Две мечты

Тамерлан Бадаков
Посвящаю Т.К.

«И довольно уже устав,
ты идешь по своей дорожке,
соблюдая простой устав:
"в мире нет ничего дороже,

чем простое касанье рук..."
эти руки не перепутать!
даже после семи разлук
или тысячи перепутий...

даже если ты будешь слеп
или все позабудешь разом...
в твоем сердце остался след,
отпечаток, что вспомнит разум.

это чувство /вне всяких лет/
неподвластно обычным фразам.»

Недоциник



Темно. Непонятно – и вроде глаза приоткрыты, а ничего не видно. Глухо. Обидно так, что хочется заплакать, но из груди ничего, кроме полуребяческого, полумужского вопля не просится. Наверное, стоит ухватиться за края век и рвануть, что есть мочи, лишь бы сбросить темную пелену неопределённости с глаз. Посмотреть любимый ещё с детства сериал про сумасшедшую семью, смеяться и есть чипсы, крабовые. Он почему-то любил их больше всего.
Но ничего не выходит – только режет потухшие глаза, словно в далёком, пришедшем из детства фильме про роботов, где краснота жизни медленно угасает в ещё живом киборге.
Плакать нельзя, да и не хочется. Только где-то в глубине горла задержался маленький комок обиды, который, несмотря на все увещевания, никак не хочет выбираться наружу – иногда ему казалось, что он победил и справился, но пару мгновений спустя боль утраты части себя возвращалась. Возвращалась, как величавый скуластый баскак, который пришёл взять своё с непокорных и задиравшихся славян. Конечно же, силой.
Я часто задаю себе вопрос: почему плохое не дозировано? Ну будь, как счастье. Чайными ложками, не переслащивая, медленно наполняй, давай с тобою справиться. Оно обжористо и хочет всего и сразу. И если у большинства из нас такой фокус вытворить совсем не удастся, то несчастьям – ещё как.
Была в его жизни страсть. Он очень любил тренажёрный зал. Потому что сильным мечтает быть каждый мужчина. Но проблема в том, что не у каждого хватает сил и духа, чтобы это случилось. Отговорки – злая штука, бальзамная такая, чтобы совесть совсем не сгрызла. У него хватило и сил и духа, чтобы прийти и начать совершенствоваться. Потому как делать это ему было жизненно необходимо: слабый от природы, с тоненькими ручонками и плоской грудной клеткой, он вряд ли вызывал у девушек хоть какое-то желание с ним знакомиться. Хотя, может быть дело совсем не в этом – в кармане у него тоже не всегда звенело.
Убиваясь и убиваясь, он ждал своего часа, ждал, когда, наконец, подрастёт на пару сантиметров его бицепс и можно будет купить майку с обтягивающими рукавами. Но дни сменялись днями, месяцы месяцами, а результат не приходил, а если и приходил, то лишь поздороваться. Он был всё так же худ и нескладен, а внутренний мир его никого не привлекал. Наверное, это тенденция – сегодня внешний мир стоит гораздо дороже. Он жил и трудился, пока в его жизнь не пришла она.
Он любовь свою берёг как цветы. И жил ею. В жизни его появилась новая страсть, и он ухватился за эту страсть всеми силами. Хмурый и от природы неулыбчивый, он растягивал довольную ухмылку, трясясь на заднем сидении автобуса после свидания. Зимой, когда совсем не было ветра, когда шёл хлопьями снег, и слегка морозило щёки и нос, он в первый раз её поцеловал.
Он ждал её на –ской, потому что она вечно опаздывала, и нередко замерзал. Она любила латте с трубочкой, а он попивал противный эспрессо, и когда, согревшись, они выбегали на морозные улицы вечернего города, неловко взявшись за руки и разговаривая о путешествиях и собаках, он чувствовал, что ничего больше ему в этой жизни не нужно. Она поправляла его меховую шапку, гладила волосы и говорила, что он очень красивый. Странно, потому что он никогда так не считал.
А потом она ушла. Слишком неправильно и слишком грустно. Больше никто не поправлял ему шапку и не гладил волосы, больше никто не говорил, что он красивый. Она, наверное, сейчас где-нибудь далеко, может быть в Тибете или Франции, счастлива с кем-нибудь другим, но помнит его. И любит.
Через два месяца он потерял зрение. Всё было как обычно: мёртвая тяга, второй подход – и как отрезало. Теперь он стал лучше слышать мир и лучше его ощущать, но не видеть.
