Тени забытых предков

Реймен
                Солдатушки, бравы ребятушки,
                А кто ваши деды…
                (из старой солдатской песни)
               
       На этом сайте многие пишут о своих  корнях,  отдавая  им дань памяти.
       Решил и я рассказать   немного о своих, тем более, что  кое-что о них знаю.   Особенно о дедах, с которыми связаны  дорогие сердцу воспоминания.
       По прошествии времени их лица не стерлись в памяти, я помню родные голоса, тепло рук и отблески  далекого детства. 

       Лев и Варвара. 
 
       Дедушку по линии отца звали Лев Антонович Ковалев, он был белорус    и родился в 1893 году в крестьянской семье, Чериковского уезда Могилевской губернии.  С его слов жили они на хуторе, где занимались хлебопашеством,держали пасеку и выращивали скотину.
      О родителях деда я ничего не знаю, но кроме него в семье были еще два   брата -  младшего из которых звали Александром.
       Лев Антонович был грамотным - знал письмо и счет,  обладал изрядной силой (на спор ломал подковы), а еще увлекался французской борьбой, что было нехарактерным для тех мест и его  сословия.
       По праздникам, вместе с братьями, он навещал губернские ярмарки и базары,    где  боролся за деньги и призы  с цирковыми атлетами.
       В 1914-м  дедушку «забрили» в армию, и в составе  корпуса  генерала  Брусилова  он воевал в Галиции и Австро-Венгрии. Судя по всему,  неплохо, поскольку заслужил медаль «За храбрость». 
       После революции  дед вернулся домой, где застал бедность и запустение.
       Новую власть не воспринял,  а когда та стала донимать продразверсткой,  в 1918-м  подался  в Донбасс, заработать на лошадь и корову (тех что были) отобрали.
       Там устроился на одну из шахт вблизи поселка Лозовая Павловка Славяносербского уезда, где, получив место в казарме, стал работать забойщиком.
       А несколько позже создал в шахтоуправлении  секцию французской борьбы, которую  активно посещали более сотни  горняков. Они не раз ездили на соревнования  в  Юзовку,  Луганск и Екатеринослав,    заветной мечтой  деда было встретиться с тогда широко известным в России борцом Иваном Поддубным.
       На шахте  Лев познакомился со своей будущей женой, в девичестве  Анной  Марковной  Литвиновой, уроженкой Курской губернии, с которой вскоре бракосочетался  в Павловской церкви.
       Местный край, представлявший в то время плодородные степи, перемежающиеся тенистыми балками и дубравами,  молодой чете понравился, и они решили  в нем остаться.
       Спустя  семь лет, родив  дочь и четверых сыновей (старшим был мой отец), Анна умерла,  и дед женился вторично, на ее младшей сестре Варваре.
       Жизнь в стране налаживалась, в числе других им выделили двадцать пять соток  чернозема вблизи  поселка «Рудник Краснополье», и  семья  занялась обустройством.
       Для начала возвели  дом из песчаника, который сами ломали  в карьере  и возили на лошадях до места (Варвара Марковна была под стать мужу рослой и сильной), затем   надворные постройки с погребом, а потом распахали целину под  огород с садом. 
       В дополнение к пятерым старшим, родили еще двух (мальчика с девочкой), но при неплохих заработках  Льва Антоновича, денег не хватало.
       И тогда дед явил еще одну способность -  к азартным играм.
       Один-два раза в месяц  он отправлялся  по выходным  на городские и сельские ярмарки, где играл  в карты  с  местными торгашами и цыганами.Назад, как правило, возвращался  в солидном выигрыше, но бывали случаи, когда продувал все, вплоть до коровы и самовара с патефоном.   
       В таких случаях становился мрачнее тучи,  и восполнял утраченное  сутками работы  под землей,  давая стране угля стахановскими темпами.По характеру Лев Антонович был немногословен и крут, семейных держал «в узде» и при деле.
