традиционный сбор часть 1

Владимир Рыбаков
Все персонажи и события являются вымышленными, любое сходство с реально существующими людьми – случайность.

Автору уже надоело предупреждать читателей, что все герои и события в его повести – выдуманные. Но находятся люди верящие всему. А кое-кто обладает таким самомнением, что узнает в этих героях себя.

                Предисловие.
Полностью повторю то, что написал в предисловии к предисловию «Калининского политехнического…»
Что самое страшное на свете для тебя? Смерть? Один короткий миг и нет ничего. Ни ужаса ни боли. Ожидание смерти? Может месяц, может год, может более. Он все равно настанет этот миг после которого нет ничего.
Самое страшное в твоей жизни – гибель твоих детей и самых близких тебе людей. Моя жизнь катилась размеренно и почти спокойно, дневники с «воспоминаниями» пылились на дачном чердаке, самые близкие, самые ближайшие шли рядом со мной. А память опустила непроницаемый занавес. И вдруг взрыв из прошлого, и занавес оказался прозрачным как стекло.
А теперь милые женщины разглядевшие себя в моей героине… Я разочарую вас. Это не вы. Не про вас я писал и не вас вспоминал. Совсем другую я имел в виду. Да и про нее я не написал бы так, если бы в один страшный день не был сражен известием о ее кончине. (Совершенно дурацкое стечение обстоятельств заставило меня так думать целых пол года. Потом все разъяснится, все окажутся живы и здоровы. Я снова заброшу дневники на антресоли. Но прежде пройдут ужасные ПОЛ ГОДА).

 «Узнавальщики» задолбали своими наездами, и я убрал номер телефона и «мыло». Если вы считаете себя высокими красивыми утонченными… Считайте. Флаг вам в руки.


И еще. Уверяю всех кто уловил в моих персонажах (не героических) сходство с собой,- я никого не хотел обидеть, сгладив все что можно и нельзя. И что главное. Умные поняли правильно и отреагировали адекватно. Дураки обиделись насмерть. А некоторые усмотрели «еврейский вопрос». Скажу честно. Знавал я преподавателей с типичными русскими фамилиями. Но еврейские звучат правдоподобнее и на слух ложатся лучше.

                -----------------------------------



Комаров вышел из трамвая у «Политеха». Июнь не радовал летом. Солнце подмигивало и показывало язык из-за белых облачных хлопьев. До институтского корпуса оставалось метров триста, а до начала сбора пятнадцать минут. Комаров не торопясь двинулся по тротуару вдоль высокой решетчатой ограды. Последний раз он шел этим путем десять лет назад. Наверное, сейчас что-то должно было шевельнуться в душе. Он дотронулся до стальных холодных прутьев, окрашенных в черный цвет. Когда то они были серыми. Много лет назад он поднял с земли проволочный прутик и провел по ограде. Та отозвалась мягким звоном. Он провел еще раз и еще… «Ты как младенец»,- сказала Рита с усмешкой.
Ограда закончилась и открылась взору небольшая площадь и четырехэтажное здание технологического корпуса напротив. Ничего не изменилось. Как будто оказался в июне 79 года. Выпускников собрали тогда в актовом зале, вручили дипломы и «поплавки». Потом фотографировались по очереди на выпускное фото. А может сначала фотографировались, а потом получали дипломы. Комаров не помнил точно. Той фотографии он так и не увидел. Жизнь завертелась слишком круто вокруг него.

Он зря беспокоился, что придется томиться в ожидании остальных.
В вестибюле собралось человек тридцать. Треть потока. Комаров ожидал увидеть в лучшем случае четверть. Он зашел в вестибюль. Дверь не скрипнула за ним и звук шагов никого не привлек. Эти тридцать, поделенные на группки по одному им известному принципу, оживленно общались, не обращая внимания на происходящее вокруг.
Комаров зашел в вестибюль, а они продолжали увлеченно болтать, но вдруг кто-то сказал,- «Комаров». И все повернулись в его сторону.

Комаров.
 На нашем потоке человек семьдесят с небольшим. Три группы. В нашей первой двадцать два студента и три студентки. Всего три девушки на такую прорву парней. Может от того и группа оказалась на редкость разобщенной. Вот во второй, где «фифти-фифти», наоборот, сквозило единство. Они даже дни рождения отмечали вместе на чьей-нибудь квартире или в общаге. Третья группа по половому составу мало отличалась от нашей, но в силу непонятных причин выказывала необычную сплоченность.
И результат налицо. Прошло десять лет. Я по пальцам пересчитал одногруппников. Раз два три… И замер на цифре пять.
Десять лет назад они протягивали мне тетрадки. Около аккуратной надписи Комаров, я послушно расписывался. Просили фото на память, но у меня не было с собой фотографий. А если бы и были.... Мою фотографию вклеили бы в тетрадку. Тетрадка пылилась бы на антресолях или ждала своего часа в дачном туалете. С моей фотографией. Нет, увольте ребята.
- Где расписаться?- спрашивали меня.
Я разводил руками. У меня не было тетрадки. Меня не завлекали росписи и подписи. И фотографии однокурсников были не нужны. Может, Ритины… Но у меня и так их было достаточно.
Вспоминал ли я однокурсников? Наверное, да, но без желания встретить их снова. Всплывали в памяти отдельные эпизоды, мелькали, будто в калейдоскопе лица. Говорят, через семь - восемь лет образ даже самого близкого человека стирается из памяти. Человеку кажется, что он помнит все вплоть до мельчайшей морщинки, но это уже память изощренно глумится и подкидывает ложный образ. И когда спустя годы попадается нам старая фотография, мы с изумлением узнаем бывших друзей и подруг чьи лица давно переиначила наша память.
Я узнал. Окинул взглядом воззрившихся на меня и сразу вспомнил всех. Десять лет не отметили их лица и не изменили сильно. Наверное, следующие десять пройдут не так безболезненно. К сожалению.
Я и шага не успел сделать. Ко мне подошла Таня Бухарина. Девочка из нашей группы. Одна из трех. Несколько дней назад она позвонила мне и пригласила на встречу. И спросила:- «Рад ли я?» Я ответил поспешно, что конечно рад, очень рад. Повесил трубку и задумался. Я не хотел идти на встречу. Я и Бухариной не пообещал точно. Обтекаемо объяснил, что постараюсь, но дела… Она ответила:- «Не сможешь так не сможешь, но постарайся».
Я ломал голову целый день. Идти или не идти? Быть или не быть. Я еще подумал тогда,- "А вдруг Рита?" Эта мысль бродила во мне весь следующий день. "Вдруг Рита?" А на третий день я точно знал, что Рита не придет. Все проанализировал и понял, что ее не будет на встрече. И твердо решил отказаться от приглашения.
Вот в тот момент когда я окинул взглядом собравшихся и всех узнал… В тот момент я понял, что надо верить своим предчувствиям. Я смотрел на стоящих передо мной людей лица которых без сожаления забросала прошлогодними листьями моя память и думал… НА ХРЕНА Я ПРИШЕЛ?
Но ноги умнее головы. Я мягко отстранил Таню.
- Погоди, с ребятами поздороваюсь.
Я обходил бывших однокурсников и здоровался с «ребятами» за руку, а с «девчонками» словесно. Я поразился. Корнилова и Новикова - девушки из третьей группы оказались краше тех, какими я помнил их. Интеллигентнее что ли. Их одногруппник Васильев превратился из глистоподобного хиляка в грузного добротного мужичка. То, что не видно было мне на расстоянии, разглядел я теперь. Вот Тутышкин из второй группы. Вроде тот же самый Витя Тутышкин. Вот Прохоров из той же второй. Вроде тот же самый Коля Прохоров. Два бывших приятеля. Не разлей вода. У Вити взгляд настороженный недоверчивый. Коля смотрит чуть надменно по-хозяйски. Значит, кем-то стал, кем-то руководит. А Витя нет. Наоборот, вечный подчиненный. Может, как раз Колин.
Я всегда смотрю собеседникам в глаза. Красивые женщины отвлекают своими прелестями, но привычка берет свое. Меня не любят за это. Не любят, что я смотрю в глаза и читаю мысли.
Бухарина терпеливо ждала. Я пожал последнюю ладонь и подошел к ней. На миг сбросил радостно идиотское выражение, и она поняла.
- Не тех ты ожидал встретить. Да, Володь?
- Наших мало. Я думал больше придет.
- Наши?- она улыбнулась иронично,- Никогда не замечала, чтобы тебя интересовали наши.
Бухарина взяла меня за локоть и отвела в сторону.
- Володя, мы тут посчитали… Короче, с тебя пять рублей.
- Ты говорила пятнадцать.
- О, тут такое произошло. Помнишь Гольдманов?
С нами в одной группе учились два брата Гольдмана. Виктор и Борис. Высокие плечистые черноволосые близнецы. По-моему, у них даже четверок не было, одни пятерки. Конечно, я помнил их. Даже если бы забыл всех остальных, их бы помнил. И еще Риту…
- Помню,- ответил я,-  Как можно забыть таких бравых отличников спортсменов.
Один из них бегал, а второй плавал. Витька стал мастером спорта на третьем курсе, а Борька раньше на год.
- Так вот, Витя в министерстве работает, а Боря главный инженер на «Прогрессе».
«Прогресс» очень крупный «почтовый ящик» в Преображенске. Тысяч пятнадцать работников.
- Не хило,- сказал я.
Близнецы Гольдманы. Виктор и Борис. Боря уравновешенный, речь фильтровал от и до. Ни одного лишнего слова. Будто побывал на «зоне». Я тогда еще не умел смотреть в глаза, а он умел, наверное, с самого рождения. Под его взглядом я чувствовал себя неуютно. И не один я. Поэтому с Борисом старался не «контачить». Он вообще держался чуть в стороне от остальных. Зато Витя «поносил» словами направо и налево. А девчонкам говорил гадости, и ему прощалось все.
Он сидел за столом и приставив к глазу шариковую ручку, комментировал увиденное. Эту ручку принес кто-то из наших. С виду обычная невзрачная сине-зеленая, но внутри хитрый механизм перематывал пленочку с десятью кадрами. На самом приличном, красотка делала минет сразу двум мужикам. Мы смотрели и молча, с кривенькой ухмылочкой передавали ручку друг другу воздерживаясь от комментариев. Три наших девушки с интересом поглядывали на нас, но вопросов не задавали. Ручка дошла до Вити. Сначала он приобщил Таню, потом Веру и Иру. Они хихикали, называли Витю развратником, но ручку не отдавали. Кажется, фотографии заинтересовали их больше чем нас.
До семинара оставалось минут десять, и вдруг зашла Рита. Не ко мне. Мы были уже чужими. Она остановилась в дверях, скользнула по мне взглядом и уставилась удивленно на Бухарину. Та самозабвенно пялилась в линзу злополучной ручки. Витя Гольдман схватил ручку и спрятал в карман. Рита подошла к Бухариной. Подругами они не были, но я иногда замечал как они о чем-то шепчутся.
- Что это было?- спросила Рита заинтригованно,- Это ручка шариковая?
- Да нет, так штучка одна,- Бухарина смущенно взглянула на Витю.
Рита умерла бы, но смотреть порнушку не стала. Во всяком случае в присутствии пацанов. Танька знала об этом, а сама только что смотрела. Ей не хотелось падать в Ритиных глазах. А Рита не догадалась и попросила:
- Вить, чего ты там спрятал? Покажи.
- Чего я спрятал? Ты о чем?- спросил тот с улыбочкой.
- Ну, эту штучку.
И я понял, что Гольдман сейчас скажет гадость.
- Я всегда прячу штучку в штаны,- сказал он почти ласково и даже замурлыкал, как кот.
Наши захихикали. Не засмеялись, но так гаденько заблеяли. Я не заблеял, но и не возмутился. Мы были чужими друг другу, и я промолчал. Я не просто промолчал. Я злорадно подумал, что Рита получила то, чего добивалась и что ей еще и мало. Я был уверен, что она сейчас выдаст Вите. А может, промолчит, но уйдет с каменным лицом. А она вдруг сникла, посмотрела на меня беспомощно. Что-то она хотела разглядеть в моем лице, но не разглядела, а может наоборот все про меня поняла. Встала и ушла совсем не Ритиной походкой.
Этот беспомощный взгляд я помню до сих пор. Когда жизнь преподносит мне очередной повод для радости, этот взгляд вдруг выплывает и встает перед глазами. Я понимаю, что чего бы я не достиг, моя жизнь уж не сложиться никогда. Потому что в тот день я стал предателем.
- Володя, ты сейчас где?
Я очнулся и уставился на Таню.
- Короче, Борис изыскал резервы, и «Прогресс» выделил немного средств на наше мероприятие,- сказала она.
Десять рублей на душу, триста рублей на всех. Для такого монстра как «Прогресс» это дробина в заднице слона. Я подумал так и усмехнулся. Таня поняла и протестующе замахала руками.
- Володь, ты даже представить не можешь, что они задумали. Сейчас сядем в автобус и поедем к «Речному». Там нас дожидается катер. Поплывем по Волге, свернем в Нагорку и остановимся в доме отдыха «Электроник». Там все готово. Стол, номера.
Посмотрела на меня пристально.
- Ну дурак же ты. Не те номера. В смысле не для этого. Гуляем до ночи, потом ночуем в номерах до утра.
- Потом опять гуляем…
- Да, до пяти вечера. Потом возвращаемся в Преображенск.
- Хорошая программа.
- А ты как думал? Ребята молодцы.
Я оглядел вестибюль еще раз.
- А где они? В доме отдыха? Или на теплоходе?
- Здесь. Оба здесь. Пошли к Рубинштейну. Помнишь Рубинштейна?
- Генриха Иосифовича?
Рубинштейн в те далекие годы был деканом нашего факультета. Я попытался вспомнить его лицо. Перед глазами всплыло что-то отдаленно напоминающее коршуна. На орла Рубинштейн не тянул. А фигура его запомнилась лучше. Высокий худой и костистый сорокалетний дядька.
- Конечно, помню,- сказал я,- Он из меня столько кровушки выпил.
- Мы хотим, чтобы он спустился к нам.
Нафига мне сдался Рубинштейн? Этим Гольдманам неймется, честное слово. Я снова пожалел, что приперся на встречу.
- Пойду в магазин, куплю сигарет,- сказал я Тане.
- Ты же не курил?
- Да я и сейчас не очень. Так, на всякий случай.
- Ты просто не хочешь встречаться с деканом,- поняла Таня.
- Какой он теперь декан?
- Ну, знаешь,- она возмутилась и в голосе вдруг промелькнули командные нотки,- Ты может и к первой учительнице не заходишь?
- Представь себе.
- И что в этом хорошего? Учили тебя оболтуса не щадя сил, а ты…
- Да не передергивай. Можно подумать Рубинштейн за свои кровные меня обучал.
Таня ахнула возмущенно, вдохнула всей грудью и приготовилась меня уничтожить, но вестибюль взорвался аплодисментами. Я оглянулся. Высокий костлявый Рубинштейн в отутюженном черном костюме и в рубашке с накрахмаленным воротником появился перед нашими глазами. Худой горбатый нос, узкие очки в золоченой оправе, волосы гладко зачесаны на лысую макушку.
Слева и справа от него высоченные Гольдманы. Один в серой тройке, другой в темно-синей. Кто из них кто я не понял, да и значения это не имело, потому что возле правого Гольдмана я увидел Риту.

