Тайна Золотого Голлу

                Часть I. 
               
               Дар Властителя.


Среди ромашковых соцветий
Реки зеленая волна…
Кавказ.   Рубеж тысячелетий.
Седые горы. Тишина…
Века минули, канув в Лету,
И лишь вершины помнят в снах
Былые битвы и победы,
Иные страны, племена  –
Как поднимая гордо храмы
И миллионы юных лиц
Росла Империя Аланов,
Не зная страхов и границ;
Как укрываясь за туманом,
Взбираясь круто в облака
Задумчивые караваны
Несли упругие шелка,
Парчу, фарфор и пряный запах –
Все то, чем жил Великий Путь –
Друг другу  здесь Восток и Запад
Сумели руки протянуть.
На этих горных перепутьях –
Как вихрь в космической пыли –
Менялись племена и люди,
Менялся древний лик земли,
Язычников крестили греки
Звенела сталь лихих  клинков,
И кровь окрашивала реки,
Бегущие от ледников…

Но через  времени безмерность,
Сквозь пламя войн, и свет, и тьму
Дошли до нас
            отвага,
                верность
Земле
              и роду  своему.







1.

   …Зима  в горах  казалась бесконечно долгой, а  весна почти  всегда была  ветреной и холодной. Редкие солнечные дни чередовались с многодневными дождями, туманами, иногда  и со снегом, который серебрил по утрам  плоские  навершия невысоких хребтов, тянущихся вдоль всей долины Упана ( ), а к полудню исчезал от  легкого и неизбежного тепла, струившегося даже сквозь облака.   Приближался  день  Голлу – праздника Солнца   – с танцами, песнями и состязаниями молодых  борцов, стрелков и наездников. До этого дня оставалась всего-то четверть Луны, поэтому в селении царило то оживление, которое  всегда возникало весной и становилось особенно заметным  в такие предпраздничные дни. То и дело перебегали из дома в дом, обменивались  всякого рода  мелочами – ниткам, иглами, бусинкам и прочими безделицами  женщины и девушки. Некоторые из них, только что достигшие  совершеннолетия – четырнадцатого Голлу – впервые в жизни готовили новые праздничные  одеяния. Появление девушки  в таком наряде означало, что отныне на неё можно смотреть, как  на невесту.
  Еще с большим усердием готовились к празднику наджаны – повзрослевшие мальчишки, вступившие в семнадцатую весну. Им предстояло  пройти Посвящение – испытание на право называться воином. Испытание было не простым. Нужно было попасть из лука в   сноп из соломы   с расстояния не меньше ста шагов. Нужно было верхом  на полном скаку  перепрыгнуть  изготовленную специально для этого   ограду  из  ольховых прутьев высотой в половину  роста самого высокого  в селении мужчины. И, наконец, нужно было ловко  остановить катящееся с горки колесо повозки, не повредив при этом себя.  Тот,  кто проходил испытания, получал право  стать защитником людей и воином  Великого Голлу на земле,   пройти через  Небесное Кольцо об руку со своим  отцом,  а после  этого получить из его рук  собственную саблю  и лук со стрелами….
   Те же, кто уже прошел Посвящение в прошлые годы, готовились к состязаниям по борьбе, скачкам, стрельбе – словом, ко всем  тем затеям и  забавам, в результате которых победителям доставались  призы от  самого Князя. Молодые сарбазы  ( )  тщательно чистили коней,  приводили в порядок сбрую,  готовили стрелы… Главным призом, как правило, был полностью экипированный конь из княжеской конюшни,  им награждался победитель тахтана – праздничной скачки. Призами в других состязаниях могли быть кинжалы в серебряных ножнах,  наборы для украшения конской  упряжи или  медные сосуды с чеканкой.
   Молодость, молодость… Как хороши и приятны твои заботы! Для тех же, кто постарше, наступление Голлу, хоть и было праздником, но праздником, за которым наступали нелегкие дни труда.  Нужно было быстро вспахать поля, вовремя засеять их зерном, чтобы вырастить добрый урожай, нужно было организовать выпас скота, заготовку сыра, словом – позаботиться  о жизни в будущую зиму, наверняка такую же бесконечно долгую и снежную, как эта, которая только что закончилась.

   Варгазар,  князь   упанов, стоял у двери своего дома  и смотрел сверху на селение Зуплак, на  желтоватый свет солнца, которое едва-едва пробивалось  через небольшие просветы в сплошной серой пелене, накрывшей горы. Мелкий, такой же серый дождь начался еще вчера вечером,  но не прекращался ни на минуту, как будто кто-то подвесил прямо над селением гигантский,  наполненный водой котел с маленькими дырочками в днище, и от этого было темно, сыро и неуютно.  Варгазар знал, что вот-вот должен появиться Даймагор, Хранитель Святилища Голлу со своей дощечкой, на которой он в течение  уже двух  лун  отмечал, где восходит Солнце, в каком положении находятся  звезды Небесного плуга (  ) в середине ночи.   Вскоре князь, и правда, увидел  человека в  бурке, с густой бородой, окаймлявшей широкое смуглое лицо, шедшего быстрым шагом к  ограде княжеского двора. Это действительно был Даймагор.  Даймагор  поднялся по крутым ступеням,  сбросил капюшон   и низко поклонился князю.
 –  Приветствую тебя, князь Варгазар,  свет и мир твоему дому!
 –  И тебе того же, мудрый Даймагор! Заходи, будь добрым гостем с добрыми вестями.
  Князь отворил тяжелую дверь  и  крикнул внутрь дома: – Зорана !
На порог выскочила старшая дочь князя – совсем юная девушка, стройная,  черноглазая,  с черными, как смола косами, спускавшимися до самой талии. Шитая серебром высокая шапочка на ее голове чуть съехала на бок, Зорана, немного смутившись, поправила ее и, улыбнувшись гостю, сказала:
 – Мир и свет тебе, мудрый Даймагор!
 – Принимай гостя, Зорана, возьми бурку и повесь её поближе к очагу, чтобы высохла. И  скажи матери, чтобы приготовила стол.
   Он повернулся к Хранителю и задумчиво произнес: – Уже  совсем взрослая, как время промчалось!
 – Да, да, князь, пора тебе думать о достойном женихе, свадебных подарках, ну и вообще о  празднестве для всего  племени. Не каждый год княжеская дочь замуж выходит.
 – Для всего этого и  время еще есть, и не понятно, за кого ее выдавать. Не худо бы и Зорану спросить, не присмотрела ли кого она сама. Знаешь, она у меня гордая, упрямая, так просто за кого попало не пойдет…
 –  Но не выдавать же ее за человека из какого-нибудь худого рода!
 – Не такова она, чтобы выбрать недостойного. А если ты думаешь о том, чтобы жених был богат, то для меня это не самое главное. Главное – был бы смел, честен, да любил бы дочь.… А богатства у меня  и самого хватит.  Ты входи в дом, Даймагор, входи!

   В большом входном помещении  горел очаг, над  которым  висел котел, в котле что-то кипело. Ближе к окну стоял большой деревянный стол, вокруг которого были расставлены скамьи, а  над входной дверью был  подвешен  громадный череп волка, охранявший дом от  всяческих напастей. Было тепло, и тепло это ощущалось еще сильнее после сырого ветра за стенами дома. Князь и Даймагор сели за  стол друг против друга.
 – Даймагор, совсем скоро – праздник Голлу. Возможно, нам будет оказана великая честь,  на этот праздник желает приехать сам Властитель Алании, Багатур Сарфаран. Вчера прискакал гонец из Маргассы и принес эту добрую новость.  Но я должен точно знать, когда Солнце перевалит на  сторону дня. Ты уже давно наблюдаешь за его ходом, поэтому я спрашиваю тебя, можешь ли ты точно назвать срок пришествия Голлу? Надо сообщить об этом Властителю как можно быстрее,  но до Маргассы – день пути верхом, и то, если без отдыха!
 – Не беспокойся, князь Варгазар! Посмотри сюда, – Даймагор  повернул к глазам князя деревянную дощечку с рисунком, нанесенным кусочком угля. – Я наблюдал в течение последних лун восход Солнца через Небесное Кольцо Святилища. Каждое утро Солнце начинало восходить на шаг ближе к  черте между дневной и ночной стороной неба. Я уже говорил тебе не раз, что эта черта точно проходит через середину Кольца, если смотреть от Мерного  Камня – хвала нашим предкам – они позаботились, чтобы мы, их потомки, об этом знали. Когда Солнце  взойдёт  по этой черте, на нем  и будет восседать Великий Голлу, повелитель тепла и света! А ночью Небесный Плуг  опустит свой лемех вниз  и это будет означать, что пора начинать возделывать поля.
 – Все это ты уже не раз объяснял мне,  и я понимаю смысл твоих  наблюдений. Но все же, скажи, когда наступит этот день. В течение последней луны почти все время шел дождь, он и сейчас не прекращается. Можно ли было точно определить день Голлу – ведь солнца почти не было.
 –  Затем я и изучал законы его движения много лет, чтобы уметь делать это при любых обстоятельствах. Каждый день Солнце делает шаг к полуденной черте. Когда небо чистое и можно наблюдать, я отмечаю место его восхода, на следующее утро отмечаю место восхода снова и знаю длину ежедневного шага, – Даймагор снова повернул к князю дощечку, указав на чёрточки, хорошо заметные на отшлифованном дереве, – поэтому я  и знаю, сколько шагов, а значит – дней – осталось    до полуденной линии. Последний раз   место восхода удалось отметить два утра назад. И я точно  могу сказать, что  до Дня Голлу осталось еще шесть шагов рассвета!
 – Другими словам, шестое утро после сегодняшнего будет праздничным?
 –  Да, князь. Можешь посылать гонца к Сарфарану.
   Варгазар быстро встал из-за стола, вышел в соседнее помещение и  вскоре вернулся вместе  со своим  сыном, который был уже одет  для езды верхом. Он посадил его на скамью напротив себя и сказал:
 – Поручаю тебе,  Варлар,  важное дело. Возьми с собой  двух самых надежных  друзей и скачите  в Маргассу. Знаю, что ты – искусный наездник, знаю, что  не подведешь отца. Надо обязательно доехать сегодня к  вечеру. И передай  Властителю Сарфарану, что День Голлу настанет шестым утром после сегодняшнего  дня.  Возьми у матери припасов на два дня пути, захвати на всякий случай оружие.
 – Со мной поедут Наймаз и Бингир.
 – Согласен. Вы ведь и так  почти неразлучны. Вернётесь назад  вместе с процессией Багатура, так безопаснее.
   Варлар почти бесшумно и быстро исчез за дверью, а в это время вошли княжеская жена Агинай и Зорана. Агинай несла большое блюдо с нарезанным мясом, а Зорана – деревянные лопаточки  ( ) для проса и тарелки с хлебом и сыром. Затем на стол поставили кислое молоко  и  приправы, а варёное просо выложили из котла в глубокую миску.
 – Раздели со мной  хлеб, Даймагор, –  приветливо  произнёс князь, – я надеюсь, что мы устроим достойный праздник Голлу, а следующее  лето будет столь же изобильным как прошедшее.
 – И стол твой будет таким же  полным, как нынешний, – добавил хранитель святилища.
  Хозяин и гость   подняли вверх ладони и вместе произнесли: – Хвала Голлу!

   В это время  Варлар  уже спешил ко двору Наймаза. Наймаз жил совсем недалеко, но для того, чтобы подойти к его сакле, надо было обогнуть  крутой скальный  склон. Однако Варлару  хотелось побыстрее сообщить другу важную новость о поручении князя  и как можно быстрее выехать из селения. Он с детства знал здесь каждый камень, каждую потаённую ступеньку, каждую выемку в скале, поэтому пошёл напрямую, быстро и уверенно пробираясь по склону. Очень скоро он приблизился к двери  низкого каменного строения,  задней стеной которого была та же скала, и негромко дважды  постучал. Наймаз вышел сразу – знакомый стук обрадовал его, он  быстро  поднялся от очага и отворил дверь.
 – Мир и свет тебе, Наймаз!
 – Рад тебя видеть, дружище, все ли хорошо у тебя?
 – Не просто хорошо, а очень даже хорошо! Князь дал нам с тобой важное поручение  и мы должны выполнить его немедленно.
 –  Я рад такой чести! И что же это за поручение?
 – Мы должны  ехать к Властителю Сарфарану, чтобы известить его о дне  Праздника Голлу. Даймагор сказал, что до него осталось всего шесть дней. Выезжать нужно прямо сейчас!
 –  Ты погоди, надо же собраться, взять припасы, оружие – путь неблизкий. Положим, до Маргассы мы доберёмся к ночи, но ведь ты знаешь, что царь живёт не там, среди ремесленников и торговцев, а в крепости Ангушкех. Ночью туда не проедешь,  значит, нас ждёт ночлег,  и может быть, придётся провести его у костра.
   Наймаз был  на четыре лета взрослее Варлара, он рано лишился отца, погибшего в одном из дальних набегов, и остался старшим в семье мужчиной. Рано повзрослев, он обрёл рассудительность  и  ответственность взрослого человека, а для Варлара, у которого   были только сёстры, стал поистине старшим братом. Наймаз  довольно часто  охлаждал его юношескую горячность  и необдуманные порывы,  учил его наездническому искусству, владению оружием,  пахоте  – словом всему, что по его убеждению должен уметь каждый мужчина, независимо от происхождения  и возраста. Сам он уже прошёл Посвящение, а потом  не раз получал от князя призы  за победу в борьбе.
 – Но отец просил выехать как можно быстрее! - возразил Варлар.
 – Правильно просил - как можно. Значит, надо хорошо подготовится, чтобы выполнить его поручение наверняка. Так что, я должен собрать в дорогу всё необходимое, ничего не забыть. Вот что, ступай-ка домой, седлай коня, бери всё, что нужно и подъезжай сюда. Я заодно проверю, как ты собрался. Тем более, я, как старший за тебя отвечаю…
 – Отец сказал, чтобы я взял с собой  двоих. Я решил, что возьму тебя и Бингира.
 – Бингира?... Что ж… мы ведь с ним давно ладим, крепкий наджан, надёжный. Только вот такой же нетерпеливый, как ты. Ну ладно. Иди к нему и приезжайте вместе, я буду ждать.
  Наймаз помолчал, потом  склонил голову и  тихо спросил:
 – А что Зорана, будет нас провожать? Про меня не спрашивала? Нет?... Ну иди.
   Варлар быстро отошел от дома и направился к берегу ручья. Тропинка шла вдоль бегущей по камням воды, от долгого дождя  ручей превратился в бурную речку, которая с грохотом ворочала на дне камни и осыпала брызгами прибрежные кусты. Капли воды летели сверху, сбоку, отовсюду  и Варлар отошёл от берега на несколько шагов. Кто-то осторожно двигался ему навстречу  по скользким камням, прикрывшись башлыком. Варлар узнал его не сразу – оказалось, это Анзан.
   В селении Анзана одинаково не любили и наджаны, и девушки, и старшие. При этом он был, возможно, самым красивым юношей в округе – высокий, плечистый, ловкий – казалось бы, что ещё?  Отношение людей к Анзану,  на  первый взгляд, было похоже на зависть, но на самом деле  причина была скорее в отношении к окружающим самого Анзана. Он, так же, как Варлар, принадлежал к княжескому роду. Старики ещё помнили его деда, жестокого и властолюбивого князя Кургара, который  в конце концов был убит во время ссоры  одним из соседей. Братьев и сыновей у князя не было, поэтому княжеская власть перешла к двоюродному брату – отцу князя Варгазара. Старшая дочь Кургара  стала женой  богатого простолюдина, и та ветвь рода, которая последовала после этого, была уже не совсем княжеской. Но Анзан, повзрослев и пройдя Посвящение, считал себя  настоящим князем по крови, а его отношение к окружающему миру было столь же надменным и презрительным, как когда-то у князя Кургара. Уверенный в своём превосходстве над всем и над всеми, Анзан никогда никому не помогал, никогда ни с кем не соглашался, никогда никого не хвалил. В то же время в Зуплаке все знали, что он – прекрасный наездник и великолепно владеет оружием.
 –  Мир и свет  те6е, Анзан! – приветствовал его Варлар.
 – Свет – ладно, а вот мир мне совсем не нужен,  у меня нет ближе друга, чем мой клинок.
 – Хочешь  пролить  чью-то кровь? Кто-то обидел?
 – Ещё не родился тот, кто может меня обидеть, – надменно процедил сквозь зубы Анзан, а вот пролить чью-нибудь кровь я бы не прочь…ну хотя бы твою, княжич. Зачем в одном селении два княжича?
   Варлар сжался и крепко  ухватил рукоять кинжала:
 – А я ведь тоже не безобидная овечка, ещё кто кого…
   Анзан засмеялся.
 – Куда тебе, княжий птенчик… не буду я тебя трогать. Не хочу ссориться с твоим родом.  На празднике Голлу  я возьму главный приз, а потом приду к князю  Варгазару просить  отдать мне  Зорану. Как думаешь, не откажет князь князю?
 – Это ты сам у него спроси. И у неё узнать не забудь.
 – Узнаю, узнаю, когда придёт срок. Некогда мне с тобой  спорить, овцы куда-то убежали, найти надо.
 – Вполне княжеское дело, – едко усмехнулся Варлар.
  Анзан  зло посмотрел в его лицо  и, ничего не ответив, двинулся дальше.

   Бингир стоял на пороге дома и, кажется, уже ждал Варлара. Он держал под уздцы своего  гнедого, за седлом которого был подвязан походный баул.
 – Мир и свет, Варлар!
 – И тебе мир и свет!  Не меня ли ждёшь?
 – Тебя. Соседка была у твоей матери и передала мне, что нам предстоит путь в Маргассу. Я сразу и приготовился.
 – А я вот –  еще нет, надо было зайти к Наймазу, он поедет с нами.
 – Ладно…Сядем на коня вместе, быстрее  доедем к тебе. Надеюсь, сборы не затянутся?
 – Нет, возьму припасы и лук со стрелами. Остальное - при мне.
 – Что такой угрюмый? Что-то случилось?
 – Вот… Анзана встретил.
 – Да, этот кого угодно разозлит! Не сердись, дружище, когда-нибудь  он крепко споткнётся. Плоды зла созревают быстро. 


   Прошло совсем немного времени, и трое друзей уже ехали по каменистой дороге  вдоль Упана  в сторону гор. После полудня повеял ветерок, дождь постепенно прекратился, в облаках стали появляться голубые разрывы чистого весеннего неба.  Припекало солнце, и на южных травянистых откосах гор, как его осколки, заблестели  первые цветы. Всадники сняли бурки. Наймаз, как самый старший из них  наставлял  друзей накануне   Посвящения, предстоящего во время праздника Голлу.
 – Я на самом деле совсем не сомневаюсь, что вы пройдёте испытания и в скачке, и в стрельбе из лука – сам вас обучал, и сам не раз убеждался, что  вы  всем  этим овладели. А вот  пройдёте ли испытание колесом – не знаю. Я, когда проходил это, едва не погиб. Проклятое колесо летит с горы, как сорвавшийся вниз  камень, и кажется, его ничем не остановить, а если попытаешься это сделать, оно вмиг тебя свалит. Мало того – переломает и перекрошит!  Здесь важно не поддаться страху, спокойно и быстро выбрать место, где его можно перехватить.
 – Мы – не трусы, не испугаемся – уверенно заговорил Бингир, мы уже пробовали это делать и у нас получалось...
 – Ты лучше слушай и не перебивай, всякое бывало, – прервал его Наймаз, –  оно будет катится от Сторожевого холма, а это – намного выше, чем на той горке, где играетесь вы.  Я открою вам один секрет. Там в одном месте есть небольшая ямка, колесо её перепрыгивает и дальше катится немного тише, а потом начинает ускоряться опять. Надо стать поближе к этой ямке, тогда удар колеса по руке будет слабее. А ещё – никогда не стойте на пути колеса и не пытайтесь поймать его сразу двумя рукам. Так и погибнуть недолго. Ловить только правой рукой. Стойте немного левее его движения!
 –  Мы будем стараться, Наймаз, – со смехом ответил ему  Варлар, не беспокойся!
 – То-то, талабы! ( )
Наймаз  пустил своего коня в мелкую  рысь и неожиданно  свернул влево, на пологий склон, покрытый прошлогодней травой, через которую уже пробивались молодые зелёные ростки.
 – Куда ты?, –  выкрикнул Варлар, и, быстро догнав его, остановился. Наймаз натянул поводья, развернулся навстречу друзьям  и  медленно, с нажимом заговорил:
 – Вот что,   талабы,  главная дорога   в Маргассу – слишком длинная и  на самом деле небезопасная. Ещё немного, и мы бы въехали в узкое каменное ущелье, где  часто гнездятся разбойничьи шайки, а их немало, вы знаете. Есть путь покороче, по горным  лугам.  Там местность открытая, всё видно, да и  доедем быстрее. Солнце уже переваливает на закат, нам надо торопиться. Поднимемся на эту горку и – вперёд, вперёд!
    Он ударил своего вороного в бока и стал быстро подниматься вверх, вслед за ним двинулись  и Варлар с Бингиром.  Вскоре они выехали на перегиб хребта  и перед их глазами открылось широкое нагорье, покрытое редкими первоцветами. Друзья  снова  поскакали  рысью, сдерживая коней, опьянённых весенним простором, лёгким воздухом, и от этого всё время  пытавшихся   пуститься в галоп.

   Они миновали нагорье, две глубоких балки и, наконец, увидели сверху  долину  реки. Река была узкая, вероятно, неглубокая, переправиться через неё было делом нескольких мгновений.
 – Марман, –  Наймаз показал в сторону речки, – эта речка маловодная, особенно сейчас.  Переберёмся на другой берег и дадим коням отдохнуть. Они устали, пусть попьют, пожуют свежей травки. И нам надо  подкрепиться.
   Путники быстро пересекли поток,  спешились посреди берёзовой поляны у берега, отпустили коней и уселись на лежащий толстый ствол.  Наймаз  хотел развязать свой баул, но Варлар остановил его:
 – Давай сначала  отведаем из моего. Всё-таки, не обижайся, но моя мать готовит лучше тебя! Да, я ещё  кое-что забыл тебе передать, – он хитро посмотрел на друга, и тот сразу насторожился.
 – От князя?
 – От княжны …– Варлар протянул ему  что-то завёрнутое в белую льняную ткань платок,– велела отдать прямо в руки, постараться не  забыть и не съесть по дороге!
   Наймаз осторожно взял платок и некоторое время смотрел на него молча и не разворачивая, его смуглые щёки заметно покраснели. Он медленно развернул край плотной ткани, и летний дух овсяной лепёшки с мёдом  тотчас поплыл над поляной.
 – Это правда от Зораны?
 – Правда, правда,  еще просила, чтобы  ты был осторожен и   внимателен.
 – Что же сразу не передал? Как ты мог? Ну, чистый Сырдон! ( )
 – Не сердись,  Наймаз,  может быть, нам доведётся породниться… Да-да,  мы уже давно знаем, как ты с моей сестрой в прерглядки играешь. Только вот должен  тебе сказать, у тебя есть грозный соперник.
 – Это кто же ещё? Кому надоело ходить под небом?
 – Встретил сегодня утром Анзана, как раз, когда шёл ко двору  Бингира.  Он  сказал мне, что выиграет главный  приз  на праздничном тахтане  и придёт просить князя отдать Зорану ему…
    Наймаз  зло заиграл скулами и поднялся на ноги.
 – Он слишком самоуверен, этот самозванец! Если так, я  готов бороться с ним где угодно – хоть в кругу, хоть верхом, и уверен,  смогу победить!
 – В кругу он бороться с тобой не будет, для такого молодца, как  ты, Анзан подобен сырой глине, а вот обскакать может – конь у него знатный, - задумчиво произнёс Бингир.
 – И даже если будет проигрывать тахтан, он может совершить любую подлость, будь начеку,- добавил Варлар.
Наймаз сел рядом с  ним  и тихо спросил:
 – А что Зорана, она может согласиться стать его женой?
 – Зорана? Да что ты!?  Она же тебя любит, чудак!
 – Тогда мне и бояться нечего, – радостно воскликнул Наймаз, – давайте съедим эту замечательную лепёшку вместе.

   Когда вечернее солнце опустилось к гребням хребтов, дорога пошла сначала по широкой долине, потом долина стала теснее, и путь продолжился по выбитой конной тропе, тянувшейся вдоль берега реки.
 –Вот и Унжа, – громко выкрикнул  уже не раз проезжавший здесь Наймаз. – осталось совсем немного.
   Быстро опускались сумерки, в холодеющем вечернем воздухе и стук подков и шум воды стали громче, тёмные незнакомые силуэты деревьев казались неизвестными живыми существами и заставляли всякий раз настораживаться и прижиматься к гривам лошадей. Стены Маргассы выросли перед всадникам неожиданно, перекрыв половину ещё излучающего  свет неба. Тропа привела к воротам, и сразу же два стражника с факелами, в шлемах и кольчугах преградили им путь.
 – Кто?! – выкрикнул один из них.
 – Княжич Варлар, сын Варгазара с охраной!
 – Зачем?!
 – Донесение Властителю Сарфарану.
 – Тамгу!
   Варлар вытащил из-за пазухи  и показал стражнику большую печать из обожженной глины с выпуклым  орнаментом.  Тот поднёс факел поближе и, внимательно рассмотрев её,  с сомнением в голосе  проговорил:
 – Я такую не помню. Ты видел такую тамгу? – обратился он к своему товарищу.
 – Пусть зайдут к садару ( ), он разберётся. Сойдите с сёдел, привяжите коней у ворот и идите за мной!
   Они спешились, оставили лошадей у стены и, пройдя совсем немного, вошли в узкую дверь низкого и тесного строения, выложенного из плоских камней. Здесь горел светильник, в котором иногда потрескивал бараний жир, а на скамье сидя дремал ещё один  стражник,  к кольчуге которого была прицеплена большая медная  пластинка с затейливым знаком. Когда раздались шаги, он приоткрыл глаза.
 – Ну? – произнёс он, вопросительно глядя на своего подчинённого.
 – Вот, садар, говорят, что с посланием к Багатуру Сарфарану…
 – Раньше не могли… Ночь уже…– пробурчал  садар. – Тамгу смотрел?
 – Смотрел, но она мне незнакома.
 – Покажи! – строго глядя на Варлара  приказал начальник стражи и протянул руку.
  Княжич снял с шеи печать, висевшую на крепком кожаном  шнурке, и положил в ладонь садара. Тот бросил на тамгу быстрый взгляд и отдал её назад.
 – Знаю, это тамга  князя Варгазара, он иногда приезжает сюда со своими людьми продавать овец, просо и сыр. Сыр у него – самый вкусный. Так ты – княжич? – он поднял глаза на Варлара, всматриваясь в его лицо. – Не узнать…  Я последний раз видел тебя, когда ты был мальчишкой. Как уважаемый князь  Варгазар?  Хороши ли  у него дела?
 – Отец готовится к празднику  Голлу.
 – У нас старые праздники стали забывать… – тихо и задумчиво проговорил садар, – у нас теперь всё больше новые празднуют… Ну да ладно, княжич, сейчас уже темно, а дорога в царский дворец  не очень удобна, даже лошади могут переломать ноги. Я скажу, чтобы тебя  и твоих товарищей отвели в гостевой дом и устроили на ночлег, а завтра поведу вас к Властителю сам, нас сменят,  и мне надо возвращаться  в крепость. Когда солнце поднимется на два локтя выше гор, подъезжайте сюда. Если что, спросите садара Наргула.
 Они вышли из караульного домика, отвязали коней и  в сопровождении одного из стражников  направились в сторону города. Гостевой дом находился совсем недалеко от городской стены, ближе к реке. Хозяин взял с них плату – две медных  безантийских монеты, отвёл в просторную комнату, зажёг небольшой светильник. В  маленьком очаге  уже лежали дрова  и Наймаз быстро развёл огонь.  В помещении стало совсем тепло и уютно – потрескивали дрова, потрескивал жир в  светильнике – совсем как дома…
 – Вот теперь  можно и  что-нибудь съесть, – весело воскликнул Варлар, – мои припасы уже  закончились, посмотрите, что сохранилось у вас!
 –  У меня жареная баранина, – отозвался Бингир.
 – Сейчас согреем воду и сделаем отвар из трав. Мёд тоже есть. –  прогудел Наймаз,
 – Очень хорошо!  Значит, еда нам ночью сниться не будет…– с удовольствием заметил Бингир.
 – А что, у тебя такое бывает? – удивился Варлар, – Должно быть это приятные сны?
 – Ничего приятного, сразу же есть хочется, только и всего.
 – Чтобы ночью еда не снилась, надо плотно поесть перед сном. Словом, шагай за водой, река рядом.
   Бингир нехотя вздохнул, взял котелок и вышел за дверь.

    … Из-за стен домика доносился шум речного потока, казалось, ночь катилась над долиной вместе с его течением. Друзья быстро справились с ужином и заперлись изнутри на засов. Очаг уже догорал, погас и светильник, и лишь красные угли тлели в темноте хатана ( ).  Юноши улеглись на  овечьи шкуры, которые были брошены на охапки сухой травы и накрылись бурками. Наймаз заснул почти сразу, а Варлар и Бингир, возбуждённые первым в жизни путешествием, никак не могли сомкнуть глаз.
 – Ты бывал здесь? – тихо спросил Бингир.
 – Нет, конечно. Завтра перед полуднем надо найти сардара Наргула, а до этого времени можно посмотреть, что это за город – Маргасса.  Отец говорил – большой.
   В конце концов они задремали и проснулись лишь тогда, когда в затянутое бычьим пузырём оконце уже лился яркий утренний свет. Наймаз сидел у  горящего очага, который он снова распалил, пока Варлар и Бингир спали.
 – Ну, как, снились лепёшки? – усмехнулся он, глядя на плясавший под кипящим котлом огонь. – Вижу, что вы ещё не мужчины… Настоящий мужчина должен просыпаться  перед рассветом, чтобы успеть исполнить все свои дела по хозяйству, и не валяться в безделии. Ладно, каша почти готова, вставайте. А потом я покажу вам Маргассу, я здесь уже бывал. Вы не мешкайте,  если задержимся, придётся снова платить за целый день!..



2.

   Как оказалось, гостевой дом находился в широком дворе с коновязью, где топтались их лошади. От ворот двора тянулась дорога, которая вела через широкий луг к постройкам, занимавшим пространство долины, насколько хватало глаз. Друзья двинулись туда  не спеша, верхом. С высоты сёдел можно было видеть не только дома, но и окружающие их усадьбы, обнесённые каменными оградами. У окраины города дымила кузница, из неё доносился стук молотков, двое мужчин раздували меха, длинные ручки которых  выходили из стены наружу. От дороги расходились влево и вправо  узкие кривые переулки, густо застроенные низкими домиками, стоявшими среди деревьев, кое-где блеяли овцы,  на стук конских копыт вскидывались собаки, оглашая всю округу сердитым лаем. Варлар заметил,  что по мере продвижения вглубь города дома становятся всё крупнее, усадьбы шире, а ограды выше ; очевидно, их жители были намного богаче тех, кто обитал на окраинах.  Вскоре  друзья выехали на широкую площадь, в её центре  возвышалась каменная круговая стена  в два роста всадника. Дорога, по которой они двигались, вела внутрь окружённого стеной пространства через ворота.  Створки ворот  были открыты, и оттуда след в след  выходили навьюченные лошади и ишаки. Рядом, слева и справа  шли вооруженные люди, ехали всадники в воинских  доспехах.
 – Что это?  – Варлар обернулся к Наймазу и кивнул в  их сторону.
 – Здесь проходит дорога  из-за гор, а это – караван, торговые люди. Царская стража заводит их за ограду, пересчитывает лошадей, ишаков, тюки, взимает мзду за проезд и пропускает дальше.
 – И много они платят?
 – Точно не знаю, но говорят, что выходит по пять золотых солидов ( ) с каравана. Деньги идут в царскую казну.
 – А что они продают?
 – Что угодно. Украшения, ткани, сосуды… всего не перечесть. А в наших местах покупают зерно, оружие, железо…  И везут к себе.
 – ЧуднО… Не понимаю, какой в этом интерес.
 – За перевозку и продажу берут  немалые деньги, в этом весь смысл. Да вот,  вокруг сплошные ряды лавок – можно посмотреть, что там есть.
    Наймаз спрыгнул на землю, вслед за ним  и его спутники, взяв лошадей под уздцы.  Вокруг каменной стены и по всей площади было разбросано множество торговых строений, и казалось, здесь было всё, что где-либо в мире выходит из человеческих рук. На одной стороне площади продавались золотые, серебряные и бронзовые украшения, женские кольца, бусы, серьги и пояса  с цветными камнями. Здесь же была металлическая и глиняная посуда, блюда и кувшины, расписанные затейливыми узорами. Чуть поодаль  стояли лавки с  наборами  для  конской упряжи – бляшками для сбруи, богато украшенными конскими нагрудниками, сёдлами, стременами и прочими необходимыми для всадника вещами. Рядом продавали оружие – от самых незатейливых железных ножей до  искусно отделанных сабель и кинжалов в серебряных и золочёных ножнах, с рукоятями, украшенными цветными камнями. Варлара поразило разнообразие луков разного размера, наконечников для стрел,  боевых топоров и кольчуг.
   От всего этого изобилия начинало рябит в глазах и Наймаз почти силой повёл Варлара и Бингира на противоположную сторону площади.
 – И что, всё это привозят из-за гор? – удивился Бингир.
 – Нет, конечно, – ответил Наймаз, – очень многое делают здесь, в Маргассе. Вы же видели кузницу, там работают с  железом, делают из него то, что нужно  и в бою, и в хозяйстве, но таких кузниц поблизости не одна, а не меньше пяти. Есть мастерские, где лепят и обжигают кувшины и блюда. Есть мастера по дереву, золоту, камню, есть те, кто мелет зерно…словом, край наш богат умельцами, знайте это!
   Они подошли туда, где продавались одежда и ткани – парча, шелка, шерсть самых причудливых рисунков и расцветок. Эта часть рыночной площади не вызвала у приятелей столь пристального внимания, хотя Варлар отметил про себя, что ничего подобного он никогда не видел. В  доме князя Варгазара предпочитали домотканые изделия изо льна, который выращивался  в своём же хозяйстве. Что касается Наймаза, то он приобрёл у одного из торговцев  женскую шапочку, украшенную мелкими стеклянными бусинками.
 –  Для кого – то из сестёр? – спросил Варлар.
     Наймаз хитро улыбнулся.
 – А как ты думаешь, Зоране понравится?
 – А как ты думаешь, отец не рассердится?
 – Постараюсь, чтобы не рассердился.
Они сели в сёдла, выехали с площади, и  только полусотне шагов вдруг расслышали, что над рынком стоит непрерывный гул голосов, над которым то и дело разносятся резкие и громкие крики торговцев и зазывал. Варлар оглянулся и увидел, что из ворот каменной круговой стены  снова  выползает  очередной караван, спустившийся с гор.
   Солнце поднялось уже достаточно высоко, и Наймаз выехал на дорогу, ведущую к караульному домику. На подъезде к воротам Маргассы Варлар заметил, что справа от него возвышается строение, которое ни ночью, ни утром никто из троих товарищей не заметил. Это был очень высокий дом, сложенный из тщательно отёсанного плиточного камня. Его крыша напоминала шалаш, но посредине над ней возвышалась круглая островерхая башенка, увенчанная большим железным крестом. Вход представлял собой высокую арку, окаймленную  прямоугольными кирпичами, отдалённо напоминающими такие же, которые делали в его селении, но совсем другого, красного цвета. Длинные окна в стенах были похожи на бойницы в сторожевой башне – он ездил когда-то в гости вместе со своим отцом к князю – алдару ( ), живущему в соседней долине и видел эту башню, стоящую на крутом утёсе  над рекой. Дом вызывал ощущение красоты, мощи и непоколебимости, он не был похож ни на один дом ни в Маргассе, ни где-либо ещё в округе. По крыше сновали, как жучки, люди и укладывали плитку, такую же красную, как арочные кирпичи. Врлар указал на строение Наймазу.
 – Смотри, что это?!
Наймаз остановил лошадь.
 – Не знаю… Спросим у Наргула, он наверно скажет…

