Сказ о птице Моголь, ключ-камне и живой воде

Милена Крашевская
СКАЗ О ПТИЦЕ-МОГОЛЬ, КЛЮЧ-КАМНЕ И ЖИВОЙ ВОДЕ


Рассказывают, будто в незапамятные годы в одном граде из древних городов у синего моря жил владетельный князь Антипа, воин великий, с которым неприятелю, неоднократно осаждавшему его вотчину, никакого сладу в прямых столкновениях на поле битвы не было. И, говорят, столь лютый страх наводил Антипа на бьющегося с ним человека застывшим, неподвижно-каменным в выражении рока, противостоящего людской дерзости, лицом, что многие искали, как бы убить его хитростью. Вот так князя изрубили не в кровавом бою, а когда он у костра в походе, положив белую руку под буйную голову, почивал. Вскорости донесли княгине Феодоре, чуть ясные очи на высокой башне по мужу не выплакавшей, что позарились на ее с сыном-младенцем владения бывшие союзники – владетельные князья чужеземного края. Предвосхитила, поняла мудрая Феодора, что, оставшись одинешенька с дитем, которого за руку водить еще не начинала, хоть с верной дружиною, но града, лишившегося защиты воли и духа могучего воина Антипы, без великой жертвы за своим родом не удержит. И повелела княгиня замуровать себя в городскую стену, чтобы передать материнскую силу, как непобедимую охранительную магию каменному периметру и всей заключенной им земле. С той поры ни наскоком, ни измором осады град Антипы взять не мог никто.
Сколько лет обтесывали скалистый берег немолчные синие волны так, что ни одной прямой линии по себе не оставили, подсчитать было б, конечно, хлопотно, но возможно, кабы не необходимость продолжать рассказ, ибо история Антипы и Феодоры на том не закончилась. А вот ведь случилось однажды нескольким человекам в государстве, в которое превратились земли, присоединенные ратными подвигами наследников к Князь-граду, увидеть одинаковый сон. Вроде как идет княгиня Феодора… В том, что именно матушка Феодора народу приснилась, под сомнение не брал никто, поскольку портреты ее - куда ни глянь, сплошь на стенах городских домов были как лучшими художниками, так и самоучками в качестве оберегов намалеваны. Вроде как идет княгиня Феодора по вспаханной земле, да не прямо по земле, а словно бы по-над гребнями и бороздами тихонько-неспешно так плывет, и вдруг, посередь поля остановившись, три зерна пшеничных с белой рученьки под ноги себе бросает. И лишь из одного зернышка полновесный колос вырастает, а другие два, как перлы какие, целехоньки остаются в борозде лежать. И хоть, как колос на ток свезли да в обмолот под цеп пустили, с подробностями никому не показалось, но, что нового зерна намолотили столько, что на будущий год должно было все поле засеять хватить, всем доподлинно понятно оказалось. А потому как хлебу и прочему, связанному с зерном, во всяком государстве первостепенное значение принято придавать, то все, кому сон этот приснился, на следующее утро к древнему старцу Иллариону, истолкователю знаков и символов, в пустынь поехали, а набралось таковых три старика, и у каждого, между прочим, сыновья были взрослые: у первого – Устин, у второго – Поликарп, у третьего - Иван. Послушал Илларион, с чем к нему отцы семейств спешно приехали, и говорит, что бессмертный дух покровительницы Князь-града матушки Феодоры знак подал, что всем троим – Устину, Поликарпу и Ивану предстоит за ключ-камнем в поход, чреватый многими опасностями, сей же день отправляться, и что из них один умрет, а двое в живых останутся.
