- Я сделал тебя аристократом, но ты рвался в артисты. Став артистом, ты повел себя, как аристократ. И, глупец, надеялся от меня сбежать. Я по-прежнему пугаю тебя? Так я тебе неприятен?
Лестат с тоскливым выражением взглянул на герцога и отвернулся, вновь уставившись в узкое окно кареты, с которой неделю назад убрали герб и позолоту. Это я помог ему бежать, точнее, Николя, отдавший за Лестата свою жизнь. Я жалел этого странного человека, позволившего мне вселяться в его тело, чувствовать так, как чувствует смертный, и получать то, что я жаждал заполучить. Дышать, как дышат люди, любить, как они любят.
- Если бы я не прибыл вовремя, то тебя бы растерзали все эти буржуа и ремесленники. Я бы и рад оставить тебя в покое, но ты же и шага ступить не можешь, чтобы не вляпаться в неприятности. Я иногда думаю, что изменить судьбу невозможно. Вас обоих ждала бы смерть. И тебя и Никки. Поистине все предрешено, и даже я не могу этого исправить.
- Я не понимаю тебя, - раздраженно отозвался Лестат, шевельнувшись в своем великолепном жюстокоре с золотыми петлями. Парик он не носил, несмотря на моду. - Нет, я понимаю, что ты дьявол, но самый бестолковый из всех. Если ты хотел меня погубить, что же ты медлишь?
- О, я не медлю. Я получил больше удовольствия, чем мог себе представить. Но, думаю, тебя и впрямь нужно оставить в покое. Я дам тебе выбор, которого у тебя не было.
- Опять эти загадки! О чем ты вечно долдонишь? И перестань так смотреть на меня! Ты же мой приемный папенька, так? Ха-ха-ха! Я, кажется, начинаю понимать. Ты и не можешь ничего мне сделать, только смотреть на меня. Ты старик!
Мне стало не по себе. Эка невидаль, не по себе мне всегда становилось в обществе этих двух. Герцог так и не овладел им, насколько я знаю, но постоянно дразнил и мучил, играя, как кот с мышью. Доводил то до бешенства, то до слез. Я припоминаю также пару обморок и несколько попыток суицида. Подозреваю, что именно это доставляло дьяволу больше всего наслаждения, обладать объектом своего вожделения через его эмоциональные выплески. Так они и питаются, эти сущности, чьего истинного происхождения мы не знаем. Или все же он планировал поставить в этой игре закономерную точку? Или боялся самого себя? Интенсивность страсти Мемноха заставляла трепетать даже сторонних наблюдателей. Никого он не обманул, когда объявил в высшем свете Лестата своим потерявшимся и чудом найденным сыном. Вот и теперь, едва заметно улыбаясь, Мемнох не то чтобы пожирал Лестата глазами, а смаковал его, будто бы вбирая в себя вместе с дыханием. Лестат, выкрикнув последние слова, устало откинулся на шелковую с набивным рисунком спинку. Он тяжело дышал, осознав, что только насмешил мучителя.
Я вспомнил, как он вот так же сидел за богато накрытым столом, замирая каждый раз, когда натыкался на прожигающий взгляд герцога. Я помогал ему правильно пользоваться приборами, и наш ужин напоминал урок хороших манер.
- Нет, вилку следует держать так. Не торопись.
- Пусть поест. В этом своем воплощении он такой тощий, что я опасаюсь его случайно разбить. Не помню, откармливал его Магнус что ли перед тем как сделать себе подобным?
- Да. Он поил его бульоном, - вежливо напомнил я. Мемнох как-то рассказывал, как наблюдал за Лестатом, заметив его задолго до охоты на волков.
- Верно. И вином. Кстати, забери у него бутылку. Мальчик много пьет.
- Лестат, это третий бокал. Никуда не годится.
- Безумие какое-то... - прошептал Лестат, оттолкнув мою руку. - Кто вы такие? Вы оба?
- Пора спать, - протянул герцог, вытирая губы батистовой салфеткой с изображением язычков пламени. - Луи, ты голоден? Ты сможешь остаться с мальчиком, не причинив ему вреда?
- Я совсем не голоден. Я слабее ощущаю здесь голод. Но... К чему мне с ним оставаться?
- Гммм... Мальчику нужен кто-то, кто бы его успокоил. Правда, Лестат?
Лестат на это нервно рассмеялся, удивленно уставившись на герцога, впервые за время ужина посмев посмотреть тому лицо. В этом было что-то болезненное - никогда еще я не видел своего создателя, боявшегося чьих-то глаз.
- Или ты хочешь, чтобы я тебя успокоил? - фальшиво-заботливым тоном спросил Мемнох.
- Так мне позволено что-то хотеть? Изволь. Пошел к черту!
Мемнох, ухмыльнулся и ушел. Его игра началась. А я пошел с Лестатом в приготовленную для него спальню.