1976-ой год.
Второй курс. Первый учебный день.
Доцент Рогозин читал «Сопромат» в двадцать пятой аудитории. Этим самым сопроматом меня пугали с детского садика. Помню, я с ненавистью штудировал букварь «Мама мыла раму…», а дед ворчал злорадно:- "Вот поступишь в институт, а там «СОПРОМАТ». Вот тогда взвоешь". Так я и прожил до восемнадцати лет в тоскливом ожидание страшного «сопромата». И вот час настал. Естественно такую ужасную науку и преподавать должен был ужасный человек. Такой как Рогозин Давид Ефимович. Говорят, он уверял, что на отлично «сопромат» знает только господь бог. Сам Рогозин по его собственному мнению, знал предмет на твердую четверку. Все остальные…. Понятно на что. Говорили, что он не терпел опаздывающих на его лекции. Поэтому я торопился. И все-таки зашел последним. Все уже расселись по местам, когда я появился в дверях. Рогозин посмотрел грозно, но на часах еще оставалось три минуты. Я прошмыгнул на свое место и затаился. Рядом со мной всегда сидел мой приятель Саша Грозберг. А сегодня почему то оказалась Таня Бухарина. Никогда она не забиралась на девятый ряд. Всегда сидела на пятом и вдруг изменила привычке.
- Привет,- сказал я,- Какими судьбами?
Таня очень приятная девочка. Может, чуть полновата. Русые волосы, короткая стрижка, слегка курносый нос, губы полные, похожие на сердечко, карие глаза с «чертинкой», посажены чуть ближе, чем следовало бы. Она прошептала мне в ухо.
- Вон, любуйся. Расселась барыня.
И указала на свое прежнее место.
Я увидел девушку. Вернее спину девушки. Джинсовая куртка. Скорее всего «Levis», высокая красивая шея, темные почти черные волосы, стрижка «сассун». Она повернулась к своей соседке, и я увидел маленькое красивое ушко с сережкой в мочке, часть щеки и кончик носа.
- Это кто?- прошептал я в ответ.
- Новенькая. Училась на «красках», а теперь перевелась к нам.
- А так можно? Где «краски», а где «железо»?
- Таким все можно.
Рогозин прервал лекцию и уставился на нас. Мы усердно принялись строчить в тетрадях и на время замолкли.
Меня разбирало любопытство.
- Таким, это каким?- прошипел я, не переставая записывать за Рогозиным.
Таня подвинулась ко мне и зашипела в ответ.
- Ее отец доцент на «машинах».
Лучше бы она не переводилась на наш факультет. Пошла в «Бауманское» или еще куда. Или вот так сидела спиной ко мне и не поворачивалась до самого выпускного.
Но лекция закончилась, она поднялась с места, я разглядел ее с ног до головы, и моя счастливая беззаботная жизнь покатилась к черту.

Мы учились в разных группах, пересекались только на лекциях. Она никогда не здоровалась со мной. С другими из моей группы, тоже. Но что за дело мне было до остальных? Она жила где-то недалеко от нашего общежития. Как-то встретилась в продовольственном магазине на углу проспекта Ворошилова и улицы Достоевского. Она была не одна. Красивая женщина лет сорока что-то внушала ей по-отечески. Овал лица, форма носа. Я понял, что передо мной мать и дочь. Они приблизились, и я неожиданно для самого себя поздоровался. Рита удивленно взглянула и изобразила что-то похожее на кивок. Причем сразу отвернулась. Ее мама посмотрела на меня, потом на дочь. Я видел как она спрашивала о чем то и при этом вскользь глядела на меня. Рита что-то изобразила рукой. Презрительно небрежный жест. Дальше я уже не смотрел.
На следующий день в аудитории она прошла мимо не заметив меня.
Она общалась лишь с несколькими студентами не из ее группы. В нашей такого счастья удостоились Гольдманы и староста Савосин.
У нее был парень. У такой девчонки не могло не быть парня. Но этот был даже чересчур. Высокий спортивный брюнет на «Жигулях» третьей модели. В начале октября этот придурок остановил машину прямо возле меня. Я подходил к лестнице центрального корпуса, вдруг писк тормозов. Почти задев мой бок, проплыл бежевый капот, затем дверь, неожиданно распахнувшаяся. Я увидел Риту и настолько оторопел, что протянул руку предлагая ей помощь. Она взглянула как на сумасшедшего, выпорхнула из машины и грациозно умчалась по лестнице.

