Патриотическая ода
Действующие лица:
Александр Сивко
Ольга Груздь
Сергей Дмитриев
Олег Олегович Гиневский
Игорь Предбанников
Другие герои.
АКТ 1
Часть сцены у правой кулисы представляет кабинет Гиневского. Хозяина слушают Сивко и Дмитриев, которые сидят за столом. Другая часть сцены не освещена.
Сивко: Как будто вы не знаете, почему нас не было в театре…
Дмитриев: Мы помогали перевозить мебель из вашей городской квартиры, Олег Олегович, на вашу дачу, Олег Олегович…
Гиневский: Ваши голоса неубедительны… Не знаю, наказать вас или наградить.
Сивко: Олег Олегович, мне хорошо известны сомнения подобного рода. Можно, к примеру, наказать Дмитриева и наградить Сивко.
Дмитриев (радостно): Как славно, что есть половинчатые решения! Здесь богу зачет! Вот только что стакан был наполовину полон и вдруг раз – он наполовину пуст. Я к тому, Олег Олегович, что согласен с Сашей: Сивко надо наказать, а Дмитриева - наградить!
Пауза.
Гиневский: Суть я уловил: попробуем и так, и так. Теперь о главном на собрании. Нам предстоит «Театральный марафон»…
Сивко: Это угроза?
Гиневский: Это «кочующая постановка». И не надо делать круглые глаза!
Дмитриев: Тогда можно я скажу букву «о», Олег Олегович?
Гиневский: Объясняю на примере. Допустим, что вы оба заняты во втором акте. И только в нем. Сначала вы играете в родном театре, затем едете в ДК «Железнодорожников». Там вы снова играете свой акт, потому что первый уже сыгран до вас и актеры уехали в ДК «Строителей»… Неся культуру подобным образом, наша труппа за ночь «марафона» феерично отметится на всех сценах города.
Сивков: Таким макаром мы и до Киева доберемся!
Дмитриев: Вот тебе раз! А если у меня в полночь живот скрутит?
Гиневский: Пить запрещается категорически! Категорически! Возможно, на марафон приедет заместитель министра культуры и губернаторы соседних областей. Нам придется рискнуть. Повторяю, категорически!
Сивко: Не представляю, что за пьеса…
Гиневский: Ее написал модный столичный автор из постмодернистов. Имя этого художника слова и название шедевра пока засекречены. Афиши привезут из Москвы едва ли не перед началом действа. Сейчас слухами нагнетается подспудная истерика. Подготовкой заняты специально обученные люди.
Сивко: Да это понятно. Что играть-то будем?
Гиневский: «Распределенную», как сейчас модно говорить, пьесу. Каждый акт – законченная новелла. Красной нитью через все произведение проходит некая трендовая идея. Что сегодня в моде?
Дмитриев: Натужный патриотизм, что ли? Или это: хохлы – христопродавцы?
Гиневский: Я вас не слышал.
Сивко: А я слышал. Я потом расскажу вам, Олег Олегович, что он тут клеветнул.
Гиневский: Главным связующим звеном в пьесе будет наш земляк, а теперь столичная мега-звезда Игорь Предбанников. Все запомнили его по главной роли в сериале «Олигарх-карманник»…
Дмитриев: О, Игорёха приедет! Нервным и беременным срочно удалиться! Остальным раздать каски и валидол!
Сивко: Потеха! Ха…
Гиневский: Не обольщайтесь. «Марафон» на контроле министерства и правительства области, они буйства не допустят… У Предбанникова роль сквозного героя. Он будет появляться на разных сценах разных актов. Причем, совершенно неожиданно и бессистемно. По воле случая и шофера.
Сивко: А нам что тогда делать?
Гиневский: Никаких импровизаций! В нашей пьесе есть как бы другая пьеса, «заточенная» только на Предбанникова. Все будет отрепетировано заранее.
Дмитриев: Геморройно как-то. Хотя мысль драматурга, да, понятна…
Затемнение. Пауза.