   Сотня садара Наргула уже передала дежурство и готовилась выйти к крепости. Сарбазы сидели на конях, сам Наргул стоял у раскрытых ворот и что-то говорил своему сменщику, видимо о происшествиях в Маргассе, случившихся за время его службы. Варлар услышал лишь конец его фразы:
  – …обязательно поставьте пост на восточной тропе,  вчера несколько торговцев пытались провезти по ней товар без досмотра и оплаты. Ну, мир и свет тебе, садар, а мы поехали!
   Он поднялся в седло и увидел Варлара и его друзей.
 – Не опоздал, княжич? Очень хорошо, поедете рядом со мной. Вперёд!
   Наргул пришпорил коня,  двинулся мелкой рысью, а вслед за ним и все его воины. Варлар, и Бингир  поняли, что едут по той же самой дороге, что и накануне, но уже в другую сторону, светлым днём, поэтому почти не узнают эти места. Однако у первой же развилки они повернули налево и оказались на берегу Унжи, покрытом галькой, здесь русло реки было довольно широким, а её глубина совсем небольшой – вода едва доставала до конских колен. Наргул, повёл сотню через реку вброд, как делал это, видимо, всегда, следуя по хорошо знакомому пути. Конная тропа пошла по другому берегу, у самого подножья горной цепи, иногда то пересекая широкие прибрежные поляны, то взбираясь на крутые травянистые склоны. Варлар ехал молча, никак не решаясь узнать у садара о  том, что увидел перед выездом из Маргассы. Наконец, он решился и, обернувшись к нему, спросил:
 – Скажи, уважаемый Наргул, а что это за высокий красивый дом у стены города? Властитель решил построить в Маргассе крепость?
 – Если бы…– Наргул глубоко вздохнул и покачал головой. – Багатур Сарфаран позволил ромеям построит дом для их Бога.
 – Их Бога? – удивился  Варлар, – Какого?
 –Ты живёшь далеко, княжич, и многого не знаешь. К нашему Властителю уже давно ездят посланники властителя ромейского, из страны, которая лежит за горами. Страна это большая, богатая. Они привозят ему подарки, золото, рассказывают о своей Вере… Они говорят о том, что боги, которых почитаем мы – не настоящие, что есть только один Бог - самый сильный, самый справедливый, и Его имя – Христос. Теперь при царе постоянно находится ромейский посланник Птрос, а с ним много других ромеев. Багатур Сарфаран  поверил его речам, и теперь он уже не поклоняется ни богу Тейри, ни его посланнику Голлу, ни всем другим нашим  богам. Мне трудно понять это. Я и мои предки  многие лета почитали только их… Когда  долго не было солнечных дней, мы просили о помощи Голлу, когда мелели реки, призывали Су-Ану, когда хотели хорошего урожая – Элиа. И они помогали нам, хотя иногда и сердились, но на то они и боги, чтобы их боялись!  А кто такой Христос, я не знаю. И дом этот наши мастера каменных дел строят по указаниям ромея Себастия. Впрочем, я думаю, что Багатур сам будет говорить с тобой об этом – он теперь всегда говорит о  новом  Боге со своими подданными.
   Сарбазы выехали на живописное нагорье, покрытое мелким березняком, пересекли его и спустились в балку, на дне которой журчал ручей. Дорога повернула направо, мелколесье осталось  позади и Варлар увидел высокую стену, огибавшую возвышенность, больше похожую на широкий холм. Снизу за стеной  не  было видно никаких строений, лишь на его вершине выглядывали крыши высоких домов и островерхая башенка с крестом, очень похожая на ту, которую княжич и его друзья видели в Маргассе.
 – Крепость Ангушкех! – выкрикнул Наргул и указал палицей на возвышавшийся на вершине холма город.
   Сотня подъехала к большим,  обитым железом воротам, наглухо запертым изнутри. Садар трижды ударил в ворота каменной палицей, в их правой половине  открылось небольшое окошко. Наргул сразу же поднёс к  нему медную пластинку со знаком. За воротами послышался шум, отодвинулся брус засова, четверо стражников медленно растворили вход в крепость, и вся кавалькада двинулась по широкой каменистой улице.
  Улица  шла вокруг холма, постепенно поднимаясь вверх, пока не достигла ещё одной стены высотой в копьё. У входных ворот  ритуал открытия и пропуска повторился точно так же, как при входе в крепость, но теперь сотня выехала на просторную площадь. Здесь возвышался большой каменный дом с террасой, с восточной стороны площади тот самый дом с крестом, который был виден из-за стен крепости.
 – Вот здесь – дворец Властителя Алании, – садар кивнул в строну самого большого строения, – а это – дом нового Бога, царь построил его в прошлое  лето и каждый день беседует там с ромеями. В голосе Наргула  отчётливо слышалось нескрываемое недовольство.
   Сарбазы спрыгнули с сёдел,   повели лошадей в обход дворца, в ту часть крепости, где располагались конюшни и казармы воинов, Садар соскочив с коня, велел сделать то же самое Варлару и его друзьям :
 – Подождите здесь, – сказал он и двинулся ко дворцовому входу.
Друзья сошли на землю, размяли ноги, с интересом разглядывая всё, что находилось вокруг. Ждать долго им не пришлось. Из дверей дворца появился Наргул  в сопровождении человека маленького роста, в богатой парчовой одежде. Оба они подошли вплотную к посланникам Варгазара, и садар представил им своего спутника:
 – Я передаю вас  Гайдану, распорядителю двора Властителя.  Он всё устроит, а  я своё дело сделал. Будет на то воля Тейри – увидимся ещё не раз.
   Гайдан подозвал одного из находившихся у дворца слуг и приказал отвести и накормить коней, на которых приехали гости. Сам  он повёл их ко дворцу, к дверям, что находились с западной стороны дома. Они вошли в просторнее помещение. Здесь, так же, как и в гостевом доме Маргассы, был оборудован очаг, но, кроме этого, в хатане находился стол, лежанки для отдыха, стояли кувшины с водой, а на стене были прибиты держатели для светильных факелов.
 – Снимайте бурки, устраивайтесь, отдыхайте. Слуги растопят вам очаг, принесут еду, вечером зажгут светильники.  А я пока попробую обратиться к царю Сарфарану с просьбой принять посланника от алдара Варгазара сегодня. Приходилось  когда-нибудь обращаться к царю?
 – Нет, уважаемый Гайдан, – ответил за всех княжич, – мы здесь в  первый раз.
 – Если я правильно рассудил, княжеский сын Варлар – ты?
 – Да, высокочтимый.
 – Пусть не обижаются твои товарищи – царь, скорее всего, примет только тебя.  Я  же должен кое-чему тебя научить, наджан, иначе Багатур  рассердится.  Как только станет ясно, когда состоится приём, я приду  рассказать о том, как себя  вести, как отвечать, как спрашивать. Это очень важно.
 – Я буду благодарен тебе, Гайдан…

   Гайдан  оставил друзей, они  с удовольствием сбросили сапоги, растянулись на лежанках, покрытых бараньими шкурами,  и накрылись бурками. Сон пришёл к ним почти сразу.
  Их разбудил лёгкий стук. Наймаз резко поднялся с лежанки,  присел на её край. Дверь отворилась, двое слуг внесли котёл с мясом, лепёшки,   молоко, поклонившись гостям,  оставили всё это на столе и  почти бесшумно удалились. Наймаз расшевелил товарищей, они дружно принялись за еду. Как оказалось, все трое изрядно проголодались, и скоро на столе осталась лишь пустая посуда.
 – А что, совсем неплохо живётся при царском дворе, – довольно промурлыкал Бингир, – мне понравилось, и много, и вкусно!
 – Гости должны быть сыты, согреты и довольны, – послышался голос Гайдана, который, отворив дверь, входил в  помещение. – Вы довольны?
 – Всё очень хорошо, – ответил Наймаз.
 – А раз хорошо, сообщаю ещё одну хорошую новость: Властитель Сарфаран примет княжеского сына Варлара сегодня вечером, потому я и пришёл, чтобы его к этому  подготовить. Готов ли ты, княжич, меня слушать?
 – Я готов, уважаемый муал ( ).
 – Прежде всего, запомни, что когда тебя поведут к трону, ты не должен спешить. По левую и по правую руку от тебя пойдут двое стражников, иди в ногу с ними, так же медленно, как они. Стражники останутся у дверей царских покоев, а ты должен пройти дальше и остановиться в пяти шагах от Властителя. Если бы ты был простолюдин, то надо было бы встать на колени и поцеловать перед ним пол, но ты – княжич, поэтому достаточно сделать низкий поклон. Однако  прежде чем поклониться, не забудь сказать: «Мир и свет тебе, Великий Властитель Алании Багатур Сарфаран»…
  Урок Гайдана продлился до самого захода солнца. Он рассказывал о важных деталях этикета  воинской касты, к которой принадлежали Сарфаран и вся его свита, требовал, чтобы Варлар несколько раз повторил фразы обращения  к царю, поклон приветствия и поклон прощания. Княжич оказался хорошим талабом  и распорядитель, удостоверившись, что урок прочно усвоен, велел Варлару  привести себя в порядок и следовать за ним.
  Сын Варгазара решил показаться царю  в самом лучшем виде. Он облачился в длинный кафтан из, красной, покрытой затейливыми орнаментами и подбитой бобровым  мехом парчи. Его голову увенчала высокая шапка из такой же ткани, на пояс он подцепил кинжал в серебряных ножнах.
 – Оружие оставь здесь, – строго заметил Гайдан, – к Властителю с оружием не ходят!
 – Хорошо, – подчинился княжич, – я так и сделаю.

3.

    Перед входом во  дворец  Варлара охватило лёгкое волнение. Это были неизведанное доселе благоговейное ожидание увидеть Повелителя всей страны и одновременно боязнь забыть или нарушить какой-нибудь из важных ритуалов, которым его обучал распорядитель двора. У входа Варлара  и Гайдана уже ожидали двое воинов с саблями и пиками, в блестящих железных кольчугах и  островерхих боевых шлемах. В их сопровождении княжич медленно шёл по галерее, следом  семенил распорядитель, и, когда растворились двери в царский зал, Варлар на мгновение замер от великолепия его убранства. Белый гладкий пол казался  сделанным  не из камня, а из чистого льда. Тщательно оштукатуренные стены были покрыты цветными растительными росписями, а окна – занавесями из плотного шёлка, расшитого серебряными птицами. Свет от десятков факелов играл на позолоте деревянных сидений, отражался от боков высоких изящных сосудов, стоявших у стен. Кресло Властителя возвышалось у дальней стены, подле него стояли несколько знатных особ, что было видно по их изысканному и богатому виду. Сам Багатур был одет в казавшийся золотым кафтан, покрытый сверху голубым плащом, а его голову венчала низкая шапочка с золочёным окладом.
   После приветствия, которое сын Варгазара исполнил совершенно так, как его учил Гайдан, Властитель жестом подозвал Варлара ближе.

 – Подойди, юноша, – низким бархатным голосом произнёс Багатур. –  Я вижу, что мой старый друг-алдар Варгазар воспитал красивого и достойного сына. Я очень давно  не встречался с князем, скажи, как идут у него дела, здоровы  ли он и его подданные? И что он просил передать, ты ведь не зря появился здесь, в Ангушкехе?
 – Благодарю тебя, Великий Багатур за то, что разрешил мне предстать перед тобой и говорить от имени князя Варгазара, моего отца. Князь здоров, здоров и его народ, урожай и приплод скота прошлого года были обильными, что тебе известно по количеству подати, которую мы отправили прошлой осенью. Передать же отец просил, что через шесть дней мы будем праздновать Возвращение Голлу – посланника бога Тейри, который принесёт на землю свет и тепло. Отец просил сказать, что будет счастлив, если Великий Багатур окажет милость и проведёт этот праздник с нами, в нашем селении.
 Властитель, немного нахмурив брови помолчал несколько мгновений, потом поднял глаза на Варлара.
   – Голлу…Достойный Варгазар по-прежнему поклоняется старым богам. Я тоже их когда-то чтил  и тоже устраивал праздники в их честь. Теперь понял, что заблуждался – есть Один Бог, истинный и всесильный, Творец Неба, Земли и всего сущего. Слышал ли ты об этом?
 – Нет, Великий Багатур.
 – Придёт время, и все люди будут поклоняться   только Ему, и ты, и твои соплеменники, и все племена, народы и страны… Что же мне ответить другу Варгазару? ПетрОс, что ты скажешь?  Не будет ли осквернением Веры моё присутствие на празднестве племени упанов?
   К Сарфарану приблизился статный седобородый старец. Его одеяние – светлая накидка с широким рукавами,   шапочка такого же цвета – отличалось простотой и скромностью – это выделяло ПетрОса среди присутствовавших  придворных и роскоши зала. Тяжёлый  серебряный крест на его груди, был, пожалуй, единственным дорогим предметом одеяния.  Он отирался на посох с согнутой ручкой и говорил медленно, немного искажая привычные Варлару слова:
 – Мой Светлый ЦесАр, Священное Писание не позволяет поклоняться языческим богам, о которых сейчас говорил этот юноша. Но если ты не будешь участвовать в ритуалах язычников, а лишь наблюдать за ними со стороны – это не грех. Для меня также было бы интересно постигнуть обычаи  этого племени и описать их для Константинопольского клира ( ). Ты можешь принять это приглашение, а я с радостью буду сопровождать тебя в свите.
 – В самом деле? Хорошо, да будет так. Я и сам хочу наконец увидеться с давним товарищем по ратным делам… А что, княжич, будут ли у вас в этот раз состязания, скачки, посвящение в воины? Или только обряд жертвоприношения?
 – Великий Багатур, всё будет как прежде… я и сам должен пройти Посвящение, я вступил в семнадцатую весну, и мне пора стать настоящим защитником рода.
  На лице царя Сарфарана появилась  радостная улыбка, он встал и торжественно произнёс:
– Тем более, необходимо ехать. Повелеваю: готовить процессию в селение Варгазара!  Повелеваю также  определить свиту, приготовить подарки победителям состязаний, отрядить воинскую сотню для сопровождения. Выёзд – через день.  Скажи, Варлар, твои друзья, с которыми ты прибыл сюда, надёжные люди? Если на них можно положиться, пусть скачут  в Зуплак и предупредят алдара Варгазара о нашем решении. А ты поедешь со мной. Всё, можете  разойтись.
   Находящиеся в зале низко склонились перед  Багатуром, он бросил на них беглый взгляд и удалился вместе с Гайданом.

   После возвращения в гостевую,  Варлар  рассказал и о приёме у  Властителя во всех подробностях, и о его приказе – как можно быстрее передать Варгазару весть о предстоящем приезде Властителя со свитой на праздник упанов.
 – Жаль, что мы не увидели дворец изнутри…– грустно проронил Бингир.
 – Не печалься, дружище, жизнь большая, если позволят Боги, ещё увидишь, – ответил княжич. – Я поручился за тебя и Наймаза, сказал, что вы надёжные и достойные товарищи. Великий Багатур поручил вам как можно быстрее скакать  домой и принести моему отцу добрую известие о том, что приглашение принято. В день, предшествующий празднику, Властитель вместе  со своими друзьями и слугами   появится в нашем в селении. А я должен ехать вместе с ним.
 – Мы с Бингиром двинемся на рассвете. А что, Багатур Сарфаран угощал тебя за своим  столом?
 – Нет, он только удостоил меня беседой.
 – Тогда поешь, мы оставили кое-что  для тебя. Нам завтра надо рано вставать. Проводишь нас?
 –Обязательно.
   В этот момент в дверь чуть приоткрылась,  и кто-то попросил разрешения войти
 – Войди, если ты не джинли! – в шутку выкрикнул Наймаз.
В помещение вошёл один из слуг, которые приносили еду днём. В его руках был кожаный мешок, он поклонился друзьям и поставил ношу на стол.
 – Меня прислал Высокочтимый Гайдан. Завтра вам предстоит дальний путь, я принёс припасы на дорогу. На рассвете мы с сыном приведём ваших лошадей и проводим до ворот. Гайдан также просил передать это.
Слуга вынул из-за пазухи глиняную пластинку на длинном шнурке.
 – Что это? – спросил Наймаз.
 – Это знак охраны. Вы покажете его, когда подъедете к воротам – здесь и у наружной стены, вас пропустят.
 Слуга быстро выскользнул из комнаты, Бингир поднёс знак  поближе к светильнику, пытаясь рассмотреть выдавленный на нём рисунок.
 – Что там, – спросил Варлар.
 – Здесь изображён орёл со змеёй в  когтях.
 – Спрячь этот знак у сердца, так надёжнее, – посоветовал княжич, – не вздумай потерять. И сохрани, глядя на него  будешь вспоминать о нашем путешествии.
   Над крепостью совсем стемнело. Сквозь чёрную парчу ночного небосвода проклюнулись звёзды, с юга подул тёплый ветерок, знаменуя неумолимое приближение настоящей зелёной весны.   

   Проводив на рассвете друзей, Варлар вернулся на лежанку и задремал. Всю прошедшую ночь ему снились зал дворца, величественный вид Властителя и его царственный бас. Он дважды просыпался и  снова засыпал,  поэтому после предрассветного  подъёмаи проводов друзей его снова неудержимо потянуло под тёплую бурку. Но утренний сон, как ему показалось, был совсем недолгим.
   Кто-то тряс его за плечо, и, когда он очнулся, то увидел, что над ним стоит рыжеволосый человек  с веснущатым лицом,  короткой бородкой и почти в такой же одежде, как присутствовавший на приёме у царя Петрос.
 – Просыпайся, юноша, мир уже полон светом. Доброго тебе здравия!
Варлар, потянувшись на лежанке, медленно встал и потёр глаза. Сквозь небольшое окно бил рыжий солнечный луч,  вошедший в комнату рыжий незнакомец, казалось, был частью этого луча и отделился от него только для того, чтобы разбудить юного княжича. 
 – И тебе доброго здравия… Кто ты?
 – ЦесАр Сарфаран просил Владыку ПетрОса рассказать тебе о нашей Вере, о Боге Езусе Христосе, показать Его храм. А Владыка  поручил это мне, патеру Маркосу. Облачайся и мы пойдём. Но, может, ты голоден? Я приведу тебя в нашу трапезную и угощу, чем Бог послал.
   Последнюю фразу Маркоса Варлар не совсем понял, но есть ему действительно хотелось  и он с готовностью принял приглашение патера.
   Маркос  повел его через площадь, прямо к островерхому зданию, которое садар Наргул называл домом ромейского Бога. Обогнув его, они спустились по высоким ступеням  вниз, в подвальную часть, и вошли в узкую длинную комнату. На дальней стене комнаты висело написанное на большой доске изображение – строгое и скорбное Лицо, которое освещал небольшой, установленный  рядом факел, справа и слева горели тонкие свечи, их легкое потрескивание было хорошо различимо в полной тишине помещения. Маркос низко поклонился перед Лицом, потом, выпрямившись, коснулся пальцами своего лба, пояса, плеч. Варлар с интересом смотрел на эти странные для него движения, пытаясь понять их смысл. «Наверно, это Лицо и есть его Бог, а то, что он делал – обряд поклонения».
   Патер показал Варлару на скамью:
 – Садись, пищу сейчас принесут, – он приоткрыл  узкую боковую дверку, которая была почти незаметна, что-то прокричал на незнакомом языке и сам сел рядом со своим гостем. Из-за дверки  почти сразу выскочил  ромей в чёрной сутане с блюдом в одной руке,  кувшином в другой,  вслед за ним  шёл мальчик, который поставил на стол две глиняные кружки  и, приоткрыв рот, уставился на Варлара. Ромей, усмехнувшись, сказал ему несколько слов на своём языке и утащил за собой.
 – Что сказал этот человек? – поинтересовался княжич.
 – Это были брат Еремей и его племянник; он сказал, что если тот будет долго держать рот открытым, туда влетит демон… по-вашему – что-то вроде джинли.
 – Значит, твой брат тоже здесь?
 – У нас принято называть братьями и сестрами всех, кто принял Веру в Христоса. Давай, дорогой гость, примем пищу – нам принесли ячменные лепёшки и вино. Пил когда-нибудь ромейское вино? Нет? Попробуй, тебе понравится.
   Маркос налил в кружки золотистую прозрачную жидкость, Варлар осторожно сделал глоток, почувствовав  на губах прохладную сладость с лёгкой кислинкой. Он выпил ещё немного и с удовольствием похвалил угощение:
 – Лепёшки у вас славные, а такого вкусного вина  я никогда и не знал! У нас тоже делают что-то похожее, но это – намного слаще.
 – Для сладкого вина нужен виноград, который требует тепла и солнца. В Безантии  намного теплее, чем здесь.
   Пока гость ел, патер увлечённо рассказывал ему о том, какая это замечательная и сильная страна, какие там красивые города, но, увидев, что блюдо опустело, замолчал  и, встав со скамьи, предложил Варлару перейти к  осмотру  храма.
 
 – Входи, княжич, на самом деле, человек, не пришедший под всемогущую руку Бога, не принявший Его, не  может входить под этот кров, но ты – гость Багатура, значит гость особый. Властитель очень просил посвятить тебя в основы Учения, потому я и разрешаю тебе переступить порог.
   Они вошли в храм  и Маркос, так же как ранее, совершил крестообразное движение правой рукой. Каменные стены высокого зала уходили вверх, потолок венчал купол, из его узких вытянутых окон лился неяркий свет. Варлар увидел перед собой несколько больших картин, на одной из которых  он узнал то же самое изображение, которое находилось в трапезной.  Так же, как там, у картины горели свечи и масляные светильники.
 – Это ваш Бог? – спросил он Маркоса.
 – Да, но Бог не только наш, а всех людей, всего мира, и тот, кто Его не знает  и не приемлет, тот глубоко заблуждается.  Слева от Него ты можешь видеть изображение Матери Бога, Святой Девы Марии. Эти картины мы называем образами или иконами.
 – Значит ли это, что Бог был рождён  обыкновенной женщиной?
 – Да, но Она родила именно Бога. Прежде этого, Бог-отец вошёл к ней Святым Своим Духом и от этого родился Бог-Сын – Езус Христос. По нашей Вере – и Он, и Святой Дух, и Бог-Отец – Триединая Сущность, мы называем её Троицей. Бог-Отец специально воплотиться в человеке, чтобы Этот Человек принял на себя все страдания и грехи живущих не земле людей, чтобы перед тем, как они покинут после смерти мир земной и перейдут в Его Царствие, в Мир Небесный очистить их. Я вижу, что ты меня не совсем понимаешь…
 – Я стараюсь,  патер Маркос, Но мне пока, и правда, не всё понятно. Что такое грехи?
 – Грехи – это нарушения воли Божьей и Его заповедей. Грехи удаляют людей от Бога, ведут к болезням, страданиям, вечной смерти; очищение от грехов даёт надежду на вечную жизнь в Царствии Божьем.  Грехи совершают все люди,  одни больше, другие меньше. Бог учит: не убивай, а они убивают, Бог говорит: не кради, а они крадут, Бог наставляет: возлюби каждого живущего, но в нашем мире слишком мало любви. А ведь Бог – это сама любовь ко всему, что Он создал сам. И как создал! Нет ничего более  прекрасного, чем созданный Им мир вокруг нас….
    …Их беседа затянулась. Окна храма заметно потускнели, поэтому свечи стали казаться более яркими,  их тёплое желтоватое сияние отражалось от стен, от икон и стенных росписей, ликов смотревших на  Варлара,  и их взгляды  пытались проникнуть в глубину сердца. Мягкий голос Маркоса всё звучал и звучал, открывая неведомые тайны, и, когда он смолк, Варлар продолжал неподвижно, как околдованный, стоять перед образами.
 – Однако  я утомил тебя, княжич. Всё, что ты услышал сейчас, это только совсем небольшая часть того, что верующий человек должен знать о Боге. Но для такого познания нужно время. Я надеюсь, что  когда-нибудь к истине  придёшь и ты.

   Варлар промолчал, патер вывел его на воздух. Пока они были в храме, погода изменилась, солнце скрылось за белой облачной пеленой, ветер усилился, и  стало совсем тепло. Вокруг звенел щебет синиц – птички с жёлтыми грудками перепархивали по пустым веткам деревьев, уже налившихся зелёными почками, и Варлар подумал, что всё вокруг действительно  устроено,  как будто бы по велению одного великого и искусного Мастера, обладавшего строгим и великим  замыслом…

   У выхода из храма им встретился человек с деревянной клюкой, отполированной руками до блеска, в накидке из бараньей шкуры. Когда они поравнялись, он  зло посмотрел на патера и с вызовом  выкрикнул:
 – Что, ромей, поймал в свою сеть новую добычу!?
 – Остерегись, этот наджан – гость  Властителя Сарфарана, – ответил Маркос, – будь с ним приветлив!
 – Что мне этот Властитель? Мой властитель – бог Тейри,  настанет время, и он накажет всех, отступившихся от него, и воинов, и князей, и самого Властителя с его неуёмной дочерью.
 – Кто ты? – спросил княжич.
 – Я – хранитель святилища Дзугей,  слуга своих богов, вечных и могущественных. Берегись, юноша, если откажешься от их власти, их гнев будет велик и страшен! 
   Дзугей замахнулся своей клюкой, Варлар отшатнулся, а Маркос продолжал стоять прямо,   неподвижно глядя в глаза хранителя.
 – Твой бог может только требовать жертв, бросаться молниями, угрожать и наказывать, – спокойно возразил патер. – Он не умеет прощать, он не любит людей, он любит лишь себя. Что может дать твой идол человеку? Он может лишь сделать его подобным  себе – злым, алчным  и жестоким.
 – Твой Бог тоже творит наказания.
 – Это правда. Но только для того, чтобы указать  людям на ошибки, на  неправедные поступки, направить их на путь истинный и на добрые дела, – Маркос взял княжича за локоть. – Тебе пора, друг мой, подумать о хлебе насущном, я думаю, стоит возвратится в гостевую, слуги уже принесли еду.
   Он повёл Варлара ко дворцу, Дзугей  провожал их злым взглядом и тихо бормотал проклятия  от имени Тейри неба, Тейри земли, Тейри ветра...

   После   обеда к Варлару заглянул садар Наргул.
 –  Мир и свет тебе, княжич, не скучаешь ли ты здесь?
 – С утра патер Маркос показывал мне храм Бога Христоса.
 – Представляю, как он тебя поучал… В сон не тянуло?
 – Совсем нет, всё, что он говорил было интересно.
 – Уж не согласился ли ты принять его веру? – опасливо осведомился садар.
Варлар промолчал, повисла неловкая пауза. Наргул откашлялся, потом, положив руку на плечо гостя,  снова заговорил так, как будто не спрашивал ни о чём:
 – Здесь, в Ангушкехе  есть много интересного, я могу показать тебе всю крепость. Конечно, солнце спряталось за облака, но на это – не помеха. Идём?
   Дворцовую территорию огибала   улица, застроенная богатыми большими усадьбами. Вокруг домов были насажены деревья, скорее всего яблони, во дворах размещались конюшни, хранилища припасов, помещения для слуг.
 – Чьи это дома?
 – Здесь живут приближённые властителю  князья, начальники его служб, его вОйска. В том числе и садары. Но мой дом стоит на другой стороне крепости, – ответил Наргул.
    Вскоре  эта улица вывела их на площадь,  несколько меньшую, чем та, на которой стоял дворец. На площади стояла  воинская сотня,  облачённая в боевые доспехи, с саблями в руках, воины были расположены в четыре ряда, на расстоянии двух шагов друг от друга. Ими командовал коренастый, на редкость широкоплечий, мощного вида сотник, также одетый в кольчугу и со шлемом на голове. Он был совсем непохож на алана – крупный нос, пышные усы, жгучие чёрные глаза и такие же волосы говорили о том что это – чужеземец. По его командам воины поднимали вверх сабли и с размаха, со свистом опускали их, как будто рубя невидимого противника.
 – Здесь идёт тренировка недавно принятых в войско сарбазов. Садар Ваграм очень умелый и прекрасный муал, он знает искусство войны лучше всех нас. Не зря Багатур Сарфаран нанял его и призвал к себе из Армении!
    Ваграм заметил  Наргула и остановил занятие. Воины опустили сабли, но продолжали стоять, ожидая новых команд.  Наргул подошёл ближе и, обняв садара, произнёс традиционное приветствие.
   Заметив гостя Ваграм кивнул в его сторону:
 – Это тот юноша, которого принимал вчера Багатур?
 – Да, это Варлар, сын алдара Варгазара.
 – На вид здоров,  крепок и хорош лицом. Я был вчера при Багатуре  и слышал, что тебе предстоит посвящение  в мужчины, защитники рода, – обратился он к Варлару. – Когда пройдёшь его, приходи служить ко мне в сотню, никто не может стать настоящим защитником, если не постигнет  школу воинской доблести. Я тебя возьму, будь уверен!
 – Надо ещё пройти …
 – Пройдёшь, я уверен, что пройдёшь. Хочешь служить Багатуру?
 – Я бы хотел попробовать.
 – Вот и приезжай. Слышал, что отец твой был когда-то отличным воином, значит – поймёт и отпустит, а Багатура я буду просить сам.
    Он отвёл садара Наргула в сторону и заговорил с ним о чём-то своём, Варлар, тем временем,  обратил внимание на стоявший у края площади  высокий и тонкий каменный столб, по вершине которого расхаживал человек. Было  совершенно непонятно, как можно было туда забраться – столб был неприступен, и на него не вела ни одна лестница, не было видно и ступенек, вырубленных в камне.
   В это время Ваграм вернулся к своей сотне и продолжил тренировку, а Наргул возвратился к Варлару.
 – Я вижу, что там, на верхушке ходит человек, как он туда взобрался?
 – Это наше сторожевое место. Ты не обратил внимания, что рядом стоит большая скала, на скалу ведут каменные ступеньки. По ним можно подняться  и перебросить с вершины деревянный мостик на макушку столба. Когда мостик убирается, площадка на столбе недоступна, и стоящий на ней страж может ничего не бояться. Оттуда далеко просматривается вся долина, если враги вздумают приблизиться к Ангушкеху,  страж их сразу заметит, зажжёт тревожный факел и затрубит в рог.  А на скалу можно подняться сейчас, хочешь?
 – Конечно  хочу!
 
   Вид с вершины  поразил Варлара. Огромное пространство, окружавшее крепость было бесконечным, уходящим в небо где-то у далёкого горизонта и таким прозрачным, что на склонах далёких гор казались различимыми отдельные камни. Если из селения упанов   можно было рассмотреть лишь долину реки и ближайшие окрестности, то отсюда, открывался вид на все стороны света. Под его ногами вдоль улиц, окружающих кольцами дворцовую стену, выстроились дома крепости, горный хребет, на котором расположился Ангушкех,  обрывался с западной стороны крутой скалой, исключавшей всякую возможность подняться вверх. На востоке склон хребта был довольно пологим, и за крепостной стеной  раскинулось большое селение, застланное низким  и сизым дымом домашних очагов, а  по кромке хребта тянулась дорога, подходившая к воротам, таким же, как те, через которые сюда въезжал Варлар с друзьями.  Он взглянул через провал на вершину каменного столба, которая была  как будто совсем рядом. Стоявший рядом с ним Наргул окликнул стражника, мерно ходившего по небольшой площадке на столбе, обнесённой каменной оградой, тот узнал садара и помахал ему рукой.
 – Будем спускаться, завтра моя сотня сопровождает властителя Багатура в твоё селение, мне нужно всё проверить – оружие, снаряжение, лошадей…
 – Мне кажется, что эту скалу и каменный столб сделали не люди, а Великаны –Нарты ( )!
– Я думаю, что это сделал Тейри Гор.
Наргул двинулся по каменным ступеням, княжич осторожно последовал за ним. Жёлтый солнечный диск медленно скользил  вниз вместе с ними,  то открываясь, то скрываясь за неплотными облаками, как будто плыл в вечной реке времени.

4.


После встречи с Варларом Анзан долго искал отбившихся от отары овец, за это время продрог и промок, к тому же изрядно устал. Он сел у очага, чтобы согреться и обсушиться. Потягивая из чаши тёплое молоко он задумался  о том, почему так непросто складывается его жизнь. Соплеменники относились к нему с плохо скрываемой неприязнью. Не смотря на княжеское происхождение, ему приходилось работать наравне с рабами, пытаться поддерживать хотя бы какой-то достаток в семье. Да и какая там семья? Только мать, да и та нездорова, а в последнее время больше лежит, чем ходит. Отец умер, когда Анзан был ещё совсем маленьким, из его имущества остались овцы, пара коров, три лошади и двое рабов. Теперь от всего этого  сохранились только рабы, уже немолодые и не такие расторопные как раньше и отара. Овцы ежегодно приносили хороший приплод  и это позволяло обменивать ягнят на зерно. Из овечьего молока мать при помощи тех же рабов делала сыр, одна часть которого шла на пополнение  зимних припасов, другая часть – на продажу.  Два лета назад Анзан, собрав необходимые деньги, купил замечательного коня, и теперь этот конь по имени Грай был, пожалуй, единственным живым существом, которого Анзан искренне любил. Он не доверял никому кормить Грая, чистить, надевать на него накидку в жестокие зимние холода. Конь отвечал хозяину полным послушанием, понимал его слова, жесты, каким-то удивительным образом чувствовал его настроение.
   Больше всего Анзана тяготило одиночество, и это было не одиночество без близких друзей. Презирая вех окружающих его соплеменников, он даже представить себе не мог, у кого из них могли бы сложиться  с ним хорошие, тем более дружеские отношения. Ему не хватало тех, кем он мог бы повелевать как настоящий князь, требовать с них податей, исполнения любых прихотей, и  эта тоска по власти с годами разрасталась всё больше и больше.
   «Если бы я был князем, если бы был! – думал он глядя на пляшущие в очаге языки пламени. – Власть и только власть ест истинное богатство. Если есть власть, человек богат и знатен, если он богат, он может обладать всеми радостями мира – у него может быть большой дом, красивая жена, лучшие кони. У него будет своё войско, и никто не осмелится показать ему своё неуважение. Князь Варгазар имеет такую власть, поэтому он богат, потому Властитель Багатур считает его своим другом, поэтому его почитают все упаны, и не только они, но и соседние племена».
   При мысли о Варгазаре  Анзан сразу же припомнил свою последнюю случайную встречу с княжеской дочерью. Зорана росла маленькой и худенькой девочкой, тихой и неприметной, но в последние годы сильно изменилась – расцвела, налилась свежим румянцем, вытянулась, как стройная  сосенка и теперь от неё невозможно было отвести глаз. Он ехал на своем Грае вдоль Серебряного ручья, и, когда увидел, что на берегу, склонившись к воде, сидит княжеская дочь, ударил коня в бока и быстро поскакал к ней. Но в этот момент он заметил и её брата Варлара, который стоял рядом с Зораной невидимый из-за поворота тропы. Варлар бросил на всадника хмурый взгляд и стало ясно, что никакого разговора с девушкой уже не получится. Анзан проскакал мимо, с той поры они больше не виделись.  Он  и так  ненавидел её брата, считая, что тот не по праву является княжеским наследником, а теперь возненавидел люто, до боли в горле, до желания разорвать на куски, и лишь страх кровной мести удерживал его от этого шага. «Если бы мне удалось женится на княжеской дочери, всё устроилось бы само собой. Я бы стал  мужем княжны, взял бы часть княжеского наследства, а потом придумал бы, как убрать со своего пути княжеского сына. Тогда бы я    стал настоящим повелителем племени, владетельным князем, – размышлял он, глядя на полыхающие поленья. – Если я возьму главный приз тахтана, то смогу появиться в доме князя не с пустыми руками. Неужели я не смогу понравиться его дочери? Я выиграю тахтан, обязательно выиграю, нет лучше коня, чем мой Грай. Я обязательно буду просить князя отдать мне Зорану»…
   Нагретая от очага бурка исходила паром,  в доме пахло овечьим сыром, смолистым дымом, непогода нагоняла дремоту.  Надо было заснуть, но ему никак не  давали покоя мысли о Зоране,  о княжеской власти и богатстве, он продолжал смотреть на  огонь, и этот огонь не успокаивал, а только разжигал его злость, его ненависть, его зависть. Любви не было. Даже к княжне. Было только жгучее желание обладать ею, как едва ли не главным княжеским сокровищем.

   К утру небо  расчистилось, весеннее солнце  заиграло в лужицах, в пенистой воде ручья, разливая тепло по всему простору нагорья. После полудня  на разгорячённых конях в селение прискакали Займар и Бингир. Они сразу же направились к  усадьбе князя Варгазара, после чего тот  немедленно призвал к себе  Хранителя Святилища Даймагора, а также старейшин и отцов наиболее состоятельных семейств. Когда они сошлись в его доме, князь объявил о том, что Великий Властитель Багатур Сарфаран  принял приглашение  осчастливить  селение упанов своим присутствием на празднике Голлу.
 –  Я хочу спросить тебя, мудрый Даймагор,  готово ли Святилище к празднику, всё ли хорошо у Небесного Кольца? Готов ли ты и твои помощники принять гостей?
 – Ты знаешь, князь, что я бываю там ежедневно, я ручаюсь, что всё, что находится у Священной горы,  выглядит достойно. Все двенадцать моих слуг готовы помочь  совершить обряд встречи Голлу. А ещё  при нас будут зурначи и рожечники ( ).
 – Хорошо. Кудас! – окликнул князь садара своей дружины, – Ты должен был приготовить место для испытания наджанов перед посвящением их  в сарбазы. Выполнил ли ты моё повеление?
 – Мои люди, князь, работали пять дней и сделали всё, что потребуется. Там уже стоят снопы для стрельбы из лука, приготовлены ольховые ограждения для скачки наджанов, но есть трудность с испытанием юношей колесом.
 – Какая трудность, не понимаю?
 – Мы нашли всего одно подходящее колесо – остальные или слишком велики, или ветхи и могут просто развалиться.
   Варгазар рассмеялся, потом поднял глаза на собравшихся и сердито спросил:
 – Жадничаете, уважаемые отцы?  Дожили… для священного дела колеса не нашлось! – почти все собравшиеся опустили глаза и  пристыжёно молчали. – Ладно, Кудас, возьмите пару колёс в моём хозяйстве, не обеднею. Но, если они останутся целы, верните.
 – Исполню, высокочтимый Варгазар!
 – А вам, отцы семей, задание особое, и, может быть, самое важное.  Побеспокойтесь о том, чтобы у Святилища выло достаточно баранов и телят для жертвенного заклания и последующего угощения гостей, чтобы были дрова для костров и котлы для варки.  А тебе, мой сосед, я доверяю самое главное, – князь обернулся к сидевшему рядом с ним  белобородому старику, – по праву старшинства ты должен выбрать в моих отарах самого лучшего барашка и принести его в жертву под сводом Небесного Кольца Священной горы.
   Старик медленно поднялся со своего места, поклонился князю и ответил:
 – Благодарю тебя за честь, высокочтимый Варгазар, всё будет так, как ты повелел!
  Князь упанов ещё раз окинул взглядом пришедших к нему подданных и, прежде, чем отпустить их, напомнил:
 – Знайте, у вас в запасе – всего один день – завтрашний.  К вечеру Багатур со свитой будет уже здесь, проверьте всё, всё приготовьте. Утро после этого дня будет уже праздничным, и весь народ до рассвета должен находиться   у Кольца. Мир и свет вашим домам!