Недели через три я попал на комсомольское собрание факультета. Не успел вовремя смыться, и попался нашему комсоргу Косте Строганову.
Скучища, присущая всем подобным мероприятиям, убивала. Мы забрались на последний ряд. Я и Серега Иванов. Он не был приятелем мне. Просто одногруппник и сосед по комнате в общежитии. Он тоже скучал, казалось даже больше моего.
Сначала мы играли в «Балду», потом в морской бой. Через двадцать минут тетрадный листок закончился. Я напрасно шарил по карманам. Кто-то несильно толкнул меня. Я оглянулся. Это была Рита. Видимо сидела поодаль, а сейчас подсела к нам.
- Держи,- она протянула мне тетрадку.
- Спасибо,- выдавил я оторопело.
- Не красиво. Я буду с вами играть. Кто победил?
- Я,- ответил гордо Серега.
- Значит, ты смотришь, а я играю с Ивановым.
Она играла с Серегой, а я передавал их ходы как телеграф.
- И 8,- шептала она мне в ухо.
- И 8,- шептал я в ухо Иванову.
Потом я шептал ей в ухо.
Рита негодовала.
- Не кричи. У меня перепонка лопнет.
У нее была изящная красивая рука с тонкими музыкальными пальцами.
- Ты играешь на пианино?- спросил я.
- Играю. Дальше что? Не отвлекайся. Говори ходы. А лучше поменяйся с Ивановым местами.
Я разозлился и поменялся. И поймал ее удивленный взгляд.
Иванов проиграл и протянул мне листок.
- Не хочу,- пробурчал я,- Играйте дальше.
- Ты боишься мне проиграть,- съязвила Рита.
- Нисколько.
- Тогда меняйся местами.
Я поменялся с Серегой и опять оказался рядом с Ритой.
Я не поддавался ей. Просто «продул».
- Ты специально проиграл. Давай переиграем,- зашипела она.
Я согласился и снова «продул».
- Опять специально?- спросила Рита.
- Нет.
- Значит, ты безмозглый осел. Я в эту игру играю второй раз в жизни.
Я немного обиделся и поменялся с Ивановым местами. Они играли упоенно. Иванов проигрывал раз за разом.
Я встал и пошел к выходу.
- Ты куда?- спросил меня изумленно Костя.
- Чего-то тошнит,- выпалил я и выскользнул за дверь.
На следующий день меня «отодрали» в комитете комсомола. Костя Строганов красный как вареный рак на пару с секретарем комсомольской организации института Чернышевым Львом Иосифовичем.
Я столько времени потратил доказывая, что меня на самом деле тошнило, а потом еще и рвало. Врал изощренно, чувствуя, что дело может закончиться плохо и строгача впаяют точно, а могут и из комсомола попереть. И черт меня дернул выпендриться перед девчонкой.
- В конце концов, вышел бы молча,- орал Строганов,- А то видишь ли затошнило его. Знаешь, что комсомольцы могли подумать?
- Мне хреново было. Я вообще не соображал, что говорю.
- А надо соображать,- промолвил Чернышев,- В любых обстоятельствах. Иди, учись. Но выговор мы тебе влепим.
Я побрел на лекцию. Сначала очень медленно и печально, а потом вдруг радостно полетел. Сообразил, что после вчерашнего запросто смогу поздороваться с Ритой и чем черт не шутит, стать ее соседом.
Она взглянула на меня как на пустое место. С легким пренебрежением.

Семестр закончился, прошли экзамены, каникулы пролетели. Заканчивался февраль. Три месяца минуло после злополучного собрания. Рита была недосягаема как туманность Андромеды. Я больше не пытался проникнуть в ее мир. Не хотел получить снова «по носу». И переживал удивительное состояние. Видел ежедневно Риту, слышал голос, восторгался в душе ее присутствием и с напускным безразличием пытался устраивать свою жизнь. И не мог устроить. Не получалась у меня жизнь без Риты.
Мне бы бросить тогда институт, отслужить в армии два года, а потом восстановиться или доучиваться заочно. «Хорошая мысля приходит опосля».
Много лет спустя, размышляя над тем временем, я вдруг подумал. А не само ли провидение занесло Риту в мою судьбу? Рита обрушила мою жизнь, сделала невыносимым существование рядом с ней. Сама того не ведая Рита спасала меня. Это был высший знак и если бы я понял его и проявил слабость. В семьдесят девятом я вернулся бы из армии. В садах бушевала бы листва… И голубое, голубое небо.

В тот день у нашей первой группы была лабораторная работа по физике. Если по простому, «лаба». Мы обожали «лабы». У каждого было свое место, но разрешалось вставать, подходить к другим столам и при этом разговаривать с соседями. Если сравнивать с транспортом, то семинар напоминал «Икарус», а «лаба» - плацкарт в пассажирском поезде.
Я обложился амперметрами, вольтметрами, реостатами, другой «приблудой» и что-то подсчитывал при помощи логарифмической линейки. Вдруг заявилась Рита. Она зашла и все замолчали. Наступила тишина. Она что-то сказала старшему преподавателю Никишину, тот услужливо кивнул и провел ее на свободное место. Почему рядом со мной всегда заняты места?
В нашей группе только три девушки. Появление четвертой, да еще такой, вызвало сначала легкое замешательство в наших рядах.
Ее соседом справа оказался Мишка Озеров боксер перворазрядник в легком весе. Худенький невзрачный паренек с жестким ежиком темных волос на голове. С рингом он распрощался год назад (плохо держал удар), но иногда любил помахать кулаками перед однокурсниками. Сосед слева, не в пример Мишке, был высок и плечист. Черные курчавые волосы, черные подслеповатые глаза. Немного походил на актера Костолевского. Его звали так же как и меня, а фамилия была Туренков. Он протирал очки белоснежным носовым платком, Рита что-то записывала в тетрадь, а Озеров вдруг спросил ее.
- Ты в нашу группу перевелась?
Она не удостоила его ответом. Мне Озеров не друг и даже не приятель. Больше скажу, у нас антипатия друг к другу. Не знаю почему, но так повелось с первого курса. Что-то, наверное, мы не поделили с самого начала. Все равно я посчитал поступок Риты свинством. До меня вдруг дошло, что она не поздоровалась зайдя в лабораторию.
Мишка обиделся. Он часто обижался даже по пустякам, глаза превращались в щелки, а «организм» вставал в подобие боксерской стойке.
Никишин просек ситуацию мудрым взглядом.
- Маргарита пропустила лабораторную и сейчас отрабатывает ее с вами,- пояснил он торопливо.
Мишка сразу обмяк.
- Нельзя было ответить?- прошипел он обиженно.
Рита обернулась к нему.
- А тебе-то какая разница?
- Ты влезла меж нас,- зашипел Мишка,- Я Вовика чушканул…
- Чего?- не поняла Рита.
- Нууу... Он мне «лабу» делает. Себе и мне. А ты влезла.
Я сидел позади них и слышал каждое слово.
- А почему твою «лабу» делает он?- изумилась Рита.
- Попробует не сделать. В поддыхало насую.
Рита разглядывала Мишку словно экспонат в «Кунсткамере». Сморщила носик и глаза по полтиннику.
- Давай поменяемся местами,- сказала она Туренкову,- А то еще чего доброго получу в поддыхало.
Они пересели. Я вспомнил комсомольское собрание и сам того не желая хихикнул. Рита принялась что-то усердно строчить в тетрадке. Через несколько секунд на ее столе прямо передо мной появился тетрадный лист. Аккуратным почерком было выведено «Ты похож на Чичикова».
- Записочки?- протянул язвительно Мишка.
- Не разговаривай со мной, я тебя боюсь,- Рита передернула плечами, будто ей стало жутко.
- Почему на Чичикова?- спросил я.
- Комаров, не мешайте Астаховой,- вкрадчиво попросил Никишин,- Ребята, я понимаю, что это лабораторные, а не семинар и даю вам волю. Ходите, говорите. Но не мешайте тем кто в работе.
Если бы мой отец был доцентом, находящимся «в работе» считался бы я. Мир устроен несправедливо.

Я делал вид, что кого-то ожидаю у входа. Естественно, не Астахову.
Наконец Рита вышла. И прошла мимо не удостоив взглядом. Еще минута, она смешается с толпой однокурсников на трамвайной остановке, и мой шанс пропадет. Она уже спустилась на несколько ступенек. Я спросил.
- Чем же я похож на Чичикова?
Был уверен, что она не ответит, как час назад не ответила Озерову. Рита остановилась. Темное демисезонное пальто, высокие импортные сапоги. Если бы она не останавливаясь пошла дальше не обратив внимания на меня, я и тогда бы любовался ею. Но она остановилась и душа запела.
- У тебя хитрые глаза,- сказала она.
- Ты сидела спиной ко мне и не могла видеть моих глаз.
- Они у тебя и сейчас хитрые.
- Это плохо?
- Это плохо для окружающих тебя людей.
Я не нашел достойного ответа, а повторять банальности не хотелось.
- Ты на трамвай?- спросил я.
Вдруг вспомнил великана на «Жигулях» и поспешно осмотрел площадь перед «Политехом».
- На остановку,- ответила она.
- Какое совпадение, я тоже. Или ты против?
- Отчего же? Идем.
Мы пошли рядом, и меня словно прибило к земле стопудовым весом. Я не знал о чем с ней говорить. С другими девчонками мог болтать часами, а с этой… Почувствовал себя сапером, ошибающимся один раз. Не верно скажу одно слово и все… Второго шанса не будет.
- Но тебя-то мои хитрые глаза не должны расстроить,- сказал я.
Рита посмотрел непонимающе.
- Ты же не окружаешь меня,- объяснил я.
- Ааа, ты все про то же. Я не знаю, почему сравнила тебя с Чичиковым. Не помню. Скажи, у вас в группе хоть один нормальный есть?
Теперь я не понимал ее.
- Я знаю кое-кого из вашей группы,- продолжала Рита,- Боксер дебил. Раз,-она загнула палец,- Его приятель, который «лабы» ему пишет и получает в «поддыхало». Два. Ваш староста Савосин. Сначала думала нормальный парень, а оказалось полный придурок. Три.
- А Гольдманы?- спросил я.
- Да ну их. Грохнутые на всю голову.
Она перечислила еще человек шесть. Двое из них были дебилами, а четверо придурками.
- А я?- спросил я.
- Про тебя я ничего не знаю.
- А хочешь?
Она посмотрела долгим взглядом. Моя голова пошла кругами.
- Нет,- она загадочно улыбнулась ,- Пока во всяком случае. Все, дальше я одна. Не хватало еще сплетен.
И умчалась на трамвае. А я дождался следующего и поехал на автовокзал. Была суббота, и я уезжал в свой городок Приволжск.