Освещается левая часть сцены. В большой, дорогой кухне сидят Сивко и Груздь, оба в черных семейных трусах. На Сивко – генеральский китель на голое тело, на женщине – полурастегнутая мужская рубашка. Завтракают.
Груздь: Удивил ты ночью, генерал. Я таким зрелым развратом никогда не занималась…
Сивко: Извини за белье. Я думал, оно крепче.
Груздь: Из кевлара и стали? Ладно, забей! У тебя же порыв был! Ты будто Измаил брал!
Сивко: Взял?
Груздь (смеется): А то! Гарем впечатлен и взвинчен! Чем еще удивишь?
Сивко: Могу приготовить экзотический кофе. С таблетками.
Груздь (намазывая икру на бутерброд): Крекер и стакан фильтрованной воды. Я особо не завтракаю.
Пауза.
Сивко: Я понимаю, что это не мое дело, но разве ты не хочешь позвонить родителям? Сказать, что все в порядке?
Груздь: Мои родители сейчас спят, полуубитые «аква витой». Они ушли в долгосрочный запой после того, как четверо «гостей с юга» изнасиловали мою мать прямо у нас на глазах. Она кричала: «Катя, не гляди!» Мне это снится, теперь уже реже… Закончив с наслаждениями, они доходчиво объяснили, что сделают со мной, если мать подаст заявление… Отец мой всегда был доброй «телятиной»… И они стали пить…
Сивко: Сочувствую…
Груздь: Погоди, это не конец истории. Мне исполнилось семнадцать лет и я убила всех четверых.
Сивко: То есть, в своих фантазиях?..
Груздь: В реале. Найти их было просто, они продолжали работать на Центральном рынке. Тогда был популярным американский боевик, где хорошие парни «мочили» плохих с помощью гравитации. Элементарно затаскивали на крыши трубы и сбрасывали эти вязанки на врагов в подходящее время. Я так и сделала. Надо было устроить, чтобы они оказались в нужном месте. Но когда ты имеешь дело с похотливыми бабуинами, и это не трудно. Так я раздавила троих. Одним махом. Четвертый начал что-то подозревать, прятаться. Эпизода с матерью он, конечно, не помнил, что это для них… Но чуйкой чуял… С ним, впрочем, тоже все просто получилось. Я предложила ему себя. А я ведь тогда девочкой была…
Сивко: Что же ты перед этим не переспала с кем-нибудь из людей? С одноклассником, например?
Груздь: Ты будешь смеяться, генерал! Элементарно не сообразила. В общем, когда он уснул, я ударила его длинным шилом. Тринадцать раз. Я считала.
Сивко: Любимое число?
Груздь: С детства.
Сивко: Тебе это помогло?
Груздь: Испачкало. Через неделю, кажется, я осознала, что всё, конец. И вдруг у меня, как у наркомана, «ломка» началась: хочу еще… Я плохая девочка, да?
Сивко: Что тут скажешь... У каждого свои воспоминания такого рода… Когда я весело скакал по Афганистану в спецназе ГРУ, приходилось проводить допросы в полевых условиях. Без инструментария. Это своего рода процедура…
Груздь (отпивая из чашки): Как чайная церемония?
Сивко: Допрашиваемого со связанными за спиной руками клали на бок, за ним ложился допрашивающий и выворачивал ему пальцы назад, пока они не ломались. Каждый палец отдельно, конечно. Я занимался этим сам, ребят щадил, потому что… ну, это такая помойка…
Груздь: А что было дальше? После пальцев?
Сивко: Я исповедовал невезунчика и ломал ему шею.
Груздь: Не понимаю. А где «лав стори», как у меня?
Сивко: А! Ты про это… Понимаешь, когда допрашиваемый начинал содрогаться и мычать от боли, я иногда возбуждался…
Груздь: Ага, иногда! Всегда!!!
Сивко: Мое возбуждение их страшно нервировало… Потому, наверное, что это было не сексуальное возбуждение, а какое-то андроидное. Не из пещер даже, а дальше, гораздо дальше.