А надобно сказать, что времена тогда повсеместно опять стояли смутные, и границы государств в результате постоянных усобиц между царями то и дело в соответствии с военными успехами одних и поражениями других перекраивались. По словам старца Иллариона, первые правители Князь-града никогда не оставляли вотчины своими небесными заботами, и, видно, пришло время, когда старинную реликвию, Книгу Пророчеств, составленную священником Антонием, духовником княгини Феодоры, требовалось из тайника достать и в писания ради сохранения в целости родовых территорий царю сегодняшним разумом вникнуть. В Книге, де, витиеватым образом рассказано, с какими царствами следует Князь-граду в военный и торговый союз вступать. Где Книгу Пророчеств искать, двенадцатый призрак матушки Феодоры укажет, а выйдет он, де, с одиннадцатью прочими из того самого заветного места в городской стене, куда княгиня замуровать себя по смерти богоданного мужа князя Антипы повелела. Какой из призраков истинный, понять можно, если живой водой всех их покропить. Тогда ложные фантомы по одному исчезать начнут. А начинать поход следует с того, чтобы драгоценный ключ-камень из далеких земель, у птицы Моголь похитив, в пустынь принести, потому что им отпирается волшебный световой замок, под которым ларец с мощами князя Антипы хранится. Княгиню Феодору только человек с чистым сердцем с помощью ларца сумеет в стене отыскать. Что до отпирающего камня, то это - чудесная призма, сквозь которую лунный луч пройдя, тончайшим образом алхимически разделится и с точным давлением своего малейшего крошечного веса в нужную бороздку пластины сверхчувствительного китайского механизма упадет.
Побеседовав на вечерней заре со старцем Илларионом, ради такого невиданного случая прибывшим на разбитой телеге во дворец, царь Князь-града выделил участникам для похода за ключ-камнем лучший быстроходный корабль и золота да драгоценных камней полный сундук. Рано поутру рабочие порта заметили две необычного вида кургузые черные фигуры, закутанные в плащи из невероятно толстой черной прорезиненной ткани, до пола, взбирающиеся по деревянному трапу на борт флагмана торговой флотилии. Чародеи Устин и Поликарп были отлично осведомлены в отношении одежды, облачившись в которую только и ходят знающие охотники на Моголь птицу. Через некоторое время они уже руководили погрузкой десяти огромных оловянных котлов и округлых больших, но чрезвычайно легких мешков с травами, которые просто зашвыривались по два прямо с земли на борт ражим волосатым детиной в фартуке. Примерно через час на корабле заметили третьего участника похода – Ивана, никакими волшебными знаниями и уменьями похвастаться перед царем на фоне «знатных» колдунов Устина и Поликарпа не смогшего. Не с руки было ему при всех поминать, что чародейству у него жена была, Василиса Игнатьевна, сыздетства обучена, что пускать в поход его не хотела и все-то приговаривала, что, мол, нет у нее ответа, жив ли он останется – так далеко «Небесные хроники» взгляд ее не пропускают, а причиной тому чужеродные охранные заклятья, на входе в ясновидящий хрусталь ею обнаруженные.
Долго ли коротко плыли они к заветному острову в море-окияне, того нам неведомо, заходили дорогой, кажется, в Басру сотни коровьих туш на борт взять, а прибыли-таки к цели и в маленькую гавань, чтобы необходимые приготовления завершить, зашли. Разом под десятью котлами огонь на железных листах развели и после туши в отваре сонных трав несколько дней выдерживали. Только на берег Устин с Поликарпом ступили, а Иван вниз спускаться с великими предосторожностями полез, как потемнело у них над головами без туч, как засвистал в ушах резкий ветер. Подняли они на минутку-другую головы на птицу Моголь взглянуть, чтобы детям было что рассказать, и принялись коровьи туши как попало на окрестные скалы метать. Да никакая порция даровой еды огромную птицу усыпить не могла, и буйствовать-летать она над ними не переставала. Тогда Устин с Поликарпом остались на берегу ее внимание отвлекать да, вдобавок к подложенной пище, заклятьями усыпляющими на нее действовать, а Ивана отправили на скалы лезть, гнездо искать, наказав посбрасывать одно за другим с высоты птичьи яйца, чтобы  пораскалывались они, и это, мол, самый быстрый путь определить, который тут из остальных - ключ-камень, заключенный священником Антонием в булыжник.
