу между звуками. Температура в моём реакторном отсеке бесконтрольно росла. Мои внутренности испытывали жар, который недопустим вообще, а тем более при тестовом погружении на максимальную глубину.
С каждым дополнительным метром глубины давление на квадратный метр площади увеличивается на целую тонну. Это значит, что на 300-метровой глубине на один квадратный метр моего корпуса давит 300 тонн. Колоссальная мощь! В принципе, ни одно подводное судно не может быть абсолютно герметичным. Поэтому, после очередного «шага» погружения члены экипажа осматривают все помещения в поисках воды и сообщают о наблюдениях на центральный командный пост. Течи могут появиться, прежде всего, на буксах, клапанах, в торпедных аппаратах и люках — то есть там, где прервана внешняя обшивка судна. Когда я оказался на глубине 300 футов (90 метров), мой командир капитан Харвей собрал информацию со всех отсеков.
Проанализировав отчеты, он посчитал, что все в норме и приказал продолжать погружение. А зря, ведь в реакторном отсеке, кроме командира смены и женщины, не было никого, и краткая бумажка оттуда была просто отмазкой, чтоб, дескать, не мешали заниматься куда более приятными делами. С каждой секундой давление увеличивается, я, плотно зажатый в мощнейшие тиски, начинаю вздрагивать неожиданно для самого себя. Моё погружение достигается заполнением так называемых балластных цистерн забортной водой, а всплываю я за счет выдувания воды из цистерн сжатым воздухом. Естественно, чем глубже находишься, тем тяжелее вытеснить воду из-за давления за бортом. Стало быть, для удержания на заданной глубине одна только система балластных цистерн уже не годится. Эту важную функцию выполняют горизонтальные рули. В 7.52 я выхожу на связь и сообщаю о погружении на 400 футов (122 метра). В 8.00 на «Скайларк» приходит информация о моём дальнейшем курсе. В 8.09 наверх пошло, что достигнута половина максимальной глубины погружения. «Скайларк» продолжает зависать надо мной, получая данные о дальнейших изменениях курса. А реактор, его урановые стержни и другие элементы конструкции, уже начали плавится, температура в моих недрах такая огромная, но вот автоматически перешла на максимальный режим система кондиционирования воздуха, и оттого Питт и Джейн чувствуют только страсть, тоже обжигающую, но только лишь страсть и ничего, совершенно ничего более.
В 8.35 по ненадёжной коммуникации связи я констатирую факт того, что начинаю делать последний «шаг» — иду на максимальную глубину. Я пробую передать ещё плановые сообщения моего командира, но происходит заметное ухудшение качества связи.
В 9.09 я наконец-то достиг, максимально допустимой глубины погружения — 330 метров. Минуту спустя пытаюсь передать сигнал об изменении курса.
Откуда мне было знать, что блоки связи, смонтированные во мне, прямо рядом с реактором, уже обратились в пар… Но всё же в 9.16 на «Скайларке» получают моё исковерканное сообщение и полагают, что среди потока слов прозвучала фраза «тестовая глубина». Однако капитану катера – Уотсону, показалось, что перед ней он ясно слышал слово «превысил»...
На поиски исчезнувшей подводной лодки тотчас отправились самолеты и специальное судно «Рикавери». В 15.35 в Пентагоне, в кабинете адмирала Джорджа В. Андерсона, руководителя военно-морскими операциями, раздался телефонный звонок. Положив трубку, Андерсон в течение получаса проинформировал о чрезвычайном происшествии всех важных военных чинов и политиков, включая президента Джона Фицджеральда Кеннеди.
Поиски продолжались, но…они ни к чему так и не привели…
Я чувствую дикую пронизывающую боль, реакторный отсек разорван, как лист бумаги, а хлынувшая туда вода, мгновенно обратилась в паровую сильно сжатую смесь, докончившую мою совершенно неожиданную казнь. Рекатор тут же стал пылью, разбросанной сперва в толще океанских глубин на много кубических миль, а потом мелким илом осевшую на дно. Сто двадцать девять душ, только что ещё живых, во главе со своим командиром, просто исчезли, словно бы их и не было никогда прежде. Лёгкая смерть, не самая страшная, наверное.
...Останки атомной подводной лодки ВМС США «SSN-593 Трэшер» были обнаружены 27 июня 1963 года. Поисками руководил поседевший всего за сутки вице-адмирал Джо Страйк. Белая, как затылок луня, адмиральская голова днями и ночами свешивалась за поручень мостика поисково-спасательного судна. Словно бы несчастный старик высматривал в безжалостных сине-чёрных глубинах своё самое любимое, самое близкое ему существо. После неимоверных усилий, сначала с помощью подводной фотосъемки, на дне отыскались обломки, похожие на части металлических перил, обрывки материи и бумаг, а также баллон со сжатым воздухом, зарывшийся в илистое дно. Затем спущенный глубоководный батискаф обнаружил у скалы, зрывшийся носком в ил, резиновый сапог с номером «SSN-593» на подошве, в который, удивительным образом, вошла изящным каблучком модельная женская туфелька. Рядом находились несколько больших стальных обломков, изогнутые металлические и пластмассовые части разной величины. На расплющенной медной трубе тоже стояла цифра «593». А вот разыскиваемый атомный реактор наверное, подумали специалисты из экипажа батискафа, всё еще покоится где-то на дне океана — от него они не нашли даже и следа. Высшие американские офицеры уверяли, что реактор совсем не опасен. Морские глубины, дескать, охлаждают его и препятствуют расплавлению ядра, а активная зона ограничена прочным нержавеющим контейнером. Возможно. Вполне возможно, считали люди. Им, людям, пусть подсознательно, но всегда свойственно на что-то надеяться, во что-то верить, о чём-то мечтать. И всё же военные, до сих пор периодически, обследуют воды в радиусе 350 километров от Бостона на предмет радиоактивности…
...О том давнем страшном путешествии сегодня могут рассказать только снимки морского дна. Они нынче развешаны в кабинете командующего ВМС США, адмирала флота Джо Страйка. На одной из фотографий огромная, во всю стену, модельная туфелька, вошедшая в сапог изящным каблучком, а на другой — раскрытая книга, заголовок которой невозможно прочесть. Что это — роман из корабельной библиотеки? Дневник члена экипажа? Или какая-то инструкция по эксплуатации? Похоже, эту тайну суровый Нептун не выдаст никогда и никому, даже увжаемому всеми адмиралу, Джо Страйку…