Жизнь продолжалась. Лекции, семинары, лабораторные, курсовые. Незаметно промелькнул месяц. Я встречал Риту каждый день кроме воскресенья. Мы здоровались, но и только. Я иногда пытался заглянуть в ее глаза. Они сразу леденели и превращали хозяйку в неприступную крепость.
В начале апреля я столкнулся с Ритой в переходе между корпусами. Поздоровались и разошлись как обычно, но она вдруг уронила тетрадь. Я наклонился, чтобы поднять. Она тоже. Не ждала такой «галантности» с моей стороны. Мы не столкнулись лбами как обычно случается в кинокомедиях. Скажу больше, я был не на высоте. Рита оказалась проворнее и схватила тетрадь на долю секунды раньше меня. Мы сидели на корточках друг перед другом посреди широченного коридора. Комичность ситуации была очевидна. Рита хихикнула, я тоже.
- Ты еще и не поворотливый,- сказала она давясь от смеха.
- Я просто пропустил тебя вперед.
В конце перехода показалась стайка студентов. Мы поспешно поднялись. Компания прошла мимо взглянув с интересом. Они скрылись за дверями, и тогда мы расхохотались от души.
- Представляю, что они подумали,- сказала Рита,- Ты еще мне и юбку одернул.
Я и в самом деле поправил ее юбку. На уровне рефлекса. Поправил и сразу пожалел. Вдруг обидится?
- Спасибо, что позаботился о моем внешнем виде,- сказала она улыбаясь.
У меня от сердца отлегло. Захотелось поправить ей еще что-то.
- Твои знакомые?- спросил я.
- Из моей прежней группы. Мы десять минут назад болтали на втором этаже. Потом я сказала, что меня ждут и убежала. Они, наверное, головы ломали,- кто же меня ждет.
- Теперь знают. А вдруг они передадут твоему парню?
Рита перестала улыбаться.
- Какому?
- Тому на «Жигулях».
- О, тогда тебе не поздоровится. Он из тебя сделает котлету.
- Пусть делает,- согласился я,- Только давай сделаем так чтобы было за что. Пойдем в кино? В «Востоке» идет «Осень». Говорят, хороший фильм.
Я предложил просто так, без надежды на успех. Кинулся как в пропасть.
- Видела я твою «Осень»,- сказала Рита,- Ничего особенного. А почему ты меня приглашаешь?
Она понимала все. Да я и не скрывался никогда, и красноречивый взгляд не отводил когда она вдруг перехватывала его.
У нее были изумительные темные глаза с длинными изогнутыми ресницами, тонкие брови (этого она, наверное, добилась, выщипывая их пинцетом или рейсфедером), правильный красиво очерченный носик и идеальный овал лица. И в фас, и в профиль, и под углом,- как угодно смотри не найдешь изъяна.
- Ты красивая,- сказал я.
- Да ты что?
- Ты мне нравишься.
Она сообразила, что ничего путного от меня не добиться.
- Хорошо, давай встретимся у «Востока» в семь. Просто погуляем.

Мы встретились. Удивительно, но Рита опоздала только на три минуты. Светлая куртка, темные джинсы и темные туфли на танкетке. Подмораживало, на газонах и у края мостовых лежал снег. Я скосил глаза на ноги проходивших мимо женщин и увидел череду сапог, сапожек, бот.
- Тебе не холодно в туфлях?
Я задал совершенно естественный вопрос, а она удивилась. И я понял, что показался перед ней тупым неотесанным придурком. «Дерёвней» одним словом. Мог ведь сразу догадаться, что Рита не собирается болтаться по вечерней простуженной улице. С «длинным» небось, проводила время в вечернем баре. Я сразу взмок. Понял, что она ждет как я поступлю. Я знал парочку таких заведений в центре города, а в этом районе,- ни одного. Пригласил девушку, она пришла, а я не знал что делать дальше. Я даже руки не знал куда деть, зачем то полез в карман и совсем растерялся. В кармане лежала плитка шоколада. Я купил ее Рите, но какой теперь шоколад. Не хватало еще для полного «счастья» достать плиточку, чтобы она уж точно все дорешила насчет меня. Но не таскать же в кармане.
- Вот, прости, что не сразу. Хотя…
Она ждала от меня действий, а я мямлил.
- Рит, прости, но тебе придется быть моим гидом по «злачным» местам вашего района,- сказал я решительно.
Она рассматривала рисунок на шоколадке. Золотые буковки поблескивали в свете фонарей. Рита гладила их пальцем. Огоньки затухали и вспыхивали вновь.
- Ты о чем?- спросила она недоуменно.
Я спохватился.
- Может, в центр рванем? Там хороший бар на Советской.
- Я не хочу в бар. Мы договорились просто погулять.
Какое счастье.
- А твоя обувь?
- Ты зануда. Чего тебе далась моя обувь?
Мне показалось, что она собралась уходить.
- Все, все,- сказал я поспешно,- Идем гулять.
Я думал, она возьмет меня под руку. Не тут-то было, мы просто шли рядом. Я не комплексовал насчет роста. Бог дал сто семьдесят шесть и больше мне не надо. Средний рост, под который рассчитан весь транспорт и наземный и подземный и воздушный, а также кровати с диванами и потолки в комнатах. «Платформа», вошедшая в моду в те годы, возвышала меня над землей еще сантиметров на пять. Я покосился на Риту. Ее плечо плыло почти вровень с моим, и я вдруг так ясно представил картинку недельной давности. Рита колдует над змейкой сапога, я рвусь помочь, но так и остаюсь на месте, потому что подходит Женька Усольцева и справляется со змейкой. Они проходят мимо, и я слышу как Рита говорит: «Только до дома добраться. Мне родители вчера такие сапоги купили. Югославские. Каблук десять сантиметров. Цвет изумительный…». Десять сантиметров. Я опять покосился на Риту и спросил.
- Рит, а какой у тебя рост?
- Сто шестьдесят девять, вес шестьдесят, сорок шестой размер одежды и тридцать седьмой обуви. Что еще? Бедра, грудь?

Я оторопел от ее напора. По-моему, я задал невинный вопрос.
- А у тебя рост какой?- спросила она.
Я не стал врать и не накинул ни сантиметра. Рита оглядела меня скептически.
- Врешь. Ты ниже.
- Честное слово.
Она вдруг развеселилась, будто решила сложное уравнение.
- Ты сутулишься.
- Ничего я не сутулюсь.
- Нет сутулишься. Со стороны себя не видишь. Трельяж дома есть? Встань перед ним и смотри в боковые зеркала. Поймешь, что я права.
Я расправил плечи и выпятил грудь.
- Так лучше?
- Ты похож на индюка.
Я выдохнул воздух из груди и перестал дышать. Зачем жить, если тебя оскорбляет девушка без которой жизни не представляешь?
- Прости,- сказала Рита,- Я неудачно пошутила.
Я снова задышал, но найти достойную тему для разговора не мог. Рита не приходила на помощь и тоже молчала. Но ей так и положено. Это я должен развлекать и доказывать, что она не впустую тратит сегодняшний вечер.
- А почему ты заинтересовался моим ростом?- спросила вдруг Рита,- Считаешь меня чересчур высокой, да?
- Нет, что ты,- запротестовал я,- У тебя прекрасный рост. Я маленьких, вообще, не люблю. Метр шестьдесят девять самый лучший рост. Я знаю, почему ты не одела сапоги. Решила, что станешь выше меня.
Понял, что попал в точку. По глазам понял. Но Рита расслабилась лишь на мгновение.
- Володя, это уже не смешно. Сколько можно вспоминать о моей обуви? Не знаешь о чем со мной говорить? Расскажи о себе. Ты откуда?
- Из Приволжска.
- Это далеко отсюда?
- Километров шестьдесят в сторону Москвы.
- У меня подруга есть Женька Усольцева. Она из Жевска. Это далеко от тебя?
- Совсем в другой стороне.
Я начал объяснять географию области. Рита остановила.
- Вов, все равно не запомню. Для меня все ваши поселки темный лес. Нигде не была, ничего не знаю.
Я изумился. Не скажу, что повидал много мест за двадцать лет, но уж в городах то своей области побывал почти во всех. Мне тогда нравились новые города. С широкими проспектами, с зеркальными витринами, светофорами. С шумом и гамом, грохотом автомобилей и дымом заводских труб. Я посмотрел на Риту снисходительно.
- Вообще не выезжала из своего города? Ни разу в жизни?
Теперь Рита смотрела на меня. Как на больного.
- С ума сошел? У меня тетка в Москве живет, а вторая в Ленинграде. Я постоянно к ним езжу. С родителями весь Крым объездила. В прошлом году в Сочи три недели отдыхала. А в позапрошлом на Коста Брава. Знаешь где это?
- Знаю. В Испании. А как ты туда попала?
- С мамой ездила. А ты за границей был?
Я признался, что не был. Легкая зависть кольнула внутри. Наверное, здорово в этой Косте.
- А я много где была. В ГДР, в Чехословакии, в Венгрии и Югославии. В Болгарии отдыхала на Золотых песках.
Моя зависть вдруг растворилась. И тогда я понял, что люблю Риту по взрослому. А она тоже что-то поняла и смутившись замолчала.
- Расскажи про свой город,- попросила она через минуту.
Я рассказал скупо. Что можно рассказать о городе в котором нет Большого и даже Малого театра? Даже филармонии нет. Волга, лес, дома… Все.
- Тебе твой город нравится. Я чувствую,- произнесла Рита.
Надо же, она способна чувствовать такие тонкие нюансы. Может, брякнула просто так?
- Да, нравится, но это не значит, что я собираюсь провести в нем всю жизнь.
- А наш город тебе нравится?
- С первого сентября.
- Что это за дата такая?
- Я впервые увидел тебя.
- Ой, ты меня все сильнее и сильнее в себя влюбляешь,- сказала Рита и засмеялась.
Мы свернули с проспекта. Нас сразу поглотила тьма. Редкие фонари тускло мерцали в отдалении. Казалось, мы одиноки в темном коридоре переулка. И Рита вдруг показалась беззащитной. Я осторожно взял ее руку и на несколько секунд наши ладони соединились под грохот сердца в моей груди. Потом она осторожно высвободила свою ладошку, а когда я повторил попытку, легонько щелкнула по пальцам. Вдруг дотронулась до моего плеча и тихо попросила.
- Вов, не порть вечер. Пожалуйста. Расскажи о себе еще. Кто твои родители?
Моя мама была «училкой», а папа главным лесничим. Я всегда считал их профессии вполне сносными и достойными.
- Лесничий,- повторила Рита,- Егерь, что ли? Бедных зверушек водит на убой?
- Егерь тащит на убой? С чего ты взяла?
- В министерстве обороны работает наш дальний родственник. Слышал про такой город Камазин?
Я кивнул.
- Там где-то есть заказник министерства обороны,- продолжала Рита,- Этот родственник как то брал папу на охоту. Так вот там егеря загоняют оленей и кабанов.
- Твой папа очень кровожадный?
- У меня замечательный папочка. Не говори о нем плохо.
- Ничего себе, тебе о моем можно, а мне нельзя?
- Мне вообще плевать на твоего отца.
Какое-то время мы шли молча. Я чувствовал, что Рита готова рвануть от меня. И рванула бы, наверное, если бы не темнота.
- Прости,- сказал я,- Я не хотел обидеть твоего отца. Честное слово.
- Я тоже не хотела.
- Рит, мой папа не егерь. Он занимается лесным хозяйством и зверушек не трогает.
- Я не знала таких тонкостей. Прости. А твоя мама что преподает?
- Физику.
- У тебя по физике пятерка была?
- Была. Только мама ни при чем. Она работает в другой школе.
- А мне отцом пеняют и пеняют.
Переулок закончился, и мы вырвались на проспект плывущий в свете фонарей.
- Дураки пеняют,- сказал я.
Рита неожиданно взяла меня под руку. Наверное, последние мои слова подействовали. Что-то поняла она во мне. Я бережно сжал ее руку и затаил дыхание. Навстречу шли прохожие и любовались нами. Я точно знал, что они нами любуются. Вернее любуются Ритой, а мне завидуют. Я сам себе завидовал сейчас. Иду по городу с такой классной девчонкой под руку. Жаль меня не видят однокурсники. Я победно взглянул на встречных. Испуганно глянув в нашу сторону, прошмыгнул великан. Я не сразу сообразил, что это тот самый длинный на «жигулях». Обернулся. Высокий силуэт растворялся в сумерках. Ритина рука обмякла и освободилась из моей.
Тогда я понял, что девчонка использовала меня как дурачка. Заметила своего кавалера и взяла под руку.
- Чего ты задергался?- спросила Рита ехидно,- Боишься?
- По твоему, можно бояться или не бояться? Других чувств нет?
Она спрятала руки в карманы и ускорила шаг. Через несколько минут мы поравнялись с каким-то домом. Стандартная панельная девятиэтажка. Я бы и внимания на нее не обратил.
- Ну вот и все,- вдруг сказала Рита,- Это мой дом. Я пошла.
Я оглушено молчал. Лучше бы мне тот бугай чем-нибудь врезал.
- До свидания,- торопливо добавила Рита и потянула дверь подъезда.
- Погоди. Как до свидания? Еще нет восьми.
- Я замерзла.
- Одень что-нибудь и возвращайся. Ну, пожалуйста.
- Все, Володь, ты не понял что ли?
Такого я не ожидал. Придержал дверь и припер Риту к стене. Наверное, это был жест отчаяния. Она уходила не сейчас и не на время. Уходила насовсем из моей жизни. Второй попытки у меня не будет. Она не оставляла мне шанса, и я пошел напролом.
- Зачем ты пришла? Отказала бы сразу.
В ее глазах зажегся интерес.
- Какой ты злой,- ее глаза насмешливо блестели,- Никогда тебя таким не видела. Разозлись еще сильнее и ударь меня. Сможешь?