Свалилась, наконец, птица, в воздухе на взмахе гигантских крыльев уснув. А Иван нашел лесной завал, в кольцевую форму уложенный. Ствол с кроною, ветви с корнями переплетаются. Забрался на край и понял, что это гнездо птицы Моголь и есть, а в нем – кладка из трех полированных булыжников. Жаль ему стало неродившихся птенцов ни за что, ни про что убивать. Вот слушал он, слушал, ходил между ними, ходил, достал, наконец, гусли-самогуды, присел на дубовый ствол да играть начал. Потом встал, на свое счастье вспомнив, что Василиса Игнатьевна в гусли-самогуды особенную перчатку запрятала. Достал он ее, натянул на руку и почувствовал, что только от одного булыжника холод в сердце по предплечью-плечу идет, а после ощутил, что сердце вроде как испугать пытаются. Понял Иван, что это то самое хранилище ключ-камня и есть да и, больше не мешкая, сбросил его со скалы вниз. И так целехоньким оно к берегу и скатилось.
Тем временем Устин-чародей и Поликарп-чародей, борясь с Моголь птицей на совесть, заклинаниями ее усыпили, а потом и травы свое действие на нее начали, так что они теперь, поджидая Ивана, на бережку сидели. Обманул их Иван, сказав, что из других яиц птенцы уже вылупились, и ошибки насчет того, настоящее перед ними хранилище ключ-камня или же нет, быть не может. Вкатили они заветный булыжник на палубу и скоренько от острова отчалили, порешив как-нибудь ложное это яйцо в открытом море-окияне открыть, потому как от птицы Моголь бежать чем скорее, тем лучше.
За белыми парусами, в сторонку удалившись, ходит Иван, ходит, да за борт на блестящих от морской воды дельфинов да на узорную бирюзовую волну в пенной бахроме по краю, отвернувшемуся от стопкой сложенных остальных волн, глядит, а то в облаках курчавых птицу альбатроса отыщет или кашу в котле на обед варит. А невдалеке сидят чародеи, над книгами в три погибели склонившись, и то один, то другой к каменному яйцу подходит, заклинания бормоча, или над жаровнями порошки волшебные жгут-сыплют, но ничего пока сделать не могут. Вдруг страшный шум поднялся, темень корабль охватила. Грохот, буря? – не то! Птица Моголь налетает, отряд настигает. Медная броня на ней из кованых перьев, от которой отскакивают в чародеев посланные ими заклинания. Что делать – не знают. Хотят для корабля заклинание невидимости прочитать – не могут, такой кавардак вокруг стоит. Тут Иван говорит:
- Раскачайте меня за руки, за ноги и в клюв ей бросайте, все равно от меня пользы вам никакой. Тем временем, пока она задержится, глотая меня, заклинание невидимости произнести сумеете.
Так и сделали. Выбросили Ивана за борт в поднявшуюся на дыбы черную волну, корабль невидимым сделали, а Иван, ударившись со всего маху о медную броню птицы Моголь, попрощался с жизнью и женой Василисой и сознания лишился.
Очнулся Иван в гнезде у птицы Моголь, видит, что там два яйца по-прежнему лежат, а он ни рукой, ни ногой пошевельнуть не может: так его ветвями-стволами деревьев придавило. Показалось бедному Ивану, что удивительно быстро смеркаться стало, а это возвращалась медная птица с коровьей тушей в когтях. И только тут из гладко-полированных пестрых булыжников, судя по страшному треску, повлекшему за собой появление искривленных трещин, да по громкому стуку, как от молота по каменной наковальне, гигантские птенцы рядом с ним вылупляться собрались.
Говорит Моголь птица человеческим голосом:
- Не съела я тебя, Иван, а, напротив, спасла от погибели в пучине морской в благодарность за то, что малых детушек моих ты пожалел, жизни лишить не решился. И могу я тебя прямо сейчас домой к жене твоей Василисе Игнатьевне доставить. Ведь она племянница моя двоюродная.
- Нет, - Иван отвечает, - доставь ты меня к товарищам моим. Неизвестно ведь, чем поход наш окончится. Может, я им еще раз пригожусь.