Груздь: В смысле, раньше?.. Андроидное… Наследие отцов-динозавров… Может быть. Здесь вопросы к психиатрам и прочим естествоиспытателям низот личности… Расскажи еще что-нибудь. Ты же не все время служил мясником без инструментария. Генерал, как-никак.
Сивко: Зачем тебе?
Груздь: Узнать лучше хочу! Ты на какой стороне кровати спишь?
Сивко: Знаешь, что такое предварительное ядерное минирование? ПЯМ для краткости?
Груздь: Мы – девушки фабричные…
Сивко: Лет тридцать назад ПЯМ считалось одной из самых охраняемых тайн СССР. Мы в мирное время вручную устанавливали в США и Европе портативные ядерные мины. Они должны были взорваться по сигналу со спутников. Опережающий удар, как говорили в генштабе. Интересно?
Груздь: Твоя андроидная страсть забавней, пожалуй. Да нет, рассказывай! Я вижу, тебе хочется. Что там с вашими мальчуганскими игрушками?
Сивко: Один комплект помещался в четырех рюкзаках. Обычно мы изображали туристов-нудистов из Швеции. Я, кстати, язык знаю.
Груздь (хохочет): Диверсанты-адамиты! Генерал, ты сразил меня наповал! Жги дальше!
Сивко: Зря смеешься. Голый туризм был в моде, и на нас смотрели приветливо. Маскировка, понимаешь.
Груздь: Приветливо? А вы им десять килотонн в плотину?
Сивко: Ну, не десять, меньше. Правда, у нас ходили упорные слухи, что оболочка мины была из кобальта.
Груздь: Не поняла. И что?
Сивко: Заражение местности на десяток лет…
Груздь (вытягивая руку): Клеймлю тебя, поджигатель войны!.. Значит, ты знаешь, где собака порылась? Или их вытащили давно?
Сивко: Нет, конечно. Риск проколоться, расходы… Тем более, что они безопасны давно. Плутоний уже «выгорел»: естественная радиоактивность… Впрочем, они еще могут «сдетонировать», если найдут хотя бы одну мину. Цивилизованный мир содрогнется от лютой ненависти. Привычка жить…
Пауза.
Груздь: Нет повести эпичнее на свете… Нам угрожают собственные бесполезные мины, закопанные чёрти где…
Сивко: Для девушки фабричной ты слишком сообразительная. Кто ты?
Груздь: Алина-Триста Баксовая. У меня кельтские корни по происхождению. И еще я учусь на истфаке… Не становись серьезным, генерал!
Пауза.
Сивко: А про изнасилование и остальное выдумала?
Груздь: Ага.
Сивко: Зачем?
Груздь: Чтобы ты позвонил как-нибудь, mon g;n;ral. Видишь ли, без шуток и веселух я – постельная игрушка. Знаешь, есть желтый утенок для ванны? А я – Дональд Дак для кроватки. (Начинает крякать, подражая персонажу мультфильма, затем начинает страстно стонать, затем - мяукать). Ну, не сердись. Хорошо же было. Вот сидим здесь, калякаем…
Сивко достает кармана портмоне, отсчитывает доллары, отдает девушке.
Груздь: Merci, mon ami. Я поняла.
Груздь поднимается и молча уходит. Скоро слышится звук захлопывающейся квартирной двери.
Затемнение.
АКТ 2
Кухня генерала. Входят Груздь и Сивко с книгой в руке. Он одет по-прежнему, она в юбке и легкой блузке.
Сивко: Не ждал тебя так быстро.
Груздь нагибается и смотрит под стол.
Сивко: Забыла что-то?
Груздь: Себя. Поможешь в поисках?
Сивко: Ты лежишь в ванне. Совсем прозрачная. Я не сразу заметил.
Груздь: А, ну тогда порядок! Смотри, что у меня есть. (Достает из сумочки бутылку водки). Я только что выиграла её.
Сивко: Выиграла?