       Варвара Марковна выполняла все работы по дому сама (дочь умерла во младенчестве), старшие сыновья помогали дедушке обихаживать скотину, а младшие пасли гусей и уток  в  недалекой балке.
      Сам дед тянул за двоих  и после смены мог  управляться по хозяйству до утренней зари, за что его звали двужильным, а  когда бил к праздникам кабана,   непременно выпивал кружку крови для укрепления здоровья.
      Примерно в это время произошел случай, который характеризовал его и как весьма прозорливого человека. О нем мне рассказывали отец  и его двоюродный брат Владимир.
      Шахтоуправление было достаточно богатым, (при нем работало общество Осавиахима  с парашютной вышкой, аэродромом и планерами), а в поселке кроме больницы, магазинов и школы, имелся большой клуб с  духовым оркестром, в котором помимо кино и танцев,  регулярно выступали профессиональные артисты.
      В тот раз  был сеанс харьковского гипнотизера, а после него цирковой аттракцион, в связи с чем зал был полон.
      Сначала на сцене выступили  гимнасты и жонглеры, а потом  был показан поединок  борца с медведем, где победил первый.  Номер вызвал гром оваций, а потом  конферансье, успокоив зал, предложил желающим попытать счастье за  денежный приз и немалый.
      Многие стали выкрикивать имя деда, но тот отказался, и тогда на сцену поднялся  еще один силач, по фамилии Корсюченко. Его переодели за кулисами в трико,  после чего началась схватка человека со зверем.
      Он был  гораздо ниже кряжистого шахтера, и когда пара облапила друг друга, из зала кто-то завопил « Петро, дави с него глину!».
      В следующий момент в наступившей тишине раздался хруст, циркачи оттащили  мишу в сторону, а Петра увезли в больницу. Косолапый поломал ему ребра.
      - Запомни, Някола, - сказал тогда отец сыну. -  Медведя человек побороть не может. А дрессировщику он поддался для затравки.
      В середине 30-х, летом,  в гости неожиданно нагрянул  младший брат дедушки  - Александр, о котором  семья ничего не знала. 
      Со слов бабушки Варвары   и отца с дядей,  он  был в   высоких чинах  и  служил в органах НКВД  в Ленинграде.  Приехал  гость  в поселок на  служебном автомобиле, щедро одарив родню  подарками, но при всем этом встреча братьев  оказалась на удивление сдержанной.
      После  семейного застолья  они уединились  в саду, где была  «времянка» и там о чем-то проговорили  всю ночь.
      А наутро, уезжая, Александр предложил  Льву  устроить племянника (моего отца) в  военное училище в Москве, что по тем временам  было весьма престижно.
      - Я не служил этой власти, и он не будет,- ответил  старший брат. После чего они расстались.
      Расстроенный до слез сын наговорил  отцу дерзостей,   за что  спустя неделю был определен в шахту коногоном.  С этого момента между моим отцом и дедушкой возникло отчуждение, которое длилось многие годы.
      Между тем жизнь продолжалась, и теперь вместе с дедом под землей трудились  оба старших сына.
      При всей строгости,  Лев Антонович  отпрысков не обижал, и у братьев имелись купленные на заработанные деньги две «тулки» и мотоцикл ИЖ-7,   являвшийся в то время редкостью.
      С ружьями, в полях  и балках, хлопцы охотились на перепелов и зайцев, а на мотоцикле  носились по степи и штурмовали старые терриконы.
      Вскоре им пришло время служить в РККА  и первым, в 1939 - м, туда  призвали  отца, а в начале 41-го  дядю Алешу.
      Затем грянула война,  и в ноябре Донбасс оккупировали фашисты.
      - Эта сволота ограбит всех, - вспомнил дед Австро-Венгрию  и  накануне, забив  кабана, соорудил в земле  схроны,  закопав туда несколько кадок с салом, пшеницу и картошку.