Я сразу сник и отошел в сторону. Она открыла дверь и ушла.

Ночью мне приснился сон. Захожу в аудиторию. Все уже расселись по местам, я один. Ловлю насмешливые взгляды. Смотрю на Риту. Она смеется и показывает пальцем на меня.

Пришел на лекцию на полчаса раньше. Такого еще не бывало. В аудитории почти пусто. Трое или четверо «сумасшедших» и я. Лидка Бордовских (она жила где-то в пригороде и всегда приезжала рано) уставилась на меня черными глазенками.
- Начинаю новую жизнь,- сообщил я.
Минут через пять потянулись студенты. Еще через десять повалили валом. Рита заскочила на свое место. Только что не было и вдруг уже сидит. Интересно, заметила она меня или нет? Уставился на ее затылок. Она явно кого-то ждала. Как только в очередной раз открывалась дверь, поднимала голову.
Последним зашел Абрамович - доцент с кафедры политэкономии. Лекция началась. Рита вдруг обернулась к Савосину. Они говорили о чем-то, и я завидовал старосте.
- Маргарита Дмитриевна,- Абрамович деликатно кашлянул.
Он всегда обращался к студентам по фамилии. Думаю, он и имен то не помнил.
- Простите,- сказала Рита и отвернулась от Савосина.
Больше она не оборачивалась. Старательно записывала за «Экономом». А Савосин делал сразу два дела. Записывал лекцию и заполнял журнал посещаемости. Вот он отметил всех наших сидящих на первых рядах, потом по своему ряду, повернулся в пол-оборота и отметил задние ряды слева от себя, потом справа, наконец, обернулся на сто восемьдесят градусов и увидел меня. Я не понял его реакцию. Он вроде бы изумился и сказал:- «ООО». Будто несказанно обрадовался. Я кивнул ему хмуро. Он радовался в момент, когда мне было так хреново.
Видно Савосин решил добить меня. Дотронулся до Ритиного плеча и зашептал ей в ухо. Она резко обернулась, я не успел отвести взгляд и наши глаза встретились.
- Савосин,- прогремел Абрамович.

Лекция закончилась, прозвенел звонок. Рита уже выходила из аудитории, а меня зажала толпа однокурсников.
Рита стояла у окна. Я подошел.
- Я не заметила как ты появился на лекции,- сказала она.
- Я пришел раньше тебя.
- Ты становишься примерным студентом.
- Если бы это кому то надо было.
- Это в первую очередь нужно тебе.
Я хотел рассказать ей, что всю ночь промучился раскладывая по секундам вчерашний вечер. Безумное копание в душе и ощущение полного одиночества. Мир, на один час заигравший новыми красками, погружался в убогую серую пелену. Я искал свою вину и не находил.
Я хотел рассказать ей, но слова еще час назад казавшиеся значительными, повисли в тишине. А она ждала. И не дождавшись, заговорила сама.
- Я весь вечер думала о нашей встрече.
Я оцепенел. Сейчас она вынесет приговор.
- Ты очень на меня обиделся?

Две недели просвистели пулей. В субботу я уговорил Риту съездить в Клоково. Такое название когда-то носила деревенька у окраины города. Город проглотил ее, смел с земли деревенские хибарки и Клоковым теперь звался участок «пересеченки», где растянулась областная трасса мотокросса.
Мы добрались на трамвае до конечной, потом шли пешком километра два. Рита оглядывалась, она никогда здесь не бывала раньше, потому что к мотокроссу относилась равнодушно.
Рев моторов слышался издалека. Мы подошли ближе и увидели двух мотоциклистов в кожаных забрызганных грязью «латах». Они о чем то спорили, размахивая руками. Мотоциклы стояли в стороне такие же грязные, как и их хозяева. Мы приблизились.
- Это дядя Витя,- сказал я Рите,- А это Юрка. Мой двоюродный брат.
Они поздоровались. Дядька одобрительно посмотрел на Риту, а Юрка так глаз и не сводил. Он на три года старше меня и давно женат. Его жена Валя очень симпатичная, но по сравнению с Ритой…
- Рот закрой,- прошипел я ему,- Отойдем, надо поговорить.
Мы отошли. Дядька жаловался Рите на сына, «распахавшего» трассу.
- Я ему сто раз говорил,- ждем еще две недели пока не подсохнет трасса. Так нет же, чудак взялся гонять. Вон чего натворил стервец.
Рита с улыбкой кивала и с нетерпением поглядывала на меня.
- Девчонка класс,- Юрка пошло прищелкнул языком,- Такую только на «Мерседесе» катать. Но за неимением… Бери мою «Яву».
Он протянул ключи.

Мы надели шлемы. Я старый Юркин, а Рите достался «неодеванный» чехословацкий. Она сразу стала похожа на инопланетянку.
Проехали по проселку с километр, два по «грейдеру» и вылетели на шоссе. «Ява» взревела двумя цилиндрами и понеслась упруго отталкиваясь от асфальта. Рита обнимала меня руками и так тесно прижималась, что спине стало жарко. Стрелка спидометра дошла до ста двадцати.
- Сбавить?- крикнул я обернувшись.
- Чтоо? Ааа, нет не надо. А можно еще быстрее?
Я крутанул ручку, «движок» взревел. Стрелка качнулась к ста сорока. Я слышал, что «Явы» иногда «клинит» когда гонишь на предельной скорости больше десяти минут, но чего не сделаешь ради такой девчонки.
Около поворота на Аркадьево, я притормозил. Рита ослабила хватку и захотелось добавить скорость.

- Красиво,- сказала Рита.
Белоснежная церковь с золочеными куполами опускалась к Волге. Белые облака висели в неподвижном небе. Одно из облаков словно зацепилось за золоченый православный крест. Тишина и только крики ворон нарушают гармонию.
Навстречу вышел дьякон в черном обличии с окладистой русой бородкой.
- Поп,- сказала Рита с легким замешательством.
- Дьякон,- поправил я.
Тот приблизился к нам. Веснушчатое лицо и голубые глаза.
- Это мой двоюродный брат Виктор,- пояснил я Рите,- Родной Юркин брат.