   …Процессия Властителя Багатура выехала из крепости ещё до восхода солнца, когда в небе только-только появились голубоватые тона приближающегося утра. Впереди ехала часть сотни садара Наргула, за ней – сам Багатур Сарфаран, затем приближённые князья, патер Петрос с двумя монахами, многочисленные слуги, замыкал шествие арьергард ещё одной сотни сарбазов. Варлар  двигался на своём жеребце по левую руку от Сарфарана, по другую сторону от Властителя находился молодой  всадник, скорее всего один из его сыновей. Когда  дорога становилась узкой, конь этого юноши отодвигался и занимал место рядом с Варларом, который так же отступал назад. Княжич обратил внимание на то, что этот юноша   на редкость красив, строен, с тонкими, как будто выписанными чертами лица,  с большими серыми глазами, обрамлёнными линиями длинных бровей.  Если  бы обладателем такого лица была девушка, она,  несомненно, считалась бы красавицей.  Княжич  изредка косился налево, и, когда его сосед, чувствуя взгляд, поворачивал голову, сразу же отводил глаза.  К рассвету   процессия достигла долины Упана  и на широкой тропе Варлар снова оказался рядом с Багатуром.  Всадники молчали, тишину утра нарушал лишь звонкий топот конских подков.
 – А что, княжич, патер Петрос рассказал тебе об Истинной Вере? Я просил его об этом,– нарушил молчание Властитель.
 – Со мной говорил патер Маркос, он показал мне  и дом Бога Христоса.
 – Маркос – очень умелый рассказчик. Понял ли ты смысл Христова  учения?
 – Я понял не всё, Великий Багатур. Наверно, для того, чтобы понять его до конца, нужно много времени, а наша беседа с патером Маркосом была  не столь долгой.
   Властитель задумался, потом неторопливо, как будто размышляя над сказанным, негромко, ответил:
 – Ты прав, сын Варгазара, на это может понадобиться вся жизнь. А хочешь ли знать, почему я, Властитель Алании решил принять Веру в Христоса? Когда Единствен ный Бог  – Властелин всего сущего – это правильно! Только тогда можно управлять миром. Только тогда главная забота Бога – весь мир и всё, что его населяет. Когда же богов много, как сейчас у нас, они борются между собой за превосходство, они делят поклоняющиеся им народы, и  поэтому  то же самое происходит на земле. Я и сам вижу, как некоторые князья-алдары стремятся выйти из-под власти Багатура и править на своих землях по своей воле… Если люди будут поклоняться Единственному властителю на небе, то они должны подчиняться одному единственному повелителю  и здесь! Мне давно надоели княжеские междоусобицы, ссоры и споры, улаживать которые приходится не только уговорами и золотом, но и оружием. Чтобы страна была сильной, чтобы её опасались любые враги, она должна быть единой во всём, и если мы примем Единую Веру, у Алании будет такая возможность. Как  думаешь, княжич?
   Варлар задумался. Патер Маркос говорил ему совсем о другом, и то, что сказал Властитель, было  неожиданно – с одной стороны заповеди  Бога Христоса, любовь ко всему миру и к каждой его частице, к каждому человеку, с другой – Вера как орудие власти над людьми. Он растерянно молчал и не знал, что ответить. Наконец, собравшись с мыслями, он тихо проронил:
 – Патер говорил мне о христианской любви, которой так мало среди людей, о том, что она должна стать правилом всей нашей жизни…
 – Патер Маркос – святой человек с чистой душой, он, конечно, прав, но он лишь читает Божественное Писание и творит молитвы, ему не приходится властвовать над большими пределами и держать в повиновении подданных. А если этого не делать, Алания рассыплется – ты бы этого хотел, княжич?
 – Нет, Великий Багатур, конечно нет!
 – А ты что молчишь? – Властитель обернулся  к юноше, ехавшему с ним рядом, – Тебе ведь намного лучше известна суть Учения, чем мне, твоему отцу.
 – В чём-то ты прав, отец, но в чём-то и заблуждаешься, – заговорил молодой красавец. Вера – это, прежде всего, соблюдение Законов Бога здесь, на земле, умение жертвовать  собой ради их торжества. За это нам воздастся бессмертием в Его мире…

   Между тем, процессия уже выехала туда, где долина широко  раскинулась между двух невысоких хребтов, дорога стала ровной, а ход коней намного быстрее. Вдали показались крутые жёлтые  скалы. Всадники то поднимались на холмы, то опускались вниз, к руслам мелких и быстрых речек,  прямо перед ними во всей красе сияла подпирающая тёмно-синий небосвод громада Шат-Горы.
   В Зуплак они прибыли лишь тогда, когда закат уже загустел, а вечерний дымчатый воздух веял лёгким  холодом.
   Дозорные сообщили князю Варгазару о приближении процессии сразу, как только она показалась вдалеке, на кромке перевала, ведущего в долину Упана.  Князь двинулся навстречу Властителю вместе со своей дружиной, сошёл с коня и, когда  Багатур приблизился на полсотни шагов, низко поклонился ему, сняв шлем. То же самое сделали и все, кто его сопровождал. Властитель спешился, остановив свою подошёл к  своему алдару и протянул к нему руки:
 – Полно кланяться, мой  дорогой боевой друг! Мир и свет твоему дому!
 – И тебе мир и свет, Багатур Сарфаран!
    Они крепко обнялись, Сарфаран отодвинул князя, не выпуская его рук  и,  радостно улыбаясь, добавил:
 – Дай  посмотрю на тебя, воин, много лет не виделись! Показывай, где нам разбить стоянку, а потом веди к себе в дом, надеюсь, у тебя есть для меня угощение?
 – Ты сделаешь мне великую честь, Багатур, и угощение  у меня, конечно же, приготовлено. Кому показать место для твоих шатров?
 – Гайдан, где ты? – выкрикнул властитель,  и  к нему быстро подбежал распоядитель двора. – Ему покажи.  И пойдём, нам есть о чём поговорить под твоим кровом.
   Князь Варгазар подозвал своего садара и бросил ему несколько коротких фраз. Кудас и Гайдан сели на лошадей, вместе подъехали к процессии и сразу же повели её на площадку, где предполагалось расположиться долгожданным гостям.  Варгазар и Властитель медленно двинулись пешком к дому алдара.
   Стол в доме был уже накрыт, жарко пылал очаг. Зорана вынесла влажные полотенца, которыми Багатур и хозяин дома отёрли лица и руки. Варгазар усадил Властителя на самое почётное место, застеленное  козлиной шкурой и, молча улыбаясь, глядел на него стараясь понять, что изменилось в облике старого друга. 
 – Ну что ж, дом у тебя  хороший, просторный, и всё как в давние летА – мясо, пироги, лепёшки. Теперь вот и вино.  А сын твой, которого ты прислал с приглашением – славный юноша, будет хорошим сарбазом.
 – Завтра ему предстоит обряд Посвящения, Варлар вступил в семнадцатую весну.
 – Знаю, он говорил мне. Я советую тебе сразу же отправить его в моё войско для обучения воинскому мастерству  хотя бы на два лета. Чтобы стать надёжным защитником рода, воинскому ремеслу надо серьёзно учиться. У меня сейчас служит искусный  учитель из Армении, садар Ваграм. Отпустишь наджана?
 – Благодарю, мой Багатур, за столь лестное предложение, если он благополучно пройдёт испытания, я направлю его к тебе.
 – А кто эта девушка, что принесла нам полотенца? Дочь?
 – Старшая, Зорана, на два лета младше Варлара. Есть ещё трое дочерей, но они – совсем дети.
 – Красивая….Жаль, что у меня  нет сыновей по её возрасту, у старшего – свой дом, жена и дети, остальные – тоже пока малы. А то могли бы породниться! Ну да ладно, ты мне и так – самый большой друг. Никогда не забуду как ты спас меня когда-то от удара копья, помнишь?
 – Помню, Багатур, помню и, поверь,  горжусь этим.
 – Как же давно это было! И мы были молоды, сильны, и любые испытания были нипочём, и ничего не боялись. Теперь вот я в походы уже не хожу… Теперь сын водит иногда войско и приносит из набегов добычу.
 – Он с тобой?
 – Старший? Нет, я оставил его в крепости.
 – Я слышал, Багатур, что ты готовишься принять другого Бога, так ли это?
 Багатур Сарфаран опустил глаза, промолчав несколько мгновений, ответил:
 – Это правда, князь.
   В доме повисла тишина, и Варгазар, мысленно ругая себя за этот неловкий вопрос, первым прервал молчание,:
 – Ты прости меня, Багатур, я вовсе не собираюсь тебя осуждать, я, наверно не должен был этого спрашивать…
 – Нет, нет, как мой друг, ты должен это знать! Но я хочу, чтобы ты понял, почему я так поступаю…. Тебе известно  что мои пределы велики, что на них зарятся сопредельные цари, и приходится  содержать немалое воинство, чтобы защищаться. Одному мне известно  сколько на это требуется усилий, сколько золота. К тому же алдары дальних земель очень часто пытаются отколоться от меня, их тоже приходится удерживать точно  теми же способами. Могущественный Безантий и его василевс Константин готовы оказывать нам всяческую помощь, но при условии, что я приму их Веру, и, как брат по Вере, огражу их пределы и интересы от посягательств Хазарии – ромеи уже много раз помогали мне золотом и продолжают помогать. А Хазары своими притязаниями доставляют немало хлопот не только ромеям, но и  нам, приходится отбиваться от их набегов, так почему же не иметь за это ещё и выгоду? Вера в Христоса – это хорошая Вера. Христос – очень сильный, могучий Бог, он утверждает мир и покой, любовь и справедливость…. Знаешь, друг мой, я как-то размышлял, а нельзя ли нам жить без набегов за добычей  на соседние  земли, так чтобы не терять своих друзей и их сыновей? Оказывается, можно! Можно торговать железом, зерном, сосудами, шерстью – всем, чего у нас вдоволь. Мы будем получать за это деньги от Безанта, Армении, Аррана. Можно и долее брать дань с караванов, идущих по нашим землям, но для всего этого нужно, чтобы караванам  торговцев было безопасно на этих землях, чтобы здесь был  мир, чтобы люди могли спокойно работать. Этому учит  и Бог Христос, и мне это нравится!
   Пока Багатур говорил, Варгазар слушал  молча, подперев голову правой ладонью, когда Властитель замолчал, он выпрямился, и тихо возразил:
 – Согласятся ли на это князья и садары? Они ходили в набеги всегда, они привыкли получать добычу в походах, так жили наши предки с давнего времени…
 – Мы все должны принять новую Веру и согласиться с её законами.  Я  разрешил строить в Маргассе храм – дом Бога, мастер из Безантия Себастий  работает там с нашими  мастерами каменных дел, думаю, что в конце следующего лета они закончат свою  работу. Это будет очень красивый храм, и, я уверен, что каждый пожелает туда прийти.
 – Хочешь ли ты сказать, что каждый твой подданный будет обязан принять Христоса и отказаться от нынешних богов? – Варгазар, нахмурив брови, встал и пристально посмотрел в глаза Властителя.
 – Сядь и успокойся, друг мой, Веру невозможно принять по обязанности, её можно принять лишь сердцем… Я знаю, что ты не собираешься оставлять своих богов, ты можешь, как и прежде поклоняться Тейри и почитать Голлу. Я, решив стать христианином, уже не могу этого делать. Когда-нибудь такое же  решение примут все, но это произойдёт не сразу.
   Дверь открылась,  и в дом вошёл Варлар. Поклонившись сначала властителю, потом отцу, он попросил разрешения сесть за стол, и, когда Багатур и Варгазар это разрешение дали, опустился на лавку рядом с князем.
 – Доволен ли ты поездкой, мой сын? – князь улыбнулся и бросил быстрый взгляд в сторону Властителя.
 – Не то сказать, что доволен, отец, это были три счастливых дня в моей жизни! Я увидел город Маргассу, я был в крепости Ангушкех, я был принят Великим Багатуром во дворце, – Варгазар снова  склонил голову перед Сарфараном, – мне показали обучение воинов. Отец, отпустишь ли ты меня на службу к Великому Властителю?
 – Мы уже говорили об этом, – произнёс Багатур, – князь отпустит тебя, но нужно, чтобы завтра всё сложилось удачно…
 – Я буду стараться, Великий Багатур!
 – Мы в этом не сомневаемся. А сейчас, прежде чем приняться за еду, найди Гайдана, скажи, чтобы он выдал тебе то, что я привёз для князя-алдара. И возвращайся как можно скорее. Шатры поставили?
 – Поставили, Властитель,  и уже развели костры.
 – Быстро они… Ну, хорошо, иди.

   Варлар возвратился довольно скоро, в его руках был небольшой кожаный свёрток, перетянутый шнурком. Багатур взял его в руки  развязал узел, в ладонях Сарфарана оказалась украшенная орнаментами  коробка, на крышке которой простёр крылья бронзовый орёл. Властитель поднял крышку, вынул какую-то вещицу, также обёрнутую тонкой, искусно выделанной кожей и развернул её на столе.
   Перед глазами князя и Варлара предстала изящная золотая статуэтка – всадник, сидящий на коне в накидке из бараньей шкуры. Золото статуэтки переливалось бликами от светильника, от пламени в очаге, и от этого и конь, и всадник казались абсолютно живыми. Князь и Варлар молча  смотрели на статуэтку восхищёнными глазами, а Властитель Багатур улыбался, глядя на них обоих.
 – Чтобы ты, Варгазар, не думал, что я заставлю тебя и твоё племя насильно принять Учение Христоса, я передаю вам  этот дар – золотое изображение Голлу. Для меня это – идол, которого я более не могу держать в своём доме. Для тебя он – бог, владей им по праву, передавай по наследству, сохраняй, береги, проси его о помощи, если веришь, что он способен помочь.
   Князь и его сын поднялись и вышли из-за стола.  Низко поклонившись, они  приблизились к Сарфарану, князь заговорил, не скрывая своего сильного волнения:
 –  Великий Багатур Алании, мне трудно найти слова, чтобы выразить благодарность за твою щедрость и великую честь, что ты оказал нашему племени и моему роду. Я всегда был верным твоим подданным и другом, мои дети сохранят эту верность на все времена. Я сожалею, что не могу одарить тебя столь же блистательным даром, достойным Властителя.
 – Не забывай, что ты сохранил мне жизнь…. К тому же, завтра мы увидим радостный праздник, твой сын будет у меня служить, и… пора наконец отведать угощения! Стол до сих пор не тронут, сядем, князья, попробуем, что наготовили ваши женщины и поднимем чаши в честь долгожданной встречи!
   Варлар взял кувшин, налил вина Властителю и князю, хотел наполнить и свою чашу, но Багатур решительно отодвинул её и строго приказал:
 – Не следует это пить до завтрашнего вечера, ты ещё наджан, а не мужчина. И ты пока не знаешь, что этот напиток коварен, он может повредить ловкости и силе. Потому – пей  отвар из трав. И поскорее иди отдыхать, завтра у тебя будет нелёгкий день.
   

5.
      
   …Ещё стояла глухая ночь, ещё  горели  на вершине небесного купола Семь Сестёр ( ) а восток ещё даже не начинал светлеть, но  жители Зуплака и нескольких окружающих его соседних селений стали собираться   туда, где  должно  был состояться празднество.
   Место это располагалось на почти плоской части большого нагорья, протянувшегося от западного края узкого  и глубокого каменистого ущелья – у края этого нагорья и расположились  шатры Багатура.   В незапамятные времена на склоне, в полусотне шагов вниз от кромки нагорья, был установлен Мерный Камень, теперь рядом с ним высился  и деревянный идол, возведённый Хранителем святилища Даймагором  накануне празднества. Сам Хранитель уже не спал, прохаживаясь  и проверяя  готовность участников обряда к пришествию солнечного божества. Вдоль дороги, пролегавшей поверху, одна за другой следовали арбы, шествовали всадники, народ непрерывно прибывал, и вскоре гул голосов, скрип колёс и  удары секир по дровяным поленьям  заглушили звон ручья  бегущего  в долину.
    Другой, восточный край ущелья острым и узким скальным выступом  врезался  в долину Упана, в центре скалы зияла гигантская сквозная арка, через которую просвечивало небо. Именно эта арка и называлась Небесным Кольцом.  Ночью Кольцо хорошо просматривалось от лагеря Властителя, как осыпанный звёздами тёмно-серый круг в непроницаемо-чёрном массиве вытянутой горы, похожей в темноте на каменного дракона, который прилёг отдохнуть до утра и приклонил голову к плоским каменным плитам. У подножья горы то здесь, то там загорались маленькие тусклые светлячки масляных лампадок – это люди, пришедшие на праздник, зажигали поминальные огни у склепов, где были похоронены их предки – князья, воины, старейшины родов.
          
   Постепенно  темнота рассеивалась, стало светлеть, отчётливо проступили силуэты горных хребтов, а небо на востоке приобрело красно-фиолетовый оттенок. У шатра Багатура раздался мелодичный звон – это означало, что Властитель Сарфаран покинул ложе и вот-вот выйдет  к собравшимся. Он действительно появился – в парчовом одеянии  расшитом золотом, окружённый стражниками и свитой. Все звуки почти мгновенно затихли, и установилась удивительная тишина, как будто не было здесь тысяч людей,  и по-прежнему приближался рассвет обычного дня. Лёгкие облака на горизонте заполыхали алыми красками, а через несколько мгновений  из-под нижней кромки Небесного Кольца, в самом её центре показался край солнечного диска.  Сразу же затрубили рога, зазвенели зурны, и над горами, над речной долиной полилась  мощная, тысячеголосая молитва Великому Голу:

Глядя в небо, нартов сыны  поют: «Голлу»!
Обрати на нас взор и послушай, Великий Голлу!
В стране Нартов все собрались встретить тебя, Голлу,
Народ жаждет тебе поклониться, Светлый Голлу
Жизнь наша – не радость без твоего огня, Голлу,
Без тебя кто осветит наш путь, Голлу?
Без тебя не всходит зерно на полях, Голлу!
Без тебя не созреет ячмень, всесильный Голлу.
Вместе с Тейри на небе живёшь ты, Голлу,
Великий Тейри посылает тебя по весне, Голлу!
Все люди подняли глаза, повернувшись к тебе, Голлу,
Мы возрадуемся, когда увидим тебя, Голлу!..

   Багатур стоял молча, слушая звуки и слова знакомого гимна. На него нахлынули воспоминания давнего детства, весёлой юности, воспоминания о том, как на такие же праздники  в Ангушкехе его водил отец, как однажды в такой же день он совершил обряд Посвящения в мужчины. На его глаза невольно навернулись слёзы, которые он никак не мог удержать, откуда-то  из глубины сердца взошли сомнения: может быть не надо уходить от своих древних богов – Тейри, Голу, Элиа … Теперь он не сможет так же встречать солнце вместе со своим народом, а новые празднества  вряд ли скоро станут привычными  для всех…. Стоявший рядом Владыка Петрос заметил его волнение, подошёл поближе и взял за локоть:
 – Я  вижу твоё смущение, но во имя  Христоса ты должен его преодолеть. Уверяю, наши праздники будут не хуже, наоборот, столь же яркими и наполненными смысла.
   – Может быть, но я пока что их не видел, Владыка. Я не собираюсь возвращаться в язычество, но с Голлу я прожил большую часть жизни. Ты должен меня понять…
 – Понимаю… И дай Бог тебе силы!
   Петрос отошёл в сторону, попросил пергамент и дощечку для письма. Его слуга-монах достал необходимые принадлежности, и патер принялся торопливо записывать ход ритуала.
Солнце  быстро поднималось вверх  и, наконец, заполнило всё пространство внутри Небесного Кольца, выбросив сноп света сквозь скалу туда, где стоял Мерный Камень. Острая тень от этого камня упёрлась в основание идола, Хранитель Даймагор поднял обе руки и зычным голосом выкрикнул:
 – Великий Голу возвратился!! Празднуйте, люди, Мир и свет всем нам!!

   В тот же миг запылал сложенный рядом костер  и Даймагор, взяв в руки нож  с золочёной рукоятью, совершил  заклание жертвенного чёрного барана, символизирующее уход ночной тьмы. Вслед за ним  то же самое сделали те, кто стоял у других костров, на белых льняных полотнищах женщины раскладывали праздничные угощения и ставили кувшины с напитками. Большинство мужчин двинулось на площадку, приготовленную для испытаний наджанов, собиравшихся пройти Посвящение в воины, туда же переместились Великий Властитель Багатур со свитой и князь Варгазар. Для них были приготовлены места на широких лавках, в тени высокой полосы кустарника. Наджанов было много – более двух сотен. После удара в звонкий стальной гонг испытания начались.
   Варлар сильно волновался. Испытания открывались стрельбой из лука, сноп, в который надо было попасть,  почти сливался с пожелтевшей за зиму травой, к тому же рука княжича  непривычно подрагивала. Он до рези в глазах всматривался в цель, но видел перед собой лишь расплывающееся пятно. Неслышно подошёл Наймаз, в его руках был кувшин с водой.
 – Ополосни лицо и руки!
   Варлар плеснул на себя холодную воду и почувствовал, что немного успокоился. Он ещё раз  поднял лук, оттянул тетиву, вспомнив, как его учил Наймаз, нашёл глазами сноп и пустил стрелу.  Старший друг, хлопнув его по плечу, улыбнулся:
 – Ну вот, а ты боялся, попал, точно в середину. Теперь ещё два раза и – на коня, прыгать через ограду.
   Ограда была установлена на другой стороне поля. Из конюшни отца Варлар взял своего любимца – гнедого коня по имени Джар, который к тому же отличался завидной прыгучестью. Княжич чаще всего брал его на прогулки по горам, которые совершал с товарищами  и знал, что Джар легко перемахивает куда более серьёзные препятствия, чем изгородь из ольховых прутьев. В нём Варлар не сомневался, немного сомневался в себе – скакать надо было на глазах у всех, позор будет, если что-то не получится! И снова подоспел Наймаз.
 – Помни, что я тебе говорил: твой конь лучше тебя знает, что и как делать. Гони его и не поворачивай, не натягивай поводьев. Он тебя не подведёт.
   Молодые наездники  выстроились длинной вереницей, они  по очереди пришпоривали лошадей, срывались с места и  во весь опор неслись к препятствию. Некоторые перед изгородью неожиданно останавливались или сворачивали в сторону, затем, смущенно опустив голову, снова заезжали в конец очереди, чтобы повторить попытку. Один из коней, перепрыгнув изгородь, с маху рухнул, сидевший на нём юноша слетел на землю. Конь громко и жалобно ржал, а юноша остался лежать неподвижно. Испытание прервали до тех пор, пока неудачливого наездника не унесли, а хромающую лошадь не подняли и не увели с поля. После этого случая наступил черёд Варлара. Он видел, что случилось с предыдущим ездоком, и  это произвело на него тяжёлое впечатление.  Джар сделал несколько шагов, потом рванулся к препятствию, и Варлару показалось, что это не он мчится вперёд, а изгородь из прутьев летит  прямо на него. Он прижмурил глаза, привстал на стременах, ослабил поводья и скорее почувствовал, чем увидел прыжок своего гнедого. После прыжка Джар почти сразу же перешёл на рысь, потом на шаг, и сам привёз  его к месту, где сидел Варгазар.
 – Молодец, сын! – князь, приветствуя Варлара, поднял руку, – Теперь самое трудное – колесо.  Справишься?
 – Справлюсь! – ответил  княжич, к которому окончательно вернулась уверенность в собственных силах
   Варгазар взглянул на Властителя и его сына, оба они улыбнулись и одобрительно кивнули головой, а Варлар, передав поводья Джара одному из княжеских конюших,  направился к Сторожевому холму.
   Прошедшие два испытания наджаны собрались у подошвы холма, третье было самым тяжёлым  и опасным.   Когда колесо арбы пускали сверху, оно  быстро набирало скорость, иногда подлетая в воздух на неровностях  и, казалось, может сокрушить любую преграду, которая попытается  его остановить. Варлар надел на правую руку плотную кожаную рукавицу и ждал своей очереди, стараясь не смотреть, как идут испытания у других наджанов. Сзади его подтолкнул Наймаз:
 – Теперь ты, иди и ничего не бойся, будь осторожен!
   Варлар встал  лицом к вершине холма, пытаясь уловить момент, когда колесо покатится вниз, и когда  увидел его, сразу напрягся, немного склонившись и выбросив вперёд руку в перчатке. Как только колесо подпрыгнуло на ямке, о которой не раз напоминал Наймаз, княжич бросился ему навстречу в вцепился деревянный диск изо всех сил. Удар был силён, Варлар сильно покачнулся, упал набок, колесо также свалилось плашмя рядом с ним. Княжич сразу же вскочил и с радостью кинулся к своему другу.
 – У меня получилось, получилось! Это ничего, что я не устоял на ногах?
 – Это ничего. Падают почти все, но не все удачно, – засмеялся Наймаз.

    Испытание колесом затянулось до полудня, но его прошли не все. Несколько человек покалечили руки, один наджан даже погиб, попав под неукротимую силу бешенного бега этого тяжёлого деревянного диска…
   …Те, кто прошёл обряд посвящения, об руку со своими отцами двинулись по тропе вдоль крутых скал к Небесному кольцу.   Они шли медленно, под рёв боевых рогов  проходили под каменной аркой на другую сторону горы и снова поднимались к нагорью, туда, где их приветствовал Властитель и где каждый юноша выпивал из Чаши Мужества.
 Люди устремились к своим кострам, чтобы совершить небольшую трапезу, после которой должны были состояться состязания мужчин в борьбе, метании стрел и праздничная скачка – тахтан.

   Наймаз уже несколько раз участвовал в состязаниях в прошлые лета. Он был не самым лучшим стрелком, но в борьбе ему не было равных. Плечистый и рослый, с необычайно сильными натруженными руками, он легко  справлялся со своими соперниками, быстро валил их наземь, не оставляя никаких надежд на успех.  На этот  раз он решил участвовать в тахтане и получить главный приз от самого Великого Багатура. Выйти на тахтан по обычаю полагалось семерым заранее отобранным всадникам, но перед началом скачки к Варгазару неожиданно обратился Властитель:
 – А что, князь, не разрешишь ли сыну моему Айгору проскакать с твоими джигитами?  Вряд ли он выйдет  победителем – молод ещё и неопытен, и, что бы ни было, свой приз я всё равно отдам лучшему из ваших.
 –  Тебе, Властитель, я  отказать не могу, пусть скачет.
   Варлар, сидевший рядом с отцом, увидел, как  на поле выехал тот самый красавец-сын, который   сопровождал Багатура из Ангушкеха в Зуплак. Его высокий и ладный конь  огненно-рыжей масти с белой полосой  между глаз нетерпеливо пританцовывал, как будто хотел немедленно пуститься в карьер. Анзан выехал на вороном Грае и занял место на левом краю, Наймаз подвёл  своего буланого под уздцы к середине шеренги, и только потом вскочил в седло. Варлар смотрел на его спокойное лицо, на котором не дрогнул ни один мускул и удивлялся уверенности и выдержке старшего друга. Он почувствовал, что кто-то тронул его за плечо. Это была сестра Зорана, которая уже надела на голову шапочку, купленную Наймазом специально для неё на рынке в Маргассе.
 – Переживаешь? – с усмешкой спросил Варлар.
 – Да, – коротко ответила юная княжна и, сцепив руки у подбородка, продолжала смотреть туда, где   всадники уже приготовились вступить в состязание.
   Садар Кудас ударил булавой в медное блюдо. Лошади почти мгновенно рванулись вперёд и помчались вокруг поля. Зашумела толпа, наблюдавшая за гонкой, её крики становились всё громче, пока не перешли в монотонный многоголосый гул.  Уже после первого круга вперёд вышли три наездника – Анзан, Наймаз и сын Властителя Айгор.  Разрыв между ними и отставшей группой  медленно но неуклонно увеличивался. Когда до окончания гонки оставалось два круга, вперёд вышел Наймаз. Анзан, нахлёстывая своего Грая изо всех сил, старался его догнать, но у него ничего не получалось – Грай отставал на полкорпуса и не мог приблизиться больше  ни на  один  шаг.  Казалось – это верная победа  Наймаза, и помешать ей не может никто и ничто. Но, когда до конца скачки оставалось всего полкруга, его конь неожиданно рванулся в сторону, потом вздыбился, резко сбросил седока наземь, а  в это время Анзан стремглав понёсся вперёд и первым пересёк метки в конце поля. Толпа взревела, приветствуя победителя.
   Когда Наймаз оказался на земле, Айгор прекратил скачку и подъехал к нему, чтобы помочь подняться. Сесть на своего коня Наймаз не мог – тот никого к себе не подпускал, оглашая поле жалобным ржаньем. Наконец Наймаз  взял лошадь под уздцы и он, прихрамывая, направился к князю Варгазару. Навстречу, не помня себя, бросилась Зорана, схватив за руку Наймаза, заговорила что-то на ухо, но он  не мог разобрать ни одного слова –  после падения в ушах стоял звон и сильно болело плечо.
   Анзан уже  стоял напротив Властителя, и к нему готовились вывести  подарок – празднично экипированного жеребца из конюшни Багатура. Увидев это, Айгор неожиданно вскочил в седло и помчался к скамье Сарфарана.
 – Подожди, отец! – взволнованно  прокричал он, и, соскочив на землю, бросился к Властителю, – Подожди!! Тот, кого ты хочешь одарить – не победитель, а бесчестный и коварный демон!
 – Не понимаю тебя,  объясни! – Багатур Сарфаран схватил сына за плечи и пристально посмотрел в его глаза, – Объясни,  почему ты это говоришь!
 – Я всё видела!! Когда победа того, кто скакал впереди, была близка, этот человек, – рука царского сына  указала на Анзана, –  ударил сзади  плёткой его лошадь! Что получилось, ты видел сам.
   Айгор сдёрнул с головы шлем, и по его плечам рассыпались густые, длинные волосы. Толпа охнула, а Варлар от удивления приоткрыл рот и не мог отвести глаз – перед ним стояла девушка! Сомнения относительно того, что это не сын Властителя, а его дочь, посещали  княжича и раньше, на пути процессии Багатура в Зуплак, но во время скачки  он всё же уверился, что это именно сын. И вот теперь, когда перед ним оказалась красавица, а не красавец-наездник, он никак не мог прийти в себя…
   Багатур кивнул двум своим стражникам, и они сразу же, схватив Анзана под руки, подвели его к Властителю.
 – Правду ли сказала Айгора?! Говори как есть, если ты мужчина!
Анзан молча опустил голову.  К Багатуру подвёли Наймазова коня и показали глубокий кровоточащий шрам на его крупе.
 – Значит, правду… – снова заговорил  Властитель. – Ты совершил бесчестный и подлый поступок, осквернил праздник и опорочил своё имя. По законам племени ты должен покинуть селение навсегда. Что скажешь, князь?
 –  Есть такой закон. Тем более, что Анзан давно ненавидит всех нас.  Но я думаю, не будет от него никакой пользы, если он станет нищим попрошайкой или грабителем.  Ещё можно дать ему возможность одуматься, тем более, что здесь останется его старая мать. Анзан – человек злой,  но сильный, отправь его на караванный путь простым стражником,  если захочет. Пусть сам выбирает. До утра он побудет в своём доме, я приставлю к нему охрану. А победителем можно смело назвать Наймаза.
    –  Пусть так и будет! – провозгласил Властитель.
   Люди, стоявшие вокруг, одобрительно зашумели, и Багатур Сарфаран  подвёл своего коня  к ошеломлённому, не ожидавшему такого исхода Наймазу.
   Топтавшийся рядом  с князем Варгазаром Хранитель святилища недовольно пробурчал:
 – Женщина не должна участвовать в скачках – это тоже нарушение наших обычаев.
 – Не будь так строг, Даймагор, – ответил князь, – Айгора всё-таки дочь Багатура, нечасто здесь бывают такие гостьи, да ещё так владеющие  наездническим искусством, веди нас лучше к угощению!
   Все, кто был на поле, возвращались к своим   котлам и вертелам,  откуда давно уже доносились аппетитные запахи жаренного и варёного жертвенного мяса. Забулькали вино и буза в кружках, снова зазвучали зурны и полились над долиной праздничные песни и гимны всемогущим и грозным богам.


6.


   На самом деле никакого выбора у Анзана не было – единственное, что хоть как то оградило бы  его от нищеты изгнания, была служба в войске Багатура.
    Все его мечты о власти и богатстве, о женитьбе на княжне Зоране рухнули в один момент, как только дочь Властителя Айгора  раскрыла истинную причину его победы в Тахтане.  То, что она оказалась рядом на скачке можно было рассматривать как наказание Тейри, но Анзан думал не об этом. В нём опять поднималась неукротимая волна злобы и ненависти – к Наймазу, Варлару, Зоране, князю Варгазару, но, более всего к дочери Багатура. Его захлёстывала жажда мести, хотя он и понимал, что отомстить Айгоре – желание нереальное и немыслимое, чреватое  гибелью. Другое дело – княжеское семейство и Наймаз, который, несомненно, будет теперь просить Варгазара отдать ему в жёны Зорану!...
   В любом случае, теперь придётся затаиться, затихнуть на время и не упустить случая, когда можно будет  вонзить кинжал или стрелу в ненавистных ему соперников, ставших врагами.
   Анзан не мог заснуть всю ночь, а утром, оставив мать  и хозяйство на попечение рабов и одного из дальних родственников, явился в лагерь Багатура. Ему хотели выдать низкорослую пегую кобылу из обоза Властителя, но он наотрез отказался, и сел на своего Грая. Место изгнаннику определили в арьергарде, между вооружёнными всадниками, хотя бежать и так не было никакого смысла. Процессия двинулась обратно в Ангушкех  ранним утром, чтобы до ночи добраться до места. Вместе с  Багатуром и его приближёнными ехал и княжич Варлар, которого отец отправил учиться воинскому мастерству и служить в войске Багатура на два лета.  Княжич с сожалением расставался со своими друзьями, особенно с Наймазом. Бингир, который также прошёл накануне Посвящение, просил своего друга посодействовать ему, чтобы его тоже приняли в войско, хотя бы через некоторое время, и чтобы друзья снова были вместе. Наймаз клятвенно обещал, что в самые ближайшие дни будет просить князя отдать ему Зорану и что ни за что не оставит её одну.
   В крепость процессия шла уже по другой дороге, более ровной и широкой, той, которая выводила к северным воротам Ангушкеха.  Айгора весь путь держалась по левую руку от  Варлара, рядом с ней шествовал патер Петрос. Судя по всему, праздник  в Зуплаке произвёл на них довольно сильное впечатление, однако патер постоянно напоминал о том, что христианам посещать такие празднества всё-таки негоже
 – В сущности, у нас, тех кто пришёл под руку Спасителя, есть замечательный день встречи весны, и называется он Пасхой. Ты, Айгора знаешь, что Христос пострадал за всех людей и был убиен нечестивцами. Но Он не умер – Он воскрес из мертвых на третий день после убиения, доказав свою божественную сущность. День Воскресения – это и есть Пасха. Правда, мы её празднуем немного позже, в самом разгаре весны. К этому дню христиане пекут хлебы, готовят вино, а в храмах, начиная с полуночи звучат молитвы и песнопения, такие прекрасные, что не идут ни  в какое сравнение с гимнами в честь вашего Голлу!
   Патер бросил взгляд на Варлара, но тот слушал молча, мерно покачиваясь в седле.
 –  Патер Петрос!  За последнее лето я многое постигла, ты обучил меня языку священных книг, но я ещё не приобщилась к таинству Господа. Ты обещал назначить день моего Крещения, но до сих пор этого не сделал, – напомнила ему Айгора.
 –  Я мыслил, что Крещение примет сразу весь род  Цесара Сарфарана, но он хочет, чтобы это произошло в новом храме Маргассы. Если ты желаешь  совершить крещение раньше, мы можем это сделать за семь день до Светлой Пасхи.
 – Благодарю тебя, патер, я буду готовиться к этому дню.
 – Хорошо. Но я  прошу тебя совершить доброе дело во имя Господа. – Он перешёл на язык ромеев и продолжил: – Этот юноша, который шествует рядом с нами, как я вижу, всё время старается смотреть на тебя, ты нравишься ему, цесаревна, и сам он хорош,  и душа его пока чиста. Ты должна постараться привести его к Богу, а мы будем тебе помогать. Согласна ли ты на это?
   Айгора слегка покраснела, потом кивнула и ответила:
 – Я согласна, но не знаю, получится ли   у меня…
 – Надо постараться, и Господь возблагодарит тебя за это.
   Каким-то внутренним чутьём Варлар понял, что разговор идёт о нём и, смутившись, опустил взгляд. Петрос повернул коня и занял место справа от княжича.
 – А что, княжич Варлар, понравилось ли тебе в нашем храме, в который тебя водил патер Маркос?
 – Там очень тихо и покойно… А лица смотрят с картин, как живые. Я никогда до этого не видел таких…образов, – он вспомнил и несмело выговорил слово, услышанное ранее от Маркоса.
 – А ведь это не случайно, глазами образа на нас смотрит Бог,   с других икон - Богоматерь и те святые, что находятся рядом с Ним.  Когда я творю молитву перед образом Бога, я говорю с ним…
 – А Он  с тобой, патер, тоже говорит?
 – Он пытается говорить с каждым, кто смотрит на его Образ. Беда в том, что не каждый Его слышит.
 – Как же его услышать?
 – Это приходит не сразу. Прежде всего, надо верить, что Он существует, верить в Его могущество и Его любовь к тебе. Надо постичь Его законы, знать Писание, и тогда обязательно однажды придёт момент, когда ты Его услышишь. Хочешь ли ты Его услышать, княжич Варлар?
 – Я не знаю… Но наверно, это было бы хорошо.
 – Айгора поможет тебе прийти к Богу, но ты должен сам это захотеть.
   Айгора обернулась к Варлару, улыбнулась, княжич ответил ей такой же улыбкой, и ему показалось, что Всемогущий Спаситель уже помогает  обрести счастье…

   Первые дни службы показались Варлару невероятно тяжелыми. Садар Ваграм оказался исключительно настойчивым и требовательным, он заставлял молодых сарбазов многократно повторять и отрабатывать различные боевые приёмы владения оружием, причём такие, о которых ни Варлар, ни его товарищи не имели ранее никакого представления. Садар целыми днями занимался с ними на площади у каменного столба, он  учил их владеть саблей и кинжалом,  стрелять из лука с любых расстояний и из любого положения. Он выезжал с ними в поле,  показывал   условные  сигналы перестроения на конях в ходе боя и сразу же тренировал сотню так, чтобы она могла выполнять команды по этим сигналам. Ваграм учил их рубить противника саблей на полном скаку, работать копьём, метать аркан …
   Дни шли за днями, сливаясь в непрерывную ленту времени. Варлар уставал так, что вечерами, поев, сразу же валился в казарме на лежанку и спал до самого подъёма.  После утренней еды сотня снова выходила на тренировки, и всё продолжалось так же, как и вчера, как много дней до этого. Однако, Варлар чувствовал, что понемногу привыкает к жёсткому образу жизни. Он окреп, усталость стала чувствоваться меньше, а в редкие дни отдыха он уже не отлёживался, а брал своего Джара и  выезжал на прогулки за стены крепости. В один из таких дней он наткнулся на группу из пяти вооружённых всадников. Ещё за две сотни шагов он понял, что один из них – это дочь Властителя Айгора, остальные – её охрана.  Она также заметила Варлара и издали помахала рукой, приглашая подъехать поближе. Он охотно присоединился к ним и поскакал рядом. Айгора была прекрасной наездницей, он понял это ещё во время скачек. Здесь, на цветущем весеннем лугу, между синим небом и синими цветами, она то мчалась рысью, то пускала коня в галоп, легко перемахивая мелкие и узкие овражки, к неудовольствию старшего воина охраны, который постоянно просил её быть осторожнее.   Когда впереди показалась небольшая берёзовая роща, вся группа спешилась.
 – Чадар, мой славный Чадар! – Айгора ласково поглаживала коня по вспотевшей морде, поднося к его губам кусок сухой лепёшки, – Кушай, мой хороший!
   Чадар с удовольствием захрустел  угощением. Воины достали из мешка пироги с сыром,  козье молоко, дочь Властителя пригласила разделить трапезу и Варлара.
   Оказалось, что её интересует всё, что касается племени упанов и их жизни, она расспрашивала княжича об отце Варгазаре, матери, сёстрах и родственниках. Она очень оживилась, когда узнала, что у Варлара есть сестра Зорана, её ровесница,  которая  к тому же собирается стать женой его друга, того самого, который был объявлен победителем тахтана в Зуплаке. Айгора сразу же объявила, что хотела бы познакомиться с девушкой  и быть гостьей на её свадьбе. Время прогулки подходило к концу, надо было возвращаться в крепость. Царевна, улыбнувшись, добавила, что она выезжает на луга каждые семь дней, и, если княжич желает, он тоже может сопровождать её… Варлар вернулся в казарму в приподнятом настроении.  Ему до самого рассвета снился луг с синими цветами, скачущая на коне Айгора и её звонкий переливчатый голос…


7.