В палате, в которой почему-то пахло нашатыркой, было не очень уютно. Были слёзы матери и волнительные бурчания отца – их почему-то было слышать тяжелее всего. Были родственники, гладившие его, говорившие, что всё образуется и что многие так живут, что подарят на день рождения собаку, о которой он всегда мечтал, немецкую овчарку, и она станет его глазами. Были расспросы о самочувствии ужасающе равнодушных и даже немного грубых незнакомых людей, наверное, врачей. Был тренер, которого он никогда не любил и который с места стал рассказывать о новых тренажёрах и о достижениях ребят, которые пришли в зал намного позже его.
После этого жить не хотелось, и опускались руки. Хотелось как в компьютерных играх начать историю с чистого листа, не делая прошлых ошибок. Как-то на лекции по социальной философии он услышал, что только дурак учится на своих ошибках. Получается, дурак. На чужих ошибках у него учиться совсем не получалось, пытался. Вполне можно записать дурацкий принцип о граблях, дававших по лбу, в жизненное кредо – слепой жил так, и совершал ошибки, часто намеренно.
И сейчас беспомощный и ещё более тщедушный он – продукт собственного пути.
Но сдаваться нельзя, он понял это очень давно. Проживи черту, вытерпи, и перед тобой откроются совершенно новые границы, поражающие воображение своей широтой. Когда ему стало очень плохо, когда он понял, что остался без всего, инвалидом на всю оставшуюся жизнь, он встал и твёрдо решил осуществить свою мечту.
Его быстро выписали, и слепой был этому очень счастлив. Потому что вернувшаяся уверенность идти понемногу стала таять. Больше не будет запаха нашатырного спирта и равнодушных врачей – счастье. Можно будет есть крабовые чипсы, которые ему, конечно же, купит заботливая мама, смотреть вечером с отцом сериалы про ментов и только слышать, о чём они там болтают. Попробовать мамин свежий пирог с яблоками и поговорить по душам с бабушкой, которую он так любил. Ухаживать за овчаркой и всегда помнить о главном – о своей мечте.
Через год, постукивая палочкой, с собакой, в тренажёрном зале на –ской появился странный паренёк в тёмных очках. Он вернулся.
Знакомый и уже понемногу забытый запах мужского пота и железа, постукивание блинов и голоса парней – как долго ждал он всего этого, как верил! Воспоминания камнем в горле остановились и не хотели уходить, опять хотелось, как в детстве, уткнуться маме в живот и плакать.
К нему подходили и здоровались. Каким бы он не был нескладным, в сердцах ребят осталась память о том, с какой страстью и любовью занимался этот парень, и как упорно успех не хотел к нему приходить. Поэтому уважали.
Уважали и за то, что уже через пару недель он вернулся снова, теперь уже в трико и майке.
Второй, третий, четвёртый блин – сколько можно? Это вообще возможно? Слепой работал, казалось, за четверых, веса росли и росли, и совсем скоро он почувствовал, что майка ему уже мала.
Когда мы что-то теряем, мы боремся за оставшееся с удвоенной силой. Может быть иногда стоит потерять зрение, чтобы на одну мечту у нас стало меньше.
Слепой словно вернулся на несколько лет назад, когда он также работал и был честным перед собой и другими людьми, и чувствовал, что идёт правильной дорогой. Он уже почти не ощущал, что ничего не видит.
***
Кто-то взял слепого за руку и отвёл от скамьи для жима. Кто-то, чья рука была нежной и без мозолей.
- Марина?
- Ты всё такой же красивый, и всё такой же дурак.
Мелодию голоса, которого он так давно не слышал, но о котором он столько вспоминал с горечью, сломала его наконец – и он зарыдал, навзрыд, мощно и громко, как плакал когда-то в детстве и упал, потеряв сознание и крепко сжимая, чтобы никогда не отпустить, руку девушки.
***
Муха летала по палате и нарушала её царствующую тишину. Слепой наблюдал за ней и улыбался. Он впал в странное чувство, когда одна половина тебя осознаёт чудо, а другая страстно не хочет в него поверить.
Кто-то держал его за руку и сейчас. Пухлощекая с голубыми глазами – она такая, какой он её помнил всегда. Улыбающаяся во весь рот, она дёрнула его руку и заставила приподняться. Словно в сказочном сне, когда все предметы блистают какими-то странными солнечными отблесками, он осматривал коридор и прихрамывая бежал, схватившись за рукав Марины. Вон там зеркало. А в нём он. Мощный и сильный, с большими руками и мускулистой грудной клеткой. А рядом – самая красивая девушка на земле.