- Иногда я вижу сон, - говорил мне Лестат, спустя полчаса, беспокойно елозя на простынях, - мы идем с Никки по мокрым грязным камням, загибаем на улочку Рыболова, где кабачок с кошачьей вывеской, нас зажимают зловонные черные стены. У нас нет денег, никому не интересны больше спектакли. И скрипка Николя никому не нужна, потому что стали слушать другую музыку. И какие-то странные оборванцы, вырядившиеся в содранную с господ одежду, правят балом и гонят нас отовсюду. Теперь они господа! Ростовщики и менялы! Мы нищие, но как-то эти чудовища понимают, что мы не их крови. Даже Никки не их крови. Я же - лис, которого следует травить собаками. На нас идет охота. А Никки все больше пьет. Ты хотя бы представляешь, что с ним будет, когда он поймет, что я не приду этой ночью? Не приду и следующей? Он сойдет с ума… Знаешь, я видел жуткое лицо как-то ночью. Это был твой герцог?
Лестат подскакивает на кровати и хватает меня за руку. Он здорово пьян, но все равно ощущает, что у меня ледяная, неестественно твердая рука. Он протягивает другую руку и гладит мои пальцы. Мемнох был прав - ему необходим был кто-то, кто остался бы с ним ночью, иначе Лестат сошел бы с ума. Но зачем нужно было доводить его до такого состояния? Жестокая бессмысленная затея! Этот мальчик не имеет никакого отношения к моему создателю и ничего не помнит. Потому что с ним еще ничего не случилось, но и в этой версии ничего хорошего его не ждет. Теперь он живет, чтобы развлечь своего мучителя. Насколько реальна эта реальность? Насколько вообще реальны реальности? Что за сущности их создают и с какой целью?
- Ты тоже дьявол? - спрашивает Лестат.
Он не испуган, он только слегка удивлен. Может, накануне того, как Магнус похитил его, он уже был сумасшедшим? Вполне возможно. Скорее всего, это несчастное создание и не было никогда нормальным. Избивавшие его братья, слепой отец, сырой замок, одиночество, волки, соблазнивший его лучший друг... Вино, лившееся рекой. Дезориентация во времени и пространстве, страх смерти, страх того, что его молодость и красота - только миг, чтобы с болью вспоминать о нем до самой смерти. Потом такой же мальчик, Дориан Грей, тоже выберет бессмертие. Способ Лестата все же хитрее.
- Да. Я тоже дьявол, - ответил я.
Во мне проснулась жажда крови, которая, как мне казалось, в этой реальности прошла бесследно. Теперь же я думал о том, что кровь Лестата должна быть очень сладкой, еще вкуснее, чем была кровь Клодии... Я не хотел убивать Клодию, но сделал это. А теперь я могу испортить Мемноху сценарий. Я высосу из бедного сумасшедшего юноши, с фиалковыми глазами, всю его кровь без остатка, и Лестат уснет навечно и больше не будет страдать. Некоторых нужно убивать, пока они еще юные, потому что жизнь для них - горькое горе. Как я мог так ошибаться на его счет? Его безжалостный издевательский смех всегда был только истерикой.
- Я так и знал, - сказал Лестат и со знакомой мне властностью потянул меня к себе. Я ахнуть не успел, как оказался на животе.
Я не представлял, что мне делать. Нежность и жалость смешивались с соблазнительным запахом смертного. Когда он был моим создателем, я отказывался пить его кровь, потому что боялся стать таким же сильным и безумным, как он. Достаточно было того, первого раза, когда он обратил меня. Теперь же я изнемогал от жажды. Я вывернулся и сел перед ним. Он хмурился, как ребенок, у которого отобрали игрушку.
- Что-то не так?
Я пожал плечами. Почему, в самом деле, не так? Мемнох хотел, чтобы я его успокоил. Если я буду к нему спиной, то испорченный мальчик не покалечится, проведя со мной ночь, даже утешится на свой манер. Я провел пальцами по его коже. Какая нежная! У моего создателя она была также приятной на ощупь, но похожа на алтлас, а это похоже на тоненькую персиковую кожицу. Наверное, на мгновение во мне шевельнулся Никки, потому что моя жажда крови заменилась на жажду совсем другого рода, и я с восторгом понял, что наши отношения могут кардинально измениться, став подобными его отношениям с Николя, но Лестат не дал мне долго размышлять. Приняв мои поглаживания за знак согласия, он снова повали меня на простыни. Он гладил меня по лицу, и я с удовольствием видел восхищение в его глазах.
- Как ты красив, Луи. - прошептал он.
Я улыбнулся, позволив ему целовать себя. Его ласки оказались не менее приятны, чем были в наши бессмертные годы. Их чувствовал не Никки, а я сам, своей кожей, но почти как человек. И теперь, снова став человеком, он не спрашивал моего согласия, абсолютно уверенный, что о его прикосновениях можно только мечтать. И был как всегда прав.