   Наймаз сдержал своё обещание, и через три дня после праздника Голлу явился к князю Варгазару с просьбой отдать ему в жёны  старшую дочь. Варгазар  слушал его молча и, не отрываясь, глядел на огонь, горевший в очаге.  Пока он молчал, Зорана, которая также слышала то, о чём просил Наймаз, стояла в соседнем хатане, сжавшись от страха – ей казалась, что отец рассердится и выгонит  Наймаза, но Варгазар по-прежнему молчал. Наконец, он поднял глаза на гостя и предложил ему сесть. Зорана вздохнула с облегчением, но продолжала стоять у двери вместе со своей  матерью, чтобы знать, чем закончится этот визит. Агинай поглаживала её, пытаясь как-то успокоить и тихонько шептала, что всё будет хорошо.
 – Ты настоящий мужчина, Наймаз, и я бы согласился с твоей просьбой, но давай сначала спросим у самой Зораны, хочет ли она видеть тебя своим мужем и господином? Зорана, выйди сюда! Выйди, я знаю, что ты стоишь у двери своего хатана …
   Зорана вышла, бледная от волнения и страха.
 – Ты слышала, то, что я сейчас спросил: хочешь ли  ты стать женой Наймаза?
 – Да…– едва слышно прошептала княжна и прикрыла платком вспыхнувшее лицо.
 – Вот и хорошо… Для меня это, конечно, не новость, но я должен был услышать ответ от тебя сам. Иди, Зорана, к матери а мы здесь будем говорить по-мужски. И принесите угощение и вино.
   Зорана скрылась за дверью, а мужчины остались наедине, молчаливо глядя друг на друга.
 – Я ждал этого дня, знал, что он придёт, и мене грустно, как всякому отцу, который отдаёт другому мужчине своё любимое дитя. Но я хочу для неё счастья,   я уверен, что ты сможешь его дать, поэтому соглашаюсь. Женитьба – дело серьёзное, а Зорана – княжеская дочь. На свадьбе будет всё племя, и мы с тобой должны хорошо подготовиться к торжеству.
 – Я готов сделать всё, чтобы оно прошло достойно, – ответил Наймаз.
 – Я не сомневаюсь в этом. Но вот первый вопрос. Ты ведь – не князь, и Зорана, став твоей женой сразу же потеряет свой титул. Как быть?
 –  Для меня  это не важно.
 – Знаю, но это – пока я жив и в полном здравии. А что будет потом, чрез многие лета? Неизвестно. Я хочу, чтобы она осталась княгиней на всю жизнь, потому  должен принять тебя как названного сына и объявить княжичем. Согласен ли ты на это?
   Наймаз поднялся с лавки, его губы задрожали от волнения.
 –Достоин ли я этой чести, князь?
 – Много говоришь Наймаз… значит согласен. Обряд совершим, как полагается по обычаю немного позже. А теперь обговорим более трудный вопрос – где вы будете жить? Да сядь ты и успокойся!.. Дом у тебя маленький, а у вас должен быть настоящий княжеский дом, в котором Зорана будет хозяйкой. Мы должны построить его к свадьбе и ни днём позже. Пока дом не будет готов, свадьбу устраивать нельзя. Поэтому – берись за работу. Я дам тебе  в помощь десяток своих людей, две арбы. Надо заготовить камень, брёвна для крыши, заказать железные  изделия для дверей и окон и многое другое. С деньгами я вам тоже помогу, считай, что это будет  мой свадебный подарок. А стройка – твоя забота. Завтра же и приступай!
   Агинай и Зорана вынесли угощение. Зорана присела рядом с отцом, прильнув щекой к его руке.
 – Ладно, ладно, – улыбнувшись сказал князь и погладил её по голове. – Сиди пока. Ещё немного, и будешь так же сидеть со своим  Наймазом. И будет тебе старый князь совсем не нужен.
   В голосе его послышалась горечь совсем близкого расставания.
       
    Приступить сразу же к строительству дома Наймазу не удалось. Надо было сначала вспахать и засеять поле, затем отогнать на пастбище овец и коров, поручить их  одному из людей, присланных  князем. И только потом он занялся стройкой.  Варгазар предложил ему взять надел, расположенный выше княжеского дома. Это место было самым высоким в селении, рядом с ним находилось большое поле с хорошей землёй, принадлежащее князю, но пока не используемое. Вблизи протекал ручей, тот самый, что бежал вниз по балке, это было редкое удобство – воду не надо было носить издалека. Перед началом строительства Наймаз подробно осмотрел дом самого князя – ему очень нравился этот дом, просторный, с несколькими помещениями – для  сына, для дочерей, для жены и даже для гостей. Особенно ему нравилось то, что в доме был  и подвал, в котором хранилась часть припасов на зиму. Наймаз очень хотел иметь такой же у себя, и Варгазар вполне одобрял его желание.
 – Но ты должен знать, что это будет стоить большого труда – тебе придётся снять слой земли, а под ней – сплошной камень, долбить его не так просто. Справишься?
 – Справлюсь, – отвечал Наймаз, – я сильный!
 – Что ж, пусть Тейри гор даст тебе удачу.
   В княжеском дворе, кроме дома, были и другие постройки – хранилища, конюшня, помещения для рабов и прислуги, Наймаз решил, что со временем  всё это будет и у него, но начинать следовало именно с дома.
   Работа шла тяжело и медленно. Варгазар часто приходил  к месту возведения  и подсказывал своему будущему зятю что и как делать. Не оставляли его Зорана и Агинай, приносили еду и помогали, чем могли. Впрочем, Наймазу более всего помогало само присутствие невесты.  Всё селение уже знало о том, что  Наймаз готовится к женитьбе на княжеской дочери, и его жители также оказывали жениху всяческую поддержку с тем, чтобы ускорить грядущее пиршество.
   По прошествии со дня праздника Голлу полной луны,  Варгазар пригласил к себе Хранителя Даймагора, долго с ним беседовал, потом послал троих сарбазов из своей дружины к Священной горе Семиродники. На её склонах в разных местах били холодные ключи, и князь повелел привезти из каждого по бурдюку воды. Когда воду доставили в его дом, снова  был призван Даймагор, который смешал содержимое бурдюков в одном большом  сосуде и дал княжеской жене Агинай  выпить чашу этой смеси вод перед сном…. В селении был объявлено, что  Варгазар собирается назвать Наймаза своим сыном и дать ему княжеский титул. 
   На рассвете  к дому князя  собрался почти весь Зуплак, приехал и специально отпущенный   со службы Варлар, за которым князь Варгазар специально послал гонца в Ангушкех. Обряд посвящения Наймаза в княжеские сыновья проходил при полном  молчании – Наймаз передавал чашу с водой из родников Священной горы поочерёдно каждому из семьи. Отпив глоток, выпивший произносил: «Ты – мой сын», или «Ты – мой брат». Агинай обнажила левую грудь и Наймаз, коснувшись её губами сказал: «Ты – моя мать». Затем Варгазар поднял его правую руку и провозгласил: «Наймаз, названный сын князя Варгазара, наследует княжеское звание наравне с другими его детьми! Приветствуйте князя!» После этого он вынул глиняную тамгу – княжеский знак рода и вручил его Наймазу.
   Собравшиеся селяне зашумели, раздалось несколько приветственных выкриков, но шум почти сразу же прекратился, и люди стали быстро расходиться по своим делам – пора была хлопотная, надо было трудиться, поэтому продолжение с угощением не предполагалось.  Семья Варгазара собралась во дворе, князь, обняв за плечи Варлара и Наймаза, негромко проговорил:
 – Теперь вы – братья. Никогда об этом не забывайте.
 – Я всегда этого хотел, – радостно ответил Варлар.
 – Вечером мы с вами соберёмся за столом, – добавил Варгазар, – а пока ступайте, время подобно скорому скакуну,  и терять его сейчас негоже!

   Наймаз, обняв Варлара за плечи, привёл его туда, где на высоту половины копья уже поднялись стены нового дома.
 – Вот здесь будем жить я и твоя сестра после того, как она станет моей женой, надеюсь, уже скоро.
 – Знаешь, я говорил об этом Айгоре, дочери Властителя Багатура. Помнишь, той самой, что сказала  правду о случившемся на скачках?  Она хочет приехать на вашу свадьбу в гости. Приглашать?
 – Разве о таком надо спрашивать? Обязательно пригласи. А что, ты часто с ней видишься?
 – Она просила меня сопровождать её во время прогулок верхом, это бывает каждую четверть луны.
 – Не так уж и редко, – усмехнулся Наймаз, – и за что же такая честь?
 – Не знаю…
 – А Властитель об этом знает? Смотри, скажут ему, что ты прогуливаешься с его дочкой, рассердится, изгонит тебя из войска!
   Варлар смутился и замолчал, а его названный брат рассмеялся и снова спросил:
 –  Ладно, не бойся, но будь учтив и осторожен. Какая она, эта Айгора?
 –  Она замечательная! – оживился княжич, – прекрасно ездит верхом, читает книги ромеев, знает их язык. Она много рассказывает мне об их Боге, о Священном Писании, о жизни Христоса. Пол-луны назад Айгора привела меня в дом Бога и говорила об Образах, о том, что на них можно видеть…
 – Скоро она приведёт тебя и под руку Бога. Ты этого хочешь?
 – Я…не знаю, брат, – Варлар присел на камень, и глубоко вздохнул, – меня  всё чаше и чаще тянет в Его дом – там, рядом с Айгорой, я чувствую  лёгкость и покой, сам не понимаю почему. Я часто слушаю, как там  поют по вечерам – я не могу даже пытаться передать красоту этих песен.
 – Э…, брат, а ты не влюбился ли?
 – Что ты, что ты!! – замахал руками княжич, – я даже думать об этом не хочу!
 – Эх, Варлар… это может произойти в любое время,  и хочешь ты об этом думать или нет, всё равно случится. Вот увидишь.

   Через три  дня после возвращения Варлара на службу  предстояло крещение Айгоры. Наступавший праздник Светлой Пасхи она хотела встретить полноправной христианкой и присутствовать на церковной службе.  Храм в Ангушкехе оцепили тремя рядами воинов. Среди них находился и сын Варгазара, он видел, как дочь Властителя вошла в двери  храма,  но  то, что происходило внутри, на площади не знал и не слышал никто. Лишь через некоторое время зазвучал стройный церковный хор, Айгора вышла на порог в белом облачении, потом обернулась  и  осенила себя крестом. Варлар вспомнил её рассказ во время одной из прогулок – о названии и смысле этого ритуала. Неожиданно он услышал сзади глухую ругань и оглянулся – за его спиной стоял Хранитель Святилища богов  Дзугей  с перекошенным от злобы лицом.
 – Да свершится месть великого Тейри за измену! Да сбудутся мои проклятия!! – бормотал Дзугей, но, когда увидел глядевшего на него в упор молодого воина, сразу же замолчал и засеменил  прочь, громко постукивая о камни площади своей клюкой.

   В пасхальных торжествах княжич участия не принимал – всех воинов  расставили вдоль крепостной стены для охраны празднества, на который были приглашены Властитель Багатур и вся его свита.  Однако при первой же встрече с Айгорой  и очередном выезде на луга, Варлар спросил её, в чём состояло таинство крещения.
 – На то оно и таинство, чтобы не рассказывать о нём, – ответила Айгора в шутку, потом добавила: –  на самом деле  это – клятва верности Христу-Вседержителю на всю жизнь, эту клятву патер скрепляет святой водой, потом надевает крестик. Вот такой, – она достала  маленький серебряный крест и показала княжичу, – нравится?
 – Нравится, – хмуро ответил  тот.
 – Отчего же ты стал так невесел?
 – Мне кажется, тебе грозит большая опасность…
    Варлар подробно рассказал о   проклятиях Дзугея, которые  услышал от него в день её крещения.
 – Не бойся за меня, княжич, – с усмешкой ответила царевна, –  рядом со мной всегда надёжная охрана. А Дзугей… он старый, почти немощный человек, разум его давно помутился, стоит ли обращать внимания? Бог учит нас прощать  всем.  И главное – я теперь ничего не боюсь – меня защищает Спаситель! Лучшей защиты не может быть!
   Она пришпорила своего Чадара и понеслась аллюром так, что и её охрана, и Варлар едва поспевали вслед.


8.

   Анзана определили в охранную сотню, в обязанности которой входила  служба на караванном пути, идущем с юга. Когда у стечения нескольких горных речек, где расположилось становище сотни, собиралось два-три каравана, около тридцати стражников  встречали их и сопровождали далее по дороге, проложенной по верхней кромке невысокой и безлесой горной цепи до  самой Маргассы. Потом они возвращались   с караваном, шедшим в обратную сторону, к перевалу. Охранная сотня состояла из трёх отрядов, таким образом, когда один из них шёл в город с караванами, другой возвращался к лагерю, а третий уже собирал новых путников. Командовал сотней  садар Ардасак, который не принимал участия в  сопровождении торговцев, проводил почти всё время на охоте, и, лишь только когда отряды приходили  к лагерю, он пересчитывал стражников  и назначал время следующего выхода на дорогу. Однако благодаря охотничьим успехам садара, у стражников всегда было свежее  мясо оленей и кабанов, поэтому недостатка в пище они не испытывали.
   Служба сразу же показалась Анзану нудной и скучной. Ему выдали короткое копьё, саблю, кожаный шлем, кожаные поножи и рукавицы.  Сотня состояла из обедневших простолюдинов, у которых не было никаких средств и доходов,  и которые радовались почти нищенскому жалованию от Багатура. Их никто не обучал военному ремеслу и их воинские возможности были  весьма сомнительны, но Главный Воитель Алании, гИстер ( ) Цергиллай считал, что грабителей и разбойников будет отпугивать уже само присутствие  вооружённых людей, тем более, что  истинная способность стражников  защищать и защищаться  никому неизвестна.
   По прошествии одной полной луны сотню отвели на отдых в крепость, её место заняла другая, и  Анзан получил свой первый хардаз – плату за службу, такую же, как и все остальные люди из сотни – три ромейских  фоллиса ( ). Он почувствовал себя оскорблённым.   Мимо него и рядом с ним прошло множество торговцев с набитыми золотом кошЕлями, а в поклаже караванов было провезено немало товаров, ценностей, и всё это было столь же близко, сколь совершенно недоступно. Охраняя эти богатства,  сам Анзан не мог рассчитывать даже на малую их долю, довольствуясь жалкими монетами хардаза, за каждую из которых можно было, в лучшем случае, купить несколько ячменных лепёшек на базаре Маргассы. 
   У него появились мысли о бегстве из сотни и о том, как обретать  деньги,  отнимая их у тех же караванщиков и купцов. Но один он ничего не мог, нужны были помощники или сообщники, однако в сотне все уже знали об истории на скачках   и относились к Анзану с нескрываемым презрением.  Все, кроме одного, стражника Хайдага.  Загорелый до черноты, с густой чёрной копной волос на крупной широколобой голове и с такой же чёрной до синевы бородой, он казался обугленным, выбравшимся из огня и дыма пожарища.  Анзан заметил, что Хайдаг приглядывается к нему с самого первого дня службы, пытается заговаривать, и скоро между ними завязались отношения, не дружеские, но  вполне ровные, скорее взаимно уважительные.  Хайдаг не скрывал, что тяготится службой, что недоволен тем, как платит за неё Цергиллай, и что думает о том, как изменить свою судьбу к лучшему. В его речах то и дело проскальзывали нотки озлобленности и жестокости, готовности  не щадить никого и ничего для достижения этой цели. Мысли Хайдага были  настолько близки Анзану, что однажды он предложил  тому объединить усилия и поискать для себя иного положения.  Хайдаг согласился…
   После прибытия на отдых в Ангушкех они решили съездить в Маргассу на рынок, но вовсе не для каких то каких-то покупок  – денег для этого было слишком мало. Им хотелось разнообразить свою жизнь, увидеть новые лица и просто побродить подальше от казармы.
 – У меня там есть приятель, навестим его, это может помочь нам в будущем…– загадочно подмигнув сказал перед выездом Хайдаг.
   Они  оседлали лошадей и выехали на площадь. В этот момент мимо них проскакала группа всадников, в одном из которых Анзан  узнал княжеского сына. Варлар был одет в богато расшитый кафтан, на его поясе висела сабля в серебряных ножнах – подарок князя Варгазара к совершеннолетию. Рядом с ним гарцевала на коне и Айгора, которую он хорошо запомнил в лицо на празднестве Голлу. Приступ злости сразу ударил  в голову, ему захотелось догнать их и разрубить обоих на куски. Сдерживая себя, он скрипнул зубами и повернулся к своему спутнику.
 – Это кто, дочь Багатура?
 – Да, она со своими стражниками. Они каждую четверть луны едут кататься на луга вдоль южной дороги. Царевна Айгора очень любит лошадей, скачки и прочие воинские занятия, говорят даже, что неплохо владеет саблей. Ей бы родиться наджаном!  Старик Дзугей, Хранитель святилища Тейри, много раз говорил Багатуру, что женщине этого не полагается, что боги накажут её за это. Но Багатур Сарфаран его не слушает, он сам решил прийти к ромейскому Богу и отказаться от всесильного Тейри…. Вот какая история… А недавно Айгора  приняла   Бога Христоса ещё раньше своего отца. Так Дзугей её проклял страшным заклятием, – Хайдаг перешёл на шёпот и наклонился к уху Анзана,  – а ещё говорят, что он пообещал сто золотых солидов тому, кто лишит её жизни! Безумный старик.
 – Сто солидов? – переспросил Анзан? – надо запомнить…
 –  Смеёшься ?

   Хайдаг тронул поводья и двинулся по дороге, Анзан молча поехал вслед. Мысль заработать эти сто солидов вовсе не казалась ему столь безумной. Жажда мести не покидала его со дня изгнания из Зуплака, и Наймаз,  и Варлар, а теперь и Айгора стали для него врагами, и он знал, что не сможет успокоиться, пока хотя бы один из них остаётся жив.  Если же за смерть царевны  кто-то заплатит золотом, то значит, удача сама летит в   руки. Как это сделать, можно придумать позже, сейчас важно, что Айгору ненавидит не он один, и что теперь отомстить ей можно от имени бога Тейри, который, несомненно, отблагодарит его и отведёт оружие кровной мести Властителя. Мести Анзан  не боялся, он хорошо знал, что в горах можно скрыться надолго так, что никто и никогда его не найдёт. От этих своих раздумий он даже повеселел к большому удивлению   приятеля.
   Маргасса встретила их шумом рынка, стуком молотов из кузниц, дымом очагов и мычанием коров во дворах за каменными оградами. По рынку они ходили совсем недолго – без денег это занятие было малоинтересным. Хайдаг повёл Анзна по кривой узкой улочке, затем свернул в грязный  тесный переулок, и вскоре они оказались возле небольшого  низкого домика. Войти в него можно было только  боком и   пригнувшись. В доме было сыро, холодно, очаг не горел, тусклый свет проникал лишь сквозь небольшую щель в стене.
 – Где  мы? Что это за конура?
 – Мы в доме моего друга, только он сейчас куда-то ушёл. Но, я надеюсь, ненадолго.
 – И кто этот твой друг?
 – Он – очень нужный нам человек. Я так думаю,  та поклажа с товарами, что мы охраняем на дороге, слишком тяжела, и её вполне можно делать легче. Продавать добытое нами может мой друг. Деньги – поровну.
 – Как же мы сможем это доставлять ему?
 – Ему и не надо ничего доставлять. Мы условимся, где мы будем всё оставлять, а возить будет он сам.
 – А если сбежит с деньгами?
 – Не сбежит. А если сбежит, больше ничего не получит – мы ведь предложим ему постоянное дело… Не сбежит.

   Ждать «нужного человека», которого Хайдаг называл другом пришлось совсем недолго. Маленького роста, щуплый и вертлявый, он чувствовал себя свободно в тесном доме,  как будто когда-то сооружал его исключительно по своим габаритам – так же, как шил по размеру кафтан. Хайдаг  довольно долго разъяснял ему суть предлагаемого дела, и, когда, наконец, согласие было достигнуто, пришла  пора ехать обратно в крепость.

   В тёмных делах приятель Анзана был явно не новичок, своё умение облегчать поклажу лошадей он показал уже  при следующем их выходе на службу. После одного дневного перехода караван залёг на ночлег за каменным ограждением, с давних лет оставшимся на склоне  у перевала между двумя долинами. В темноте Хайдаг незаметно развязал один из тюков, вытащил оттуда связку стеклянных бус и свёрток дорогой парчи. Всё это он уложил в свой мешок, оставил его в глубокой яме  у ограды, вместе с Анзаном  они,  не поднимая шума, осторожно, прикрыли мешок камнями. В свой следующий выход сообщники нашли там же, под камнями, завёрнутые в том же мешке десять золотых солидов.
 – Не мало? – с недоверием осведомился Анзан.
 – В самый раз. Это значит, что мой приятель выручил пятнадцать монет, и, как мы договорились, пять взял себе.
   Анзан пожал плечами, но возражать не стал.
   В начале следующей луны они взяли больше – два бронзовых зеркальца, несколько шкатулок с  бусами из цветных камней,  два свёртка шёлковой ткани. На этот раз все добытые ценности  обернулись тридцатью золотыми, что очень обрадовало обоих. Такого богатства у Анзана ещё никогда не было. Хайдаг, однако,  предложил приостановить дело, чтобы торговцы не подняли шум,  если их пропажи станут слишком частыми. Анзан согласился. Прошло ещё  совсем немного времени, и их снова потянуло к чужим  тюкам. К началу осени каждый из них имел уже по тридцать пять золотых солидов, а это были совсем не малые деньги. Но, к удивлению всех стражников сотни Ардасака, именно в начале осени, когда перевалы были ещё открыты, их всех отозвали в Ангушкех для охраны крепости.

9.

   В Маргассе готовились к открытию только что отстроенного храма. Туда съехался весь аланский клир, туда же направлялся Великий Властитель Алании Багатур Сарфаран со своей свитой и семьёй, и лучшая часть войска Багатура должна была присутствовать в качестве стражи на торжестве. Айгора несколько раз просила отца, чтобы княжич Варлар был во время празднества при ней, отец долго не соглашался, но, наконец уступил и повелел садару Ваграму освободить юношу от службы в строю «для личной охраны  дочери Властителя». 
   Постоянные выезды цесаревны на прогулки вместе с молодым княжеским сыном уже давно не были для Сарфарана секретом, также как растущие симпатии дочери к этому юноше. «Алдар Варгазар – богатый князь и мой давний друг, он владеет большими наделами и многочисленным племенем, его влияние велико, поэтому породниться с ним – не так уж плохо для моих интересов, – рассуждал Властитель, – к тому же княжич не только хорош лицом, он умён и в дальнейшем может стать верным и надёжным помощником  в делах правления страной».  На советы приближённых князей о том, что лучше бы предложить дочери Властителя другого – постарше, более воспитанного и образованного жениха, он не обращал внимания, ограничиваясь отговорками о том, что Айгоре вообще ещё рано думать о замужестве.
   Варлара передали в подчинение садару  Наргулу, и тот подробно объяснил княжичу, в чём должны заключаться его обязанности,
 – В дом Бога тебе входить нельзя, но ты должен стоять в дверях и не спускать глаз с дочери Багатура. Если ей будет кто-то или что-то угрожать, ты должен немедленно  и любым способом отвратить опасность, даже если для этого придётся войти внутрь. Понял ли ты меня, Варлар?
 –  Да, садар Наргул.
 –  Если понадобится, ты должен пожертвовать своей жизнью, закрыть её собой от удара стрелы или кинжала! Готов ли ты к этому?
– Готов с радостью! –  ответил Варлар.
   Наргул усмехнулся и тихо проговорил, как будто самому себе:
 – Ну конечно, в этом уже давно никто не сомневается… Хорошо, ступай и береги  цесаревну. Я тебе верю.

   Торжества начались рано утром, когда над рекой Унжей и над окрестными горами висел низкий слоистый туман, а солнце ещё только-только разгоралось где-то за хребтом, окрашивая и этот туман, и небо прозрачно-золотистым светом.  Патер Петрос  в сопровождении священнослужителей вошёл в храм для освящения  Божьего дома, все остальные оставались за его стенами. Из открытых дверей доносились громкие слова на ромейском  языке,  оттуда же  истекал аромат дыма кадил, доносились мелодии песнопений. Наконец, патер вышел на порог и объявил, что заложенный в день Святого Георгия  храм освящён и открыт для утренней службы. Айгора вошла туда вместе с остальными христианами, большинство из которых были ромеями, а вслед за ней – и княжич. В дверях он остановился, Айгора была совсем недалеко от него, и это сразу же успокоило Варлара. Внутренне убранство храма поражало своим великолепием, искусно выписанными на стенах фресками и узорами, золочёными окладами и  яркими образами икон.  Восточная часть была отделена от зала позолоченной перегородкой, на которой размещались несколько образов – уже известные  Варлару Езус Христос, Мать Богородица, изображения Ангелов, о которых ему рассказывала Айгора. Петрос в расшитой золотом мантии, встав перед иконами,  громко провозгласил:
 – Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Амен!
   Патер говорил на ромейском, но за время знакомства с дочерью Властителя  княжич уже научился понимать и даже произносить некоторые фразы, а эту знал наизусть. Судя по всему, ею началась утренняя служба, и пройти она должна была так, как всегда проходила и в храме крепости. Молитва следовала за молитвой, голосу патера Петроса вторил хор, который находился где-то над головами молящихся, под самым потолком.  А когда Петрос произнёс последние слова, а хор подхватил  их, и мощная плавная мелодия хлынула в пространство храма,  вверху под куполом вспыхнул ослепительный свет солнца, выглянувшего из-за кромки гор и прорвавшегося в узкие и длинные окна. Всё, что  видел и слышал Варлар, всецело захватило его, и он стал почти физически ощущать величие того, что происходило здесь...
   Служба закончилась, но никто не расходился. Патер взмахнул рукой, и к нему приблизился Властитель Сарфаран. К удивлению княжича, он был облачён не в одежды, которые обычно видели на нём при всяких торжественных событиях, а в  обычную льняную рубаху с широкими рукавами. Он обернулся лицом к людям, стоявшим в храме и все они разом затихли.
 – Отрекаешься ли ты от дьявола? – громко спросил его патер
 – Отрекаюсь! – прозвучал в тишине  бас Багатура.
 Петрос ёще дважды задал ему этот вопрос, дважды ответив утвердительно, Багатур сильно дунул  вперёд и развернулся  к образам.
 – Сочетаешься ли ты со Христом? – патер пристально посмотрел на Сарфарана, и тот без промедления произнёс:
 – Сочетаюсь!
 – Веруешь ли ты ему?
 – Верую Ему,  как Царю и Богу! – твёрдо ответил Багатур и поднял вверх взволнованное лицо.
Петрос  раскрыл тяжёлый, в золочёном переплёте фолиант и начал читать молитву на ромейском, Багатур повторял  за патером, но Варлар их уже не понимал. В этот момент   он почувствовал, что кто-то тронул  его за плечо. Повернувшись, он увидел, что рядом с ним стоит Айгора.
 – Знаю, что эта молитва тебе не знакома. Я помогу тебе, княжич. Это – «Символ веры», произнося который каждый христианин  клянётся Богу Христосу в верности и подтверждает свою Веру.
   Айгора переводила  каждую фразу, слегка склонившись к его плечу, он чувствовал на своей  щеке её дыхание, и это волновало его не меньше, а, скорее всего даже больше, чем  обряд крещения… Он невольно отвлёкся и даже не заметил, что Властитель, Петрос и двое священников идут к ним навстречу. Они свернули в правый западный угол, где возле стены помещался  большой каменный ящик – купель, до верха заполненная водой.
   Патер трижды осенил воду крестным знамением, и, дунув  на нее, произнёс слова, которые Айгора также перевела : «Да сокрушатся под знамением образа Твоего креста все противные силы». Затем после ещё нескольких молитв и священнодействий Петрос помазал пахучим маслом из серебряной чашечки лоб, грудь и плечи Багатура маленькой кисточкой .
   Властитель взошёл по лесенке к краю купели, спрыгнул в неё  и трижды опустился с головой в воду.
   –  Крещается раб Божий Вассиан во имя Отца, Амен …  и Сына, Амен … и Святого Духа, Амен !
   Варлар с удивлением взглянул на Айгору.
 – Почему Вассиан, Великий Багатур носит друге имя!
 – Сарфаран – это имя языческое, а Вассиан – христианское. Теперь мой отец – христианин, и у него должно быть христианское имя.
 – И у тебя тоже есть христианское имя?
 – А как же, конечно есть, – улыбнулась она, – если хочешь, можешь называть меня Анна.
   Между тем, новообращённый Властитель уже покинул воду купели, и патер Петрос снова помазал кисточкой его лоб, глаза, ноздри, губы, уши, грудь, руки и ноги, всякий раз повторяя : «Печать дара Духа Святого. Амен». Он говорил это по-алански, чтобы все присутствующие поняли смысл его действий.
   Варлар заметил, что губы Багатура посинели, и сам он дрожал от холода. Заметил это и Петрос. По его команде несколько монахов закрыли Властителя от иных глаз большим полотнищем плотной ткани и передали ему одежду. Вскоре он вышел из-за  занавеси в белом кафтане и, как прежде, встал  перед иконами. Патер запел новую молитву, потом другую, и певчие всякий раз подхватывали его слова. Когда обряд крещения закончился, Багатур, теперь уже Вассиан,  вместе с Айгорой вышел на воздух.
   После небольшого перерыва Крещение прошла вся семья Властителя и некоторые князья свиты. Патер крестил сразу по нескольку человек. Когда он закончил, прошло уже много времени от момента освящения Храма,  и Багатур решил возвращаться в Ангушкех. Он попросил Петроса ехать вместе с ним, не смотря на то, что патер  хотел остаться во вновь построенном патриаршем доме.
 – Я решил устроить праздничный пир в честь освящения храма Святого Георгия и нашего Крещения. Не откажи нам, раздели радость!
 Петрос согласился. Когда процессия Багатура  вернулась в крепость, во дворце были уже накрыты столы. Слуги разливали по кубкам вино, разносили блюда с угощениями, и, как только Властитель и князья расселись по местам, патер Петрос поднялся и заговорил торжественным голосом, заполняющим весь просторный зал:
 – Сегодня  есть две причины явить радость. Мы освятили новый храм Святого Георгия. Сегодня же все вы приняли Святое Крещение и стали детьми Божьим, а значит – братьями и сестрами. А ещё я получил из Безанта послание, которое очень многое значит для Великого Цесара  Багатура Вассиана. – Петрос развернул большой свиток и продолжил: –  Император  Безантия  Константин Порфирородный отныне считает Цесара и  Великого Багатура Алании своим духовным братом и жалует ему высокий безантийский  титул    Эксусиократора  . В честь крещения он просит принять дар Безантия – титульную грамоту и пятьсот золотых солидов! А ещё одно известие относится к нашей церковной жизни. Я вам известен как патер, что означает «отец». Я и старался быть для вас отцом, наставником от имени Бога. Теперь, девятьсот шестнадцатого лета от Рождества Христова,  здесь, в Алании учреждается митрополия, а я, епископ Петрос рукоположен Митрополитом. И всё же для вас я остаюсь патером, человеком, который с Божьей помощью всегда готов оказать поддержку и наставить на путь истинный. Поднимем же это безантийское  вино во Имя  Бога Отца, и Сына, и Святого духа. Амен!
   Все, кто были за столами, встали и осушили кубки. Пришло время поздравлений Властителю, его семье, принявшим крещение князьям и, конечно же, митрополиту   Петросу.
   Застолье продолжалось почти до самого утра.

10.

   Пока в Маргассе  шли торжества, Анзан нёс службу у  внешних крепостных ворот. Крепость заметно опустела, затихла, а в течение двух дней Ангушкех не приходил ни один путник. Над горами висела тишина, и лишь иногда из соседствующего у подножья крепостного холма селения доносились голоса, рёв быка или ржание лошади. Анзан размышлял над тем, как сложится его дальнейшая жизнь, и его мысли становились всё более и более мрачными. О мечте вернуться в княжеский круг, тем более,  взять в жёны княжескую дочь, можно было забыть навсегда. Он фактически потерял и дом, и землю, и хозяйство, хоть и небольшое, но позволявшее  быть более или менее обеспеченным и независимым человеком. Теперь он добыл деньги, но тратить их было не на что, кроме как на себя самого… Постепенно Анзан приходил к решению, которое зародилось ещё тогда, когда его вели на службу – покинуть сторожевую сотню, уйти подальше от этих мест, туда, где его не знает никто и попытаться начать жизнь сначала. Но в Зуплаке оставалась больная мать, поэтому сделать это теперь было для него невозможно. Можно было лишь оставить службу и затаиться где-нибудь поблизости, в одной из пещер, которых немало в окрестностях. Наступала зима, уже выпал первый тонкий слой снега, до весны  в горах будет безлюдно, и можно жить не подвергая себя опасности. Можно пробираться по ночам домой и брать сыр, зерно и  сушёное мясо – его дом стоит на окраине и никто из селян не будет знать о об этом, если конечно не произойдёт случайная близкая встреча. Но и в этом случае можно ничего не бояться – ему ведь только запрещено жить в селении, скитаться по горам он может совершенно свободно…
   Хайдаг сидел рядом на большом валуне, опёршись на копьё  и, тихо посапывая, дремал. Анзан обернулся к нему и толкнул в плечо:
 – А?... Что?... Кто-то приехал? – Хайдаг открыл глаза, пытаясь понять, что случилось.
 – Нет, приятель, всё тихо. Я просто хотел сказать тебе, что завтра я объявлю садару Ардасаку, что ухожу со службы.
 – Нехорошо… ты бросаешь не только сотню, но и меня, а мы едва-едва наладили добычу денег. Может твоя доля кажется тебе недостойной?
 – Нет, Хайдаг, дело не в этом. Нечего мне здесь делать, и деньги эти  ни к чему,  на что их тратить? Мне надо уходить отсюда подальше… А ещё я хочу отомстить дочери Властителя – Айгоре,   ведь по её вине я  и оказался здесь. Как это сделать,   пока не знаю, но до тех пор пока я буду охранят торговцев на южной дороге, ничего у меня не выйдет.
 – Жаль, – Хайдаг помолчал, потом добавил: – У нас вместе хорошо получалось.
 – У тебя и одного всё будет получаться. Ты скажи, если мне понадобится помощь, можно ли будет просить тебя?
 – А почему же нет? Можно, помогу с радостью, особенно если от этой помощи в моём кошеле прибавится монет…

     На следующее утро Анзан объявил о своём решении садару Ардасаку, сдал оружие, амуницию  и отправился в Маргассу. Там, на рынке, он купил  себе  хорошую саблю, кольчугу, кинжал, истратив на это десять золотых, и поехал дальше, по  пустынным горным тропам в сторону родного селения.