Мы вернулись к мотоциклу.
- Ты мои смотрины устроил что ли?- спросила Рита раздраженно. Общение с «попом» выбило ее из колеи.
- Ну у тебя и братья. Один на мотоцикле гоняет, другой за него молится сутками.
И предложила.
- Давай пройдемся немного. Здесь так красиво.
По правде, красоты особой не наблюдалось. Голые березы с осинами и ужасный ольховник, а под деревьями в блеклых лужах еще белеет снег. Мы прошли по более менее твердой тропке с полкилометра. Дошли до ельника, и Рита сразу исчезла в нем.

Мы возвращались к мотоциклу.
- При церкви есть туалет,- сказал я.
- Еще чего. Я не хочу заходить туда. Даже за ограду заходить не хочу. Ты не обижайся, но мне кажется, что эти попы немного свихнуты. Как можно всерьез верить в то чего не может быть?
Она внимательно посмотрела на меня.
- Может, ты веришь в бога?
- А если верю, то что? Перестанешь со мной встречаться?
Ее взгляд стал напряженным и ужасно разочарованным. Я понял, что перегнул палку.
- Рит, я понятия не имею есть бог или нет. И никто не имеет.
- Она вдруг переменилась.
- А вдруг он есть? А я богохульствую.
И засмеялась.
- Я тоже не знаю, но эти верующие, во всяком случае те которых я встречала, такие пришибленные. Прямо не от мира сего. И твой братец такой же.

Витя родился в пятьдесят первом году. Дядя Витя тогда был женат на тете Вере. Я не знал ее, потому что она умерла при родах, и маленького Витьку выхаживала моя мама. Потом дядя Витя женился во второй раз на тете Зине, и у них в пятьдесят четвертом родился Юрка.
Виктор Викторович рос, окончил школу. Точные науки ему не давались, его стихией были литература и языки. Кажется, он собирался на «иняз», но перед выпускными его пригласили в Горком комсомола и предложили совсем другое. Вот так он оказался в Загорской семинарии. Из Приволжска туда поступило трое. Первый год семинаристы жили вне стен семинарии на съемных квартирах. Своего рода проверка на прочность. Двое не выдержали и утонули в «кабацком чаду». А Витя оказался стойким и прошел испытания с честью.
Я рассказал об этом Рите и к моему удивлению, она не удивилась.
- Я о чем то таком догадывалась,- сказала она задумчиво,- У нас в классе был один «гуманитарий». Как он меня с этими комсомольскими поручениями доставал. А глазенки такие слащавые и похотливые. Все думали он по партийной линии пойдет. Трепло еще то было. А он в семинарию. Я узнала,- обалдела. Все равно не понимаю таких людей. Оторваться от мира..
- Рит, какого мира? Витькин приятель получил приход под Ярославлем. Совсем рядом с городом. Квартира в Ярославле, домина в пригороде. Ты бы видела какой домина. Машина, гараж. А парню всего двадцать пять лет.
- Он обманывает людей. Этот дом и машина колом в горле встанут. А ты тоже так же мог бы?
Она спрашивала, а сама уже все про меня решила. Поэтому смотрела враждебно. А я сам не знал ответа. Может быть и смог бы, а может совесть замучила.
- Ты не такой,- вдруг сказала она,- У тебя глаза честные. Не то, что у вашего Вити.
И заторопилась.
- Давай уедем быстрее отсюда.
Я хотел поцеловать ее, но она округлила глаза и кивнула на колокольню. Я завел мотоцикл и сел за руль. «Ява» тихонько урчала как котенок.
- А на мотоцикле так здорово. Машина совсем не то. Коробка со стеклами, а тут все чувствуешь. А ты ГАИ не боишься?
- А чего мне бояться, у меня есть права.
Я показал ей корочки. Она взглянула с улыбкой, я вспомнил длинного на «жигулях» и сник.
- А ты на тех мотоциклах сможешь?- спросила Рита.
- Когда то ездил. Давно.
- Дай слово, что больше не будешь. А доверенность у тебя есть?
- Зачем? Здесь все ГАИшники Юркин мотоцикл знают. Мастер спорта международного класса.

Мы возвращались. Ритины руки опять сжимали мои бедра.

Юрка тренькал на гитаре, дымился мангал, аромат шашлыка заполнил вселенную. Я сглотнул слюну и Рита тоже.
Дядя Витя разливал водку. Я отказался, а Рита немного выпила. Юрка пел что-то про геологов.
- Спой вот эту. «А ты опять сегодня не пришла»,- попросила Рита.
Юрка запел. Она слушала забыв обо мне.
«Перчатки сымишь прямо у дверей
Потом положишь их на подоконник…»
Рита, словно почувствовав мое настроение, обернулась ко мне.
- Ты чего?
Вдруг взяла бутылку и плеснула мне в стакан.
- Выпей.
Я послушно проглотил «огненную жидкость» и впился зубами в соленый огурец.
Рита больше не пила, а я выпил еще, а потом еще и меня прилично развезло.
Шли к трамвайной остановке, и я твердил.
- Рит, не уходи от меня сегодня. Пожалуйста.
Просьба была нелепой, и я понимал, что она уйдет. Не в сквере же на скамейке нам коротать ночь. И в свою квартиру она меня в таком виде не пригласит. Я все понимал, но продолжал повторять.
- У тебя есть двушка?- вдруг спросила Рита.
Я пошарил в карманах и нашел. Она скрылась в телефонной будке. Я любовался девушкой через стекло. Сердце замирало. Она вышла и смотрела на часы. Я взглянул на свои. Было около восьми.
- На последний не успеем,- сказала тихо Рита, будто самой себе.
- Куда?- тупо спросил я.
- Прокатишь девушку на такси?
Я ее бы и на ракете прокатил. Одолжил бы много денег, свои все потратил и прокатил до Марса и обратно.
Мелькали пригороды, потом потянулись поля, замаячила деревенька.
- У какого входа в «Прогресс»?- спросил таксист.
Рита ответила. Я рассчитался, мы выбрались из машины. Взвизгнув покрышками, таксомотор унесся в город, а мы прошли в садоводческое товарищество «Прогресс». Сначала шли прямо по центральной дороге, потом свернули в боковую улочку, потом еще раз свернули, и я совсем запутался. Если Рита сейчас бросит меня здесь, я буду бродить до второго пришествия.
Наконец мы подошли к довольно приличному домику с низкой крышей. Дверь была заперта.
- Ключ в сарае,- сказала Рита,- А ключ от сарая…
- На дне колодца.
- Точно. И ты сейчас за ним нырнешь.
Она пошарила за бревнами у сарая и достала консервную банку. Ключ находился в ней. Мы зашли в сарай. В нос ударил запах прелого сена.
- Осень была дождливая, и сено не успели высушить,- объяснила Рита.
- Зачем вам сено? Вы корову держите?
- Сено для того, чтобы в нем валяться. Понял?
- И сексом заниматься,- добавил я неожиданно для себя самого.
Рита глянула странно.
- А ты занимался в сене?- спросила она, и по ее интонации я понял, что она занималась, и ей не понравилось. Может, это результат моего пьяного воображения?
- Я вообще им не занимался,- промолвил я.
Она шарила по полке. Пожала плечами.
- Нет ключа. Наверное, родители домой забрали. Ну ничего, переночуем здесь. Я внизу, а ты на сеновале.
У меня отвисла челюсть. Тошнотворный запах сена пол беды. Самое главное собачий холод.
Как же она смеялась.
- Ой не могу, у тебя лицо такое стало. Вот ключ, не переживай.

В доме было холодно. Градусов десять, не больше. Рита достала из кладовки электрический обогреватель напоминающий локатор противовоздушной обороны. Дом состоял из трех комнат, кухни, прихожей и террасы. Я затащил «локатор» в самую маленькую комнату и включил в розетку. Потоки тепла заструились по комнате. Рита вышла из дома и вернулась минут через двадцать с полной авоськой всякой всячины. Хлеб, вареные яйца, ветчина, половина жареной курицы.
- У Машки Дроздовой взяла,- сообщила она,- Соседка живет через два дома от нас. А больше никого нет. Вообще никого. Представляешь, мы одни.
- А ружья у вас здесь нет?
- Нет. Будешь руками и ногами отбиваться.
Она схватила меня за руку и уволокла из комнаты.
Мы забрались в узкий лаз, уходящий под дом. Стало еще холоднее. Вспыхнул свет. Мы стояли в маленькой комнате в четыре квадратных метра с низким потолком, давящим на макушку. Вдоль стен деревянные стеллажи заставленные банками разного объема, бутылками и ящиками.
- Папа с дедушкой построили. Здесь даже летом температура выше четырех градусов не поднимается, а зимой не опускается. У тебя дома такой есть?
У меня не было такого погреба. Она посмотрела победно и принялась командовать. По ее указанию я выбрал несколько банок с маринадами и соленьями.
- Ты вино будешь?- спросила Рита.
Я отрицательно покачал головой.
- А я буду. Бери вот эту бутыль.
«Локатор» таинственно сиял в полутьме комнаты. Было жарко. Может, так показалось, потому что мы вернулись из промозглого погреба.
Мы пили вино, которое ее отец готовил из ягод и фруктов произрастающих на участке. Теперь уж и Рита захмелела. Я попытался поцеловать ее. Мы сидели рядом касаясь друг друга плечами. Я приобнял ее и поцеловал в шею. Рита отсела в сторону. Потом она сорвалась с места и убежала в огород. Вернулась через несколько минут. Я слышал, как плещется вода в умывальнике.
Она зашла в комнату, а я убежал «до ветру». Вернулся и мыл руки, а когда зашел в комнату, Рита лежала в постели закутавшись в одеяло. Я растерялся.
- Чего ты ждешь? Гаси свет, раздевайся и забирайся сюда.
Я потрясенно погасил свет и начал расстегивать джинсы.
- Ты трусы то оставь,- посоветовала Рита из темноты.
Я забрался под одеяло и меня обжог холод. Аж поджилки затряслись.
- Надо было сначала тебя запустить,- съязвила Рита,- Бедная девушка согревает тебе постель.
Ее ладонь коснулась моей груди.
- А ты ничего, теплый.
Она придвинулась ближе, и я ощутил жар ее бедра. Потом мы начали играть. Я пытался поцеловать ее. Естественное желание целовать женщину, лежащую в постели рядом с тобой. Она отпихивала меня, смеялась и не давалась. А руки мои взяла в плен сжав своими. Поначалу я разгорелся, потом утих. Не насиловать же мне ее в конце концов. Почувствовав, что я подостыл, Рита легла рядом плечо в плечо и заговорила.
- Я вернулась домой… Нууу после нашей первой встречи. Пальцы на ногах прихватило. Забралась в ванну, пустила воду и вдруг вспомнила тебя. Как ты про мои танкетки говорил. Увидел и сразу подумал, что мне будет холодно. Даже про шоколадку забыл. Я с другими парнями встречалась, и всем было наплевать в чем я. Лишь бы красиво и модно. Как будто я игрушка, которой можно похвастаться. Даже мама видела в чем я пошла и ничего не сказала. Я вспомнила про тебя и как зареву. Полчаса не могла успокоится. Мама забеспокоилась и стала в дверь стучать. А мне так стыдно было, что я тебя так отблагодарила. В кавычках. Пришла на лекцию, тебя нет…
Она уткнулась носом в мою щеку и заплакала.
Я трогал губами мокрое от слез лицо. Я мог бы сейчас отдать за Риту жизнь. Наши губы встретились.