Груздь: Ага. В уличном конкурсе «Лизни кота». Я смешаю нам коктейль «Отчаяние». Рецепт прост: дешевая, лучше паленая, водка, дешевый тоник и никакого льда. У тебя есть лед?
Сивко: Не знаю. Нет, наверное.
Груздь (кивает): Это правильно. Живи по фэн-шую. А тоник есть?
Сивко: В холодильнике.
Груздь идет к холодильнику, достает бутылку. Начинает готовить напиток.
Груздь: Если смешать в правильной пропорции, от него просто «прёт». Очень «душные» такие галлюцинации. Однажды Галка-Двести Баксовая увидела таких праздничных негров, накачанных, как в порнофильмах.
Сивко: Сестра твоя?
Груздь: Скорее, братик. Он у меня пассивный активист… Пробуй. (Передает стакан). Правда, лучше абсента, который любили художники Э. Мане, В. Гог, П. Пикассо?
Сивко: Да. С коктейлем «Отчаяние» они бы такое изобразили. Да и коза П. Пикассо не страдала бы от одиночества…
Груздь: Что вы читаете, принц?
Сивко: Журнал пыток. Ностальгирую. А сплю я на левой стороне кровати.
Пауза.
Груздь (с улыбкой): Ты так и не вспомнил меня, Юрий Юрьевич? Мы встретились на совместных сборах два года назад.
Сивко: Сборы помню.
Груздь: Ну, да. Ты целый генерал, а я маленький старший лейтенант… В какой-то момент мне показалось, что мы заметили друг друга. И улыбнулись.
Сивко: Ты пришла за мной?
Груздь: Спасти тебя. Все плохо, Юра. Только что я застрелила двух наших «слухачей» в спецмашине. И стерла запись. Не понимаю, зачем ты рассказал мне об этих долбаных минах?
Сивко: Потому что я сразу узнал тебя. И ночью видел, как ты прятала «радиозакладки».
Пауза.
Груздь: Они готовят военный переворот, Юра.
Сивко: Кто?
Груздь: Твои бывшие коллеги. Им зачем-то нужны координаты мины в Зальцбурге, которую ты установил в восемьдесят втором году.
Сивко: Понятно, зачем.
Груздь: Да, они убьют его под шумок. И нашей стабильности конец… У нас не больше часа. Они придут с инструментарием, Юра. Этого никто не выдержит, ты знаешь… Ты позволишь мне завербовать тебя? Подпишешь?
Отворяется дверь холодильника, оттуда вылезает пьяный в хлам Предбанников, одетый в средневековый костюм. На голове берет.
Груздь: Ты рано, дух.
Предбанников: Ничего, я не помешаю. Я в сторонке помолчу. (Садится за стол, тянется к бутылке водки). Вы договариваете свое.
Сивко (пряча бутылку): С каких пор в ФСБ служат черти?
Предбанников: Давно уже.
Груздь: Ты зря меня спровоцировал… Теперь времени совсем нет, Юра.
Сивко: Я только поставил тебя перед выбором… Нет, твою бумагу я не подпишу. Когда-то я присягал…
Груздь: Юра, это военный переворот…
Сивко: Я не боюсь теломехаников из контрразведки. У меня анестетик есть. (Достает из кармана маленький пистолет).
Предбанников: О, клиент нарисовался!
Пауза.
Груздь: Боже, как я устала! Кувыркалась всю ночь, двух невинных людей убила, теперь сижу перед тобой без трусов и уговариваю, как маленького.
Предбанников: Действительно, Сашка, что ты как маленький? Трубы «горят», и ей без трусов холодно, поди! Подпиши мою бумагу, что ли… Вам пятьдесят лет хватит?
Груздь: Юра, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!.. Его, наверное, и нет, рая этого… Юра, тебе пора бежать!!!
Предбанников достает лист бумаги.
Предбанников (указывает на листе): Здесь и здесь. Кровью.
Затемнение. Молния и удар грома. Левая часть сцены освещается вновь.
Груздь: Так вот как ты выглядел в молодости…
Дмитриев (в трусах и генеральском кителе): Да, когда занимался голым туризмом.