 - Эх, напрасно ты, Иван, воротиться на корабль желаешь. Но, так и быть, доставлю, куда просишь. Да только ты теперь повнимательней на своих сопутников-чародеев смотри.
И, вручив перо свое медное бахромчатое Ивану с наказом провести им туда-сюда по булыжнику, словно пыль невидимую смахивая, но ничего о том не сообщая Устину с Поликарпом, отнесла она его на крыльях своих, вполнеба червонным заревом простертых, к кораблю и близко к борту в море-окиян сбросила. Вот выбрался из воды Иван на палубу, а одежда на нем вся в клочки изодрана железными когтями птицы Моголь была да такая мокрая, что легко убедил он обоих чародеев, что во все время своего отсутствия без сознания на тросе за ними по волнам волочился и едва не в эту самую минуту в себя после удара о броню Моголь птицы пришел. И тут же их спрашивает, удалось ли камень из ложного яйца наружу извлечь. Те головами качают: нет, мол.
Подошел Иван к булыжнику, незаметно для Устина с Поликарпом горящей медью Моголь птицы туда-сюда провел, а камень снизу доверху сетью трещин покрылся и, как пыль, к ногам его осыпался. Подбежали к нему чародеи, думая, что заклинание хоть и с задержкой, а подействовало, и давай друг друга с победою поздравлять. А Иван ничего, как Моголь птица велела, им не сказал. Долгой дорогою домой в Князь-град он ни в какую ночь на одно и то же место спать не ложился, не зная, чего от товарищей ожидать, а потом отбросил всякую осторожность.
Вот являются они втроем в пустынь к старцу Иллариону, ключ-камень торжественно вручают, а Илларион хвать его и в складку рясы своей безо всякого почтения к волшебной вещи спрятал и говорит:
- А теперь - одна нога здесь, другая там – в Тридцатидевятиозерный край к Лесному чудищу идите-плывите, живую воду скорее добывайте, пока нас всех тут в полон усобицами не загнали. Там вас утопить на совесть постараются, так вы больше о князе Антипе думайте, сердце свое слабое великим воинским духом его питайте, - и, в упор на Устина с Поликарпом глядя, продолжил. – Чародейства ваши впрок вам теперь не пойдут, под такой защитой лесной магии та земля силами чудища живет-дышит.
А чародеи давно между собой решили, что из них троих именно Иван мертв будет, а до той поры, как они ему на тот свет перебраться помогут, может он им пригодится. Не связали они никак возвращение Ивана с тем фактом, что булыжник на корабле лишь при их товарище раскололся.
Долго ли коротко, пешими ли, конными, все же добралась странная троица до Тридцатидевятиозерного края к Лесному чудищу в деревянный дворец, чуть пониже неба, чуть повыше леса посреди хрустальной чистоты озера в утренней свежести круглогодично стоящий. Чудище Лесное, поминутно зеленые волосья со лба правой лапищей отбрасывая, говорит:
- Сделайте себе сами лодки, топора руками не касаясь, да с них те двенадцать озер обследуйте, что от моей «избушки» к северу, в одну систему речными порогами соединенные, ожерельями вроде лунных камней или девичьими слезами во зеленом мху сверкают-лежат. В пузырек наберите да мне на проверку сюда - одна нога здесь, другая там – везите.
Устин-чародей да Поликарп-чародей с торжествующими улыбками руки за спину спрятали, над топорами заклинанья прошептали-просвистали, и пошла у них работа безо всякого пота. А Ивану делать нечего, как по лесам пройтись-прошататься, поваленных деревьев на плот собрать, липовым лыком узлами крепко-накрепко голыми руками связать. Между тем двое мужичков, верных слуг Лесного чудища, Вполглаза да Вполуха их звали, за испытуемыми следили. Вполглаза – на Устина зверем глядел, Вполуха – на Поликарпа змеем щурился. За Иваном глядеть чудище служанку девушку-Гусятницу приставило, поскольку сразу смекнуло, что он, почитай, почти мертвый уже, только сам о том не догадывается, не помышляет.