В конце июля произошел такой случай.
Я шел по переулку к Ритиному дому. Астаховы жили на даче. Рита попросила меня забрать корреспонденцию из почтового ящика. Знакомый подъезд уже замаячил впереди. Черная «Волга» взвизгнула тормозами и забралась на край тротуара преграждая путь. У меня не было знакомых разъезжающих на черных «Волгах». Я обогнул машину и пошел дальше. Меня окликнули.
- Эй, пацан.
Я обернулся, собираясь ответить родным «трехэтажным» и увидел великана Женю - бывшего Риткиного воздыхателя.
- Сядем в машину,- предложил он.
Я колебался. А вдруг на заднем сидении кто-то притаился.
- Ссышь?
Я забрался в машину. Женька сел за руль.
- Ты к ней?- спросил он сумрачно.
- Какая разница?
- Прокатимся?
Он мог увезти меня сейчас к черту на рога, где поджидали его дружки. Да он и сам был не хилый и наверняка справился бы со мной в одиночку. Разум подсказывал, что надо выйти из машины.
- Прокатимся,- согласился я.
Он посмотрел на меня и хмыкнул. Мы проехали мимо Ритиного дома, на перекрестке свернули влево и миновав новостройки, углубились в лабиринт улиц частного сектора.
- Не по себе рубишь сук,- сказал Женька.
Я решил выслушать его до конца и не ответил.
- Ритка обеспеченная и избалованная достатком. Ты этого не понял еще?
Я не отвечал.
- Ты не сможешь обеспечить ей нормальную жизнь. Я бы смог, а ты нет.
Я молчал.
- Видел, какую тачку отхватил? В кооператив взнос внес. Через год квартиру получу. А ты где собираешься с ней жить? У ее родителей?
Мы проехали частный сектор, миновали эстакаду. Неожиданно Женька перестроился в левый ряд, резко развернулся и мы понеслись обратно. Снова замелькали утлые домишки. Невдалеке от Ритиного дома, Женька остановил машину.
- У нас все было нормально, так маленькая ссора... И влез ты. Чего она в тебе нашла? Пойми, у вас ничего не получится. Проживете год, максимум два. И разбежитесь. А у меня вся жизнь под откос.
Он говорил еще что-то в том же духе, перечислял свои заслуги и Ритины недостатки. Я вдруг узнал, что она часто жалуется на боль в пояснице.
- А это при чем?
- Зачем тебе больная девчонка?
- А тебе?
- Я люблю ее.
Я не выдержал и распахнул дверь. Взглянул на него напоследок. Его лицо сжималось гармошкой. Неужели он надеялся договориться со мной?
- Я не смогу тебе помочь,- сказал я сухо и вышел из машины.
Взревел мотор, взвизгнули покрышки, и «Волга» унеслась вдаль.
Только бы мне никогда не побывать в его шкуре. Наверное, он мучился и разговор начал от того, что не мог терпеть эту муку внутри себя и вывернул себя наружу.
Я подумал тогда, что мне воздастся однажды.

В конце июля Рита уехала вместе с мамой к родственникам в Ялту. Дней на десять, как она сказала. Прошла вторая неделя, а она не возвращалась. Пятнадцатого августа в воскресенье я позвонил Сашке Гросбергу. Позвонил просто так. Покоя не находил, ожидая Риту и пытался хоть чем-то развлечься. Преображенск дали через сорок минут.
- А чего ты дома?- спросил удивленно Сашка,- С Риткой поссорился?
- Она на море.
- Я вчера ее видел у вокзала. Они садились в такси. Она и ее мать.
Я спросил его о чем-то, он ответил, а я уже не слушал. Еще перебросились несколькими фразами и распрощались. Наверное, он долго не мог потом понять, зачем я звонил.
Я снова позвонил в междугороднюю и заказал Ритин телефон.
На этот раз пришлось ждать всего минут двадцать. Ответила Рита.
- Ты уже дома?- спросил я млея от ее голоса.
- Привет,- ответила она как-то вяло.
- Я приеду через два часа.
- Давай завтра.
- Нет, я сейчас приеду.
- Володь….
Я повесил трубку.

Позвонил в заветный звоночек у двери. Тишина. Я позвонил еще пару раз. Мне никто не открыл. Вышел из подъезда. На скамейке две старушки лускали семечки.
- Милок, ты не Риту часом ищешь?- спросила одна из них.
Я кивнул и уставился на них. Эти бабуськи, по-видимому, знали многое.
- Уехала она полчаса назад.
Внутри похолодело.
- На чем?
- На большой черной машине.
- На «Волге»,- уточнила вторая старушка.
Ну вот и все. Не дооценил я Женьку и его автомобиль. Вспомнил, как провожал Риту на вокзал. Все было прекрасно. Я видел по ее глазам. Когда же он успел? А Рита то… Все ее слова ложь.
Не заметил, как оказался на проспекте. Нет, я не мог смириться. Что-то не то. Не могла Рита так поступить со мной. Может, просто совпадение? Уехала куда-то срочно. Например, в больницу. Поэтому не хотела, чтобы я приезжал. А черная «Волга»?
Я рванул на дачу.
Ритины родители развели руками. По их лицам прочел, что про черную «Волгу» им ничего не известно. Отказался от чая. Мозг пылал. Я понял, что она вернулась к Женьке.
В магазине купил бутылку водки и поехал к брату Юрке. Он жил в собственном доме в Заволжье. Трамвай трясся на стыках рельс как припадочный и неприрывно трезвонил. Вагончики раскачивало из стороны в сторону, подвеска грохотала в такт моему настроению.
Я брел по переулку, Юркин дом показался из-за угла. Черная «Волга» стояла у ворот. Соседский мальчишка Павлик надраивал мокрой тряпкой ее бока.
- Ваша?- спросил я с восхищением.
- Неее. Дядиюрина.
- Как это дяди Юры? Откуда?
- Купил. А ты чё, не знал?
Я покачал головой, и как зачарованный смотрел на автомобиль. Потом развернулся и кинулся к калитке.
- Он в Крыму гонял, занял второе место,- крикнул мне вслед Павлик.
Юрка выскочил навстречу, глаза бегают по сторонам. Все сошлось. Я не стал его бить. Нельзя бить брата. Даже из-за женщины.
Для чего я хотел увидеть ее сейчас? Не знаю. Просто хотел заглянуть в ее глаза. Проскочил мимо Юрки. Тот и не пытался меня удержать. В сенях зацепился за корзину с помидорами и с остервенением саданул по ней ногой. Мясистые плоды запрыгали по ступенькам и по полу. Оставляя за собой томатную кашу, я рванул к двери в комнату.
На диване сидела Юркина жена и вязала. Спицы замерли в ее руках.
- Ты чего?- спросила она изумленно.
Я развернулся и выскочил на улицу. Юрка стоял на том же месте.
- Я тебе все объясню,- сказал он испуганно.
Нельзя бить брата.
Я ударил левой снизу. От правой он бы увернулся, а удар левой пропустил. Я ударил бы его и ногой, я, наверное, убил бы его, но Валька прыгнула мне на плечи. И я не сел в тюрьму за убийство двоюродного брата своего.
Я вернулся в свой город зализывать душевные раны. Время шло, а раны будто бы стали больше. Каждый междугородный звонок приводил в трепет. Я ненавидел Риту и ждал ее звонка. В первые дни ждал с жестокой мстительностью. Представлял, как она начнет оправдываться и сбивчиво повторятся, а я буду слушать молча и только изредка покашливать, чтобы она знала, что я слышу ее исповедь. А потом я бы что-нибудь сказал. Что-то такое обличительное и зловещее. И она бы поняла, что все, прощения ей нет и заплакала бы навзрыд. Я повесил бы трубку, а Рита страдала. Так ей суке и надо.
Но время шло. Уж август заканчивался, а Рита не звонила. И тогда начал страдать я. Если бы она все-таки позвонила и попросила приехать? Я поехал бы к ней.
Август закончился, я уехал со своей группой поднимать сельское хозяйство в один из подшефных совхозов на самый север области.
Занятия начались с третьего октября. Я пришел на лекцию по гидравлике и увидел Риту. Она о чем то беседовала со своей одногрупницей Леной Воронцовой. Посмотрела на меня, кивнула небрежно и опять повернулась к Лене.
Почему то я думал, что она занервничает увидев меня, а потом начнет сторониться.

