Много раз говорилось уже: Жизнь мудрее и сложнее всяких абстрактных схем. И её повороты гораздо неожиданнее любых придуманных сюжетов.
Поэтому, говоря о ней, не надо ничего придумывать. Достаточно просто изложить на бумаге обычные факты, обычные мгновения реальности, такой, какова она есть. Здесь и сейчас.
Казалось бы...
Но уже в который раз, сталкиваясь с этими "обычными", "будничными" проявлениями, я чувствую, как у меня опускаются руки. От отчаяния. От понимания невозможности передать в рассказа подлинные чувства и подлинную боль, которые стоят за этими буднями и этими фактами нашего нынешнего времени.
Великий, могучий руский язык во всём бесконечном разнообразии слов и образов оказывается недостаточным, предстаёт на удивление плоским и маловыразительным, беспомощным и бессильным перед беспощадно суровой прозой наших дней.
Её зовут Татьяна. Мы ровесники. Мы столько лет знаем другу друга, что уже давно махнули рукой на все условности. Мы - друзья. Разные во многом, непохожие друг на друга, но при этом - очень близкие люди. Потому что мы схожи в главном: мы оба из прошлого. Мы оба воспитаны им, мы оба несём его в себе, И умрём мы тоже с ним, с этим нашим прошлым в душе. Так мы устроены. И потому не церемонимся друг с другом, зная, что что бы мы ни сказали друг другу - мы никогда не пожалеем об этом.
Поэтому я не удивился, когда однажды, несколько лет назад, она вдруг с горящими от радости глазами полушёпотм обратилась ко мне заговорщицким тоном:
- А знаешь, я хочу тебе кое-что рассказать! - И повинуясь извечной женской привычке, добавила:
- Только это - между нами!
И тут же расхохоталась!
Я улыбнулся и ободряюще ответил, закуривая:
- Давай! Обещаю! Никому не расскажу, клянусь, как Штирлиц!
И услышал её историю, обычную женскую историю, одну из тех, которые так много значат для милых наших дам и которые так скучны порою нам, глупым мужчинам.
Моя Татьяна, оказывается, нашла в "Одноклассниках" свою первую любовь! Ту самую, институтскую, ту самую, главную и незабываемую!
Любовь звали Виктор. Проживала она теперь в городе Черкассы и оказалась очень рада неожиданной встрече!
Они немедленно списались, обменялись адресами и телефонами и условились больше никогда не терять друг друга.
- А как же муж? - Осторожно спросил я.
- А, не знаю пока! - беcпечно отмахнулась от моего вопроса Татьяна, - Ты же знаешь его! Ты же всё знаешь и всё понимаешь!
Она была права. Я действительно всё знал.
Татьяна вышла замуж неудачно. Её суженый оказался человеком слабохарактерным, невыразительным и к тому же - сильно пьющим.
Их брак не заладился почти сразу. Но, как обычно бывает, дети заставили смириться со многим. Казавшаяся поначалу счастливой и безмятежной, семейная жизнь превратилась в унылое и скучное совместное существование, медленно погружавшее в спячку их обоих.
Простая история, каковых так много сегодня на наших бескрайних просторах.
И вдруг - Виктор! Умный, ироничный, самостоятельный, всё ещё любящий и преданный! И самое главное - холостой! Он так и не женился с тех пор! Было от чего потерять голову женщине, уже почти махнувшей на себя рукой!
Они решили встретиться. Так она поехала однажды в Черкассы. Раз, потом другой, потом ещё, и ещё, и ещё...
И всякий раз возвращалась домой, в маленький сибирский городок, с сияющими, счастливыми глазами, сама не веря тому, что жизнь оказалась такой щедрой к ней.
Так продолжалось несколько лет. И закономерно подошло к своему логичному концу: они решили пожениться.
Оставалась малость - найти способ, как наименее болезненно это сделать, как уберечь постылого супруга от неизбежных травм, тем более, что тот и так уже начал о чём-то догадываться, наблюдая чудесные перемены во внешности и в поведении своей жены.
Подготовка мужа к неизбежному оказалась долгой и мучительной. Подросшие сыновья, с детства наблюдавшие пьяные выходки отца и слёзы матери, были целиком на её стороне и обещали всяческую помощь и поддержку.
