Когда мой папа вернулся с фронта, мне было три года, но я помню , как чужой мне дядька посадил меня на колени и мама сказала : «Это твой папа», но я не поверила, потому что мне каждый день говорили, что мой папа приедет завтра. Папа подарил мне красивую куклу, и я поверила, что наконец мой папа приехал. Это было в маленьком городе Атбасар, Казахстан. Папа увёз нас на Украину в город Винница. Это был прекрасный город, утопающий в зелени и цветах , среди которых стояли мрачные, тоскливые осколки домов без окон и крыш. Там вскоре родилась моя сестра Наташа, вечно орущая и капризная.
Помню, как быстро восстанавливались дома и людей переселяли из подвалов. Детские дома были полны сиротами и редко в какой семье был отец. Дети завидовали мне, что у меня есть папа, а я многим, что у них есть бабушка, дедушка. Моих фашисты всех расстреляли.
Помню, как народ обливался слезами, умер Сталин, которому они верили и любили. Что же будет с нашей страной? Через тридцать лет наша страна вконец развалилась.
Когда мне было лет десять, папа, мама и сестра уехали в Свердловскую область в небольшой город Артёмовский, оставив меня на попечение маминой сестры, семья которой поселилась в нашей квартире. Мне хорошо и спокойно жилось с тётей. Её дочка родила девочку Валентину, с которой я нянчилась. Им надо было, чтоб я быстрее уехала и они постоянно жалели меня, что я при живых родителях живу сиротой. И я написала маме, что хочу жить в своей семье, что они сделали меня сиротой.
Когда я заканчивала 8 класс, папа приехал за мной. В Свердловске мы пересели в поезд, который повёз нас в Артёмовский. Для меня это был стресс. Вагон вонючий, мат пьяных мужиков. Я лежала на верхней полке и плакала. Я хотела назад в Винницу, я жалела, что согласилась ехать к родителям, я с ужасом понимала, что с такими людьми мне придётся жить.
В классе появилась новенькая с длинными косами, юбкой чуть ниже колен, городская интеллигентная девочка по сравнению со всеми - белая ворона. Это я. Я никак не могла адаптироваться. Все курносые, окают, девчонки прыгают на мальчишек, бьют друг друга книгами по головам. То, что они учили сейчас, я давно уже знала, и, когда учителя задавали вопросы, поднимала руку, пока меня ни зажали в углу и провели со мной профилактику поведения в их обществе. Я приняла их правила , обзавелась подружками.
В сентябре наш учебный год начинался с поездки «на картошку» в деревню. Брали с собой одеяла, наволочки набивали соломой и спали на соломе в каком – нибудь старом холодном бараке. Топили стационарную печку, чтоб обогреться и просушить сырые от дождей вещи. Выбирали поваров, остальных с вёдрами грузили на открытые грузовики и везли на картофельные поля. Всех ставили на грядки по двое - и вперёд с песней. Со мной никто не хотел вставать на грядку, все привыкшие, у каждого свои огороды, а я впервые увидела, как растёт картошка. Я каждую картошку брала в руки, очищала от грязи, ползая на коленках. А ребята обгоняли меня и сбрасывали на мою грядку половину картошки, бегом кончали работу, жгли костёр, пекли картошку, а я ползком продолжала трудится, пока ни приезжал за нами грузовик. Я уставала ужасно, но вечером мы заводили с деревенскими танцы – манцы, игры, смех , песни. И у меня открывалось второе дыхание. Очень приятные воспоминания.
Все в классе были комсомольцы, а я избегала этого, не хотела связывать себя обязательствами, мне маминого диктата хватало с лихвой. Но я, оказывается , позорю класс, одна выделяюсь, и мне пришлось вступать в этот комсомол. Но за билетом в горком я так и не пошла. Так и осталась белой вороной.
Я писала стихи, прозу и только этим выделялась от остальных. Мои классные сочинения читали перед классом, как пример, а писала я всегда на "вольную" тему, я мечтала заниматься этим, но мама была категорически против, не пойму до сих пор - почему. Она считала моё увлечение глупостью, сжигала мои рукописи, очевидно, она считала меня глупой, не способной ни к чему. После окончания школы, мне нужен был год, чтоб подготовить текст к творческому экзамену , но чтоб угодить ей, я подала документы в химико-технологический техникум, как она велела. Я надеялась, что не пройду, так как в тот год только 10% принимали выпускников без стажа работы. Химию я терпеть не могу, с трудом закончила, несколько раз пытаясь бросить, и до сих пор не могу себе простить, что не смогла пойти поперёк матери.
Юность свою я вспоминаю с большой грустью. Мама меня откровенно не любила, унижала. Всё что я ни делала, всё было неправильно, глупо. Любую подружку она ставила в пример и прямо при ней оскорбляла меня. Я с детства решила, что я ей не родная дочка, поэтому у ней нет жалости ко мне, и сплошные наказания, моральные и физические.
Когда я окончила этот дурацкий техникум, встал вопрос ехать по распределению работать. В Советском Союзе каждый выпускник учебного заведения направлялся по распределению на предприятие по усмотрению деканата. И тут оказалось место в Узбекистан. Я так обрадовалась возможности уехать подальше. Так я оказалась в Самарканде, чудесном восточном городе.
Самарканд для меня оказался, как заграница. Там была совсем другая жизнь, многонациональный город со своими законами, со своим укладом. Люди ко мне относились по-доброму. Отрезок жизни, который я прожила в Самарканде, был самым счастливым в моей жизни. Восточные базары, всё дёшево, восточная кухня, красивые люди, такие разные, но добрые друг другу.