У моей мамы, её звали Зинаида, было трое детей: первая девочка умерла, второй сын был, за старшего, а третий – Васька. Не ребёнок – сорвиголова. Вёрткий такой, быстрый и слишком уж вольный. То в школу пойдёт – не дойдет, то, наоборот, домой после школы не вернётся, где-нибудь загуляет. А времена были страшные – гражданская война. Отец больше всех за него боялся. И вдруг этот Васька ночевать домой не пришёл. Девяти лет ведь ещё не было! День нет, два… всё, думают, сейчас нагуляется, вернётся. А на третий мама вышла за ворота, пошла искать своего неслуха.
Пока шла, кричала-звала: «Васька, сыночек, где ты? Васенька, иди домой!» Думала, боится он выходить, прячется, чтоб не наказывали. У соседей, у всех, кого встречала, спрашивала. И вот кто-то сказал, что видел его у железной дороги. Она – туда. Поднялась по насыпи. Видит на рельсах лежит ничком её Васька. Голова отрезана и ни души вокруг.
Взяла она Васькину голову и понесла домой.
Ничего, говорит, не чувствовала, даже не плакала, только мысль:
«Не буду больше жить! Не буду!»
Муж воюет. Дочь умерла. Сын вырос…
Задумала, как домой вернётся… ужасное задумала и скорее бегом побежала, чтобы сотворить страшное… а голову Васькину к животу прижимает, прижимает, прижимает…
И тут я как ударю её в живот!
Мне, видно, тоже больно стало. Это она уже мною тогда была беременна, и я завертелся там, у неё внутри, затолкался.
И всё.
И встала на месте. Замерла, прислушалась… тут уже слёзы брызнули, расплакалась.
Стоит, плачет, одной рукой Васькину голову держит, а другой живот свой гладит, гладит, меня успокаивает…
Сколько раз потом говорила, что это я ей жизнь спас…
А боль не прошла.
И боль эта… понимаешь… она вот здесь вот… всегда со мной…
И без неё, без этой боли, меня бы не было, точно.
Не то что актёра хорошего, а вообще – человека.