Тощий, измождённый старик в выгоревшей потрёпанной куртке, громко шаркая безразмерными галошами, шёл навстречу цветущей тридцатилетней девушке в модном комбинезоне. На середине дорожки они встретились, пухлые холёные руки девушки обвились вокруг тощей морщинистой шейки старичка, румяные щёчки залились слезами, алые уста зашептали:
- Ах, папочка, милый! Так больно, так больно!
- Моя милая доченька, моя крошка! Вернулась с работы, моё золотце, устала.
- Начальник злой, - запричитала дочка, - в коллективе меня невзлюбили, - я весь день работала. Даже чаю не попила. Я ногу натёрла! - Из ярко накрашенных глаз девушки брызнули слёзы. – Я больше туда не пойду!
- Это я во всём виноват, старый болван! Ничего, как-нибудь проживём, сегодня вечером, когда спадёт жара, пойду, огород вскопаю, соседка обещала рассады хорошей дать. – Костлявая рука нежно погладила белокурые кудри дитятки, - Я тебе пирожков напёк, с капустой.
- Фу, папа, ты же знаешь, я люблю с мясом.
- Ну, - старичок развёл руками, - пенсия только завтра, потерпи.
Парочка в обнимку побрела, прихрамывая к дому, бурно обсуждая первый и последний рабочий день доченьки.