   До Зуплака он добрался, когда на горы уже опустился вечерний сумрак. Погода испортилась, сырой северный ветер нёс вдоль долины Упана туман, который поднимался всё выше и выше, и, наконец, окутал все дворы и постройки. Для Анзана это было  настоящим везением. Он незаметно пробрался к своему дому и открыл дверь, навстречу ему поднялся от очага один из рабов.
 – Где мать?
 – Она там… – он показал на дверь, за которой  находился хатан хозяйки, – она умирает, князь, но ты успеешь проводить её в Тёмный Мир.
   Раб опустил глаза, Анзан быстро вошёл туда, откуда доносились тихие стоны.  Старая женщина лежала у стены, накрывшись медвежьей шкурой, у её изголовья тускло горел масляный светильник.  Скорее почувствовав, чем услышав, что кто-то вошёл, мать подняла веки.
 – Сын…, – тихо прошептала она и протянула руку.
   Анзан молча взял её горячую ладонь, присел рядом.
 – Я знала, что ты придёшь, мой сын, ты ведь единственный, кто остался в моей жизни…Боги всегда не любили нас, я не знаю, за что, но их гнев и наказание всё время преследовали всю  семью. Ты должен вымолить их прощение, сын, обещай мне…
   Голос матери ослабел, перешёл на шёпот, и он уже не мог разобрать ни единого слова, потом снова зазвучали стоны. Анзан молча сидел возле неё и вспоминал своё детство, время, когда мать была молодой и красивой женщиной, когда по утрам она приносила ему свежее молоко, горячие лепёшки, когда по вечерам он засыпал, прислонившись к ней под её рассказы о героях-нартах, когда она журила и наказывала его за глупые детские проделки. Он вспомнил и тот чёрный день, когда умер отец, и мать, сразу же постаревшая от горя,  рыдала и выла во дворе, а потом много дней не могла прийти в себя. И после этого только он, Анзан, остался её единственным утешением и опорой в жизни…. Его глаза стали влажными, и он уже не мог удержаться от  совсем немужских слёз в эту нестерпимо тяжёлую  ночь.
   К утру мать умерла.
   Анзан позвал к себе рабов и строго-настрого  наказал  следить за хозяйством, за домом, предупредил, что он будет навещать их и, если его наказы не будет исполняться или если они расскажут кому-нибудь о его приходах, наказание будет очень жестоким. Старший из рабов кивнул головой:
 – Всё будет так, как ты хочешь, мы будем тебе верны. Когда ты собираешься устроить погребение хозяйки?
    Анзан вынул четыре солида и положил на стол.
 –  Три монеты отнесите Хранителю Даймагору, он всё устроит, одну оставьте себе. Мне нельзя появляться в селении, и вы это знаете. Расскажите-ка мне, что у вас здесь нового.
 – О, князь, – заговорил второй раб, – новости есть! Князь Варгазар  объявил Наймаза своим сыном и братом княжича Варлара! Через четверть луны Наймаз женится на дочери князя Зоране и перейдёт жить в новый  дом, там, наверху.
   Он показал в ту сторону, где стоял только что построенный дом Наймза.

Анзан почувствовал, что в его голову ударила кровь, что тлевшая в глубине сердца злость разрастается в гигантский пожар, погасить который может только жестокая месть и ничто больше. «Значит, этому простолюдину достанется всё, что должен был получить я, потомственный князь! Он получит княжну Зорану, княжеский титул, родство с алдаром Варгазаром, долю его богатства… Всё, что должно было стать моим и только моим… Нет, Наймаз, ничего этого у тебя не будет, не будет у тебя нового дома, не будет и самой жизни!!». Мысли Анзана путались, злость сводила скулы до скрипа зубов. Для него ясно было одно – осталась только четверть луны, чтобы  свершить месть любой ценой. Не мешкая, он сел на коня и сразу же покинул Зуплак, пользуясь тем, что туман по-прежнему надёжно скрывал его от чужих глаз.
   Он возвратился в Ангушкех. Пройти в крепость через ворота он   не мог – стража сменилась и Урсафар был уже в казарме, но даже, если бы он и находился у входа, то ничего не смог бы сделать – решение впускать или не впускать кого-либо принимал старший караульный. И всё же Анзану было необходимо его увидеть, чем быстрее, тем лучше. Он уже давно приглядел место, где можно было преодолеть крепостную стену без большого труда – с её восточной стороны.  Там,  на невысоком пригорке выросло несколько деревьев, уже достаточно крепких и высоких, чтобы  взобравшись на одно из них, незаметно спрыгнуть в высокую траву и пробраться в любое место, кроме  двора Властителя, охранявшегося весьма и весьма тщательно.  Дождавшись темноты, Анзан привязал к дереву своего Грая и вскоре был уже за стеной.  У окна казармы он дважды издал условный свист, которым  они с Хайдагом пользовались во время ночных краж, дождался, когда тот выйдет и, крепко схватив его за руку, буквально перетащил в тень здания.
 – Рано же тебе понадобилась моя помощь, – удивился его бывший напарник, когда понял, кто стоит рядом.
 – Понадобилась. Мне нужно отомстить моему врагу, но для этого потребуется хотя бы четверо крепких молодцов, готовых за деньги  отправить в Тёмный Мир кого угодно. Есть ли у тебя такие на примете?
    Хайдаг немного помолчал, потом тихо ответил:
 – Есть и такие. А много ли  будешь платить?
 – Каждому – золотой. Хватит?
 – Хватит. И один – мне за помощь.
 – Себя не забываешь… как их найти?
 – Завтра у нас свободный день, жди меня  на въезде в селение, что у подножья крепостного холма, поедем вместе в Маргассу, там и найдём.  Сам из крепости выберешься?
   О том, как выйти обратно, Анзан не подумал. Хайдаг понял это и, чтобы не затягивать встречу, указал рукой на одну из улиц, идущую от  окружной дороги:
 – Иди туда, до стены, там навалены подпорные камни, взберёшься по ним. Ты где оставил коня?... Возле рощи? Это совсем недалеко.
   Он быстро ускользнул, и Анзан почти сразу же услышал, как за углом гулко хлопнула  казарменная дверь.
 
   На следующий день  Хайдаг привёл его в то   же самое место в Маргассе, где они встречались в начале лета с вертлявым  малорослым человеком, но на этот раз он был в доме и встретил их сам.  Хайдаг  что-то пошептал ему на ухо, и тот спешно удалился, а через некоторое время вернулся с четырьмя рослыми и мускулистыми вооружёнными всадниками. Всадники спешились, вошли во двор, Хайдаг  подвёл к ним Анзана и, хмуро взглянув  на него, резко приказал:
 – Говори!
 – Мне нужно сжечь дом моего врага и лишить его жизни, для этого придётся ехать в Зуплак. За работу каждый из вас получит золотой солид, и после этого вы сможете вернуться. Согласны ли вы помочь это сделать?
   Один из  приехавших  упёрся в Анзана сверлящим взглядом, потом  жестким голосом произнёс:
 –  Покажи деньги!
   Анзан достал из-за пазухи кошель и вынул оттуда четыре монеты.
 – Возьмёте золотые сейчас?
 – Не надо, отдашь, когда сделаем дело. Возьми припасы на всех, мы встретим тебя на дороге. Поторопись!
    Купив  на рынке  лепёшки, сыр и вино, Анзан поспешил  к городским воротам, и скоро все пятеро мчались аллюром вдоль берега Унжи.

11.


   Дом Наймаза был уже вполне готов к заселению  и он понемногу заносил в него всё, что необходимо для семейной жизни – через несколько дней должно было состояться долгожданное свадебное торжество.  Здесь уже стоял стол, скамьи, лежанка для молодых,  покрытая  по давнему обычаю  большой  медвежьей  шкурой, уже  были приготовлены сундуки для имущества невесты. Каждый вечер Наймаз приходил сюда, растапливал очаг и подолгу сидел у огня.   Четверть луны назад его позвал к себе  князь Варгазар.
 –  Что ещё осталось сделать? –  спросил он.
 –  Мы не успели застелить крышу дёрном, чтобы  внутри всегда было тепло.
 –  Это ничего, до весны можно присыпать землёй, пока она ещё не схватилась морозом.
 – Как только появится  солнце и станет чуть-чуть теплее, мы это сделаем, отец.
   Варгазар кивнул, потом наклонился к скамье и достал подаренную Властителем  бронзовую шкатулку с фигуркой Голлу.
 – Я хотел сделать вам с Зораной подарок в день   женитьбы. Но это будет очень суетный день, поэтому отдам его сейчас. Зорана!
    Девушка вышла из своего хатана и подошла к столу.
 – Когда к нам в гости приезжал Властитель, он сообщил, что готовится принять веру в Бога Христоса, и потому отдаёт мне, как старому другу, Золотого Голлу, – князь открыл крышку шкатулки и вынул фигурку всадника, едущего на коне, –  Голлу – наш древний бог, посланник Тейри, приходящий в начале весны,   добрый и сильный, он даёт свет и тепло, поднимает всходы. Я же отдаю этого Золотого Всадника вам, берегите его. А чтобы помощь Голлу была полнее, опустите эту шкатулку в ящик  для ячменя  и засыпьте его зерном. Вот увидите, и ваше поле, и ваша жизнь дадут обильные всходы.
   Он бережно завернул фигурку в тонкий лоскут кожи,  вернул Голлу  в шкатулку и  передал  её в руки Наймаза.
 – Я всё сделаю так, как ты сказал, отец…
    …Своё обещание он выполнил  этим вечером и теперь сидел у огня, мечтая о будущей весне, будущем урожае и о будущем сыне, который точно появится уже следующей осенью. За стенами дома  тихо посвистывала непогода, срывался редкий снег, но здесь было уютно, тепло, и он не заметил, как задремал.
   Неожиданно Наймаз услышал за дверью конский топот и голоса. Это было странно   в такую сырую и холодную ночь, в то время,  когда весь Зуплак уже спал. Он быстро встал и открыл дверь. Из освещённого помещения в темноте двора не было видно почти ничего, Наймаз отошёл от дома на десяток шагов и сразу почувствовал, что кто-то намертво сжал ему  плечи и руки. Он попытался вырваться, но  его железной хваткой держали двое, лица которых он видеть не мог.  Ещё трое сидели верхом впереди. Один из них соскочил с коня и подошёл почти вплотную.
   В свете от двери дома Наймаз сразу же узнал Анзана.  Мрачное, перекошенное  лицо, ненавидящий взгляд лучше всего показывали намерения непрошенного гостя.
 – Я знаю, что ты собрался быть князем и мужем княжеской дочери, которая должна была стать моей! – заговорил Анзан, –  я знаю, что скоро должна быть твоя свадьба, знаю, что специально для этого ты построил дом, но ничего этого не будет! Ты лишил меня всего, ты выбросил меня из племени, из-за тебя я навсегда потерял  свой  княжеский титул. Поэтому ты умрёшь, и тебя не смогут спасти ни князь Варгазар, ни его сын.
   В этот момент Наймаз почувствовал, что державшие его руки немного ослабли, он рванулся и с силой отбросил стоявших за спиной. Но Анзан  уже успел нанести удар – острие сабли насквозь пронзило тело Наймаза,  он жадно глотнул воздух и упал спиной на снег,  не проронив ни звука. 
   Анзан  ворвался в дом, подбежал к очагу и, вырвав висевшую в нём цепь для подвески котла, швырнул её далеко за дверь. Он позвал своих спутников, раздав им обещанные золотые монеты, приказал:
 – Всё сжечь!!
   Разбойники  занесли со двора груду дров, добавили к ней стол, лавки, лежанку, всю деревянную утварь и бросили  в эту кучу несколько горящих поленьев из очага. Костёр вспыхнул сразу и охватил всё помещение. Задымились и загорелись брёвна кровли, густой дым повалил из дверей и окон, а вскоре гигантский факел заполыхал, освещая рыжим светом всю округу.
 – Пора уходить! – крикнул один из всадников.
 – Пора, – Анзан вскочил на коня и бросил на землю свою родовую тамгу, – а это вам всем! Знайте, что Анзан никогда не прощает унижения!
   Всадники быстро исчезли в темноте, как будто растворившись среди усилившегося  ночного снегопада.
   …Когда люди князя и другие жители селения прибежали к пожарищу, они обнаружили лишь догорающие брёвна и мертвого Наймаза, лежащего на потемневшем от крови снегу.

   …У княжеского двора собрался весь  Зуплак. Приехали алдары – соседи, из Ангушкеха  примчался и Варлар. В селении царило траурное безмолвие, и, не смотря на то, что утром после убийства Наймаза облака рассеялись, снег прекратился и стало светло, никто не радовался этой перемене. Когда в дом принесли убитого, Зорана лишилась чувств и до самого вечера не могла очнуться. Погребение должно было произойти перед заходом солнца  на следующий день, всё время до этого она провела рядом с Наймазом, не отходя от него ни на шаг. Казалось, что из юной красивой девушки Зорана сразу же превратилась в постаревшую женщину, лицо её осунулось, потемнело, опухло от долгих слёз. Изменился и князь Варгазар – прежде улыбчивый и стройный, выглядевший довольно молодо для своих лет, теперь он заметно сгорбился, его голова поседела, глаза потухли, голос  стал тихим и хрипловатым, как у древнего старца. Варлар держался внешне спокойно, но было понятно, что и его переполняет  горе, сдерживал он себя с большим трудом. Князь распорядился похоронить Наймаза в княжеском склепе, который ранее заготовил для себя, со всеми княжескими почестями, как родного сына.
   Когда закатное светило, покрасневшее как раскалённое  в горне железное колесо  скатилось к горизонту,  тело Наймаза внесли  в каменную нишу, выдолбленную  в скале у Небесного Кольца. Даймагор, провожая взглядом  закат,  обратился к богам:

О, великий Тейри – Кайнар!( )
Возьми нашего сына  за руку,
Проводи его в Мир Вечной Ночи,
И передай его Тейри Земли.
О, великий и грозный Тейри Земли!
Помогай нашему сыну
Среди тёмных твоих  полей!
Он был ловкий и сильный
Нартов сын – Наймаз,
Мы будем всегда о нём помнить,
И тебя возблагодарим не раз!

   Последние звуки молитвы утонули в скорбном хоре  криков селян, несколько воинов из дружины Варгазара подняли тяжёлую каменную плиту и,  плотно закрыв склеп, замазали щели смесью глины и извести. Даймагор совершил заклание жертвенных животных, а к утру поминальные куски жаренных баранов и телят разнесли по всем дворам Зуплака.
   Перед тем, как Варлар решил возвратиться в крепость,  князь Варгазар  показал ему найденную рядом с убитым Наймазом тамгу.
 – Знаешь ли ты, сын, чей этот знак?
 – Нет, отец, не знаю.
 – Это – тамга Анзана. Он специально бросил её, это означает вызов на поединок. Будь осторожен, Варлар, теперь он наш кровный враг, жестокий, хитрый и бесстрашный. И ты – единственный, кто может отплатить за его злодейство. Мы с Даймагором будем просить богов, чтобы они дали тебе удачу!


12.


   Анзан  тем временем пробирался в крепость.  Он, во что бы то ни стало, решил  встретится с Хранителем Дзугеем.  Слова Хайдага о том, что за убийство дочери властителя  Дзугей обещал сто золотых солидов не выходили у него из головы, к тому же он никак не мог простить Айгоре то, что она выдала и унизила его на скачках. Подождав ночи, он перебрался через стену тем же путём и незаметно вышел к святилищу. Домик  Дзугея, похожий чем-то на конуру в Маргассе, где он встретил наёмников, находился рядом с большим плоским камнем Святилища, лежащим у крутого обрыва. Этот камень и этот дом он видел уже не раз, когда служил здесь стражником, и отыскать их не составило никакого труда.
   Из дверной щели домика сочился  тусклый свет, Хранитель ещё не спал. Анзан осторожно постучал, послышалось кряхтение, осторожные шаги, дверь отворилась. Согнувшийся седой старик в темной накидке стоял на пороге, пытаясь вглядеться в ночного посетителя.
 – Кто ты? – тихо спросил  он.
 – Я – Анзан, бывший стражник, убийца Наймаза, названного сына  алдара Варгазара.
 – Я слышал об этом. – Дзугей огляделся по сторонам и добавил: – Войди.   
   Анзан вошёл в тесное и холодное  помещение, присел на край лежака.
 – Чего ты хочешь? – Хранитель вытянул фитилёк из лампадки, и  в домике стало немного светлее.
 – Я убил своего врага Наймаза, но есть ещё один враг, который не должен оставаться  живым.  Я хочу убить и его, и этот враг – женщина.
 – Ты хочешь убить дочь Багатура… – догадался Дзугей, и в его слезящихся глазах вспыхнули злые огоньки, – я понял это, ты пришёл потому, что все знают мою ненависть   к этой презренной девчонке, другие женщины мне безразличны. Ты – смелый юноша, я буду просить  Тейри чтобы он помогал тебе!  Здесь все любят дочь Багатура, она очень добра, поэтому каждый готов пойти за ней, отречься от наших богов, которых я чту всю жизнь. В крепости уже десятки людей посещают дом Христоса, и всё благодаря Айгоре! Она позволяет себе носить мужские одежды и владеть воинским оружием, нарушая законы предков, она даже изменила своё имя.  Она должна исчезнуть в Страну Тьмы.
 – То, что я задумал, Дзугей, очень опасно, я пока не решился до конца  свершить месть.
 – А я уже очень стар и одинок. У меня есть сто золотых солидов, возьми их, они мне не нужны, а тебе придадут решимости. Но знай, если ты меня обманешь, я прокляну тебя, и ты  умрёшь страшной смертью, – Хранитель пристально  посмотрел в глаза Анзана, – но я вижу, что не обманешь.
    Он запустил руку под лежак и достал полотняный мешок.
 – Вот. Бери, я надеюсь на тебя, Анзан…
    

   Возвратившись в Ангушкех, княжич Варлар  по-прежнему сильно горевал после потери только что обретённого старшего брата. Повзрослев, княжич постепенно стал отдаляться от своего отца, у которого были свои дела и заботы, и который проводил с княжичем всё меньше и меньше времени. Воспитание Варлара становилось всё более и более строгим, князь всё чаще и чаще привлекал его к хозяйственным  домашним работам. Наймаз был единственным человеком, с которым он мог советоваться по всем вопросам, доверять самые сокровенные мысли и тайны, на которого мог положиться в любом случае. Только теперь он понял, что по-настоящему любил Наймаза.  Теперь, когда Наймаза не стало, княжич почувствовал себя совершенно одиноким. Он, как и прежде, выходил на воинские тренировки, старался выполнять все требования и наставления  садара Ваграма. Айгора, зная о случившемся несчастье, решила  до поры не тревожить его, а он скучал и по ней, не понимая, почему прекратились их совместные прогулки верхом. Спросить её об этом он не решался.
   В крепости неожиданно потеплело. Тёплая волна южного ветра растопила  первый снег, подсушила пожелтевшие луга, высветила проснувшиеся поздние осенние цветы. Во время тренировки по стрельбе из лука к Варлару подошёл Гайдан.
 – Завтра Айгора выезжает на луга и просит присоединиться к ней.
 – Я приду обязательно! – ответил княжич.
    Он  встал рано,  сразу же побежал в конюшню за своим Джаром и с трудом дождался выезда.

   На этот раз Айгора ехала медленно, долго молчала, потом, обернувшись к Варлару, спросила:
 – Расскажи, каким он был, твой брат Наймаз? Я знаю лишь то, что он был хорошим наездником.
   Рассказ Варлара получился долгим – он вспоминал дни детства, то, как Наймаз защищал его в мальчишеских стычках, как учил всему, что могло пригодиться в жизни, как он любил его сестру Зорану.  Он говорил о том, каким он был добрым и мудрым братом и какое это несчастье – потерять такого человека….
   Айгора слушала его не перебивая, а когда он смолк, подъехала вплотную и неожиданно взяла княжича за руку.
 – Я хорошо понимаю тебя, Варлар, это очень горько – потерять дорого друга.   Но ты должен знать и помнить, что у тебя есть ещё я… Конечно, я – не твоя сестра, но может быть, это даже лучше…Ты можешь доверять мне всё, что  захочешь…
   Варлар, услышав эти слова, от неожиданности остановил коня, а цесаревна продолжала двигаться вперёд,  как будто не замечая, что  он отстал. 

   Княжич немного пришпорил коня, чтобы догнать её, но неожиданно в воздухе пропела стрела. Едва не задев Варлара, она врезалась в левое плечо девушки, насквозь пробив кафтан и тонкую кольчугу. Айгора покачнулась в седле, и, громко застонав свалилась на траву.  Варлар сразу же соскочил с седла, подбежал к ней,  и поднял на руки. Тонкая струйка крови стекала на его ладонь, он попытался прижать рану, но это только усиливало стоны. Подлетела стража, Варлар вскочил на Джара, перед ним лицом к лицу посадили  Айгору, и он, плотно прижав её к себе,  помчался мелкой рысью к воротам крепости, до которой по счастью было совсем недалеко. Стража бросилась туда, откуда был сделан выстрел, но найти стрелявшего так и не удалось.
   Крепостные стражники, как казалось княжичу, почему-то медлили с воротами, и когда наконец открыли их, он, бросив  им бранное слово, помчался ко дворцу. По счастью, въёзд во двор Властителя был открыт, оттуда готовились выезжать две арбы. Варлар с громким криком проскочил мимо них. Слуги, находившиеся у входа, почувствовали неладное, подбежали к нему, помогли снять девушку и внести  её  в переднее помещение.  Варлар криками продолжал звать на помощь. Первым появился Гайдан, затем лекарь властителя ромей  Гавриил, а затем и сам Багатур. Гавриил отломил хвостовик стрелы  и Айгору унесли в её покои. Лекарь последовал туда же, а властитель немедленно потребовал  к себе стражников царевны.
   Стражники возвратились не сразу, но когда они предстали перед Багатуром, его гневу не было предела…
   Когда же Властитель немного успокоился, он обратился к Варлару:
 – Расскажи, как это было.
 – Злодей, который это совершил, скрывался и тайно следил за дочерью Великого Багатура. И я, и стражники немного отстали…
 – Её надо было  окружить кольцом, тогда бы этого не случилось!
 – Не гневайся, Великий Багатур Сарфаран, но это невозможно, твоя дочь всё время вырывалась и догнать её было не так-то просто, - ответил один из воинов.
 – Я плачу вам за её охрану немалые деньги и что же? – он снова  гневно взглянул на стражников. –  Я не желаю вас больше видеть рядом с Айгорой, вы будете отправлены в обычную сотню простыми  сарбазами. Я лишаю вас хардаза  на три луны!! Убирайтесь вон!! Вон!!
    Воины спешно покинули дворец, Варлар продолжал стоять перед Властителем, опустив голову. 
 – Чья же рука могла подняться на мою дочь?... – задумчиво проговорил Багатур, – Она была так добра со всеми!
 – Разреши сказать, Великий Властитель, – осторожно попросил княжич.
 – Ты что-то знешь?
 – Я знаю,  что ей всё время угрожал Дзугей, Хранитель святилища,  я и  сам это слышал от него в день её  крещения. И ещё говорят, что он был готов заплатить сто золотых всякому, кто убьёт царевну… но об этом здесь знают все….
 – Почему же  об этом ничего не знаю я?! Ты должен был меня известить!
 – Я сразу же сказал об этом Айгоре, но она ответила, что у Дзугея давно помутился разум  и на его угрозы  можно не обращать внимания…
      Властитель обессиленно опустился на лавку и прикрыл ладонью глаза. Помолчав, он тихо произнёс:
 – Глупенькая добрая девочка… Она думает, что мир вокруг так же наполнен добротой, как она и наш Бог.
   Но резко встал и обратился к Гайадну:
 – Дзугея связать и выведать у него всё! Не думаю, что он так уж безумен, но злобы у него на целую сотню, это так.
    Из покоев  Айгоры вышёл лекарь.
 – Что скажешь, ромей  Гавриил? – встревожено  спросил Багатур.
 –  Цесаревна молода и сильна телом, Великий Властитель, я думаю, что она поправится.   
    Сарфаран облегчённо вздохнул, на его губах появилось подобие   улыбки, а Гавриил продолжал:
 –  Я удалил наконечник стрелы, к счастью, он вошёл не столь глубоко. Но  твоя дочь потеряла много крови, и для того, чтобы встать с ложа, понадобится немало времени. Я буду давать ей питьё, смазывать и перевязывать рану, и мы все – и я, и патер  Маркос, и митрополит Петрос, и все христиане будем молить Бога о  здоровье рабы божьей Анны. Сейчас она заснула, и её не надо тревожить.
   Гавриил низко поклонился Властелю и покинул дворец, а Варлар снова обратился к Багатуру:
 – Великий Властитель, я сказал тебе  не всё.
 – Что ещё?
 – Я почему-то чувствую, что убийца моего брата и тот, кто пытался убить твою дочь – это один и тот же человек, Анзан, тот самый, что был подвергнут изгнанию из племени  в Зуплаке. Только Айгора  видела то, что он совершил, и только она поведала тебе правду. За это Анзан мог задумать месть.
 – Если это так,  то он – и мой кровный враг!  Я разошлю гонцов во все княжества Алании  с приказом, чтобы этот негодяй был схвачен и доставлен сюда, в Ангушкех, а  если его встретишь ты, отплати ему и за Айгору!
 – Я встречусь с ним обязательно. Убив брата, он оставил свою тамгу, что означает вызов на поединок. Я клянусь тебе, Великий Властитель Алании Багатур Сарфаран, что злобный шайтан сполна получит за всё содеянное зло.

   Дознание Дзугея вёл князь Никодим, принявший Веру вместе с властителем. Хранителя отвели в кузницу, били кнутом, подвешивали за ноги, но он не сознавался ни в чём, и, лишь когда ему выкололи глаз, а потом поднесли к груди раскалённый железный прут, он сказал, что заплатил убийце золотом и назвал его имя.  Предчувствие Варлара не обмануло, это действительно был Анзан. Властитель  приказал казнить Дзугея на площади перед дворцом, но патер Маркос предложил сделать иначе:
 – Христианин не должен никого убивать, вспомни заповедь Бога: «Не убий». К тому же это может вызвать волнения среди тех, кто продолжают оставаться язычниками. Освободи его, и пусть идёт, куда хочет. Если Бог его простит и оставит ему жизнь, значит на то Его воля.
 – Ты прав, патер, – зло усмехнулся Багатур, – Пусть так и будет.
   Как только на горы опустилась темень ночи, Дзугея, полуголого и босого, вывели на холод  и выбросили за ворота крепости.
   Утром  над южной дорогой, недалеко то крепостных стен, залаяли шакалы,  а утром закружилась большая чёрная стая ворон….


      
13.


   Позднее осеннее тепло было недолгим. Перед христианским Рождеством запуржила злая зима, дороги и тропы занесло снегом, который всё шёл и шёл, не прекращаясь ни на день, и, казалось, во всём мире не осталось ничего, кроме этого, снега, этого колкого ветра, этой белой пелены, за которой не было видно ни гор, ни долины, ни даже  домов крепости. Перевалы и горные тропы закрылись, караваны купцов прекратили своё мерное шествие  до самой весны, а на рынке в Маргассе остались только местные ремесленники и торговцы. Властитель Сарфаран распустил по этой причине  часть войска по домам и селениям на две луны. В Ангушкехе остались только четыре сотни, две из которых, меняясь, дежурили в Маргассе,  а две других охраняли крепость.
    Айгора медленно выздоравливала, но была ещё слаба и пока не поднималась  с ложа, возле неё почти постоянно находились патер Маркос и  лекарь Гавриил. В один из   последних дней последней луны    Маркос нашёл Варлара и сообщил, что Анна, дочь цесара  Вассиана  просит его прийти  к ней вечером. Юноша не удивился тому, что Маркос назвал их новые  имена, таков был закон жизни всех  поклоняющихся Богу Христосу. Но приглашение его удивило и обрадовало.
 – Разрешил ли это Великий Властитель? – спросил он.
 – Там будет и   он сам , поэтому ты можешь приходить смело.

   В назначенный час Варлар переступил порог покоев царевны.  Здесь горел очаг и было очень тепло. Девушка лежала, прикрывшись плотным парчовым покрывалом, а когда он вошёл, сразу же  обрадовано заулыбалась и приподнялась с высокой подушки.

 – Мир и свет тебе, Великий Властитель Алании Багатур… – княжич запнулся на мгновение, не зная, каково теперь его истинное имя, но, вспомнив, как Властителя называл патер Маркос, добавил: – … Вассиан! Доброго здравия тебе, Дочь Властителя Анна! Мир и свет всем вам! 
 – Зачем же так торжественно? – возразил Багатур, – сегодня здесь не державный приём, а просто круг друзей и братьев по Вере. Проходи и садись. Патер Маркос собрал нас, чтобы почитать Евангелие – Священное Писание. Скоро праздник Рождества Христоса, и мы хотим ещё раз послушать историю Его жизни, смерти и Воскресения.
 – Наверно, я не всё смогу понять, – несмело проговорил княжич.
 – Я знаю, что не все понимают по-ромейски, - ответил Маркос, поэтому сразу буду толковать на вашем наречии.
Он раскрыл большую толстую книгу в кожаном переплёте, и начал медленно, и торжественно, слово за словом своё чтение: « Родословная Езуса Христоса, Сына Давидова, Сына Авраамова. Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова….» ( )

 …Варлар слушал, стараясь не пропустить ни одного слова. Детство и юность, проведённые в Зуплаке, приучили его к мысли, что весь мир – это его селение, долина Упана и окрестные горы. То, о чём читал Маркос,  открывало для него другие царства, иные земли, племена, о которых раньше он ничего не  знал. Теперь его мир становился шире, теперь появилось настоящее понимание времени и его глубины, и именно это заставляло юношу жадно слушать патера.
 – «…не заботьтесь о завтрашнем дне, ибо завтрашний сам будет заботиться о своём:  довольно для каждого дня своей заботы.» – Патер  Маркос замолчал, потом тихо сказал:
 – Для сегодняшнего вечера довольно, вы уже устали, а Евангелие  следует слушать со всем возможным вниманием.
 – А что же было потом? – невольно вырвалось у Варлара
   Маркос  улыбнулся и ответил:
 – Я рад, юноша, что тебе это интересно! Что было потом, вы услышите завтра. Я надеюсь, что ты будешь здесь снова. Я прошу тебя, Властитель Вассиан,  разрешить ему приходить, пока я буду читать эту Книгу.
 – Он разрешит, разрешит! – воскликнула Айгора и вопросительно посмотрела на отца.
   Багатур нахмурил брови, но, взглянув на дочь, рассмеялся и кивнул головой.

 Слушая патера Маркоса, княжич провёл вместе с Анной-Айгорой  ещё три вечера. Для празднования и встречи Рождества Сарфаран со своей свитой отправился в Маргассу, в храм святого Георгия, где Митрополит Петрос собирался проводить Рождественскую службу.  Айгора осталась во дворце на попечении патера Маркоса и Гайдана. Выстоять в крепостной церкви всю Рождественскую ночь она пока не могла, поэтому Маркос поручил церковное торжество второму священнику, патеру Исидору, а сам отслужил  в покоях царской дочери. Там передвинули ложе, стол, переместили иконы так, чтобы всё напоминало настоящий храм. Маркос взял с собой и троих певчих из церковного хора, поэтому Рождественская ночь во дворце получилась столь же торжественной.
       Царевна попросила Варлара быть во время празднества при ней, и он с радостью исполнил эту просьбу. Он слушал  и видел всё от начала до конца, и его снова увлекло то, что происходило здесь, точно так же, как во время Крещения Багатура в Маргассе. Он даже не заметил, как вслед за патером Маркосом и  цесаревной несколько раз осенил себя Кресным знамением, а когда поймал себя на этом, сильно смутился и на всякий случай сцепил пальцы рук за спиной. Но его порывы заметила Анна-Айгора и одобрительно кивнула ему. Всю ночь она, с разрешения патера, провела, сидя на стуле с высокой спинкой и лишь иногда вставала на короткое время, в самые важные моменты службы.
    К утру  все очень устали  и после короткой трапезы разошлись на отдых. Перед уходом  царевна подозвала княжича и тихо прошептала ему:
 – Мне кажется, Варлар, что ты становишься всё ближе и ближе  к Истинному Богу. Подумай об этом.
 – Может быть… но я ещё слишком мало знаю и понимаю. Не торопи меня, цесаревна Анна.
   Когда княжич  вернулся в казарму, сон пропал, и он долго не мог заснуть. Усталые веки смыкались, перед ним снова возникали  отрывки  Рождественской службы и снова слышались слова Айгоры – приближение к Богу он понимал  и как приближение к ней самой, то, что его чувства к ней   выросли из чисто дружеских симпатий и превратились в нечто большее и светлое, он уже понимал.
    Айгоре становилось всё лучше и лучше,  ей разрешили непродолжительные прогулки по дворцовой площади, Варлар был с ей, иногда  они вместе заходил и в церковь, где она совершала короткие молитвы. Однажды он привёл к ней из конюшни коня – Чадара. Айгора обрадовалась до слёз, конь, истосковавшийся по любимой наезднице, плясал вокруг неё от радости, надеясь, что она сядет верхом, но с этим надо было ещё подождать. Царевна ласково гладила его морду, попросила принести лепёшки и долго кормила коня из рук. Чадар ни в какую не хотел возвращаться в конюшню, громко ржал, и увести его стоило немалого труда. Через день княжич снова вывел его к хозяйке,  на этот раз он уже не боялся расстаться с ней и послушно возвратился в стойло.
   Айгора добилась того, что её отец перевёл Варлара в личную охрану дочери, после чего их встречи стали ежедневными и более длительными.  Теперь приближённые князья из свиты Властителя, имевшие взрослых и неженатых сыновей, хмуро поглядывали на Варлара  и перешёптывались за его спиной.
   Через две полных луны зима стала слабеть, старики, прожившие здесь всю жизнь, говорили, что весна будет ранней и бурной. Так оно и оказалось. Жаркое весеннее солнце быстро стирало снег с гор, в долинах зашумели реки, ставшие жёлтыми от песка и глины. Уже в конце второй после Рождества луны  прошли первые дожди, потом небо расчистилось и  стали появляться яркие островки зелёной травы, белые и жёлтые огоньки первых весенних цветов. Тепло набирало силу, Айгора  стала робко просить отца разрешить ей хотя бы недолгие прогулки верхом, но Сарфаран настрого запретил это до тех пор, пока убийца Анзан не будет найден и предан казни.
   Однако найти его пока так и не удалось. Ни в одном княжестве, ни в одном селении его так никто и не видел, а во время зимы он, казалось, исчез насовсем. Айгору тяготило постоянное пребывание внутрии крепостных стен, её тянуло на воздух, на простор и, однажды получив очередной отказ отца, она разрыдалась у него на глазах.
   Властитель вынужден был смягчиться, но увеличил её охрану вдвое и взял клятву у Варлара и старшего сарбаза, что его дочь не будут отпускать за пределы кольца окружавших её всадников, а обо всех её попытках сделать это будут немедленно сообщать ему.

   Первая после ранения прогулка была для царевны настоящим удовольствием. Она не торопливо ехала по   лугу, улыбаясь Варлару и вдыхая аромат горного воздуха, молча подставляя немного похудевшее лицо  горячим весенним лучам. В крепость она вернулась посвежевшей, с румянцем на щеках к великой радости патера Маркоса и лекаря Гавриила.
А вечером к Властителю Сарфарану на взмыленном   коне примчался гонец.




14.

   Гонец сообщил Властителю Алании, что  у Большого брода через Упан переправился большой отряд вооружённых всадников – около двух тысяч  воинов и, скорее всего, это хазареи. Отряд прошел по левому берегу реки и уже разграбил два селения алдара Канука. Доблестный Канук выставил своих воинов, но хазареи, наткнувшись на его дружину,  повернули  на юг и постепенно продвигаются вглубь аланских владений. Властитель повелел зажечь на вершинных постах гор большие сигнальные огни – это означало, что все князья-алдары должны срочно собраться  в крепости.  Первый костёр загорелся на столбе Ангушкеха, затем  засверкали  огни  в долине, на вершинах скал, и вскоре всё окружающее пространство осветилось сотнями  огоньков, как будто рой светлячков спустился на горы прямо с неба. Алдары начали собираться  с утра следующего дня, а к вечеру в крепость прибыли все, кроме князя Канука, который находился  вместе со  своими сотнями. Властитель сообщил тревожную новость и обратился к приехавшим князьям:
 – Враг не должен хозяйничать в наших пределах! У нас хватит сил и доблести изгнать и наказать его, кем бы он ни был. Алдар Дзанай, готов ли ты выступить со своим войском?
   Тучный, невысокий Дзанай выступил вперёд
 – Я выставлю две сотни всадников!
 – Алдар Тагий! Будут ли  с нами твои воины?
 – Три сотни конников готовы идти с тобой, Великий Властитель!
 – Алдар Варгазар!
 – Я отдаю три сотни сарбазов во главе с садаром Кудасом.
 –  Князь Гаргуд?
 –  У меня есть четыре сотни,  все они готовы к походу…

 Алдары поднимались один за другим, называя число воинов, готовых участвовать в походе.  В  итоге набралось  больше десяти тысяч. Властитель оглядел всех собравшихся.
– Сейчас у меня в крепости  две тысячи сарбазов, но нельзя забывать, что надо охранять  Маргассу, Ангушкех и ещё караванные пути. Для похода достаточно иметь три тысячи войска. Я  отправлю  тысячу всадников, остальных повелеваю выставить Дзанаю, Тагию, Варгазару, Гаргуду  и алдарам  из Гамары  и Унжана. Остальным быть наготове, ждать вестей.  Выезжайте к своим дружинам сейчас же, и собирайтесь  у селения Джалан. Поход поведёт гистер Цергиллай.
 Алдары быстро разъехались,  у Властителя остались гистер и  князь Варгазар.  Сарфаран подошел к нему и, обняв за плечи, тихо сказал:
 – Прости мня, старый друг, что потревожил, но случилась беда. Я знаю, что ты в великом горе, я всем сердцем тебе сочувствую. Как твоя жена, как Зорана?
– Горе моей дочери больше, чем моё и быстро оно не утихнет. А жена  беспокоится, прежде всего, о ней. Благодарю тебя, Властитель. Доволен ли ты моим сыном?
– Твой сын очень понравился моей дочери Айгоре… не знаю, что с этим и делать.
– Если ты хочешь, я заберу его к себе!
– Нет, нет, этого не надо. Я им доволен, а рядом с ним Айгора – под самой надёжной   охраной. Пусть всё будет, как будет.
    Запыхавшийся Гайдан вошёл  в зал и, произнеся положенные при этом слова извинения, обратился к Сарфарану:
 – Великий Властитель Багатур, княжич Варлар просит   разрешения видеть тебя! Я пытался заставить его уйти, но он настаивает и продолжает стоять у дверей!
   Багатур удивлённо взглянул на Варгазара.
 – Наверно, он хочет увидеть отца…. Тогда почему явился сюда, ко мне? Ладно, впусти.
    Варлар буквально влетел в дверь, низко поклонился Властителю  и  с мольбой в голосе произнёс:
 – Выслушай меня Великий Властитель!  – он встал на одно колено и склонил голову.
 – Может, ты поприветствуешь князя? Или почитание родителя для тебя не обязательно? Встань.
   Княжич встал и только теперь заметил, что рядом с Багатуром стоит князь Варгазар, его отец.  Варгазар подошёл к сыну и, обняв его, спросил:
 – Ну, что случилось, почему ты так встревожен?
   Варлар высвободился из его рук.
 – Прости, отец, мне нужно сейчас же  говорить с Великим Властителем Алании.
 – Говори, княжич, я никогда ещё не видел тебя таким…горячим, – отозвался Сарфаран.
 – Великий Властитель, разреши мне выйти в поход с сотней Наргула!
 – Но кто будет охранять Айгору? Или она тебе наскучила? – снова удивился Багатур.
  – Нет, совсем нет, Властитель. Айгора мне дороже жизни, но я должен отомстить за неё и за своего брата. К нам пришла война, а разбойники, как вороны,  всегда слетаются туда, где люди убивают друг друга. Анзан – разбойник,  он обязательно будет там. Разреши, Великий Властитель!!
 – Позовите сюда его садара, – приказал Багатур распорядителю Гайдану.
  Гайдан выбежал за дверь, и вскоре перед Сарфараном предстал садар Ваграм.
 – Скажи, садар, достаточно ли этот юноша овладел мастерством воина?
 – Сын Варгазара – мой лучший ученик, я за него спокоен. Он может справиться и с двумя противниками.
 – Можно ли его отправить в поход?
   Садар замялся, потом  ответил:
 – Можно, но я бы хотел, чтобы он вернулся в мою сотню.
 – Вернётся. Иди, княжич, скажешь Наргулу, что я разрешил тебе быть с его сарбазами. Ты не против, друг, – он вопросительно посмотрел на Варгазара и тот утвердительно кивнул….