Груздь (улыбаясь): Ну, теперь у нас много разных таких занятий будет!
За кулисой раздается взрыв, врываются вооруженные люди в масках.
Спецназовец: Руки вверх, работает спецназ!
Груздь достает из сумки удостоверение.
Груздь: Старший лейтенант Пронькина. ФСБ.
Спецназовец: Ага, коллеги уже здесь! Полковник Пуговкин, военная контрразведка. Где генерал Раевский?
Груздь указывает на Дмитриева.
Груздь: У него спросите.
Спецназовец: Кто это?
Груздь: Внебрачный внук генерала.
Спецназовец: Что за бред?! У Раевского нет внука.
Груздь: Как, видите, есть.
Спецназовец: Вы снова передали нам не полное досье?
Груздь: Это называется конкуренция спецслужб. Вы тоже хороши. Вспомните хотя бы разработку Холопова.
Пауза.
Спецназовец (к Дмитриеву): Как зовут?
Дмитриев: Юра.
Спецназовец: В честь деда назвали? Понятно. И где генерал?
Дмитриев: Улетел в Зальцбург. У него там внебрачный внук.
Спецназовец: Тоже Юрий?
Дмитриев: Нет. Мартин. Для конспирации.
Спецназовец: В Зальцбург, говоришь?.. Ничего, достанем… (Указывает на осоловевшего Предбанникова). А это кто?
Груздь: Где?
Пауза.
Спецназовец: Так, квартиру обыскали? Все, сворачиваемся. (Указывает на Предбанникова). Этого - в машину!
Предбанникова подхватывают двое бойцов. Выводят.
Предбанников: Менты – козлы…
В зрительном зале слышится одинокий аплодисмент.
Спецназовцы покидают кухню.
Груздь: Ты не жалеешь?
Дмитриев: Нет. С Ним без души даже лучше…
Герои поднимаются, подходят к рампе и мужественно смотрят в зал.
Раздаются записанные на магнитофон аплодисменты.
Затемнение.
Высвечивается правая часть сцены. За столом сидят Гиневский, Сивко и Предбанников (спит, уронив голову на руки). Из тьмы левой части сцены выходят Груздь и Дмитриев.
Сивко (пьяно улыбаясь): Вот вы тут «бисы» собираете, а у нас катастрофа! Третьего акта не будет! Это дитё Мельпомены (кивает на Предбанникова) всех споил! А в зале, между прочим, целый товарищ министра и полдюжины генерал-губернаторов! Горько, граждане! Горько! Горько! Горько! Горько! Горько!
Груздь и Дмитриев растерянно целуются.
Гиневский: Нет, еще не все потерянно, Александр! Мы сами сыграем третий акт!
Груздь: Как? Мы текст не знаем!
Гиневский: Это будет наш акт! Акт самопожертвования на алтарь искусства!
Дмитриев: Импровизация? Ужас!
Гиневский: Вы видели Пизанскую башню? В прошедшем веке предлагалось тысяча проектов ее спасения. А ведь она – символ творческого ума! Ибо всякий уход от нормы, любое неравновесное состояние сознания есть почва для изобретательства, для игры. Сейчас мы напуганы, мы устали, мы пьяны. Более падающего ума, наверное, не бывает. Разве что если кого убьешь по неосторожности… Значит, мы готовы, господа, да, господа артисты! В средневековье нас не хоронили с остальными людьми, потому что считали: у нас нет души. Правильно считали, мы – Пизанские башни, они – египетские пирамиды. Мы, конечно, падём…
Сивко: Не частите так, Олег Олегович! Я же буквами вашу речь записываю.
Дмитриев: Да с чего начать-то?
Гиневский: Начнем с продолжения второго акта. У вас впереди полвека андрогенной любви?
Груздь: Андроидной.
Гиневский: У вас же есть дочка, Оля?
Сивко: Внебрачная?
Груздь: Скотина. Тебе ли не знать?
Гиневский: Ну, и расскажите для затравки ему о дочери. (Указывает на Дмитриева).