      Немецкая часть обосновалась на узловой станции  Попасная,  а в  Лозовую Павловку   на постой, определились венгры с итальянцами.
      Местных жителей  они ограбили  не хуже гитлеровцев, забирая все подчистую, но дедовы «заначки» не нашли, что позволило семье пережить зиму.
      В  1943 - м  наши края были освобождены от захватчиков, и в  армию призвали  третьего сына дедушки  -  Владимира.
      Они же вместе с бабушкой  и последним - 16 летним Василием, в числе других, стали восстанавливать затопленную  шахту.
      Бабушка и  многие женщины  работали под землей   наравне с мужчинами, а  весной в семье случилась радость. На несколько дней в отпуск приехал  сын  Алеша. Был он старшиной - танкистом  и с двумя орденами.
      После его отъезда на семью обрушились несчастья.
      Очищая  при аварии шахтный зумф (пришлось многократно нырять в ледяную воду), дядя Василий заболел воспалением легких и умер, а в январе 1945-го пришла похоронка на Владимира, он погиб в Восточной Пруссии.
      Дальше - больше. Мой отец, дослужившийся до лейтенанта, после Победы, ответив на оскорбление, лишил жизни польского капитана, за что  был отправлен на пять лет в лагеря «Дальстроя», а вернувшийся с фронта  дядя Алексей,  скончался от ран в госпитале.
      Не особо общительный дед стал еще более молчаливым, а  здоровье бабушки  сильно подкосилось.
      После возвращения  отца  и его женитьбы,  дед вместе со сватом  помогли сыну построить дом  на улице Луговой, где оба проживали, затем  родовое гнездо, создав семьи, покинули младшие дети -  Евгений и Раиса.
      Нас, внуков, они родили пятерых (я старший),  и мы регулярно навещали  деда с бабушкой. 
      Не утратив интереса к земле, они держали корову и другую живность, в обширном саду было множество яблок, груш, чернослива  и вишен, а на небольшой пасеке, которую завел дед, можно было полакомиться медом.
      К тому же Варвара Марковна бесподобно готовила. Ее, вместе с сестрой  Матреной, часто приглашали  в качестве поварих на свадьбы, поминки и крестины, а начиненные  домашние колбасы и  пироги с творогом, не знали в Краснополье  равных. Этому они научились  у своей матери,  моей прабабушки,  которая тогда   была еще жива.
      Звали ее на поселке Литвиниха,  во времена нэпа  прабабка  имела частную торговлю  и  готовила обеды на заказ для начальства. 
      "Байдыкувать"  мне  как старшему, Лев Антонович не давал  и заставлял помогать по мере сил и возможностей.
      Лет с семи, вместе с ним  я чистил стайку  у коровы и помогал задавать ей корм, зимой на санях  мы возили  навоз в огород, а по весне подрезали и окапывали деревья.
      В это время, как только распускалась старая верба за хлевом, дед посылал меня на дерево за зеленой веткой.
      А потом  на удивление ловко  делал ножом из нее дудочку, извлекал  грустный мотив «ты ж мая, ты ж  мая перапелка» и рассказывал о Полесье. Его лесах, туманах над жнивьем и аистах. Говорил наполовину по-белорусски. Я тогда не понимал, что такое тяга к родине и местам где родился.
      И еще по субботам мы   с дедушкой посещали городскую баню (шахтерские поселки разрослись и их объединили в город,  назвав его Брянкой).
      Лев Антонович брал с собой сумку, в которой лежали чистое белье, мочалка с мылом и  дубовый веник,  прихватывал унучка,  и мы ехали в центр на автобусе.
В бане мылись в общем зале, где  имелись каменные скамьи с шайками, а потом дедушка  навещал   парилку.
      Однажды произошел случай, который помню и сейчас. Произвел впечатление.   
      Какой-то  взрослый мужик, крепкий  и  в наколках,  поссорился с дедом из-за шайки, обозвав  того старым хреном.  А в следующий момент получил кулаком в лоб - отливали водою. Было тогда  Льву Антоновичу под семьдесят.