   Дружина отправилось из  Ангушкеха   задолго до рассвета, и к ночи была уже на месте сбора, а к утру  всё войско было уже собрано и  построено.  Гистер Цергиллай отвёл его к Длинным Холмам, укрыл за высоким зарослями кустарников и собрал сарбазов.
 – Я  выслал вперёд дозоры, и когда хазареи появятся, мы встретим их здесь. Другой дороги у них нет, здесь рядом река Унжа,   на запад отсюда – безводные поля, а им нужна вода для лошадей.  Я выбрал самое удобное место. Разделите воинов на две части. Одна половина по первому сигналу рога должна выстрелить из луков и выбить часть хазарейского войска. После этого вторая половина выскочит верхом из-за холмов и сразу же начнёт их рубить саблями.  Сотни Дзаная ударят в середину их  войска, сотни Варгазара и Тагия – в голову и хвост. Когда завяжется  бой, остальные воины ударят по всей  длине строя. Те, кто стрелял из луков, должны сесть на коней, обойти хазареев и напасть на них со стороны реки. Всем ли понятен этот замысел?
   Садары не стали спорить и пошли отдавать распоряжения. К полудню прискакали дозорные и известили Цергиллая  о приближении  вражеских конников.
   Варлар оказался во второй половине войска. Сарбазы заставили лошадей лечь на траву и затаились вместе с ними за длинным холмом, тянувшимся вдоль всей долины. Княжич видел, как войско хазареев неспешно двигалось по дороге  в двух сотнях шагов от берега Унжи. Они, видимо, ничего не опасались, и, судя по громким голосам, разговаривали на ходу.  Варлар впервые видел врагов так близко, его сердце колотилось, а кровь так гулко стучала в висках, что казалось, что этот стук слышен на всю округу.
   Рог протрубил громко и неожиданно. Хазареи повернули головы в сторону этого звука и на них тут же посыпались тучи стрел. Всадники замертво падали  с лошадей, иногда  вместе с ними, и их войско сразу же заметно поредело.  К этому моменту сарбазы Наргула были уже в седлах и лихо неслись вперёд. Конь Варлара врезался в гущу хазареев, княжич, привстав на стременах, рубил направо и налево, не давая опомниться  застигнутым врасплох конникам. Он не помнил, скольких сбросил наземь и не видел, что кровь густо стекает с острия его сабли. Остатки ошеломлённых хазареев рванулись к реке, но оттуда уже мчалась верхом  другая половина аланского войска.
   К концу сражения  вся долина до самого берега была усеяна убитыми. Хазареи были мертвы почти все, лишь несколько раненных  всадников стонали, лёжа на земле.  Аланские сарбазы  спешились и вели лошадей к подножию холма, Варлар, стирая пот с лица также вёл на поводу Джара, осторожно пробираясь среди лежащих тел.  Он заметил впереди себя, что какой-то хазарянин пытается выбраться из-под лежащей лошади. Он подошёл поближе. Воин уже наполовину освободился, но конь придавил его к земле всей своей тяжестью.  Увидев подошедшего, хазарянин повернул к нему голову. Варлар замер от неожиданности.
   Перед ним был Анзан.
    Княжич позвал на помощь, двое всадников быстро выдернули Анзана  и поставили на ноги.  Он зло смотрел на Варлара немигающим взглядом, пытался что-то сказать, но губы не слушались. Княжич отцепил от пояса кожаную флягу и протянул своему кровнику. Тот схватил её и, жадно сделав несколько глотков, и швырнул Варлару под ноги.
 –  Счастье твоё, княжий птенчик, что я несвободен, а то не  миновать бы тебе смерти!
 –  Ты так думаешь? – с издёвкой спросил княжич, – Ты вызвал меня на поединок и мы будем драться!
   Анзана связали и  подвели к гистеру Цергиллаю.
 – Вот единственный оставшийся в живых.
 – Это хорошо, – кивнул тот, мельком взглянув на пленного, – отдадим   торговцам, которые продают невольников. За него можно получить  неплохие деньги.
 – Могу ли я просить тебя о другом, уважаемый гистер?
 – О чём же? Хочешь забрать его себе?
 – Приглядись внимательнее, Цергиллай!  Это Анзан, бывший воин из сторожевой сотни, тот самый Анзан, что поднял оружие на дочь Великого Властителя Айгору. А ещё он – мой кровный враг. Прошедшей осенью он убил моего брата и сжёг его дом, а потом вызвал меня на поединок, но тут же сбежал к хазареям. Поединок должен состояться!
 – Посмотри на него, он еле стоит на ногах! Лучше отруби ему голову сразу.
 – Я знаю, что он – сильный воин, дайте ему поесть, передохнуть, потом пусть возьмёт в руки саблю и выходит в круг!
 – Что ж, княжич, ты сам этого захотел. Пусть так и будет.

   На ровной площадке у подножья холма образовался плотный круг сарбазов. Варлар стоял в центре и ожидал, когда к нему выведут Анзана. Его кровника вытолкнули навстречу, и княжич тут же отошёл на несколько шагов.  Анзан бросился на него сразу, но Варлар ловко увернулся от его сабли.  Анзан сделал ещё несколько таких же неудачных попыток, потом приблизился и нанёс рубящий удар сверху. Варлар легко отбил и его. Уроки садара Ваграма не прошли даром, и княжич очень скоро понял, что его противник совершенно не владеет искусством сабельного боя. Все его выпады были однообразны и легко угадывались с самого начала. Он быстро  рассвирепел, стал совершать неосмысленные движения, и Варлар почувствовал, что его враг выдыхается. Выбрав подходящий момент, он, резким круговым движением выбил из его рук оружие и, размахнувшись, нанёс сильнейший удар саблей сбоку.  Тело разбойника рухнуло, а его срезанная голова мгновенно слетела с плеч и запрыгала по траве. Воины расступились, голова  ещё немного прокатилась и остановилась, попав в неглубокую рытвину. Её широко раскрытые глаза удивлённо смотрели в яркое и бездонное весеннее небо…

   Через два дня войско вернулось в крепость. Варлар тщательно смыл с себя пыль и кровь, переоделся в новые одежды и направился во дворец. Узнав о его приходе, Властитель сразу же позвал княжича к себе.
 – Мне уже рассказали о твоей храбрости в бою и о твоём поединке.  Я восхищаюсь тобой, сын Варгазара. Теперь ты – настоящий воин и не княжич, а настоящий князь. Князь Варлар. Моя дочь очень хочет тебя видеть. Завтра она выезжает на прогулку, ты можешь сопровождать её.

   … Они снова ехали  по весеннему лугу между голубым полем цветов и голубым небом, ехали молча, боясь нарушить хрупкую, поющую тишину гор. На кромке хребта Варлар остановил коня.
 – Анна, могу ли я сказать тебе о моём сокровенном желании.
   Она остановила Чадара и замерла.
 – Конечно, можешь, князь.
 – Я хочу прийти под руку бога Христоса. Примет ли Он меня? Я убивал людей в бою, я убил своего кровного врага,  а Его заповедь требует: «Не убивай».
 – Анзан не был человеком, он был демоном, который уже принёс много горя в этот мир и, если бы ты не убил его, принёс бы ещё. Убить демона – это не грех, это подвиг. И бог не запрещает защищаться от тех, кто посягает на твой дом и творит зло. То, что хазареи гибли от твоей руки – это  Божья кара.
   Анна-Айгора немного помолчала, потом добавила:
 – Наш Бог добр и милостив, Он любит всех людей, и Он обязательно примет тебя, князь Варлар!
   Они двинулись дальше. Перед ними из-за гор поднималось ослепительно-чистое облако, вершина которого была очень похожа на белый купол Храма.
      

 
   В своём горе  и  в   последовавших  событиях князь Варгазар  больше никогда не вспоминал о Золотом Голлу, забыл о нём и князь Варлар. Статуэтка древнего божества, кажется, навсегда  затерялась в океане Времени.
         




    Часть II

  Возвращение Голлу





…Над Кубанью, где   солнце сжигает лицо,
Где беспечно  резвятся с орлами ветра,
Есть гора, что зовется  Небесным  Кольцом –
Издалёка видна эта диво-гора.
Может – ветер пробил  насквозь горную плеть
В продолжение  медленных, долгих веков,
Может – рухнули камни, не в силах стерпеть
Вздох  земли, содрогнувший  кавказскую твердь.

…Может быть.  У Кольца  я  нередко бывал.
И порою, встречая прохладный  рассвет, 
Всё пытался понять, безнадежно гадал –
Что здесь было за  темною  пропастью лет?
У подножья горы, где теснятся  цветы,
Где негромко журчит меж травою вода,
Цепью  каменной – таинство склепов пустых,
Кем-то выбитых в скалах, безвестно когда.

Но как будто не склепы темнеют из скал,
А из давнего времени взгляды зовут –
Тех умерших, чей прах  здесь веками лежал,
Тех, чьи души в горах,  как и  прежде, живут.
Среди  старых камней я разгадку искал,
Находил и терял строгой истины свет…
…И однажды мне старый чабан рассказал
Ту  легенду, что в прошлом  рассказывал  дед.

Разгорался  горячий чабанский костер,
Среди звёзд отражаясь  холодной  луной,
И легенда, как песня, летела в простор,
И  звенели слова,  как ручей под горой.
Над  вершинами лёгкий ночной ветерок
С небосвода сдувал метеорную пыль.   

И тогда я подумал –  иначе не мог –
Может то  не легенда,
                а древняя быль?..







                1.

 у  Подъем в гору был настолько крутым, что идти вверх было тяжело даже  тогда, когда жара окончательно спала, а свет вечернего солнца стал совсем холодным.    Глубокая темно-лиловая тень быстро опустилась на склоны, как будто кто-то повернул выключатель, и свет  неба  погас, уступая место в бесконечном просторе  постепенно возникающим желтым огонькам перемигивающихся звезд.   Руслан шел впереди, легко и привычно переступая с уступа на уступ, как будто тропа шла не вверх, а была ровной и гладкой. Зотов  двигался тяжело,  постепенно отставая от  Тагиева, и тот то и дело останавливался, чтобы его спутник, идущий сзади, смог догнать его и немного перевести сбившееся дыхание.  Рюкзак  казался Зотову  непомерно тяжелым, хотя он знал, что этот рюкзак намного легче, чем тот, который нес  Руслан.  Где-то внизу  отчетливо были слышны шаги  –  это спешил  Ильяс,  молодой чабан, который решил вернуться домой в аул и взять ружье – рядом с отарой стали появляться волки, явно почувствовавшие приближение осени.
   
   …Они познакомились случайно, в санатории, где Савелий Зотов проводил свой отпуск. Ему, как профессиональному журналисту, вся жизнь которого проходила в бесконечном движении, уже через несколько дней  отдых в форме постоянного безделья показался  невероятно тягостным и скучным.  Зотов был человеком вполне  здоровым и подвижным, поэтому  лечебные процедуры  его не интересовали, и он, прихватывая  свой видавший виды фотоаппарат, каждый день уходил   по какой-нибудь хорошо различимой тропе в горы, а потом по ней же засветло возвращался назад.  Ему не хватало  новых знакомств, новых встреч, не  хватало  ответов на возникавшие постоянно вопросы.      Приезд в санаторий археолога, который занимался раскопками  древних аланских городищ, хорошо знал все местные исторические достопримечательности и должен был прочитать лекцию для отдыхающих,  оказался для  Савелия  как нельзя кстати.  Об истории этих мест Зотов  знал относительно немного – он помнил лишь  отрывочные сведения из давно забытых университетских учебников. Руслан Тагиев рассказывал  о давних событиях и людях, населявших эти земли так увлеченно и красочно, как это мог делать только истинный кавказец, который не только знает, но и любит свой край.  Все это было, конечно,  исключительно интересно, но у Савелия вызвал интерес, прежде всего, сам Руслан.   Не желая задерживать других слушателей, спешивших на ужин, Зотов  решил проводить  археолога до  его машины, задавая ему все новые и новые вопросы по теме прошедшей лекции.
 – Откуда такой пристальный интерес? Вы – историк? – Руслан улыбнулся, открывая дверцу УАЗика.
 – Я журналист, мое  любопытство – это уже почти профессиональная болезнь, только она не по профилю нашего санатория.
 – Это хорошая болезнь, а еще лучше, если она не  поддается лечению. Любопытство – признак молодости. Чем больше любопытства, тем дольше жизнь!
 – Если позволите, запишу это в свой блокнот.
 – Не возражаю. Кстати, если не секрет, с кем, так сказать, имею честь.
 – Какой   там секрет! Зотов Савелий Иванович.  Журнал «Российский Юг».
– Что же, издание известное и к счастью серьезное. Ну а как зовут меня, вы знаете из объявления.
 – Кроме отчества…
 – Отчество - Ибрагимович. Хотя, при здешних  наших обычаях люди обращаются просто по имени, и чаще всего на «ты».
 –  Согласен, хороший обычай. Тогда и я – просто Савелий.
   Они пожали друг другу руки, Руслан сел за руль, запустил двигатель, но заглушил его  и окликнул Зотова:
 – Савелий, если  тебе все это действительно так интересно, могу взять с собой на раскопки! Здесь совсем недалеко.
 – Ты серьезно? Вот это как нельзя кстати – еще неделя  и меня здесь действительно придется лечить от скуки и хандры. Где, когда, что брать с собой?
  – В походы ходил? Вот и хорошо, собирайся, как в поход возьми подходящую одежду, обувь,  в общем, то, что лично тебе необходимо. Палатка, спальник и все остальное есть на месте. Я завтра днем подъеду сюда же, жди часика в два! До скорого!
   Руслан снова завёл машину, УАЗик резко дал газ и  выехал за ворота санатория…

   … Руслан и Савелий  все ближе и ближе подходили к перегибу горы, тропа, огибавшая крутую каменистую стену,  становилась все более пологой и широкой. Руслан в последний раз остановился, поджидая Зотова, и, когда тот поравнялся с ним, сказал:
 – Практически пришли. Осторожно, здесь высокая каменная ступенька. Поднимешься – и сразу увидишь наши палатки.
 – Нас ждут?
 – Не думаю.  Со  мной  занимаются раскопками четверо студентов, но я их отпустил отдохнуть до понедельника. Выходные будем проводить самостоятельно.
   Тагиев первым поднялся на каменистый уступ, подал руку Зотову  и они двинулись к  палаткам, которые были резко очерчены на фоне темно-красной кромки закатного неба. Неожиданно  до них донёсся знакомый звенящий стук – кто-то  совсем недалеко  работал лопатой. Через секунду звуки стихли,  в стороне от палаток мелькнул свет электрического  фонаря, лопата зазвенела  опять  и     можно было   даже заметить нечеткий силуэт, вглядевшись  в густеющую синеву   ранней  ночи.

 – Ну вот, –  Савелий протянул руку в сторону, откуда доносились звуки,-  а ты говорил, что никого нет. Молодцы твои студенты, трудяги, до сих пор работают, до темноты!
 – Оставайся здесь, – неожиданно строго и твердо сказал Руслан, – Никакие это  не студенты.   Думаю, что это самый обыкновенный ворюга.
 – Ворюга? Ничего не понимаю…  Но что…
 – Потом объясню! –  Громко шепнул Тагиев – прошу, друг, останься тут, пока не подойдет Ильяс. Он где-то близко.
   Руслан  быстро побежал на доносившиеся звуки, и через минуту Савелий услышал его громкий голос: «Эй, кто здесь?!»
   Ответа не последовало,  зато  сразу же   послышался звон брошенной и ударившейся о камень лопаты.  Таинственный  ночной гость  явно побежал, причем в сторону противоположного склона, судя по звукам, вслед за ним побежал и Руслан.  В следующую секунду  гулкий грохот ружейного выстрела  эхом прокатился по балкам, снова и снова отражаясь от каменных  стен  окружающих скал.
 – Руслан, ты где?! – крикнул Зотов, изо всех сил вглядываясь в темноту, но  разглядеть в этой темноте  что-либо, было уже совершенно невозможно.   Первое, что он услышал после выстрела, был громкий удаляющийся  топот,  и только через несколько минут –   медленные шаги Тагиева. Вскоре он увидел, что  Руслан идет откуда-то снизу.
 – Что это было? -  спросил Савелий,-  Кто стрелял?
 – А то самое, о чем я тебе говорил. Ворюга. Что-нибудь о «черных археологах» слышал?
 – Как же, как же… Нелегальные раскопки с последующей перепродажей.
 – Вот-вот, и  с выгодой немалой.  Только сказать, что это обыкновенные воры или  грабители  исторических ценностей – это почти ничего не сказать. Среди них есть персоны очень опасные и вполне грамотные. Ты-то как, сильно испугался?
   Зотов пожал плечами.
 –Знаешь, один  старый шутник сказал, что тот, кому суждено быть повешенным, утонуть не может.
 – Ай, молодец! – Тагиев засмеялся, – а вот это я занесу в свой полевой дневник! Ты не бойся, уверен, что пока мы здесь, этот «ночной ворон» больше не появится. О, вот и Ильяс подошел.
 Коренастый, невысокого роста, Ильяс почти бесшумно появился рядом, держа наготове ружье.
 – Эй, аланы, что это у вас здесь? Ничего не поймешь – то пальба , то смех. У тебя Руслан вроде бы и оружия-то не было!
 – Да вот, тут один гость заблудился, принял нас за медведей, – усмехнулся Тагиев, – но это он со страху пальнул, не со зла.
 – Ты друг посвети-ка на себя, у тебя что-то на щеке. Не могу разглядеть, светишь  на траву, она  отсвечивает, но отсвечивает  слабо.
   Он взял фонарь из рук Руслана и посветил на его лицо. На щеке археолога  виднелась длинная  уже запекающаяся багровая  полоска.
Ильяс присвистнул и что-то энергично и настойчиво заговорил по-карачаевски. Тагиев ему возражал, но потом махнул рукой.
 – Ладно, – сказал он – пусть будет по-твоему! Так наверно, и правда лучше, –  он повернулся к Зотову: – Ильяс настаивает, чтобы мы переночевали у него на коше, не придется разжигать огонь, готовить ужин, все уже готово. Да и безопаснее. А завтра вернемся к своим палаткам.
 – Сырдон! – громко выкрикнул в темноту Ильяс, и через короткое время  огромная кавказская овчарка прыгнула к его ногам.  – Вот, знакомьтесь, Сырдон, самая хитрая на Кавказе  собака. Но хорошая,  надежная, и защитит, и поможет. Волка валит!
 – Так уж и волка? – с усмешкой спросил Руслан.
 – Клянусь, валит, в прошлом году – Аллах свидетель, – он спас мне отару!
 – Ну, а с двуногим волком сладит? – спросил Зотов.
 – Двуногого он свалит и чуть-чуть придушит, но так, чтобы не совсем помер, – серьезно ответил чабан, – я так его учил. Давай, я ему тебя покажу.
Он подвел собаку к Савелию и что-то тихо сказал, наклонившись к ее уху. Сырдон  обнюхал Зотова со всех сторон, потом поднял  морду, негромко гавкнул и завилял коротко обрезанным хвостом.
 – Сырдон  сказал, что теперь ты – друг, можешь давать  ему угощения.
 – А без этого ритуала не мог?
 –  Ни за что не взял бы.  Нам туда.
   Зотов посмотрел в ту сторону, куда показал Ильяс. Сквозь высокую редкую траву виднелся колеблющийся огонек костра.  Иногда яркие красные искры взлетали вверх от этого огонька, как будто спешили на свидание к разгоревшимся  звездам  в  почти бархатное, уже по-настоящему   осеннее  ночное небо.
   Руслан и Ильяс двинулись  навстречу огню, вслед   шел Зотов. Сырдон беззвучно следовал за ними, а когда костер был уже совсем близко, он остановился и лег на охапке сухой травы. У костра лежало толстое бревно, приподнятое на двух камнях, которое служило чем-то вроде  скамьи.  Чабан, сидевший на бревне не спеша поднялся  и шагнул навстречу  Руслану и Зотову.
 – Руслан, это ты там охотился, или твой гость? – спросил он и перевел взгляд на Зотова.
 – Савелий, – Зотов протянул ему руку и почувствовал  твердую и сильную мозолистую ладонь.
 – Савелий – журналист, его оружие – острое перо. А с ружьем кто-то другой баловался. Ты вот что, Хасан, скажи, у тебя найдется тут местечко для гостя?   Завтра мы в палатке оборудуем ему ночлег, а сейчас поздно уже.
   Тагиев взял Хасана за локоть, сделал шаг в сторону  и быстро стал что-то говорить на своем родном языке. Хасан с тревогой посмотрел в туда, где стояла палатка археологов, потом кивнул, и они  снова подошли к  Зотову.
 – Зачем  спрашиваешь? Гость – дар Аллаха. Накормим, напоим, спать устроим, охранять будем!  Садись, дорогой Савелий,  к огню, шулюм ( ) уже почти готов.
   Зотов опустился на грубо отесанный ствол и сразу же почувствовал, как гудят ноги. «Как же они сюда каждый день ходят, да наверно,  и по нескольку раз? - подумал он – удивительно выносливый народ».
   Савелий  смотрел на огонь, движение пламени завораживало его. Среди травы  безостановочно стрекотали кузнечики и, казалось, языки костра исполняют  какой-то медленный восточный танец  под аккомпанемент  их неумолкающего  оркестра.  Хасан, между тем, достал миски, ложки, нарезал хлеб  и вскоре подал Зотову дымящийся шулюм с внушительным куском баранины.
 – Кушай, дорогой! Только осторожно, с огня, очень горячий.
Сильный и ароматный запах заставил Савелия вспомнить о том, что обед был довольно давно, он быстро и с аппетитом  принялся за бульон, а когда миска стала  почти сухой – за мясной ломоть, который уже не казался столь большим. Хасан  разливал заваренный чабрецом и зверобоем чай. Пламя костра и  горячий напиток с медом окончательно согрели Зотова. Однако Ильяс вынес из коша бурку и подал гостю.
 – Завернись, ночью может быть холодно.
   Зотов накинул бурку на плечи и, повернувшись к Руслану спросил:
 – Скажи, Руслан, а почему раскопки именно здесь?
 – Ну, как тебе сказать… Место легендарное.  Здесь под горой бьет родник, вода в нем удивительно вкусная, лечебная, но не нарзан. Химики делали анализ, говорят – в ней есть серебро. В древности рядом с этим родником было несколько селений  и их жители наверняка знали о роднике. Вот сейчас мы и  раскапываем одно такое селение. А что касается легенд – Хасан на этот счет великий мастер. Попроси – он тебе их не один десяток может рассказать. Хасан, знаешь об этих местах что-нибудь интересное?
 – Об этой самой горе знаю. Может лучше завтра?
 – Давай сейчас. А ты, Савелий, доставай свой блокнот и записывай, глядишь - пригодится.
 – Пусть рассказывает, я завтра запишу, теперь уже совсем стемнело.
 – Ладно, - Хасан шевельнул поленья в костре и глухим голосом заговорил:

Тагиев правду сказал – в далекие  времена много здесь было селений. Одно – рядом, там, на склоне горы еще одно, с другой стороны балки тоже селились люди, и правил ими смелый и сильный вождь Варгазар. Его племя жило в достатке,  урожаи проса и ржи были обильными, дети рождались крепкими, здоровыми, а потом становились сильными воинами. Стадам, отарам и табунам не было числа.  А в двух днях пути от мест, где поселилось племя Варгазара, жил другой вождь  -  Анзан, со своим племенем. У  Анзана и его людей была совсем другая жизнь. Урожаи у них были скудными,  дети часто болели и умирали.  То же самое происходило и с его стадами.  И захотел Анзан сам посмотреть и выведать, почему  соседнее племя живет в благополучии. Собрался он в дорогу и вскоре явился гостем у   Варгазара. Обрадовался Варгазар гостю, принял его с почетом, обильным угощением, отвел ему самое лучшее жилище. За дружеской беседой во время пиршества рассказал Анзан о своих бедах и спросил  у вождя Варгазара,  почему  достаток не покидает его земли и селения. «Все дело в том, что боги подарили нам священный родник. Его вода не только вкусна и чиста, она отвращает от нас всяческие болезни, она увеличивает наши урожаи – вот и  весь секрет нашего благополучия». И тогда Анзан решил силой захватить земли Варгазара, изгнать его племя и поселиться в этих местах. Стал он собирать дружину, готовить оружие и до поры не разрешал никому из своего племени посещать  селения Варгазара.  А через две луны  дружина Анзана на быстрых конях  ворвалась  в дальний аул племени Варгазара, разорила его, пленила всех, кто там жил и двинулась дальше. Быстро мчались воины Анзана, но еще быстрее летел на своем скакуне юноша по имени  Наймаз – известить вождя Варгазара о надвигающейся беде. И не даром он спешил – уже давно  он был влюблен в дочь Варгазара, красавицу  Зорану, и не хотел чтобы и она, и ее отец стали пленниками  захватчиков.  Узнав о том, что всадники Анзана  идут на его земли, Варгазар был потрясен таким коварством и вероломством. «Как  же так?! – воскликнул вождь, – он же был моим добрым гостем, я оказал ему все почести, преломил с ним хлеб!» «Нет времени сокрушаться, мудрый вождь,– ответил   ему Наймаз, – надо собирать джигитов и защищаться. «Но  мы не успеем собрать  дружину  изо всех селений, и нам может не хватить сил!». «Ничего, - ответил Наймаз, – наши люди крепче, сильнее, и, главное, они будут защищать свои семьи и свою землю, а это придаст и мужества, и отваги». Быстро собрались все, кто мог держать оружие, а  перед заходом солнца  на гребне  горной  цепи, окружающей селение Варгазара, показались всадники анзановой дружины. Жестокий бой шел долго. Уже наступила ночь, но и при свете луны  звенели мечи, храпели кони. Падали на землю сраженные захватчики, гибли под ударами копий оборонявшиеся. Уже  под утро, когда начало светать, воины Анзана  прижали оставшихся воинов  Варгазара  к  крутой скале, которая считалась здесь священной. В этой скале племя Варгазара хоронило умерших предков  и поклонялось их праху  многие века. Здесь люди встречали праздник  Золотого Голлу – посланника весеннего солнца, здесь  юношей посвящали в мужчины. «Очень хорошо, – воскликнул  Анзан – здесь, где покоятся  ваши соплеменники, умрете и вы, и конец придет всему  Варгазарову  племени!  И тогда неожиданно на гребне    священной скалы появилась Зорана, и  воскликнула: «О, великий Тейри! Если ты есть, если ты справедлив и могуч, не дай погибнуть людям, которые ни в чем не виноваты перед тобой, тем, кто чтил тебя и трудился на этой земле, тем кто не сделал зла никому на свете! Спаси нас Тейри! О почитаемые нами предки, вступитесь за своих потомков!» И задрожала земля, со склонов горы покатились громадные камни и смели многих захватчиков на самое дно ущелья, а в горе образовался гигантский проход, отверстие, через которое  оставшиеся  в живых воины Варгазара ушли на противоположную сторону. Уцелевшие  дружинники Анзана вместе со своим вождем бросились вслед за ними, но вышедшее солнце – Огненный Тейри-Кайнар –  навсегда ослепило их,  и они, побросав оружие, бросились кто куда, но, ослепшие, заблудились в горах, погибли все до единого. Та же участь постигла и коварного Анзана.  Оплакали  жители  селения своих погибших защитников, захоронили их по древним обычаям, а вскоре  наступил праздник Золотого Голлу – начала весны.   Наймаз стал мужем Зораны, вместе с ней он проложил первую борозду в поле,  а после кончины мудрого Варгазара, он же стал вождем всего племени.  И отверстие в скале существует до сих пор,  завтра ты его увидишь. И вот еще что. Присмотрись к тому месту, где вырублены ниши для склепов. Над каждым из них ты увидишь выступившее из скалы лицо. Это – лики предков, которые смели камнепадом злых врагов племени Варгазара.

   Хасан замолчал, костер тихо потрескивал в тишине ночи. Зотов поднял глаза на рассказчика и задумчиво произнес:
 – Это где-нибудь напечатано? Ей-богу, такие легенды надо публиковать! Я прямо-таки заслушался!    
 – Вот и я ему говорю, собирай, записывай, все это ценность для специалистов по фольклору! – откликнулся Руслан.
 – Слушай, какой я писатель?! Вот ты, Савелий, и записывай! А я могу еще рассказать.
 – Завтра расскажешь, – Руслан закурил сигарету от  горящей щепки и обернулся к Зотову,   –не устал еще?
 – И все – таки, Руслан, что вы здесь раскапываете?  Ценности предков?  Золотые украшения? Что же еще этот вор с ружьем мог здесь искать? Я, честно говоря, рассчитывал увидеть остатки древних селений, а попал прямо в  настоящий детектив…
 – Э-э-э, Савелий! Ценностями могут быть не только золотые украшения. На наших раскопках попадается древняя посуда, части оружия, утвари. Все это – как  послания из далекого прошлого. Для любого исторического музея, а то и для понимающего коллекционера – великая ценность, больших денег стоит.  Такие  находки можно продать на черном рынке и отхватить  немалый куш.
–  Тогда почему вы без охраны?
– За охрану надо платить, а у нас в музее  и на маленькую экспедицию едва средства нашлись. Ценность найденных нами вещей вообще никто всерьез здесь не воспринимает – черепки!  Знаешь, ты устал, ложись отдыхать, а завтра с утра я все тебе покажу.  Ну, аланы, бывайте!
Руслан встал и  медленно направился к своей палатке, а  через несколько минут Зотов уже крепко спал, примостившись на дощатом настиле под крышей коша.


2.


…Пока Скиф шел в темноте, страх не оставлял его ни мгновение.  Погони не было, звук выстрела уже давно заглох среди гор, но его эхо почему-то по-прежнему не переставало гудеть в ушах.  Раскоп был уже далеко, Скиф двигался по едва различимой тропе через широкую балку, к противоположному склону, где за высокой травой и мелким кустарником скрывался вход в небольшой  грот. Он несколько раз падал, спотыкаясь о камни,  путаясь  в стеблях стелющихся вьюнков, быстро поднимался и снова шел,  переходя на бег там, где тропа  становилась пологой. Перед входом в  грот он совершенно обессилено опустился на траву и ползком протиснулся  в отверстие. Внутри грот был достаточно просторным. В темноте чиркнула спичка и через секунду зажглась свеча.
 – С прибытием, Скиф! Как успехи? – раздался в темноте глухой голос.
–  Какие успехи?! С трудом ноги унес, – тяжело дыша ответил вошедший, – меня чуть не взяли на месте  вот с этим…
   Скиф снял с плеч мешок и бросил на камни обрез ружья.
 –  Так это ты там нашумел? Я слышал  какую-то пальбу…
 –  А кто по-твоему?  Хорошо, что промахнулся.
 –  Чего ж хорошего, раз стреляешь, попадать надо!
 –  Кому надо? Тебе надо? Не хватало мне еще по мокрому делу орудовать. Тогда уж точно нам отсюда ни  черепка не достанется. Сразу же органы займутся … А так – отпугнул, и то хорошо.
 – Вот что, Скиф, ты прекрасно знаешь, что черепки Хозяина давно не интересуют. Это когда-то было интересно. Нужна бронза, лучше  с позолотой, еще лучше – золото и серебро. На черепках мы много не заработаем.
 – Ну так  возьмись сам и добывай, если такой умный!
 – Я бы и сам, если бы чего понимал в этом деле и знал как. Мое дело – доставить Хозяину товар, а  тебе – бабки. Вот и все. Было время, я добывал ценности попроще… Эх, связался я с вами, поверил, а толку?
 – Зато это безопасней, чем шастать по рынку и потрошить чужие кошельки.
 – Вижу, как безопасней. Ладно, там,  в мешке, хлеб, водка, колбаса. Бери, я уже заправился. Что дальше? Будем делать  ноги?
 – Погоди…ноги… Я чувствую, что раскоп этот не простой, что-то здесь есть особенное. Очень похоже на родовое селение какого-то богатого древнего князька, а если так, то надо ждать. Затаиться и ждать. Пусть себе другие копают. Можно взять и готовое и даже выбрать то, что поценнее.
 – И долго мне здесь с тобой торчать? Мне все это неинтересно.
 – Слушай, но ты же образованный человек, три курса юрфака… противно слушать.
 – Хватит! Видал я это образование в…  Кому оно сегодня надо? Куда не сунься – бабки, бабки, бабки, и лучше зеленые. Я что, дурак? Чем я хуже других? На моей улице уже  два кореша на «Мерсах» гоняют, и без всяких там «факов». А я всё на старой «шестерке». И сам, как «шестерка».
 – Эх, Мика, Мика,  кто ж против? Ну да не всем  же везет… Ладно. Ты, как начнет светать, давай, вали.  Еду мне оставь и двигай, если что, я позвоню. Навести меня через пару-тройку дней,  пока я тут с биноклем посижу. Отсюда раскоп – как  на ладони. Посмотрю, что там будет  твориться. Лады?
 – Лады...
 – Ты только не вляпайся в какую-нибудь историю от безделья. Знаю я тебя. И вообще, помни –  в таком деле, как наше, терпение – первейшая штука, иначе  успеха не будет.  Давай, пока ложись, а часа в четыре – двигай в город.
Скиф загасил свечу и закрыл  глаза. Ноги ломила усталость, но сон не приходил.
И опять  всплыла в памяти картинка, которая всякий раз появлялась перед закрытыми глазами, когда с ним случалось какое-нибудь, даже самое незначительное неприятное происшествие: он вспомнил смеющееся лицо Ольги…