Дмитриев: Все собрались посмотреть на это тело. Но звезда Полынь пала.
Предбанников (все еще костюме Мефистофеля): А я не сплю. Я мечтаю. И хоть сейчас сыграть могу.
Я богословьем овладел,
Над философией корпел,
Юриспруденцию долбил
И медицину изучил.
Однако я при этом всем
Был и остался дураком.
Сивко: Ума купи, людей играть!
Дмитриев: Да, Игорь, расслабь ягодички.
Пауза. Предбанников садится и засыпает.
Сивко: Нет, это не драма. Это какая-то мелодрёма. Экшенов не хватает.
Дмитриев: А что, если тело звезды будет время от времени выпадать на сцену из-за кулис? А мы за кулисами будем бешено аплодировать. И затаскивать тело за ноги обратно. Здесь ритмика важна. Все подумают, что это, может, постмодернисткая находка такая.
Гиневский: Дело говорите, Сергей!
Дмитриев: Только мне опять в трусах играть?
Гиневский: Штанов с лампасами у нас нет. А джинсы «не катят», как сейчас говорят.
Груздь: Вот горемыка!
Гиневский: Ну, на дорожку! (Разливает по стаканам). Коктейль «Отчаяние». С богом, друзья… (Все пьют). Помните, кураж и бодрость… На сцену, на сцену, патриоты рампы! А я позвоню коллегам…
Затемнение.
АКТ 3
Освещена левая часть сцены. На кухне Дмитриев в генеральском кителе и Груздь.
Груздь: …вот такой дивный ребенок.
Пауза.
Из-за кулисы на сцену выпадает Предбанников. Слышна овация.
Груздь: Ты рано, дух!
Тело утаскивают за кулисы.
Из темноты справа выходит Сивко.
Дмитриев (неприязненно): Вы кто такой?
Сивко: Я – это ты вчерашний. Я – призрак генерала и глашатай. Я возвещаю, что коллеги узнали о беде и мчатся! (Садится за стол, разливает напитки).
Груздь (к Дмитриеву): Ты что-нибудь понял?
Дмитриев: Нет, это я как раз могу понять. У меня есть приятель - актер Сергей Дмитриев. В предштопорном состоянии он звонит себе домой на автоответчик. Сообщает, где находится, кто из знакомых рядом, и что предполагается делать дальше. Начинаются послания одинаково: «Здравствуй, дорогой Сергей из будущего». Это позволяет восстановить события предыдущего вечера.
Сивко: Морщина времени.
Дмитриев: Перед пятиминуткой воспоминаний он всегда собирает будильники.
Груздь: О!
Дмитриев: Да, перед сном он заводит несколько будильников и раскладывает в разных углах квартиры. Утром они трезвонят по очереди. Так Дмитриев снова овладевает пространством.
Сивко: Уникум континуума.
Из-за кулисы на сцену выпадает Предбанников. Слышна овация.
Груздь: Ты рано, дух!
Тело утаскивают за кулисы.
Сивко: И что там с метеоритом?.. Тьфу, с переворотом?
Груздь: Пока – молчок.
Сивко: Общая ситуация в стране?
Дмитриев: Крымняшная.
Сивко: Здесь от меня знак вопроса.
Дмитриев: В интернетах появился неологизм «Крымнаш» или «Крымняш». А еще там же присутствует слово «няша», то есть, «милашка», «душка». Так родился нео-неологизм «Крымняша». С дозволения начальства.
Пауза.
Сивко: А что это значит, вообще?
Груздь: Учеными зафиксирован гламурный патриотизм в шиншилловых армяках с блисталлами Swarovski. Ходко продаются значки с головой гаранта Конституции в берете Че Гевары.
Сивко: Не понял. Причем здесь берет?
Дмитриев: Ну, в Украине сейчас сразу две революции. И одна из них, вроде как, наша. Блондинки сочувствуют.
Входят двое, одетые Лениным и Сталиным (на них же и похожи).