      После бани  мы   спускались вниз, где в буфете он выпивал кружку пива (водку не употреблял),  мне покупал  мороженое.
      В начале шестидесятых  к деду снова приехал  брат, теперь  средний из-под Могилева, с женой и двумя дочками. Все как на подбор крупные и веселые.
      Гостили несколько дней, вместе с родней выпили бочонок медовухи  и съели половину кабана, которого хозяин заколол  по такому случаю.
      Спустя несколько лет умерла бабушка, и  мы   проводили ее в последний путь. Лев Антонович остался один. К сыновьям или  дочке идти отказался, хоть те и настаивали.Живность он всю вывел, но продолжал по мере сил заниматься садом и огородом.
      Вечерами же часто сидел на лавочке перед домом, молча и отрешенно.
      Последняя моя встреча с дедушкой состоялась незадолго  до его смерти.
      Отслужив три года на флоте и поступив на учебу  в Москву,  я прилетел  на ноябрьские праздники в  отпуск  и после встречи с родителями, вместе с отцом, на следующий день навестил деда. А вместе с праздничным  обедом  (старика  дети не забывали), прихватил для него тельняшку.
      Встреча была трогательной, Лев Антонович даже прослезился, чего с ним  раньше не случалось, а потом мы душевно посидели, распив бутылку крымской мадеры.
      По просьбе дедушки я рассказал  о службе, а затем он спросил на кого я учусь и после ответа задумался.
      -  Знать будешь чекистом, как Ляксандр,  - сказал спустя минуту. А потом вздохнул,- эх Сашка, Сашка…
      Через три дня я улетел, а когда был весной на  стажировке в Ленинграде, дедушка умер. Похоронили  его рядом с Варварой Марковной и сыновьями на старинном кладбище в Краснопольевском лесу.
      Спустя много лет, поскитавшись по просторам  Союза и за его пределами, я продолжил службу в Москве, где  наведя справки  в архивах,  установил  личность Александра Антоновича  Ковалева. 
      Он  был комдивом   и начальником   пограничных войск НКВД СССР. Погиб в 1942-м  году при невыясненных обстоятельствах.   

      Никита и  Степанида.

      Родители по линии мамы были не менее интересными, и о них я знаю несколько больше.
      Фамилия дедушка носил Ануфриев и звали  его Никита Степанович, а бабушка в девичестве  прозывалась   Степанидой Афанасьевной  Васалакиевой.
      Их предки  пришли на службу в Россию  во времена императрицы Елизаветы с Балкан, в составе двух  гусарских полков  Прерадовича  и Шевича. 
      Приняв российское подданство, по указам  Сената от 1753 года,  были расселены по правому берегу  рек Северский Донец и  Лугань, образовав военные поселения.   Именовались они по номерам рот, которых было шестнадцать.  Охраняли южные рубежи России и подчинялись напрямую Сенату и Военной коллегии.
      Ануфриевых с Васалакиевыми  определили в поселении «14 рота», на территории Попаснянского района нынешней Луганской области.   По национальности они были волохами  и жили зажиточно, поскольку не несли повинностей, кроме воинской, а земли в округе  отличались плодородностью.
      Дедушка родился в  1889 году году, и по достижению брачного возраста, взял в жены Степаниду. Он отличался гренадерской статью (был еще крупнее свата Левки), а бабушка наоборот, хрупкой  и миниатюрной. 
      Вскоре дедушку призвали на службу    и отправили в 13-й  Нарвский гусарский полк, дислоцировавшийся в Варшаве. Шефом полка  был  император Германии, король Пруссии Вильгельм II,  и он находился на особом положении.