   … Городок, в котором он жил, был небольшим, располагался вдали от крупных центров и железных дорог. Отец  бросил семью, когда ему было около восьми лет, поэтому его и младшую сестру воспитывала мать. Семья жила бедно, денег матери едва хватало от зарплаты до зарплаты, однако, когда её сын окончил  школу, она настояла, чтобы он продолжил учёбу. Легче всего было поступить на исторический или на филологический факультет  педагогического института в областном центре. На эти факультеты постоянно был недобор, шли туда  в основном девчонки, поэтому представителей сильного пола брали охотно и без конкурса. Он выбрал исторический, посчитав, что преподавать русский язык и литературу для мужчины совсем уж несолидно. Это было в 82-м году. Учиться приходилось усердно, поскольку рассчитывать можно было лишь на свою стипендию. Уже тогда у него проявился интерес к истории Скифии, за что он и получил прозвище Скиф.
 На третьем курсе он стал засматриваться на самую красивую девушку факультета – Ольгу Вершинину.  К ней никогда никто не приставал – стоило лишь кому-то из студентов попытаться отпустить в её адрес неудачную шутку или попытаться  проявить излишнюю смелость каким-либо другим образом, он сразу же встречал гневный взгляд больших тёмно-карих глаз и немедленно ретировался. Густой рой ухажёров, который вился вокруг Ольги в течение первых двух курсов, к третьему почти рассеялся. 
   Ему очень хотелось подойти к ней и попытаться наладить хотя бы какие-то отношения, но при одной только мысли об этом его сковывал страх. Помог случай во время сессии.  Он допустил досадную неточность во время ответа на экзамене, и преподаватель вцепился в него мёртвой хваткой. Дополнительные вопросы следовали один за другим, и только когда заведующий кафедрой, обративший внимание на затянувшийся диалог, предложил своему ассистенту закончить эту трёпку, Скиф, получив к своему удивлению отличную оценку, пулей вылетел во двор и устало бухнулся на скамейку. Пот ручьями стекал с его лица, он не сразу увидел, что на скамейке рядом с ним сидит Ольга.
 – Что, Скиф, крепко досталось?
 – Досталось…Сейчас в самый раз – под ледяную воду!
 – Может быть лучше в «Мороженицу»? – неожиданно спросила она, – Не составишь компанию?
   Скиф от неожиданности остолбенел, он мог ждать всего, что угодно, но не приглашения в кафе. Он сразу же согласился и встал со скамейки.  Она подхватила его под руку, отчего его буквально бросило в жар, и они двинулись по аллее, ведущей от здания института на центральную площадь города. Уже через пять шагов он вспомнил, что в карманах нет ни копеечки, но было уже поздно. Они вошли в кафе, сели за столик у окна. Ольга взяла в руки меню, быстро просмотрела  и подала ему.
 – Возьми мне двойную порцию шоколадного с орехами и немного коньяку.
   Скифу стало неловко и неуютно. Дело даже не в том, что кафе было  довольно дорогим по меркам его стипендии  –  от стипендии не осталось уже ровным счётом ничего.
 – Ну же, не жадничай! – снова услышал он её насмешливый голос.
 – Извини Оля… У меня на самом деле нет с собой ни гроша…
 – Зачем же ты пошёл сюда? Или ты хотел, чтобы я взяла тебя… на содержание? – она громко рассмеялась и глядя на Скифа в упор, зло добавила: – Хорош кавалер! И не стыдно тебе, здоровому парню, топтаться в нищих?... Эх ты, а я – то думала…
   Его лицо побагровело от злости и обиды. Он вскочил со стула и, не глядя  на Вершинину, вся красота которой мгновенно улетучилась из его сознания, быстрым шагом выбежал на воздух. На следующее утро он занял у товарища три  рубля на билет и уехал домой.
   …Тряский автобус был заполнен до отказа пассажирами, сумками, чемоданами и  дорожной пылью. Скиф сидел на заднем сидении, зажатый между двумя пожилыми женщинами и совершенно не замечал того, что происходило вокруг. Перед его глазами  по-прежнему была язвительная улыбка Ольги, а в ушах, кажется, не переставали звучать слова: «И не стыдно тебе, топтаться в нищих?»... Теперь ему действительно было стыдно. Внешне он ничем не отличался  в худшую сторону от своих однокурсников, но никогда не ходил в гости, не посещал товарищеские пирушки  и студенческие вечера. Одежда его была изрядно изношена, так же, как и старые, не раз побывавшие в ремонте туфли, а  всё, что он мог себе позволить – это раз в месяц сходить куда-нибудь в кино на дневной сеанс. Некоторые считали его скрягой, но это было совсем не так, ему просто нечем было делиться.
   «…Деньги, всё проклятые деньги… Даже для того, чтобы тебя любила женщина, надо иметь деньги. Нет их, и ты – не человек, есть они – и ты можешь всё. Тогда не нужны никакие знания, никакие дипломы. На мать рассчитывать не приходится, она еле- еле тянется, да ещё надо вывести в жизнь сестру. Я должен был это раньше понять  и озаботиться проблемой денег, они нужны, нужны более всего и именно сейчас, когда жизнь по существу только начинается. Как она начнётся, так и сложится дальше. Мать всю свою жизнь провела в бедности и нужде, она привыкла, а я не хочу! Ну и  что, если я окончу этот институт? Зарплата учителя – мизер,  значит, снова нужда… значит, надо решать проблему денег. Но и без диплома нельзя, кому нужен неуч?»…
Его мысли путались, громоздились одна на другую, никак не складывались  в разумную последовательность, позволявшую выстроить целесообразную  стратегию дальнейших действий. Приехав в свой городок, он временно устроился на работу почтальоном. За два месяца каникул его заработок составил всего сто пятьдесят рублей,  половину из которых он оставил  семье.
   По возвращении после каникул в университет он стал внимательно изучать все объявления о приёме на работу, выискивая места, где принимают студентов, однако ничего подходящего так и не нашёл – всё, что предлагалось, неизбежно нанесло бы ущерб учёбе, чего он всё-таки не хотел.  Но однажды встретился знакомый, земляк из его города, Валерий Сергеевич Станюгин, живший когда-то с ним по соседству. Он заведовал большим магазином автомобильных запчастей, расположенным на трассе, совсем недалеко от городской черты. Станюгин  предложил ему поработать ночным  сторожем  и   Скиф сразу же согласился. Вечером он приходил в магазин, запирался внутри и готовился к занятиям, а когда наступала глухая ночь, ложился спать на кушетку. Правда, зарплата его была не так уж велика, но, всё-таки больше, чем у почтальона. У него появились, наконец, деньги, а вместе с ними – возможность более активной «студенческой жизни», он купил себе новый костюм, туфли и яркий модный галстук.
   …Ольга его больше не интересовала.
   Однажды  поздним вечером, когда за окном лил холодный октябрьский дождь, Станюгин, задержавшийся за чем-то после работы, вызвал  его в свой кабинет.
 –  Привет, студент, как жизнь? Теперь денег хватает?
 – Пока не жалуюсь, Валерий Сергеевич. По минимуму вполне достаточно.
 – Вот что, мой дорогой земляк. Хватит жить по минимуму, я хочу предложить тебе серьёзное дело. Ты уже взрослый мужик, к тому же вполне грамотный, а в сторожа найду кого-нибудь другого. Ты как, не против?
 – Если предложение выгодное, то конечно нет.
 – Вот и хорошо. Ты, видимо, знаешь, что запасные детали – товар дефицитный. Конечно, какая-то часть продаётся в магазине, но вообще-то их поступает недостаточно, а бывает так, что та или иная железка нужна позарез и немедленно. Поэтому некоторое количество мы придерживаем и сбываем «со двора»…ну… как ты понимаешь, и подороже.
 – То есть из-под полы?  – хмыкнул Скиф, – боязно, однако, дело подсудное.
 – То-то и оно… но дело исключительно выгодное. Потому я предлагаю тебе взять его в свои руки.
 – Это как?
 – Ты поселишься у одного моего знакомого старичка, будешь платить ему за флигелёк десятку-другую в месяц, я перевезу к тебе кое-что из товара, назову цены  и буду направлять клиентов.  Скажем,  буду говорить: «Спросите у Павлика». Сам никому и ничего не предлагай – можно нарваться на мента. Пятнадцать процентов от проданного можешь брать себе, остальное – моё. Как, согласен?
 – Опасно…
 – Ты не волнуйся, своих покупателей я знаю, чужие не придут.
 – А сколько будет выходить?
 – Не меньше двухсот. Но думаю, что больше.
   По рукам Скифа пробежал озноб – о таких доходах он не мог даже мечтать.
Он сразу же согласился.
Флигелёк оказался небольшой мазанкой  во дворе частного дома за высоким дощатым забором. Вокруг дома рос сад, запущенный и неухоженный; хозяин был очень стар и одинок,  он совсем редко выходил во двор, его никто не посещал, кроме соседки, которая приносила ему продукты из магазина.  Вскоре Валерий Сергеевич привёз несколько ящиков с запчастями, потянулись посетители, большинство из них были мастерами, которые  частным образом  занимались ремонтом машин на дому.  Некоторые приходили по нескольку раз в месяц.   Уже к началу ноября «заработок Павлика» достиг двухсот пятидесяти рублей,  и часть этой суммы он с удовольствием отослал матери и сестре.
Прошло полгода. Его жизнь изменилась – он стал посещать магазины, приобрёл  наручные часы, полностью сменил гардероб, иногда позволял себе обедать в ресторане. Он почувствовал, что изменилось что-то и в нём самом – учёба как-то сама собой отошла на второй план, и, хотя он по-прежнему посещал лекции, успешно сдавал экзамены, прежнего увлечения Скифией уже не было. Главным делом стала торговля и ведение  толстой тетради, в которой он записывал выручку, высчитывал суммы своих процентов и отмечал расходы.
   Как-то вечером после занятий он зашёл в кафе поужинать и неожиданно для себя увидел Ольгу, которая сидела за соседним столиком с  человеком, выглядевшим заметно старше её. Она сразу же заметила своего однокурсника, встала и подошла.
 – Привет.
 – Здравствуй, Оля.
 – А я вижу, ты здорово изменился. И меня совсем не замечаешь… Так сильно обиделся?
 – Обиделся?  Ты даже не представляешь, как я тебе благодарен!  Ты мне  помогла понять, каковы истинные жизненные ценности… Правда, тебя среди них уже – извини – нет. Так что, ты  не  задерживайся,  солидный кавалер  ждёт, – он кивнул в сторону её столика.
 – Ну, как знаешь!
   Глаза Ольги полыхнули знакомым гневным огоньком, она резко повернулась и возвратилась на своё место…

   Катастрофа произошла неожиданно. Когда до защиты диплома оставалось всего два месяца. Валерий Сергеевич погиб в автокатастрофе,  и все дела, на которых строился личный достаток Скифа – Павлика, прекратились. Правда, он уже скопил солидную сумму. Он переправил в магазин остатки товара, нашёл другую квартиру и быстро переехал.  После защиты и получения диплома его направили работать на Северный Кавказ, где он некоторое время преподавал историю в школе. Однако необходимость ежедневного присутствия на уроках, причём строго по расписанию, невероятно тяготила, и он перешёл в областной музей, мотивируя это желанием продолжать научную работу. Должность научного сотрудника давала намного больше свободы, но оказалась для Скифа малоинтересной – в  его обязанности входили экскурсии для школьников и редких посетителей музея, а, кроме того, учёт и сортировка экспонатов, которые доставляла раз в год местная археологическая экспедиция. Чаще всего это были обломки керамических сосудов, реже – части изделий  из металла и совсем редко – серебряные или золотые украшения, которые тут же отправлялись специальной курьерской службой в Москву. Он со сладкой тоской  вспоминал жизнь последних полутора лет в институте, теперь же пришлось снова вернуться к скромному существованию. Надежд вернуть утраченный образ жизни почти не было.

   После года работы в музее Скиф стал подумывать о поиске другого, более доходного места, но солидных знакомств в городе он ещё не приобрёл, а найти без этого  что-нибудь  более подходящее  было просто невозможно. И всё же, ему снова повезло. Во время одной из экскурсий он обратил внимание на посетителя, который внимательно слушал его, а когда все экскурсанты уже вышли, остался в зале и попросил подробнее рассказать о некоторых экспонатах.
–  Меня интересуют вот эти бронзовые элементы украшений конской упряжи, –  сказал он с улыбкой, – где они найдены? Или, может  быть, это современная реконструкция?
 – Что вы, это действительно артефакты, найденные при раскопках одного из средневековых городищ нашими археологами. Здесь у нас вообще только подлинники. А сохранились они, и правда, очень хорошо. И мастера в Алании, как видите, были весьма искусные.
 – Интересно, интересно…, – посетитель внимательно посмотрел на Скифа, как бы что-то оценивая, затем снова спросил:
 – А не могли бы мы поговорить где-нибудь  не спеша, так сказать, неофициально?
Скиф почувствовал лёгкое волнение, потом тихо ответил:
 – Отчего же, прошу ко мне.

Они вошли в маленькую комнату, большую часть которой занимал  широкий стол с разложенными на нём последними археологическими находками. Скиф предложил  гостю кресло и сел напротив.
 – Я  вас слушаю.
 – Я знаю, что зарплата у людей вашего круга крайне мала. Кроме того, вы, наверно, уже чувствуете, что государство рушится не по дням, а по часам. Магазины пустеют, деньги теряют свою ценность. Пройдёт ещё совсем немного, и грянет катастрофа.
 – Я надеюсь, вы не будете предлагать мне поучаствовать в  разрушении государства? Я ведь не диссидент и предпочитаю жить на свободе.
 – Ни в коем случае! Я тоже не  политик и не писатель, я деловой человек. Судя по этому столу, – гость обвёл рукой находящиеся на нём предметы, – вы имеете отношение к сортировке и учёту находок ваших коллег, а также хорошо разбираетесь в истинной их ценности.
 – Допустим. Только имейте в виду, что драгоценностей у нас нет, как нет и условий для их хранения. Мы их отправляем в центр. А это – керамика, осколки кувшинов, блюд и прочей посуды, которую били во все времена.
 – Драгоценности меня пока не интересуют. Вы даже не догадываетесь, сколько может стоить за границей склеенный из таких вот осколков кувшин, деталь конской сбруи, костяной гребень, кусочек древней ткани  или  элементы оружия. Сотни и тысячи долларов. Заметьте – долларов, а не рублей, «твёрдой валюты»! Как я понимаю, находок здесь великое множество, есть те, которые в чём-то повторяют ранее обнаруженные, есть те, которые по разным причинам можно и не учитывать… В общем, если таковые есть, я готов их купить у вас лично. Думаю, что цены вам понравятся.
 – Я должен подумать… вопрос это непростой…
 – Что ж, подумайте. Вот мой номер телефона, спросите Альберта.
 – Я позвоню. Всего вам доброго.
Гость ушёл. Скиф откинулся на спинку стула и задумался – что и говорить, неожиданный посетитель произвёл на него сильное впечатление. Это был явно серьёзный человек, и при том весьма состоятельный, что было видно по его дорогому костюму с тщательно подобранным галстуком, запонкам с драгоценными  камнями  и, тем более, дорогим швейцарским часам в золотом корпусе.  Скиф сразу же вспомнил недолгий период своей подпольной торговой деятельности и  врезавшиеся  в сознание слова Ольги. Он уже готов был согласиться с предложением Альберта, но его останавливало лишь одно обстоятельство. То, что ему предлагалось, было чистейшей воды воровством и попадало под действие Уголовного Кодекса. Он резко встал, несколько раз прошёлся по комнате. «Надо успокоиться», –  подумал он. Но успокоиться не получалось. Он взял из верхнего ящика стола ключ и открыл дверь в хранилище музея. Находки археологов хранились в больших неглубоких ящиках, расположенных вдоль стены. «Часть из них уже пронумерована и промаркирована, а значит описана и занесена в учётные документы, но многие оставались пока ещё без номеров, записи об этих предметах – только в полевых дневниках археологов, – размышлял он, разглядывая их содержимое, – Впрочем, почти все старые сотрудники давно уволились и разъехались,  где пылятся эти дневники никто толком не знает, значит, и копаться в них, точно, некому. А запасы здесь внушительные»…
    Он переходил от ящика к ящику, разворачивал обёрточную бумагу, рассматривал содержимое. «Вот несколько керамических обломков, если их соединить, наверняка получится какой-то сосуд. Это можно, пожалуй, забрать, а дома попытаться склеить, номера на обёртке нет.  Вот около двух десятков наконечников стрел, есть однотипные, тоже вряд ли  кто заметит эту пропажу. А это – целая россыпь остатков стеклянных бус, скорее всего византийских. Бусинки, конечно, никто не считал, в эти ящики вообще годами никто не заглядывал. Попробую подобрать однотипные, на ниточку наверняка хватит. Надо рискнуть!».

После перехода на работу в музей его поселили в общежитии филиала университета, работавшего в областном центре. Вернувшись в свою комнату, он разложил принесённое на столе. Из керамических обломков, действительно, склеился небольшой кувшинчик, предназначенный, скорее всего, для каких-то снадобий. Оказалось, что сосуд  украшен орнаментом, особенно проявившимся, после чистки и смазки растительным маслом. Наконечники стрел Скиф поместил в металлическую коробку для чая и засыпал их мелким песком. После того, как он закрыл коробку и потряс её около получаса, наконечники хорошо очистились и даже немного засветились стальным блеском. Бусинки пришлось до утра положить в раствор уксуса, только после этого они приобрели почти первозданный цвет и были нанизаны на суровую нитку.
Вечером следующего дня он набрал номер телефона Альберта. Они встретились в сквере возле общежития и  Скиф, подняв крышку «дипломата», показал содержимое. Гость надел очки, взял  в руки портфель и принялся внимательно разглядывать содержимое. Потом он закрыл его, снял очки и несколько секунд помолчал, глядя куда-то в бесконечность.
 – Да…а…а… Признаться, не ожидал. Если вы готовы передать мне всё это прямо сейчас, я могу предложить триста долларов. Устраивает?
 – В общем, да, – ответил Скиф, – я тоже, признаться, не ожидал такого щедрого предложения. Может быть, подберу что-то ещё.
 – Тогда – по рукам!
Они обменялись свёртками и разошлись.
Между тем наступили 90-е годы. Потрясения в стране, которые предрекал Альберт, не заставили себя долго ждать. В музее практически перестали  выплачивать зарплату, деньги стремительно обесценивались. Вскоре СССР распался и союзные республики стали самостоятельными странами. В местах, где жил Скиф, как впрочем и везде, воровство стало нормой жизни, наиболее оборотистая публика не преминула этим воспользоваться.  Он также  увеличил  свою активность, и, не смотря на то,  что  его коллеги давно не получали жалованья,  чувствовал себя вполне «на плаву», хотя и никоим образом не афишировал своё материальное положение. Более того, он всячески старался навести порядок в хранилище, наладить хранение экспонатов, что было отмечено  и одобрено  директором музея, а сам он приобрёл прочный авторитет знатока аланской эпохи. От первой встречи с Альбертом прошло уже около двух лет, у Скифа скопилось более чеытрёх тысяч «зелёных», он был весьма доволен состоянием своих дел. Однако  возможности  использовать хранилище музея подошли к концу.  Кроме того, страна постепенно приходила в себя после бурных событий, всеобщая неразбериха постепенно уходила из жизни всех учреждений, возникали новые государственные структуры, усиливался контроль за хранением ценностей. Директор музея организовал комиссию, в которую вошёл и Скиф, всё содержимое хранилищ было заново переписано и учтено, возможность безопасно изымать  что-либо  практически свелась на нет…
   Ещё больше насторожил Скифа звонок Альберта. Они снова встретились, теперь уже не в сквере у общежития, а в городском парке. Альберт был не один – рядом с ним на скамейке сидел невысокий молодой парнишка с чёрными, как смоль, волосами, в джинсах и кроссовках, а его глаза были неразличимы за большими тёмными очками.
 – Обстоятельства складываются так, что я вынужден уехать, – сказал Альберт и, сделав паузу, добавил: – Но,  думаю, что наше сотрудничество на этом не закончится. Вы не возражаете, коллега?
 – Я-то не возражаю… Только добывать материал теперь будет сложнее, запасники иссякли, а то, что там имеется уже не может быть использовано. Придётся менять методы. А что случилось, в чём причина отъезда?
 – Это не важно… меняю стиль деятельности. Знаете, это даже неплохо, вам, умаю тоже  надо его изменить. Сделаем паузу, осмотримся, примеримся к новым условиям. Если будет необходимость, связь держите через этого юношу.
   Юноша протянул руку и представился: – Мика.
 – Телефон у него есть, но только мобильный. Советую и вам приобрести это благо цивилизации. Дорого, но оно того стоит. Вот вам некоторая сумма на дальнейшую раскрутку и преодоление временных трудностей. Желаю успехов.
   Альберт поднялся и быстро удалился по аллее. Мика тоже встал и протянул  Скифу кусочек картона с телефонным номером.
 – Хозяин! Большой человек! – кивнул он в сторону уходящего Альберта. – А  вас мне как называть?
 – Лучше всего  называй меня Скиф.
   Мика снял очки, открыв удивлённый взгляд тёмных глаз.
 – Это что, фамилия, или кликуха?
 – Много вопросов, молодой человек. Жди звонка.
Он поднялся со скамьи и не спеша двинулся к выходу из парка. Его охватило ощущение тревоги – Альберт явно не зря столь спешно покидал город, видимо им заинтересовались  органы, с которыми Скиф категорически не хотел иметь никаких отношений.


3.


   Зотов проснулся совсем рано, когда небо только-только начало светлеть.  Хасана не было под крышей коша, он сидел возле костра и разогревал оставшийся с вечера шулюм.
 – Доброе утро, Хасан!
 – Салам алейкум! Как спал, гость дорогой? Не замёрз?
 – Замечательно спал, в тепле. Разве можно замёрзнуть под твоей шубой!
 – Подходи, шулюм уже горячий, айран тоже сесть. Надо хорошо покушать, чтобы на весь день были силы.
 – Обязательно подойду, только мне бы умыться.
 – Вода в этой фляге, – он указал рукой на большой алюминиевый бидон. – А лучше спустись в балку, там замечательный ручей.
 – Я,  и правда, лучше пройдусь, – ответил Савелий и, захватив полотенце, двинулся к краю плато, из за которого отчётливо доносился шум бегущей воды…. Из-за гребней хребтов  уже выглянул краешек солнечного диска. Горы, окружающие плато, окрасились оранжевым цветом, на траве загорелись блёски росы, предвещающей погожий день. Он шёл среди густых зарослей зонтичных цветов, перемежавшихся с островками жёлтого козлобородника и с наслаждением вдыхал  свежий горный воздух. Ручей встретил его звоном небольших перекатов и порожков, Савелий с наслаждением плеснул в лицо почти ледяной водой, потом, обнажившись до пояса, долго плескался у берега. Когда он возвратился к костру, там уже был Руслан.
– Ну, как, готов к новым познаниям? – с усмешкой спросил Тагиев.
Он заметил, что Зотов внимательно разглядывает шрам, багровеющий на его щеке.
 – Не надо так меня рассматривать, – хмуро проговорил Руслан, – не девушка. Скоро я покажу тебе кое-что поинтереснее.
   Они быстро позавтракали,  Руслан повесил на плечо небольшой рюкзак, Савелий вооружился фотоаппаратом, и оба двинулись в сторону долины Кубани. Миновав неглубокую балку, Руслан вывел его к скальной стене, в которой сплошной цепью зияли гроты довольно правильной формы.
 – Что это? – удивлённо спросил Савелий.
 – В далёком прошлом, больше тысячи лет назад, это были могилы, вполне возможно, могилы моих предков. Словом, древнейший некрополь ( ) .
– А может быть что-то природное?
– Исключено. Посмотри!
Руслан достал из рюкзака фонарик и посветил внутрь одного из углублений. На потолке  были отчётливо видны многочисленные следы какого-то инструмента, которым отбивались куски породы.
– Невероятный труд! – воскликнул Зотов.
– Да, они умели почитать память умерших. Но это ещё что! Сейчас ты увидишь вообще нечто грандиозное.
– Я бы хотел сделать несколько снимков.
– Сейчас неудобно, мы находимся на теневой стороне. Подожди пока, пройдём ещё немного, а когда будем возвращаться, здесь станет намного светлее.
Они снова двинулись вдоль каменной стены, тропа стала уже и пошла над глубоким обрывом, почти вертикально уходившим вниз ко дну ущелья на добрые две сотни метров. Руслан осторожно шёл в трёх шагах впереди, туда, где прямо из скалы вырывался яркий сноп света. Тагиев остановился на небольшой площадке и подозвал Зотова поближе.
– Теперь смотри! – он выбросил руку вперёд, но Савелий уже сам увидел то, от чего сразу захватило дух…
 Скала, вдоль которой пролегала тропа, выходила в  долину Кубани, сходясь узким гребнем,  в котором  зияла огромная арка, напоминавшая тоннель. Свет раннего низкого солнца пробивал  этот тоннель  насквозь, оставляя на траве противоположного склона    золотистый круг.
– Нет слов!! Феерия!.. И ты полагаешь, что это отверстие – тоже след человеческого труда? Под Кисловодском есть нечто подобное – Кольцо-гора.
– Даже не сомневаюсь в этом! – Руслан взял Савелия за руку   и  вошёл вместе с ним под  каменный свод арки. Свод оказался на  удивление высоким, а пространство под  ним  выглядело как просторный зал. – Смотри! Во-первых, высота арки – более пяти метров, во-вторых, она довольно длинная – около  двенадцати метров, я всё это уже вымерял. И, наконец, арка почти идеально симметричная: фигура в разрезе – остроконечная вверху, напоминающая шлемы аланских воинов. Ну, скажи, скажи мне, дорогой,   каким умным и искусным должен быть ветер, чтобы изготовить такое?
Руслан говорил торопливо, с жаром, как будто доказывая кому-то свою точку зрения.
 – Убедил, убедил,  – громко прервал его Зотов, – но, судя по тому, как темпераментно ты всё это излагал, у тебя есть оппоненты, и, вероятно, маститые.
 – Есть! Шайтан бы их всех забрал, – сердито ответил Тагиев, –  это всё кабинетные тараканы, которые никогда здесь не бывали и ничего этого не видели!  Им что не покажешь – всё выветривание, ничего другого знать не хотят, только ветер и воду. А раз так, можно ничего не искать, ничего не копать, и, главное – ни о чём не думать. А я обязательно организую раскопки и здесь, вокруг этого объекта!
Руслан замолчал и сел на камень, выступающий из скалы.
 – Будешь копать, не забудь позвать и меня. Я вот только не понимаю, зачем всё это сделано? Каково, так сказать, практическое назначение этого сооружения?
 – Обрати внимание, что сквозь это отверстие дорога не проходит – слева и справа крутые обрывы. Назначение, скорее всего, сакральное,  связанное с языческой религией той эпохи.… Подозреваю, что это – святилище бога Солнца. Арка ориентирована преимущественно на восток, заострением свода обозначена её ось.…  Надо бы провести астрономические измерения, особенно в дни равноденствия,  именно в эти дни устраивались праздники Голу – солнечного божества, но у меня до этого пока руки не дошли. Вообще, я должен тебе сказать, что эта арка здесь не единственная, их в долине и её окрестностях не менее шести. Есть и такие, что пробиты в крепчайшей горной породе, и тут уж атмосфера явно ни при чём!
 – Надо думать, это тот самый проход, о котором рассказывал в своей легенде Хасан?
 – Полагаю, что да, и что в этой легенде вполне может быть частица настоящей истории.
Они ходили вокруг арки и склепов почти до полудня, Зотов истратил целых три плёнки. Вернулись в лагерь к обеду, когда  жаркий день  был уже в самом разгаре, студенты, работавшие на раскопе, отдыхали в палатках. В одной из них дремали ребята – второкурсники, а из второй, где расположились девчонки, доносился громкий  смех. Тагиев подошёл поближе, скомандовал подъём.  Вскоре из-под брезентового полога  выполз наружу долговязый веснущатый парень и  тихо спросил:
 – А что, перерыв закончился?
 – Можно ещё минут пятнадцать поваляться, но ты, Сеня, здесь за старшего, поэтому расскажи, когда вы прибыли и  что сделали, пока нас не было.
 –  Прибыли около половины девятого, доехали на первом автобусе до аула, потом, как всегда, пешком. Не обнаружили ничего нового, только докопались до каких-то углей и золы. Углей очень много, целый слой.
– Ну вот, а говоришь, ничего нового…. Уголь – это очень важно. Пойдём посмотрим.
В середине раскопа, размеченного колышками с натянутыми на них верёвками, чётко обозначилось основание фундамента довольно большого дома, вероятно,  с несколькими   комнатами, хорошо была видна полукруглая кладка того места, где был очаг. Пространство между каменными перемычками было буквально засыпано остатками древесного угля и золы  вперемежку с песком и  глиной. Тагиров наклонился, взял в руки кусочек угля и растёр пальцами.
 –  Уголь древесный, судя по количеству, дом горел. Скорее всего, горящие перекрытия кровли обвалились и рухнули, поэтому и засыпали всё. Надо аккуратно весь этот уголь просеять, может что-то в нём есть.
 – Чумазые будем, как черти, – недовольно пробурчал Сеня.
 – Ничего, вода рядом, – с усмешкой ответил Руслан, – Принимайтесь и побыстрее….
К вечеру  студенты принесли Тагиеву несколько металлических предметов, покрытых ржавчиной.
 – Посмотрим, посмотрим! – Руслан достал большую лупу, толстую кисть и подсел к раскладному столику.  Рядом с ним пристроился и Зотов. Тагиев смахнул кистью угольную пыль и торжествующе воскликнул: – Вот, смотри, Савелий! Дом и правда сгорел. Это – дверные петли, искорёженные огнём и покрытые окалиной.  Их даже можно ещё выровнять  с помощью молотка, но мы этого, конечно, делать не будем. Хорошо было бы провести анализ металла, да в наших краях это вряд ли кто сможет сделать. А жаль! Можно было бы кое-что узнать  и о происхождении этого железа, и о технологии изготовления. На, посмотри!
   Зотов взял в руки исковерканные железные пластинки,  провёл пальцем по изъеденной ржавчиной поверхности, и ему на мгновение показалось, что он почти физически почувствовал прикосновение давних веков. От одной мысли о том, что эти изделия держал в руках человек, живший  тысячу лет назад, строивший дом, растивший детей, его охватило какое-то волнение, которого он ещё никогда не испытывал.  Тагиев, рассматривавший в этот момент вторую пару пластинок, громко позвал Сеню, и когда тот снова вошёл, попросил показать на схеме раскопа точки, где они были найдены.  Сеня развернул уже заметно испачканный лист ватмана и показал  обозначенные места находок.
 – Вот здесь, Руслан Ибрагимович, возле  кладок фундамента. Мы всё сфотографировали.
 – Ну, что я говорил? – обернулся Руслан к Зотову, – Именно здесь, Савелий, могли быть двери.  А вот и гвозди!
   Он открыл  плотный   бумажный пакет, в котором находилось несколько довольно длинных и таких же  ржавых шпилек.
 – Насколько ценны эти находки? – спросил Зотов, уже открывший блокнот для записей.
 – С точки зрения рынка они никакой ценности не представляют, но для исследования истории наших мест, с научной точки зрения – очень ценные. Так и запиши. А я тебе расскажу об истории железа – древняя Алания славилась производством железных изделий, и мастера здесь были замечательные. Да что там дверные петли – это штука простая! Им удавалось делать изумительного качества оружие – сабли, кольчуги, броню для всадников и коней, наконечники стрел, которые пробивали насквозь эту самую броню на приличном расстоянии. Здесь были сотни кузниц, и у каждого кузнеца – свои технологические секреты. У наших предков вторым по значению  богом считался Дебет, бог кузнецов и кузнечного дела….
Рассказ Тагиева затянулся до глубокой ночи, Зотов исписал весь свой блокнот, и, когда последняя страница была заполнена, Руслан  выдал ему из своих запасов  новый, в твёрдом переплёте, с надписью «Полевой дневник».
 – Держи, друг, теперь ты у нас на правах члена экспедиции. Будешь о нас писать в журнале?
 – Обязательно.
 – Это хорошо. А то в последнее время пишут всё больше о банкирах, бандитах и каких-то столичных девицах. Слушай, неужели это так интересно?
 – Я думаю, что это – болезнь временная, лечится она тоже только временем, и когда-нибудь пройдёт…. То, что делаешь ты, намного интереснее.

    Зотов вышел из палатки на воздух. Закат давно догорел, лёгкий ветер колыхал траву, тишина над горами  была такой, что можно было услышать колокольчики стада,  пасущегося далеко, на противоположной стороне долины  Кубани. Савелию показалось, что он слышит ещё какой-то ровный и очень тихий, похожий на шелест волн звук, льющийся сверху, от глубокого и бесконечного неба. Может быть, движение времени.
Может быть….


   Зотов долго не мог заснуть, размышляя о событиях прошлой ночи и прошедшего дня. Ему всё больше и больше нравился этот увлечённый  и энергичный археолог, дотошно вникающий в исторические подробности, готовый ради науки терпеливо, с помощью маленькой лопаточки и кисточки  перемещать кубометры грунта. Он был явно из местных жителей, хотя совершенно чисто, без малейших признаков акцента говорил по-русски. Савелий о нём практически ничего не знал – откуда родом, кто его родители, где учился, почему выбрал именно эту профессию, есть ли у него семья. Он решил завтра же расспросить об этом поподробнее. Наступивший день дал эту возможность совершенно неожиданно. Было ещё темно, когда  по тенту палатки начали постукивать дождевые капли. Тагиев сразу же поднялся, разбудил Сеню, включил фонарь и осмотрел вместе с ним место раскопок. Оттуда убрали все оставленные к неудовольствию Руслана инструменты, некоторые места прикрыли полиэтиленовой плёнкой и привалили её камнями. Руслан выговаривал Сене, что всё это надо делать каждый раз после окончания работы, а когда он вернулся в палатку, дождь шёл  уже вовсю. Тагиев  вслух ругал себя за то, что вечером увлёкся беседой с Зотовым и не проверил раскоп сам.
Утро было хмурым и тусклым.  После ночного ливня плато, на котором расположились палатки,  накрыло  густое облако, оно двигалось под медленным южным ветром  и это движение мало чем отличалось от дождя, разве что тем, что вода летела не вертикально вниз, а почти горизонтально над землёй. Ни о какой работе не могло быть и речи, завтрак приготовили на примусе и остались в палатках в ожидании погоды.  Зотов попросил Тагиева рассказать о себе подробнее и тот охотно согласился.
 
  – Вся моя семья – из карачаевцев. До войны отец и мать жили в ауле совсем недалеко отсюда. Когда растянет облака, я покажу тебе в бинокль наш дом – его очень хорошо видно сверху от «кольца». Отец  был коневодом,  ездил в Москву на Сельскохозяйственную Выставку, а  когда началась война, он ушёл в армию, где служил в кавалерии  у Доватора, участвовал в битве за Москву. За время службы он был награждён двумя медалями «За отвагу», но в сорок третьем отчислен с фронта и выслан в Казахстан. Ты, наверно, знаешь об этой трагедии – выслали весь наш народ, уж не знаю за какие грехи…Аллах, думаю,  рассудит. Отец уехал туда же и вместе с семьёй жил до пятьдесят шестого года. Потом вернулись, построили новый дом, а в конце года появился на свет и я. Родители работали в колхозе,  я рос, потом учился в школе, а  когда мне было четырнадцать лет, недалеко от аула начала работать группа археологов из Москвы. Руководил ими очень симпатичный человек – Алексей Михалыч  Скорынин, как я потом узнал,  известный в науке человек, профессор. Они раскапывали остатки средневековой крепости, и я вместе с другими мальчишками глазел целыми днями на их работу. Моим  сверстникам это скоро надоело, а я продолжал приходить каждый день, и однажды Алексей Михалыч меня позвал, предложил поучаствовать в работе.  Я  попробовал и мне это понравилось, тем более,  что археологи всё время рассказывали мне о найденных предметах и вообще об истории наших мест. Меня тогда удивило, что эту историю Скорынин  знал так, как её не знал даже наш учитель. Когда экспедиция уехала, я перечитал все исторические книги из школьной библиотеки. Их было немного, и я с нетерпением ожидал  следующего приезда учёных. Они приезжали три года подряд, и все эти три года Алексей  Михалыч привозил мне книжки, которые я буквально проглатывал одну за другой, а в последний приезд он оставил свой адрес и  сказал, что, если  я захочу стать историком,  то обязательно должен написать ему. Сразу же после окончания школы я так и сделал.  Профессор ответил мне незамедлительно, предложил как можно быстрее приехать в Москву, а сам оправил письмо в РОНО с просьбой выдать мне направление в университет в порядке подготовки национальных кадров. В РОНО мне устроили настоящий допрос на предмет происхождения этой просьбы, в направлении отказали. Тогда в дело вмешался отец; надев свои награды, он направился к заведующему, а вернулся от него с нужным документом. Алексей Михалыч сам готовил меня ко вступительному экзамену, и  в восемьдесят втором я уже  был студентом МГУ. Потом пять лет учёбы, аспирант ра, диссертация, преподавательская работа…. Уговаривали остаться на кафедре, но я не захотел – тянуло сюда, в родные места. Да и родители постарели, хотелось быть к ним поближе. Самое-то главное в другом – надоело читать о чужих открытиях, я чувствовал, что должен искать сам!  Словом, с девяносто второго года я здесь.
 – И не жалко Москву, стабильную работу, научную должность?
 – Всё это мало значит, если нет удовольствия от работы.
 – А как же семья? Вы же были зрелым человеком, наверно, женатым?
 –Да-а-а. …– Руслан немного помолчал, потом  совсем тихо ответил: – Была и жена, такая весёлая столичная девушка. Как-то я привёз её в гости к старикам  и ей ужасно не понравилось, сказала, что больше никогда к нам не поедет ни за какие коврижки… Ехать со мной  в аул она, конечно,  наотрез отказалась, а детей и раньше не хотела. Так и расстались, как будто у нас с ней ничего и не было. Потому я – человек холостой. Отец сердится, грозится женить насильно. Для наших обычаев это вполне нормально, но я так уже не могу. Такая вот история….
 – Родители живы?
 – Отец жив-здоров, а вот мамы уже нет… Ну, о моей личной жизни ты, если что, не пиши, это не так важно. Это я тебе рассказал по-приятельски, неофициально.
 – Ладно, не буду.

   В палатке воцарилась тишина. Зотов прикрыл глаза и опустил голову на подушку. Он тоже был бездетным и одиноким, но совсем по другой причине. Девушка, за которой он пытался ухаживать в институте, предпочла другого, после этого прошло уже много лет, но Савелий так и не встретил своей единственной и незаменимой…
 – А у тебя как жизнь-то сложилась? Не секрет?
 – Почти так же. Школа, учёба в университете, только не в Москве, а в Ростове, потом – работа в журнале. А вот с женой  не разводился – я всегда был холостяком.
 – Тоже непорядок…. Тагиев замолчал.
   Дробный шум капель по палатке  нагонял сон, и лишь к вечеру Сеня разбудил их на ужин. Дождь прекратился, было почти ясно, облака опустились и клочковатыми черепахами ползали внизу над долиной. Закат пылал оранжевым пожаром в полнеба,  а на востоке громадным шаром  поднималась от горизонта  тяжёлая и такая же оранжевая луна.
   Руслан, выйдя из палатки, окинул взглядом это великолепное зрелище и уверенно произнёс:
 – Замечательно! Будет погода, завтра работаем.


4.