Ленин: Это не революции, генерал, а архивреднейшее, мелкобуржуазное копошение. Иосиф подтвердит.
Сталин: Да уж. Ты сегодня жжешь, Ильич!
Груздь: А это кто?
Сивко: Сталин и Ленин.
Груздь: Настоящие?
Сивко: Похожи…
Пауза.
Входит некто, похожий на Чебурашку.
Чебурашка: Вы не будете со мной дружить?
Ленин: А вы из какой фракции, товарищ?
Чебурашка: Я ищу крокодила Гену. Я потерялся.
Предбанников (вываливаясь на сцену): Да вы задолбали совсем!!! Что вам надо от меня?!!
Сивко: Я все понял. (К Груздю). Когда ты дала мне галлюциноген?
Груздь: Ночью мы пили апельсиновый сок. Помнишь?
Сивко: Растяпа… Я не помню координаты. После заданий нас подвергали психиатрической обработке.
Груздь: Ты и дальше будешь смотреть, как из-за тебя пытают незнакомого человека?
За кулисами раздаются аплодисменты, Предбанникова за ноги вытягивают со сцены.
Сталин: Вы зря упорствуйте, Юрий!
Пауза.
Сивко: Ночью ее головогрудь озарялась изнутри во время оргазма. И я подумал, что она – настоящий шедевр прикладного искусства…
Дмитриев: С кем вы говорите, Юрий Юрьевич? Там, в углу, никого нет.
Чебурашка: Никого нет.
Дмитриев: Мы, конечно, помним, что Офелия вслед за Гамлетом выбрала безумие. Мода… Но вам такие трюки не по чину.
Сивко: Я теперь не генерал…
Груздь: Да ты никогда им и не был. Генералом был Раевский…
Из кулисы слышен вопль Предбанникова.
Сивко: Прекратите. Он совершенно не при чём. Убейте сразу.
Груздь: А куда торопиться? «Театральный марафон» - затея долгая.
Сивко: Я не помню. С нами работали исследователи из НИИ экспериментальной медицины. Андроидное возбуждение – одно из последствий. Я же рассказывал…
Ленин: Вы изрядно позабавили своей изобретательностью, Юрий Юрьевич. Наши озадаченные эксперты полезли было в справочники. Только кто бы стал рисковать столь ценным имперским имуществом?
Сивко: Теперь, стало быть, можно. Пора.
Сталин: Пора.
Сивко: Я не помню, что был когда-то в Зальцбурге…
Чебурашка: А вы там никогда и не были. Там Моцарт жил. Вы – нет.
Сивко: Тогда зачем же?..
Дмитриев: У вас сейчас вовсю идет расщепление сознания. Вы плаваете между разными реальностями, разными «я». Вы напуганы и дезориентированы. Очень скоро вы начнете захлебываться и тонуть. Вот тогда…
Ленин (Дмитриеву): Много говоришь… Нельзя работать в Институте мозга человека, будучи без мозга вообще.
Дмитриев (улыбаясь): А кто сказал, что это правда?
Пауза.
Затемнение. Аплодисменты. Вопль Предбанникова.
Медленно освещается правая часть сцены.
На сцене за столом – Сивко и Гиневский. Поодаль на полу лежит Предбанников. На его руках наручники.
Гиневский: Как говорил Станиславский, это закон дешёвого, провинциального театра — вскакивать с места на каждую выигрышную фразу. В старину актёры так и говорили: «Ох, и дам же свечу на этой фразе», то есть так подпрыгну, что весь зал ахнет! Ну, вот и скакали на сцене какие-то кузнечики! Кто выше, кто резче вскочит!
Сивко: Да откуда они взялись? Ленин со Сталиным?
Гиневский: Из малого драматического театра. А Чебурашка – из детской студии при ТЮЗе. Это феноменальная находка, я считаю. Губернаторы отложили визит в сауну и требуют продолжения…
Сивко: Но я совершенно запутался! Кто я нашей пьесе?! То генерал, то не генерал…
Гиневский: Как говорил Станиславский, актер, прежде всего, должен быть культурным и понимать, уметь дотягиваться до гениев литературы. А Набоков писал, что истинно великие произведения пишутся с конца. Как «Ворон» Эдгара По. Вы знаете конец?