Оскорблённыйсупруг впал в затяжной многомесячный запой. Вновь начались скандалы и слёзы, перенести которые Татьяна смогла только потому, что была точно уверена: это - в последний раз.
Прошлая жизнь заканчивалась.
Татьяна и Виктор продолжали встречаться. Они больше не теряли друг друга из виду, искренне дорожа вновь обретёнными чувствами и надеждами.
Очевидно, ей, разрывавшейся тогда надвое, было очень нелегко, потому что наши отношения с Татьяной в это время почти полностью прекратились, и обо всех перипетиях её романа я ничего не знал. Я понимал причину её отсутствия и нисколько не удивлялся, ожидая, когда она по своему обыкновению сама внезапно не напомнит о себе весёлым звонким голоском.
Как известно, жизнь непредсказуема. И порой она способна преподнести такие сюрпризы, после которых жить уже не очень хочется. Такие, после которых легко сойти с ума от отчаяния и безнадёжности даже могучему и неунывающему мужику, уже не говоря об изрядно потрёпанной жизнью женщине, чей рост даже на шпильках никогда не превышал метра с половиной.
И однажды моя Татьяна вернулась домой в слезах. Приговор врача был убийственно жесток. Операция! Срочно! Иначе будет поздно!
Денег не было. Да и подходящих случаю врачей в их глубинке не было тоже.
Взяв себя в руки, она набрала знакомый междугородний (уже международный) номер и, плача, рассказала Виктору о том, что с ней случилось!
- Ничего, прорвёмся! Помогу, чем только смогу! - ответил голос на том конце провода, - Ты давай, побыстрее решай свои проблемы и приезжай! Здесь со всем разбрёмся, поняла?
И Татьяна ещё раз поблагодарила Бога за эту встречу.
А потом мир затрясло. Вспыхнула февральская киевская революция, и прежние привычные понятия одно за другим начали уходить в небытие, отламываться, отрываться с кровью и болью. Началась новая эпоха. События, казавшиеся посторонними и далёкими, вдруг оказались пугающе близкими. И страшными.
В разговорах с Виктором Татьяна с удивлением и тревогой начала замечать новые нотки. Поначалу она успокаивала себя тем, что её друг, как и миллионы других людей, оказался захвачен стихией последовавших вслед за Майданом событий. Но с каждым новым разговором она с испугом всё чаще слышала новые, незнакомые слова, казавшиеся прежде абсолютно невозможными. Она прощалась, выключала телефон и плакала от отчаяния и обиды. А на следующий день вновь набирала заветный телефон. И снова плакала.
Обо всём этом она рассказала мне вчера, в неожиданном письме. И не только об этом.
Её последний разговор с Виктором продолжался недолго.
Она позвонила, услышала родной голос, полный, как ей показалось, страха и тревоги за неё и за себя самого и попыталась утешить близкого человека, как умела, приговаривая:
- Ну ничего, ничего, не рви себе сердце, не переживай так! Всё наладится, Витенька, всё будет хорошо, увидишь!
И услышала ответ, произнесённый незнакомым, стальным голосом с насмешливыми нотками:
- Конечно, наладится. Не надо вам за нас переживать. Вот закончим с жидами и за вас возьмёмся! Никогда не простим вам того, что вы сделали, так и знай! И своим передай, поняла?
Я читал и вновь перечитывал это письмо, не веря своим глазам. И что-то очень знакомое, уже виденное однажды давно, вставало у меня перед глазами.
Читал и не столько пытался понять нехитрый смысл этих слов, сколько мучительно рылся в собственной памяти, то стараясь отыскать подходящие слова для ответа, то тщетно напрягая усилия в попытках увидеть то самое неясное и забытое, что неуловимой тенью маячило у меня перед глазами. И не мог сделать ни того, ни другого!
Русский язык, который, как мне казалось, я всегда знал неплохо, не подчинялся мне более. В нём не было таких слов.
Я до сих пор не ответил на это письмо. Я всё ещё пытаюсь найти слова, которых в любом человеческом языке, наверное, нет. И никогда не было.
Но отвечать придётся всё равно. И при мысли об этом я впервые за много лет чувствую себя беспомощным и слабым, как в далёком детстве.
Нет таких слов.
А вот подходящую случаю картинку я, как-будто, нашёл.
Видимо, так и будет скоро или не очень скоро. Но обязательно будет. Потому что это уже было однажды.
Потому что так устроена жизнь.