      С началом Первой мировой войны и вплоть до февральской революции, Никита Степанович  принимал участие в боевых действиях  на Юго-Западном и Западном фронтах, где получил чин вахмистра и стал георгиевским кавалером,  а когда  вернулся домой, был мобилизован в Красную армию. Снова воевал, теперь уже в Первой конной армии С.М.Буденного, а в 1920-м  деда, больного тифом, привезли  в село его казаки Передрей с Высочиным.
      К тому времени у них с бабушкой  имелся сын - Александр, и после выздоровления дедушка приступил к мирной жизни. Он был мастером на все руки - знал кузнечное  столярное и плотницкое ремесло, в связи с чем они с бабушкой решили податься на шахты.
      Обосновались на расположенном в двух десятках верст от села руднике «Краснополье»,  где Никита Степанович стал работать под землей,  а затем построили дом на той же улице, где и дед Левка.
      После родились еще две дочери - Анастасия, Надежда (моя мама) и сын Виктор, а старшего - Александра, он был комсоргом шахты, призвали в РККА, направив на курсы политработников.
      В середине 30-х, приехав в очередной отпуск, он сжег все дедушкины фотографии с царской службы  и посоветовал  родителям о ней помалкивать. От тех лет у меня сохранился  один из дедовских Георгиевских крестов, остальные «канули в лету».
      С началом  Великой Отечественной войны, в Донбассе была сформирована Шахтерская дивизия, в составе которой служил и дядя Александр, державшая оборону в составе войск Южного фронта на реке Миус.
      Между тем, семья дедушки бедствовала. Первую зиму оккупации они пережили, а к весне  на Луганщине  начался голод. Ходившие по домам  «мешочники» сообщили, что в соседней - Донецкой, приехавшие туда немецкие  бауэры, нанимают поденщиков для сельскохозяйственных работ.
      Никита Степанович тут же соорудил тачку и, прихватив с собой  маму  (той было шестнадцать лет), двинулся по  степному  шляху в сторону Дебальцево.
Спустя  три дня  они добрались до одного из таких хозяйств, оно находилось на территории бывшего совхоза  и нанялись на работу.
      Дедушку поставили на ремонт  сельхозинвентаря, а маму определили  в помощники  стряпухам.
      Назад возвращались осенью, после страды, бауэр расплатился с ними  зерном,жмыхом  и подсолнечным маслом. Теперь ехали  по ночами, а днем отсиживались в посадках, так как грейдер был забит  немецкими войсками, дорога назад заняла больше недели.
      Когда же вернулись и чуть подкормили семью, деда  арестовали. 
      Кто-то из жителей Краснополья донес, что у него сын политрук и в доме провели обыск, найдя на чердаке спрятанный радиоприемник.
      Для начала в немецкой  комендатуре в поселке Ирмино, Никиту Степановича допросили, выпоров шомполами, а потом решили повесить.
      Но за дедушку, по-видимому, кто-то сильно молился.
      Утром  к коменданту явилась  родня и соседи, прося не казнить, рассказав при этом, что  дед отличный кузнец и плотник.
      У оккупантов же имелась  нужда - восстановить   имевшуюся в районе мукомольную мельницу. В результате комендант предложил альтернативу. Виселица или работающая мельница. Дедушка выбрал второе.
      Спустя месяц   агрегат  исправно работал  и его отпустили.
      Потом оккупантов погнали на запад, в Донбасс вернулась Красная Армия, после чего деда арестовали вторично. Теперь органы НКВД. За пособничество немцам.
      В этот раз обошлось без шомполов (чекисты орудовали кулаками), но профессионально. Всю оставшуюся жизнь Никита Степанович плохо слышал.
      И снова, как говорят, Бог спас. А в его лице бывшие сослуживцы  Передрей с Высочиным.  Они  пришли в райотдел к начальнику  и сообщили, что  дед вместе с ними героически сражался в Первой конной, его   сын - комиссар,  воюет на фронте,  а на немцев  работал  под страхом смерти.
      Это все проверили, факты подтвердились,  и  Никита Степанович снова оказался на свободе.