Рита стояла у окна, она любила глядеть в окно. Наверное, ее не интересовал пейзаж, просто она в это время думала о чем-то. Я подошел. Она заметила меня, но голову не повернула.
- Привет,- сказал я.
Она обернулась.
- А, это ты? Привет. Как дела?
Притворялась она, что ли? Или ей на самом деле было безразлично мое присутствие? Может это вообще не моя Рита, а ее двойник?
- Чего ты так смотришь?- спросила она.
- Ничего,- сказал я,- Просто увидел тебя в первый раз по-настоящему. Будь счастлива Рита.
И ушел. Почти. Воображение вдруг нарисовало мост. Воздушный тончайший невидимый мост соединяющий меня с Ритой. Мост этот был бесконечен и крепок. И еще он работал только в одном направлении. От меня к Рите. И пока он существовал, я был обречен однажды оставив все, ползти по нему из любой точки своей жизни на другую его сторону.
- Что-то еще?
Теперь она и голову не повернула. Смотрела в окно.
- Я думал, что ты порядочная девчонка, а ты оказалась обычной шлюхой,- сказал я
Рита мгновенно обернулась.
- Даешь всем подряд.
Я еще что-то хотел сказать обидное, но увидел ее глаза и замолчал. Я думал, она разъярится и врежет мне. А она безвольно опустила руки, и смотрела на меня беззащитными глазами. Как ребенок. Я понял, что совершил подлость. Я добился, я разрушил наш мост.
Через год Рита вышла замуж за Женьку. Тот уже ездил на «Volvo» и занимал ответственный пост в одном из министерств в Москве.

1989 год.
Рубинштейн хорошо сохранился. Складки у носа стали жестче, и сам нос еще сильнее походил на клюв хищной птицы. Тонкие губы и холодный острый взгляд черных глаз. Он подошел к бывшим своим студентам. Думаю, их судьба мало трогала его, но он сумел улыбнуться очень естественно, и даже глаза его вдруг потеряли колкость. Он расшаркивался с дамами, а с ребятами здоровался за руку. С каждым по очереди. Заглядывал в глаза и безошибочно называл фамилию. Он гениально запомнил всех нас.
Мы с Таней стояли особняком. Что-то мешало мне подойти к остальным, а Таня почему то тоже не подошла.
Рубинштейн поздоровался с Васей Трошиным последним из собравшихся, назвал его фамилию, пожал руку и облегченно вздохнул, будто закончил очень сложный проект, соблел формальности и рад, что все закончилось. Он окинул взглядом вестибюль и увидел нас.
Пока он преодолевал пять или шесть метров разделявших нас, осуждающие взгляды ударили по мне, словно артподготовка перед атакой. Надо было подойти к остальным, ну хотя бы сделать шаг навстречу.
- Бухарина... Таня. Помню, прекрасно помню вас Танечка. Прекрасно помню.

Со мной поздоровался подчеркнуто сухо.
- Здравствуйте молодой человек.
И не подав руки, отошел к Гольдманам. Рита смотрела на меня с осуждающим презрением.
Рубинштейн исчезал под аплодисменты. Гольдман в сером величественно вознес руку.
- Друзья, минуту внимания.
Все обернулись к нему.
- Таня, команда в сборе?- продолжал Гольдман.
Бухарина смотрела в тетрадь и шевелила губами.
- Вроде в сборе.
- Вроде или в сборе?
- Двоих нет. Колесова и Захмылова. Но они предупреждали, что могут не придти. А остальные все.
Гольдман взглянул на часы.
- Двадцать минут одиннадцатого. Ждать больше не будем. Ребята, выходим на улицу. Автобус у входа. Рассаживаемся. Мест хватит всем. Добираемся до Речного, садимся на катер и сразу отчаливаем.
Рядом со мной стоял Слава Лопатин из нашей группы.
- Вить,- попросил он,- Дай нам еще минут десять. Напоследок сбегаем кое-куда.
- Да, пожалуй. Только десять минут,- грозно сообщил Виктор.
Теперь я знал, кто из них кто. В сером - Виктор, в синем – Борис.
Поднялись на второй этаж. Трусцой, обгоняя меня, проскочил Толик Петров.
- Обоссым на прощание институт,- сообщил весело он.
Дамы целомудренно ушли на третий этаж. Только Таня и Лена Портнова видно не поняли выкрутасов своих бывших подруг и увязались за нами.
- Петров как был придурком, так и остался,- презрительно фыркнула Таня,- Жизнь не изменила.
- С кем поведешься,- усмехнулась Лена,- Он всю жизнь мастером работает.
- А что мастер, не человек что ли?
Они заспорили, и я понял, что встреча предстоит не простая.
Мы вернулись вовремя, а девчонки с третьего этажа задержались минут на десять.
- Чего вы туда поперлись?- спросила Таня.
- Ну тебе все равно, а нам нет,- ответили ей.
- Ежели вы стесняетесь зайти в сортир, отгороженный от мужского капитальной стеной, зачем тогда ехать в «Электроник»? Можно было бы посидеть в ресторане и целомудренно разойтись по домам часов в девять... А лучше в семь.
- Ты на что намекаешь?- спросила Рита,- Ты чего в «Электронике» собралась творить?
- Разврат,- хихикнул Петров.
- А ты помолчи... Ушибленный на голову,- огрызнулась Таня.
- Ну, началось,- сказал Сашка Прокофьев - мой бывший одногруппник. Мы совершенно случайно оказались сейчас на соседних местах. А может, он подсел ко мне умышленно. Его личность не отложилась в памяти. Учился он, кажется средне, спиртным не злоупотреблял.
- Ты где трудишься?- спросил Сашка.
Мне не хотелось обсуждать с ним «карьерные» вопросы. Я буркнул что-то про Приволжск.
- Квартиру получил?
Я кивнул.
- Большую?
- Трешку.
- А я в Электростали. Как распределился, так и работаю. Квартиры пока нет. Живу в общаге. В семейной. Комната, конечно хреновая. Всего двенадцать квадратов и перспективы никакой. Еще пару лет подожду и смотаюсь в Беженск на свою родину. У родителей трешка. Кроме меня никого нет. А у меня жена и ребенок. А у тебя?
- Тоже.
Я не стал развивать тему.
- А Витька Гольдман в Москве квартиру получил,- продолжал Сашка с завистью,- А Борька в Преображенске. Евреи, одним словом. Лопата в Красногорске уж года три в своей квартире живет. В тресте каком-то работает. Слепки оба брата в Ногинске. Сашка получил квартиру, а Юрец в общаге парится. Я их частенько вижу. Ногинск и Электросталь рядом. А помнишь Игорька Челищева? Начальник ОТК на заводе в Подольске. Бухарина в Преображенске в тресте, Лапин в Химках в Главке.
Кажется, я задремал. Прокофьев несильно ткнул меня локтем.
- Ты не слушаешь?
- Чего?
- Я говорю, Ритка офигенно устроилась. Квартира в Москве, дача под Москвой. Муж на «Мерседесе» ездит, а она на «Пежо». Такая итальянская машина.
- Французская.
- Какая разница. Телек «Грюндик» с огромным экраном.
- Ты откуда знаешь?
- Лапин рассказывал. Они общаются. Говорит, собаку сервелатом кормят. Ритка из загранки не вылезает.
- Красиво жить не запретишь,- сказал я, чтобы что-то ответить.
- Ты ведь с ней когда-то того…,- зашипел Сашка.
- Чего того?
- Неважно. Бортонула она тебя и видишь куда забралась.
- Ну забралась и забралась. К нашей с тобой жизни это какое отношение имеет?
- Никакого. Но обидно же блин. Кому то все, а кому то хрен с маслом. Я знаешь, как вкалываю? Ночные смены не хрен собачий. Пашу как папа Карло. А какая то манда берется меня учить.
- Астахова?
- При чем тут она. Она, вообще со мной не разговаривает. Она ни с кем не разговаривает. Только с Гольдманами. Это Наташка Князева взялась меня учить. Говорит, что кроссовки с брюками нельзя носить. Моветон, мол. Слово то, сука, какое откопала. А мне по хрен, можно или нет. Я ношу и все.

Автобус остановился у Речного вокзала. Борька Гольдман вышел первым и скрылся за дверями монументального здания, а Витька услужливо подал руку Рите. До меня вдруг дошло, что они москвичи и вполне возможно находятся в каких-то отношениях. Сердце обожгло.
Дальше как в ускоренной съемке. Мы забежали на борт теплохода, матрос лихо отвязал швартовочные канаты, и судно отчалило.
Многие спустились в салон, в том числе и Рита с Гольдманами, а я остался на палубе. Теплоход проплыл с полкилометра по Волге и свернул в Нагорку -  не широкую речку, берущую начало где-то в Новгородчине. Берега поплыли мимо, меняя пейзажи. Сначала справа и слева встали стеной сосны с золотистыми стволами, потом бор резко закончился, сменился березняком. Белые стволы в шелестящей листве побежали во все стороны до самого горизонта, а над рекой, склоняясь до воды, нависли ивы. Вдруг начались болота с камышовыми порослями. Цапля выглянула из зарослей, выводок диких уток скрылся в камышах. Огромные перламутровые стрекозы сновали туда-сюда. Одна села на поручень и уставилась на меня двумя коричневыми полушариями глаз.
Зря я ввязался в эту поездку. Два дня наблюдать перипетия отношений Риты с любовником… Нет уж, увольте.
Стрекоза дрогнула крыльями, собираясь умчаться в небесную высь, но я оказался проворнее.
- Ты живодер,- сказала Рита за моей спиной,- Что тебе сделала бедная стрекозка?
- Хотел сделать тебе подарок. Держи.
- Нет. Отпусти ее сейчас же.
Я разжал ладонь. Стрекоза взглянула благодарно на Риту и улетела, царапнув на прощание мой палец.
- Ты обиделся на меня на всю жизнь?- спросила не громко Рита.
- С чего ты взяла?
- Как ты живешь?
- Так… Живу,- ответил я не весело.
- Я за тебя рада.
Чему она радовалась? Думаю, любой дебил догадался бы с одного взгляда, что мне очень плохо сейчас.
- Я собственно вот что хотела сказать,- продолжала Рита,- Прошу, не устраивай разборок. Ни сегодня, ни завтра. А то выпьешь и начнешь.
И я понял, что мое состояние ее не волнует совершенно и спросил сухо:
- Ты о чем? У меня давно своя жизнь и твоя меня не касается.
- Ну и хорошо, а я боялась..
- Зря боялась.
Из двери высунулся Витька Гольдман.
- Рииит.
Она обернулась и улыбнулась ему.
- Иду.
Реку обступил сосновый бор и через двадцать минут теплоход уткнулся в причал.

                Продолжение следует.