Когда Устин с Поликарпом да Вполглаза с Вполуха на лодках бороздить озера умчались, Иван не все узлы на бревнах еще навязал. Вот Гусятница ему, сама за работой, ощипывая на коленях птицу, вдруг говорит, что ничего, де, товарищи его не найдут, как, впрочем и сам Иван, ежели она ему не поможет. Говорит:
- Я ведь невестою вашего царя была, пока меня Лесное чудище не похитило и за птицей ухаживать не приставило, потому как я наотрез за него замуж идти отказалась, а птице Моголь я троюродной племянницей прихожусь, и с твоей женой Василисой мы родственницы. Озера, куда вас здешний хозяин судьбу пытать посылает, все до одного не те, и всех вас нам, слугам, утопить поручено, если задание не выполните, а это заведомо невозможно. Родник с живой водой в пещере скрытно течет над девятым порогом реки, озера в цепь соединяющей. Я тебе местечко заветное покажу, а ты воды живой и во фляжку, и еще в один пузырек набери, а не токмо в тот пузырек, как чудище велело. Оно не знает, что я о тайнах его по рождению осведомлена, потому поверит, что я уснула и не видала, как ты воду живую нашел. А ты ему пузырек на проверку подай, чтоб сам живым остаться мог.
Как сказала Гусятница Ивану, так он и сделал, чем Лесное чудище страшно разозлил. Сделал Иван вид, что пошел восвояси, а сам чародеев утопленных выручать пошел. Выловил он Устина с Поликарпом из водяных могил, сбрызнул водицей, они и ожили. Вот едут они втроем домой, а девушка Гусятница за спиной Ивана на коне богатырском устроилась. Не слышал Иван, как чародеи в благодарность за спасение убить его сговорились, потому как Книга Пророчеств им самим была нужна, а иначе им до нее не добраться было б. Зарезали они Ивана во сне, пузырек с водицей взяли, а Гусятницу связанной лежать бросили, и поехали в Князь-град одни. А меж тем погоня, Вполглаза да Вполуха, чудищем вослед Ивану посланная, нашла его мертвым. Освободили они Гусятницу, а та водицей из фляги Ивана оживила. А Вполглаза с Вполуха ничего на то не возразили, так как по душе им пришелся характер его веселый, да то, как он, бревна на плот собирая, землянику себе и им на завтрак приносил. Вот открыл Вполглаза второе око, и сразу определил, докуда обидчики Ивана добрались. Вот вынул затычку Вполуха, чтоб поочередно обоими ушами к земле приложившись, где Моголь птицы крылья медью шумят определиться, ведь она невидимою и неслышимою из-за магии Лесного чудища рядышком кружила-парила. А как прикоснулась Гусятница к подсказанному месту, так Моголь птица и проявилась и в Князь-град Ивана с Гусятницей помчала.
Оказался так Иван впереди злых товарищей в пустыни и вручил живую водицу старцу Иллариону. Взял тот ключ-камень, открыл потайную нишу в подвале монастыря и вытащил наружу ларец с мощами князя Антипы. А мощи потянули его к тому месту в городской стене Князь-града, где матушка Феодора себя замуровать повелела. Тотчас из стены вышли одна за другой двенадцать призрачных княгинь и пошли было дымкою по башням да соборам разбредаться, но старец покропил вкруг себя живою водой и только одна истинная Феодора на виду осталась, а другие туманом на траву осели. Привела она его к башне, на которой когда-то очи выплакивала, и под полом сокрытый тайник, встав на кирпичик, указала и навеки пропала. Вооружился той книгой Илларион, надписи священника Антония распутал и царя научил, с кем союзы военные да торговые заключать. Чародеев, прибывших с опозданием и с пузырьком у Ивана отнятым, птице Моголь поручили к Лесному чудищу на черные работы без права применения магии в вечный полон отдать. А царь на Гусятнице женился, и стали они жить-поживать да добра наживать.

23 мая 2014