Сивко: Нет, разумеется.
Гиневский: Вспоминайте, Саша, Западная Европа, операция «Моцарт», специзделия…
Пауза. Стонет Предбанников.
Сивко: А причем здесь?..
Гиневский: Как говорил Станиславский, если бы смысл театра был только в развлекательном зрелище, быть может, и не стоило бы класть в него столько труда. Но театр есть искусство отражать жизнь. Воспоминание об операции «Моцарт» позволит вам понять вашего героя, сделает его вещественнее.
Внезапно вскакивает Предбанников и обеими руками бьет по голове Гиневского. Гиневский заваливается на бок.
Предбанников: Юра, беги!
Пауза.
Сивко: Хочу коктейль «Отчаяние». И ее головогрудь.
Гиневский (поднимаясь): Все, поплыл…
Входит Сколопендров.
Входит Тробыч.
Сколопендров: Сейчас мы его «довернем». (К Тробычу). Неси.
Тробыч уходит, возвращается с подносом со шприцами и делает Сивко несколько уколов.
Предбанников: Я, Олег Олегович, согласен с Сивко, сегодня самое время для сценических экспериментов! Как там у Шекспира? «Молилась ли ты на ночь, Даздрасмыгда?» Имя образовано от лозунга «Да здравствует смычка города и деревни». Время-то суровое, револю-люционное…
Гиневский: По моему, Александр имел ввиду нечто другое. Не так ли, Саша?
Сивко: Кто вы?
Сколопендров: Исповедники исподнего.
Сцена освещается полностью. Все герои действа смотрят на Сивко.
Гиневский: Ты готов продолжать, Александр?
Сивко: Меня зовут Юрий… Да, я готов продолжать… Обращаю внимание на два благоприятных для меня обстоятельства. Первое. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». И второе. Играя со мной в свои игры, вы потеряли уйму времени.
Ленин (Сколопендрову): Что это значит?
Дмитриев: Продолжение, надо полагать.
Груздь: Давайте насладимся?
Пауза.
Сивко: Теперь моя очередь развлекать. Под столешницей скотчем закреплен кубик Рубика. Я могу его достать?
Предбанников достает головоломку, вертит и вопросительно глядит на Ленина.
Сталин: Отдай.
Предбанников отдает кубик Сивко.
Сивко (быстро вертя грани куба): Чакры, аура, кундалини, асана, мантра, йога, карма, агни, шамбала, кали-юга, манвантара, аюрведа, дхарма, архат… Жадность крови волка. Горечь слез овцы…
Груздь: Что ты делаешь, Юрий Юрьевич?
Гиневский: Я так и знал, что ничего не выйдет!
Дмитриев: А мне нравится! Так затейливо сходить с ума…
Сивко (быстро вертя грани куба): Кумар, дэвы, аум, Кама, майя, Майтрейя, атма, прана, сансара, цигун, дао, инь и янь, ушу, рэйки… Жадность крови волка. Горечь слез овцы…
Ленин: Отберите у него игрушку!
Никто не двигается.
Сивко (быстро вертя грани куба): Дзен, тантра, суфизм, Лилит, сефирот, ацилут, Эн-Соф, хохма, Зогар, клипот, бина, малхут… Жадность крови волка. Горечь слез овцы…
Чебурашка: Что за черт! Я не могу пошевелиться!
Предбанников (надсадно выдыхая): Я тоже!
Сивко бросает на стол так и не собранный кубик Рубика.
Сивко: У меня для вас все… Не волнуйтесь, за вами придут… Ах, да! Никакой операции «Моцарт» никогда не было. Операция «Сальери» на территории США, это – да… А может, и ее не было… (Сивко поднимает указательный палец).
Он неторопливо спускается в зрительный зал и уходит.
Свет на сцене гаснет.
КОНЕЦ.