      Чуть позже пришло извещение на  Александра. Он пропал без вести, в боях на Миусском фронте.
      После окончания войны,  от тяжелой болезни скончалась старшая дочь дедушки - Анастасия, а в начале 50-х  семью навестил  человек, сообщивший, что вместе с  Александром находился в лагере  военнопленных в Бухенвальде. После восстания  их освободили американцы, но как сложилась дальнейшая судьба  дяди он  не знал.  Его жена Галина   отправила запрос  в Министерство обороны, но оттуда пришел ответ  «сведениями не располагаем».  Следы дяди  отыскались  спустя полвека, но это другая история.
      В  1950-м     Ануфриевы  и Ковалевы  породнились  (моя мама вышла замуж за отца),  и  молодые стали жить на той же улице.  Вскоре семьи увеличились на четверых внуков.
      К тому времени  Никита Степанович, бывший еще в силе,  работал в  кузнице.
      Находилась она на окраине поселка, рядом с конным двором,  где  содержались  около сотни  лошадей  шахтоуправления.  Днем  из кузни слышался веселый перезвон молотов,  и мы с двоюродным братом Юрцом,  по пути из школы,  часто навещали дедушку.
      Он разрешал нам  покачать меха  у горна и  постучать "ручником"по наковальне, что вызывало у внуков непередаваемые восторг и  радость.  А еще, ночами  субботы,  Никита Степанович  дежурил вместе со своими друзьями Передреем  и  Высочиным,  на конюшне.
      Те были  весьма колоритными личностями.  Оба, как и дед, носили  кавалерийские усы, и у первого не было ноги  (ходил на деревянной), а второй нюхал табак и  знал много всяческих историй.
      Нередко,отпросившисьу родителей, мы с Юрой, отправлялись на конюшню вместе с дедушкой, где  устроившись  на нарах с сеном в  «дежурке», слушали их разговоры о старине,  Гражданской войне и конных походах.
      Там я впервые узнал, что на нашем Краснопольевском руднике доживал свои дни   бывший начальник  разведки  Чапаева  Павел Елань, показанный в одноименном фильме. Ходи в кубанке, галифе и при наградном нагане.
Жил напротив отцовского дома и еще один наш родственник - дедушка Егор Резников (муж родной сестры бабушки Варвары), в 1918-м он  не дал белоказакам взорвать местные рудники, организовав  на них самооборону.
      Многие шахтеры тогда вернулись с фронта с оружием, имелись даже пулеметы,  и они разбили  казачий отряд  из Станицы Луганской  на подходе к городу.  Затем Егор Кириллович работал начальником шахты «Мазуровская», за ударный труд имел орден «Трудового красного Знамени». 
      Но вернусь к   Никите Степановичу.
      Через пару лет, оставив работу  кузнеца (сказывались годы),  он полностью отдался своему любимому делу.  На усадьбе дедушки  имелась столярная мастерская,оснащенная изрядным набором инструментов. В ней он делал на заказ  шкафы, комоды  и другую мебель, собирал  бочки для солений, «вязал» двери и оконные рамы.  Причем цену за работу   никогда не называл,  платили  «по совести».
      Мне нравились запах стружки и дубовой клепки в мастерской, а также преображение дерева. В результате дедушка научил внука многому из того что знал, и это мне очень пригодилось в жизни.
      В те годы, Никита Степанович, заложил   на усадьбе  первый в окрУге виноградник. До этого в наших местах их не было. А когда тот стал плодоносить, наделил  лозой  родню и соседей. С тех пор  эта ягода прочно  укоренилась.
      Ушли они с бабушкой  в мир иной, когда я служил  на Севере.
      Теперь,спустя много лет, приезжая на Родину и навещая родные могилы, я   вспоминаю их всех.  Таких родных и близких.
      Вдали  синеют терриконы, над степью плывут облака. А у  далекого горизонта  по вечерам полыхают  зарницы.