    Медленно, слой за слоем,  студенты вместе с Тагиевым и Зотовым удаляли из раскопа угли пожарища, просеивая их через сито. Ничего существенного найти при этом не удалось, кроме нескольких оплавленных кусочков медного сплава, скорее всего, бронзы, и еще пары исковерканных дверных петель. Древний пожар уничтожил практически всё, что было в доме, а то, что уцелело, наверняка унесли современники этого печального  события. Тагиев попросил откопать небольшой квадрат у основания стены, и,  когда это было сделано, оказалось, что  каменная кладка  уходит гораздо глубже, чем  он предполагал.
 – Здесь явно есть какое-то подполье, возможно хранилище запасов. Если это так, нас ждёт много интересного!
   К вечеру третьего дня они докопались до ровной поверхности, на которой были плотно, одна к другой,  уложены  каменные плитки разной формы и разного размера. Руслан взял молоток и несколько раз стукнул по одной из них, звук отозвался снизу гулким эхом.
 – Вот мы и достигли пола помещения, под ним – пустота. Надо тщательно очистить всю площадку, где-то должна быть плита, открывающая вход в подвал. 
   Действительно в восточной части пола удалось найти большую, почти прямоугольную каменную плиту, размеры которой  существенно превосходили  все плитки покрытия. Возможно, эта плита прикрывала спуск вниз,  но  было не совсем понятно, как её  поднимали.   Тагиев несколько раз провёл ладонью по шершавому камню.
 – Никаких пазов или отверстий нет, камень, наверно, просто поддевали каким-то инструментом.
 – Давайте, попробуем! – предложил Сеня.
 – Ну, неси ломик!
    Все, кто находился в раскопе, обступили Руслана, который, вставив конец лома в щель, окружающую плиту, осторожно  поднимал край камня сантиметр за сантиметром. Когда камень поднялся достаточно для того, чтобы за него можно было взяться руками, студенты  дружно подняли  его и положили рядом с открывшимся входом в подземелье. Зотов, который непрерывно снимал всё происходящее, опустил фотоаппарат и  заглянул в зияющее темнотой отверстие. Тагиев склонился  вниз, стоявшие вокруг него напряжённо молчали, ожидая  распоряжений.
 – Дайте свет! – он зажёг протянутый  Сеней электрический фонарик, – здесь выложена лесенка. Сеня, принеси из палатки мой фотоаппарат и лампу-вспышку!
   Руслан поднял голову и обратился к студентам:
 – Никому сюда не входить, приготовьте пустые ящики для артефактов, мерные линейки и большой светильник. А тебя, Савелий, я попрошу поработать фотографом и двумя фотокамерами сразу, твой опыт в этом деле – побогаче, надо всё задокументировать и снять, как полагается. Я  спускаюсь….
   Савелий сошёл в подполье вслед за  ним, осторожно переступая по ступеням. Пахло сыростью, всюду виднелась густая плесень, приходилось сгибаться под низким  потолком, состоявшим из толстых брёвен.
 – Странно, эти брёвна должны были давно сгнить и провалиться, – заметил Зотов, – а до сих пор целёхонькие.
 – Известь, – ответил Руслан, – они вымачивали брёвна в извести и ею же обмазывали стены. Конечно, время есть время, процесс тления всё равно идёт, но не так быстро.
   Он включил переданный сверху большой аккумуляторный фонарь  и в подземелье стало светло. Здесь было почти пусто – лишь три каменных ящика у южной стены заполненные трухой и пять больших керамических сосудов стояли на запылённом  каменном полу. Тагиев сразу же определил назначение ящиков – это были ёмкости для зерна. В сосудах было пусто. Руслан разложил мерные линейки и попросил Савелия сделать несколько фотоснимков с разных точек, затем обошёл весь подвал, внимательно и неторопливо осматривая каждый квадратный метр и каждый уголок.
 – Похоже, что здесь больше ничего нет, – заключил он, – но  сама по себе эта находка чрезвычайно интересна.  Я сейчас попрошу, чтобы студенты очистили ёмкости от сгнившего зерна, а мы с тобой вынесем на свет божий эти сосуды. Только будь осторожен, их ценность на самом деле огромна! Мы крайне редко находим уцелевшую посуду, тем более такого размера. Давай, я выйду, а ты мне  передашь эти кувшины.
   Все сосуды один за другим были подняты наверх и расставлены на  полу дома.
 – Татьяна, – обратился  Тагиев к одной из девушек, – возьми мягкую ветошь и очень нежно оботри это снаружи. Просто чудо, что они сохранились на целое тысячелетие без единой царапинки. А вы, ребята, берите вёдра и спускайся вниз, очистите ящики, только не выбрасывайте  всё содержимое. Отсыпьте часть в небольшую коробку, посмотрим под штативной лупой, потом под микроскопом, попытаемся понять, что там было.
   Сеня увёл свою группу в подвал.

   Солнце выглянуло из-за облака и бросило яркий свет на  кувшины. Их матовые бока, украшенные орнаментами, засияли яркими красками, вероятно вполне сохранившими свою свежесть. Савелий и Руслан замерли от восторга, не в силах оторвать взгляды.
 – Я же говорил, что это – чудо, настоящее чудо! – воскликнул Руслан, – почти что сенсация!
 – Я могу быстро передать новость в редакцию газеты, у меня с этой газетой давние связи. Очень хорошая газета, без «желтизны».
   Тагиев нахмурился.
– Очень прошу тебя, дорогой, не надо этого делать! Сразу же сюда набежит куча народа, какая после этого работа? Да ещё, не дай Аллах, появятся личности, нечистые на руку.  Давай, сначала всё закончим, упакуем находки, вывезем их, а уж потом в музее можно  собрать и твою прессу. Хорошо?
 –Хорошо,  хорошо, наверно, ты прав…

   Неожиданно из подвала  раздался громкий  крик Сени, почти вопль. Разобрать его слова было невозможно, голос срывался и явно звал, как будто на помощь.
 – Быстро, туда, – выдохнул Зотов, – что-то случилось!
Они стремглав бросились ко входу в подполье и почти сбежали по ступенькам. Студенты склонились над одним из ящиков и  возбуждённо шумели, не поднимая голов. Тагиев подошёл ближе и, протиснувшись между ними, недовольно спросил:
 – Что у вас там, змею что-ли нашли?
 – Смотрите, Руслан Ибрагимович!! – Сеня указал рукой на дно и замолчал.
   Взглянув в ящик, замолчал и Тагиев. Из груды сгнившей трухи и остатков зерна выглядывала небольшая квадратная орнаментованная крышка, покрытая патиной  ( ).
 – Быстро сфотографировать!
Фотоаппарат всё ещё оставался на плече Зотова. После нескольких щелчков затвора и вспышек импульсной лампы Руслан вынул из ящика бронзовую шкатулку. Боковые стенки шкатулки украшали барельефы  растений, на  крышке широко распростёр крылья бронзовый орёл. Все смотрели на это произведение искусства мастеров далёкого прошлого в полной тишине.
   Тагиев  осторожно,  почти торжественно вынес шкатулку на  вытянутых руках  и поставил на  один из плоских камней остатка стены. Он заметно волновался, его руки немного подрагивали. Отойдя в сторону, он,  не отрываясь, смотрел на драгоценную находку.
 – Красота какая! Савелий, надо запечатлеть это под солнышком, во всей красе!
 – Сделаю. А может там что-нибудь есть, открой на всякий случай.
   Крышка открылась почти без каких-либо усилий. Внутри находилось что-то завёрнутое  в кусочек тонкой кожи. Тагиев попытался его развернуть, но кожа треснула и раскололась на две половинки.

   В ладони Руслана оказалась изящная золотая статуэтка всадника на коне.

   От волнения лицо Руслана покрылось испариной. Он поставил статуэтку рядом со шкатулкой и  достал из кармана сигареты.
 – Хотел бросить… бросишь тут…. Ребята, вы вообще-то понимаете, что мы нашли?! Это находка мирового значения, такие бывают, может быть, один раз за всю жизнь! Что же вы молчите, как истуканы, кричите «ура», пляшите!! Савелий, ты даже не представляешь, какое это счастье!
   Студенты уже пришли в себя,  и их радостные звонкие крики зазвенели над горами. Тагиев снова взял в руки шкатулку и статуэтку, Зотов установил фотоаппарат на штатив, и вся экспедиция с удовольствием  сфотографировалась на память об этом замечательном событии.

   Вечером Руслан достал и статуэтку и внимательно осмотрел её через большую лупу.
 – Как ты думаешь, кто этот всадник? – спросил его Зотов.
 – Я думаю, что это – изображение божества Голлу.
 – А кто это?
 – Вообще-то главным богом средневековья на Кавказе считался  Тейри, создатель Вселенной и всего сущего. Тейри – это слово, которое так и переводится – Бог.
   Воплощением Тейри было и Солнце, его называли Тейри-Кайнар, то есть кипящий. А вот посланником Кайнара был Голлу, который являлся людям в виде всадника в золотой бараньей шубе в дни равноденствия. В марте он приходил, а в сентябре уходил на зиму в горы. Смотри, на его одежде отчётливо видны  завитки. Это и есть изображение шубы.
   
   Тагиев протянул Зотову лупу. Савелий, рассматривая фигурку,  заметил, что художник изготовил её настолько тщательно, что хорошо различались не только завитки, о которых говорил  археолог.  Конь выглядел грациозно и явно шагал, поскольку его передняя левая нога была немного приподнята и согнута в колене, а лицо всадника, окаймлённое бородой, принадлежало, скорее всего, к какому-то восточному типу. Он сказал об этом Тагиеву и тот тихо засмеялся:
  – Всё правильно, кавказский тип. На меня посмотри!
  – Мне трудно судить, ты ведь без бороды.
  – Присмотрись, точно тебе говорю – очень может быть, что наш предок.

   Руслан аккуратно обернул статуэтку мягкой фланелью и вместе с дольками высохшей  кожи  опустил  в шкатулку. Всё это было уложено в небольшую деревянную коробку, которую Тагиев поставил у изголовья своей раскладушки.
 – Завтра повезём?
 – Нет, завтра надо ещё раз обследовать внимательно весь раскоп…. Послезавтра спустим шкатулку к моему  УАЗику и поедем.
 – А кувшины?
  – Следующим рейсом. Давай укладываться, я здорово устал, слишком много событий для одного дня…


5.


   Всё, что происходило на раскопках, Скиф отслеживал, почти не отрываясь от окуляров. Когда был открыт вход в подземелье, он сразу же понял, что здесь, возможно, будет найдено что-то очень и очень ценное. И не ошибся. Он жадно смотрел на поднятые сосуды, совершенно не тронутые временем, и в то же время с досадой  понимал, что скрыть  или похитить их  ему не удастся, хотя бы из-за слишком больших размеров. Когда же  в руках Тагиева оказались шкатулка и какая-то вещица, сверкнувшая на солнце  золотым бликом, когда услышал восторженные крики студентов, он почувствовал, что упускать находку никак нельзя. Весь вопрос был в том, когда Тагиев повезёт её в музей. Если прямо сейчас, то он ничего уже не сможет сделать. Если завтра, то надо срочно звонить Мике  и попытаться отбить её  – он знал, что идти до машины археологу далеко, а кроме пешеходной тропы другого пути к раскопу нет. Хорошо, если студенты останутся, а Тагиев пойдёт сам…, вряд ли, возле него последние дни всё время крутится какой-то тип.
   День склонился к закату, наступила ночь, но археолог никуда не уехал. Сначала он пировал у костра вместе со своими подопечными, потом ушёл в палатку.
   Скиф вынул мобильник и набрал номер. Ему ответил знакомый голос, кажется, не совсем трезвый.
 – Мика, кончай гулять, у меня здесь событие…. Важное – это не то слово. Слушай внимательно. Есть вещь, которую надо не просто забрать, а срочно оторвать. Ты меня понял? Так вот, завтра до рассвета ты должен быть у меня…. Да, да…  причём тут ночь, причём тут горы!! Ты даже не можешь себе представить, на сколько это тянет? И вот что, ты с Лунём ещё ладишь? Возьми и его. Рыбку придётся глушить, иначе не выловим. Хорошо, что понял, я жду!... Что? Нет, хозяину пока не звони, неровен час, что-то не получится. Подождём результат. Бывай.
   Он опустил мобильник в нагрудный карман куртки.

   «Тагиев, Тагиев…. Везучий этот Тагиев». Они были знакомы уже давно, с начала девяностых. Молодой археолог в тёплые месяцы очень редко сидел за своим  рабочим столом, пропадал на раскопках, и, лишь когда на горы ложился первый снег, возвращался  в город. Зимой он, главным образом, обрабатывал свои полевые записи, готовил статьи для публикации в научных журналах, иногда читал лекции студентам-историкам. Тагиев часто подшучивал  над Скифом, называя его кабинетным сурком, звал его с собой на раскопки, и однажды таки уговорил.  Полевая жизнь без городского комфорта  Скифу не понравилась. Однако он отработал один сезон от начала до конца и понял, что, находясь здесь, можно извлечь немало выгоды. Иногда ему удавалось незаметно припрятать в карман кое-что из найденного, а потом  передать Альберту. Но такое случалось нечасто. Главное было в другом – он знал все места раскопок. Чаще всего  закончить работу  в течение одного сезона Тагиев не успевал, раскоп консервировался до следующей весны, и когда  экспедиция покидала место работы, Скиф возвращался туда по выходным дням. Эти выходы, как правило, не оставались без результатов. Руслан, рассказывая ему о  работе, часто жаловался на то, что в его отсутствие кто-то изрядно покопался, но Скиф лишь вздыхал и сочувственно успокаивал коллегу. Иногда вместе  с Микой и его дружком по кличке Лунь они выезжали в те места, где раскопки только намечались, и тогда их добыча была вполне весомой. Однако, таких находок, как сегодняшняя,  не было никогда…  На рассвете его разбудили  шаркающие шаги, звук которых приближался всё ближе и ближе.
   Сверкнул луч фонарика, Мика и Лунь протиснулись в грот.
  –  Привет, Скиф, ну, говори, что за тревога.
   Скиф покосился на Луня:
  –  Посмотри снаружи.
Лунь понимающе хмыкнул:
 – Тоже мне…. Не верите, так чего звали? Я могу и уйти….
 – Ты, Лунь, не ерепенься, я тебя не обижу, если всё получится, как хочу, отвалю десять  кусков.
 – Ну… –  удивился Лунь, – тогда ладно. Он выполз из грота  и Скиф с Микой остались вдвоём.
 – Так вот, Мика, я не ошибся. Вчера около полудня там действительно нашли что-то уникальное, студенты так ненормальные орали от радости. Я, правда, не смог разглядеть в бинокль что именно. Явно какая-то золотая вещица, причём в шкатулке. Если они завтра утром её увезут, изъять эту штуку будет почти невозможно, а она, думаю,  стоит сотни тысяч баксов. Мой план такой: сейчас, пока темно, выйдем к развилке троп, к  скальным выступам. Там спрячемся и подождём. Археолог будет идти один, или, может быть, с кем-то вдвоём. Надо их оглушить и  забрать то, что он будет нести с собой. Только аккуратно, никакой «мокрухи», понял?
 – Ну, ты даёшь… А вдруг пойдут  не вдвоём, а втроём, или целой компанией?
 – Смотри по обстановке. Если  их будет много, ввязываться не будем. Тогда я буду думать, как вытащить эту штуку из музея, но в этом случае придётся смываться  отсюда насовсем, а это –  конец всему делу и навсегда.
 – Да…а…. Задачка. Вот что, Скиф, давай сделаем иначе. Я сейчас возьму рюкзачок и пройдусь через лагерь, прикинусь заблудившимся  туристом. Поразнюхаю, поспрашиваю, может, что и  прояснится.
 –  Не опоздать бы… Ну, если что, позвони, мы сразу же рванём к тебе. А я пока объясню Луню, что надо делать.

   …Через полчаса Мика уже подходил к лагерю археологов. Изрядно уставшие студенты ещё спали  и лишь один из них готовил на костре нехитрый завтрак. Мика подошёл и поздоровался.  Молодой  парень  в шортах и куртке поверх майки, который помешивал содержимое котла, поднял голову.
 – Я тут заблудился, мне бы надо выйти на дорогу. Не покажешь ли надёжную тропу?
 – Вон туда, – студент вытянул руку в сторону пологого спуска с плато, – тропа хорошо натоптана, не собьётесь.
 – А что, машины сюда не поднимаются? Может, кто поедет вниз?
 – Нет-нет, дорога для машин начинается от подножья плато, а здесь – только тропа. Но на самом деле идти не очень далеко, а вниз и совсем нетяжело. Вообще-то, наш начальник доезжает до тропы на своей машине и оставляет её внизу. Но он поедет в город завтра утром.
 – Утром?  Нет, для меня это слишком поздно, попробую добраться до трассы пешком.
 – Счастливо!
Мика не спеша двинулся  в сторону долины, и, когда лагерь скрылся из вида, ускорил шаг. Свернув на развилке троп налево, он спешно поднялся по склону, поросшему мелкой травой и,  цепляясь руками за выступающие из травы острые камни, добрался до грота.
 – Ну, что? – нервно спросил Скиф.
 – Сегодня – ничего, можно спать. Их начальник поедет в город завтра, рано   утром, – ответил Мика и широко зевнул, – Я устал, как гончая собака, Лунь вон тоже куняет.
 – Вы хоть инструменты взяли?
 – А то как же? – Мика показал увесистый свинцовый кистень, – У Луня такой же. И перчатки есть.
 – Ладно, тогда – отбой.

   Новый день раскрашивал небо в тёплый желтоватый свет последней недели августа. Отпуск Зотова подходил к концу, надо было возвращаться в Ростов, но Савелий чувствовал, что  не может уехать именно сейчас. Он позвонил редактору и попросил продлить отпуск хотя бы на неделю. Редактор упорно возражал, но, когда Зотов сообщил ему, что привезёт совершенно уникальный, почти сенсационный  материал о результатах раскопок, сразу же согласился и даже предложил оформить командировку. Савелий  со спокойной душой углубился в свои записи для того, чтобы попытаться набросать план статьи. Тагиев весь день провозился в раскопе, делая дополнительные измерения и зарисовки, студенты  снимали грунт вокруг фундамента сгоревшего дома, но никаких новых артефактов обнаружено не было.
 – Знаешь, у меня такое ощущение, что дом был совершенно новым, внутри ещё пустым. Что-то успели занести в подвал, и всё…– говорил он Савелию во время обеда. – В месте, где был очаг, должна быть цепь для котла, но её мы не нашли.  В те века существовал один жестокий обычай – если кто-то хотел нанести кровную обиду врагу, он входил в его дом, срывал эту цепь и выбрасывал её за дверь.  Похоже, что дом разорили и подожгли, причём сразу после того, как он был построен. А хозяин был человеком знатным, судя по находкам, может быть, даже родственником князя.
 –  Тогда эту самую цепь надо искать у входа в дом.
 – Бесполезно. Грабитель мог зашвырнуть её довольно далеко. Не раскапывать же нам всё это нагорье! Кроме прочего, её мог кто-то найти и забрать, железо тогда очень ценилось.
 – Я, пожалуй, запишу это в блокнот, использую твою гипотезу.
 – Пожалуйста, не возражаю, публика любит сюжеты о грабежах и поджогах. Кстати, сегодня надо пораньше лечь спать, выйдем на рассвете, по холодку.

    Они встали ещё затемно, собрали рюкзаки. Тагиев уложил коробку со шкатулкой, Зотов тщательно проверил и пересчитал отснятые плёнки, блокноты с записями, а когда только забрезжил свет, двинулись по тропе к оставленной  Русланом машине. Поравнявшись со скальными выступами, окружавшими тропу  вблизи того места, где она раздваивалась, Зотов наклонился, чтобы завязать растрепавшийся шнурок. В этот момент мелькнула какая-то тень  и он почувствовал сильный удар  в затылок. Последнее, что он успел разглядеть – это длинная царапина на носке коричневого ботинка, оказавшегося перед его глазами.

   Скиф, Мика и Лунь быстро спускались по тропе, спотыкаясь, перескакивая через камни  и небольшие канавы, вымытые дождём. Когда они заметили одиноко стоявшую на обочине трассы «шестёрку», было совсем светло. Через пару минут Скиф и Мика уже сидели в машине, Лунь курил, опираясь на багажник.
 – Ну что, звоним хозяину?
Скиф немного помолчал, потом медленно заговорил, стараясь выделять каждое слово:
 – Вот что, Мика, я полагаю, что этого делать не надо. Вообще не надо. Ну, допустим, мы передадим статуэтку и он её продаст. Что мы в результате получим?  В лучшем случае по куску баксов. А ты знаешь, сколько она стоит?  Десятки, а может и  сотни тысяч!! Не обидно? У меня,  между прочим, тоже есть в Москве кое-какие связи, я могу попытаться сбыть её  без Альберта, и тогда  у нас будет совсем другой расклад.
 – А если не выйдет?
 – Если не выйдет – тогда и позвоним, это никогда не поздно.
Мика задумался, потом ответил:
 – Ну попробуй….
Он завёл двигатель, Лунь вскочил в машину, и она на большой скорости помчалась по пустой дороге.


6.


   Когда Савелий очнулся, первое, что он успел рассмотреть – это стена комнаты, по которой двигались тени листьев. Было светло, но, скорее всего, уже вечерело. Сильно болела голова, он пытался вспомнить, что произошло в тот момент, когда  потерял сознание, но у него это не получалось. Зотов хотел встать, головная боль резко усилилась, он застонал, снова повалился на подушку и закрыл глаза. В комнату кто-то вошёл  и Савелий почувствовал лёгкое прикосновение руки к щеке, мягкий немного низкий женский голос что-то проговорил на непонятном языке. Снова послышались шаги, заговорили двое  и Савелий поднял тяжёлые веки.
   Рядом с кроватью стоял  Руслан с повязкой на голове, а рядом с ним – молодая женщина.
 – Очнулся, – произнесла она уже по-русски.
 – Вижу, – хмуро ответил Тагиев.
   Его лицо потемнело, было неподвижным, с каким-то незнакомым, почти скорбным выражением.
 – Что произошло? Где мы?
 – Мы у меня дома, в ауле. А произошла страшная неприятность – утром на нас напали и ограбили…

   Примерно через час после случившегося их нашёл пастух Хасан, перегонявший отару на новое место. Его, как всегда, сопровождал Сырдон, который неожиданно громко зарычал, залаял,  и со всех ног пустился к тропе. Хасан подумал, что он учуял зайца и попытался отозвать его назад, но Сырдон не реагировал, и, когда пастух подошёл поближе, он увидел лежащих на тропе Руслана и Савелия. Немедленно развернув коня  он помчался в лагерь, и вскоре все участники экспедиции были на месте происшествия.  Пострадавших немедленно снесли вниз, Сеня сел за руль Тагиевского УАЗика и отвез их в фельдшерский пункт, там  Тагиев  пришёл в себя и, обнаружив, что его рюкзак пуст, сразу же позвонил в милицию. Фельдшер настаивал на госпитализации, но Руслан наотрез отказался и потребовал, чтобы его вместе с Зотовым отвезли домой в аул, где по его мнению за ним и его товарищем будет обеспечен куда более надёжный уход.
   После полудня к Тагиеву приехал следователь из райотдела  милиции. Громадного роста и внушительной комплекции лейтенант едва протиснулся в дверь и присел к столу.
 – А… Зозуля! Здавствуй, казак. Хотел сказать – день добрый  Никола, да вот, недобрый он, сам видишь.
 –  Ты, Руслан расскажи всё по порядку…
   Рассказ Тагиева о находке на раскопках, о злосчастном утреннем происшествии продолжался довольно долго. Зозуля делал записи в своей тетради, лишь иногда прерывая его вопросами. Когда Руслан замолчал, следователь отложил тетрадь и поднял на него  немигающий взгляд.
 – Что и говорить, данных для начала расследования почти нет. Вот только не могу понять, откуда грабители могли знать время вашего выхода?  Может, ты кого-нибудь подозреваешь? Из твоих студентов никто навести не мог?
 – Некого мне подозревать! – сердито отрезал археолог, – не буду возводить напраслину.
 – А сколько может стоить этот твой Голлу?
 – Всё зависит от покупателя. На аукционе ценностей за границей – до миллиона долларов. Здесь, в России,  особенно среди людей не сведущих, этот предмет – просто кусок золота, стоимость – по весу.
 –  Всё очень серьёзно, дорогой. Твой друг очнулся?
 – Пока нет.
 – Я зайду завтра утром. Телефон есть?
Он записал номер телефона Тагиева и, попрощавшись, вышел.

…Савелий слушал Руслана с полузакрытыми глазами.
 – Я мало, что могу добавить к тому, что рассказывал следователю ты, – он поморщился от набежавшей боли и добавил, – я вообще не видел практически ничего, удар, носок какого-то ботинка – и всё. Твои переживания мне хорошо понятны, но я почему-то чувствую, что  этих негодяев найдут. Всё-таки твой Голлу – не колечко из ювелирного магазина.
 – Да, конечно, если эти негодяи не успеют распилить его на куски… – горько выдавил из себя Руслан. – есть хочешь?
 – Нет, разве что горячего чаю.
 –  Мадина! – голос Руслана громко прокатился по дому  и в дверях комнаты снова появилась женщина, которую Зотов увидел, когда очнулся. В сумерках вечера, сгустившихся в комнате, он не мог разглядеть её, лишь обратил внимание на немного вытянутое, правильной формы лицо. Мадина включила свет, Савелий увидел её большие чёрные глаза, густые волосы до плеч, слегка прикрытые повязанной сверху шёлковой косынкой и маленькие губы, которые при взгляде на него едва заметно улыбнулись.
 – Мадина, принеси Савелию своего горячего чаю с мёдом, ему понравится. И что-нибудь из фруктов. А я пойду, прилягу, у меня тоже голова гудит, как пустой котёл.
    Тагиев вышел вместе с Мадиной, но вскоре она вернулась с подносом, на котором дымилась большая чашка с чаем.  Там же стояла тарелка с яблоками  и  абрикосами.
 – Пейте, поправляйтесь, – с улыбкой сказала она, – чай у меня с душицей, лечебный.
 – Спасибо вам, с душицей – это замечательно…
После чая Савелий забылся тяжёлым сном. Ему снова и снова снилось, что кто-то опрокидывает его наземь ударом сзади, снился коричневый носок ботинка с царапиной. Он несколько  раз просыпался от этого кошмарного сновидения, снова засыпал  и  снова вскакивал. Так продолжалось почти до самого утра, когда он, наконец,  заснул  и сны прекратились. Разбудил его голос Руслана:
 – Вставай, дорогой, к нам гости!
Зотов с трудом встал с дивана, оделся и вышел в соседнюю комнату. Здесь, кроме Руслана, находился уже знакомый ему милиционер  Зозуля и ещё два человека в гражданских костюмах.
 – Здравствуйте, Савелий Иванович, как ваше самочувствие? Можете ответить на наши вопросы? – спросил Зозуля.
 – Терпимо… Ответить смогу, только я мало что видел. Удар сзади, потом перед глазами какой-то ботинок, и всё.
 – А голосов не слышали?
 – Нет, бандиты напали молча.
 – Республиканский отдел счёл происшествие настолько серьёзным, что взял следствие в свои руки. Познакомьтесь, начальник отдела полковник Пирогов и следователь капитан  Кохов.
 – Пирогов Дмитрий Васильевич, – старший по возрасту, совершенно лысый  офицер встал со стула и протянул руку, – а моего коллегу зовут Аслан Назирович. Скажите, Савелий Иваныч, а во время вашего пребывания на раскопках вы не заметили поблизости каких-нибудь случайных прохожих, ну…там, туристов?
 – Нет, были только мы и пастухи.
   Пирогов  повернулся к Алану и попросил его передать  папку. Открыв её, он достал фотографию и показал Савелию.
 – Вот этот человек вам знаком?
Зотв взглянул на снимок  и отрицательно покачал головой.
 –Я ведь в здешних местах чуть больше недели.
 – Ну, мало ли… Вы же журналист, мог столкнуть случай … А вы, Руслан Ибрагимович?
     Тагиев взял снимок в руки, внимательно  посмотрел  на него и отдал Пирогову
 – Нет, к сожалению. А кто это?
 – Это – личность более чем интересная, некто Альберт Суранс. В конце восьмидесятых – начале девяностых на зарубежных аукционах «засветились» кое-какие исторические ценности, явно из Северокавказского региона. Их происхождение выяснить удалось не сразу, мы запрашивали Интерпол, и, в конце концов, коллегам из Германии как-то удалось выяснить, что их передал аукционистам именно гражданин СССР Суранс. Мы сразу же взяли его в разработку и уже через год он попался на попытке вывезти пару икон шестнадцатого века. При расследовании  было установлено, что этот делец создал целую сеть похитителей, перекупщиков и даже осведомителей из числа персонала музеев. Ему светило от трёх до восьми лет колонии, но именно в это время в стране начался развал. Появились организованные банды, расхитители миллионных средств, ежедневно происходили грабежи и убийства – в общем, дело Суранса отошло на задний план  и его отложили. В конце концов, оказалось, что в суде оно куда-то исчезло, а сам фигурант исчез из нашего поля зрения. Возбуждать дело заново не стали, сочли его мелким, так что этот Альберт и вся его шайка остались на свободе. У меня есть подозрение, что именно он  как-то замешан  в случившемся.
 – Может быть, но я, точно, его не видел.
 – Понимаешь, Руслан, эти грабители подозрительно много знали! – добавил Аслан, – знали место раскопок, знали, что ты нашёл ценную вещь, знали, когда ты должен был унести её. Такое впечатление, что преступники или следили за тобой, или они из твоего круга знакомых. Кто ещё знал о раскопках?
 – О них знает весь наш аул!
 – А кроме жителей аула?
 – Может быть… несколько человек в музее.
 – Значит, будем проверять всех музейщиков.
 – Вот ещё какая просьба. Вы, Савелий Иванович много снимали, нельзя ли попросить у вас последнюю плёнку? – обратился к Зотову Аслан Кохов, – Мы её проявим и отпечатаем на вполне профессиональном уровне, я вам обещаю, потом обязательно вернём.
 – Отчего же…– Зотов смотал плёнку в кассету и вынул её из своего «Зенита», – вот, пожалуйста.
 – А теперь мы вас покинем и отправимся, так сказать, на место преступления.
 – Если потерпите до завтра, я съезжу с вами, мне уже намного лучше, – Тагиев поднялся со стула и двинулся вслед за Пироговым, но тот, подняв ладонь, остановил его:
 – Нет-нет, не волнуйтесь,  мы просто посмотрим, погуляем вокруг раскопок. Сотрудники ваши там остались?
 – Студенты? Да, конечно… там старший – Сеня Колычев. Если что, он поможет. А я ему записочку напишу, передайте, пожалуйста.
Руслан вырвал листок из своего блокнота и, набросав несколько строк, отдал записку Кохову.
 – Вот и хорошо, поговорим и со студентами. Если что-то вспомните – вот номер телефона, звоните. Всего доброго, выздоравливайте!

   Следователи удалились, Руслан, глядя на Савелия, тихо спросил его:
 – Ну, и что ты обо всём этом думаешь? Найдут?
 – Будем надеяться.

   Через час после отъезда следователей прибыл доктор. Это был благообразный старик с короткой бородкой, совершенно седой,  с кудрявой  серебристой шевелюрой и с истёртым многими годами врачебной практики небольшим чемоданчиком. Вместе с ним вошёл ещё один пожилой мужчина, высокий и крепкий, смуглый от многолетнего загара. Взглянув на сидевших в комнате  Руслана и Савелия, он, указав рукой в  их сторону обратился к врачу:
 – Вот, смотри, Рувим, стоит только уехать по делам на пару дней, и сразу же случается неприятность! Этот мальчишка уже куда-то влез и потащил за собой гостя.
 – Не сердись, отец, мы не виноваты!
 – Раз тебя побили, значит уже виноват, значит, что-то не продумал. А если ещё и другого человека  подверг опасности, то вдвойне виноват! Ты молчи и слушай, когда старший тебе говорит.
 – Ну, что ты разошёлся, Ибрагим? Дай я больных осмотрю.
 – Познакомься, Савелий, это Рувим Соломонович, наш врач, старый друг семьи.
 – Да уж, старый. За сорок лет отчего я только не лечил этого юношу! От кори лечил, от коклюша лечил, от ангины, когда он постоянно строил в канавах плотины: смазывал ссадины на коленках, теперь вот голову лечить буду. Надо всё-таки иметь осторожность и не лезть попусту  в драку.
 – На нас напали, как говорится, из-за угла, да ещё ограбили, – виновато проронил Савелий.
 – Наслышан, наслышан,  мне Зозуля всё про вас рассказал. Так если бы вы пошли хотя бы втроём, что ты думаешь, было бы это печальное событие? Можешь даже не отвечать.
   Рувим Соломонович осмотрел Руслана и Савелия по очереди, выписал какие-то таблетки. Ибрагим усадил врача за стол, Мадина вынесла блюдо с хычинами  ( ) .
 – С чем сегодня, дочка?
 – С картошкой и сыром.
 – Очень хорошо, я такие больше других люблю.  А вы, герои, тоже садитесь. Савелий – гость дорогой, ты, сын, должен был его беречь.
 – Простите, уважаемый Ибрагим, но Руслан не виноват, я сам за ним увязался, да и кто мог подумать, что где-то среди гор, перед рассветом, кто-то может нас выслеживать! – вступился Руслан за археолога.
 – Защищаешь? Тоже правильно, друга надо защищать. А какой у тебя в этом интерес?
Потекла ровная неспешная беседа, Зотов отвечал на вопросы, о многом спрашивал сам, и, к его удивлению, к концу застолья  блюдо с высокой горкой хычинов, которые, как ему казалось, невозможно съесть и за день, быстро опустело.


7.


Зозуля, окинув взглядом Пирогова и Кохова, покачав головой,  сказал, что  их одежда и, самое главное, обувь, вряд ли годится для путешествия в горы.
– Сами подумайте, там есть крутые места, всё время подъём по каменистой тропе. А если  вдруг дождик?  Нет, вам стоит переодеться, иначе идти нельзя.
 – А что,  в райотделе ничего не найдётся?
 – Может, и найдётся, надо заехать.
В районной милиции для них нашли два подходящих комплекта формы и обуви – брюки с накладными карманами, куртки и ботинки.
 – Вы уж извините, погон, к сожалению нет.
 – Ладно, обойдёмся, – усмехнулся Пирогов, – захватите  бинокль, может   пригодится.

   Зозуля подвёз их на своей «Ниве» к началу тропы. Солнце разогрело августовское безветрие, стояла жара, идти было тяжело, особенно Пирогову, давно отвыкшему от подобных путешествий. Аслан Кохов шёл впереди, Пирогов и Зозуля всё время отставали  и то и дело останавливались, чтобы перевести дыхание и стереть пот с раскрасневшихся лиц.
 – Аслан, остановись, надо передохнуть хотя бы минут десять. – Дмитрий Васильевич  снял форменную шапочку и  присел на большой округлый камень. – Тебе что, ты – потомственный черкес, скачешь, как горный тур….
 – Вы, товарищ полковник, в этих местах тоже уже не один десяток лет! И по горам,  было время,  бегали не хуже меня. Помните, как банду Чубаря  под Кисловодском брали? Я эту вашу операцию в институте изучал.
 – Так это когда было…я тогда молодой был, безрассудный.
 – На Кавказе ваши нынешние года – почти юношество. Вот, в моём родном ауле один  джигит женился, когда ему было за шестьдесят.  А после этого ещё двоих сыновей произвёл.
 – Дразнишься, да? Нехорошо так над начальством шутить.
    Стоявший рядом Зозуля тяжело дышал, не вступая в разговор. Пот градом катился по его лицу, рубашка намокла и потемнела на спине. Немного отдохнув, он поднял глаза и, как бы себе самому пробормотал:
 – Не по возрасту это дело, но идти надо…
  Прошло не менее полутора часов от начала подъёма, прежде, чем они выбрались наверх и подошли к палаткам. Работа на раскопе не велась, студенты лежали под тентами, пережидая дневной зной.
 – Есть кто живой? – выкрикнул Кохов, – Семён Колышев здесь?
 – Здесь я…– Сеня выполз из палатки и,  встав на ноги, спросил: – А вы кто?
 – Мы ведём следствие по делу об ограблении вашего руководителя. А вам от него записка, – Аслан вынул сложенный вдвое листок и передал Сене.
   Из палаток вылезли остальные участники экспедиции и сразу же посыпались вопросы:
 – Как Руслан и Савелий? В больнице?
 – Грабителей нашли?
 – Следы какие-нибудь есть?
   Пирогов поднял руку и попросил тишины.
 – Тагиев и Зотов сейчас в ауле в доме Руслана, с ними, я думаю, будет всё в порядке. А вот, чтобы побыстрее задержать преступников, нам надо задать вам несколько вопросов и изучить местность.
Следователи решили начать с осмотра. Сеня показал камень, на который Тагиев ставил шкатулку и золотую статуэтку. Пирогов поднял бинокль и стал внимательно рассматривать противоположный склон балки – единственно возможное место, откуда можно было бы наблюдать за площадкой, где  велись раскопки.
 – Что высматриваете, Дмитрий Васильевич, – спросил его  Кохов.
 – Пытаюсь увидеть какие-нибудь скАлки, или группу больших камней, словом, что-нибудь такое, за что можно спрятаться. Только ничего нет. Разве что кусты.
 – Где, какие?
 – Вон там, влево,  на одиннадцать часов.
Он передал бинокль Кохову, тот долго всматривался в окуляры, вращая их в разные стороны, потом вернул бинокль Пирогову.
 – Надо пойти, полазить по тому склону. Только не хочется идти напрямик – опять спускаться, потом опять подниматься. Сеня, а ты не знаешь тропки вокруг, пусть даже подлиннее?
 – Ну, почему же, знаю, могу проводить.
 – Тогда пошли!
   Путь оказался не таким долгим, как ожидал Пирогов. Они подошли к заросли кустарника и посмотрели в сторону лагеря – отсюда он выглядел довольно близким. Когда же Кохов сделал это с помощью бинокля, оказалось, что всё видно, как на ладони.
 – Смотрите, Дмитрий Василич, идеальное место для наблюдений, стоит поискать следы.
   В этот момент из-за кустов донёсся крик Сени:
 – Идите сюда, смотрите, что я нашёл!
   Зозуля, Кохов и Пирогов поспешили на зов. Семён стоял за кустами, напротив  отверстия в скале.
 – Что это, вход в пещеру? – удивился Зозуля.
 – Не знаю, – Сеня пожал плечами и добавил, – может грот, а может склеп. Их тут вокруг много. Жаль, фонарика нет, можно было бы посмотреть.
 – А в вашем лагере есть?
 – Конечно, есть, как же без него ночью?
 – Ну, так чего же ты стоишь? Беги и как можно быстрее.
Сеня сорвался с места и кинулся к палаткам напрямик через балку. Пирогов заглянул в черноту отверстия.
 – Большая дырочка, вполне можно войти.
 – Скорее, вползти, – поправил его Аслан.
 – Мы-то с тобой можем вползти, а вот Николаю, – он кивнул на Зозулю, – с его ростом и   комплекцией придётся остаться здесь, «на шухере», это точно.
   Они засмеялись и присели на траву в ожидании Семёна. Ждать пришлось совсем недолго. Запыхавшийся Сеня принёс сразу два карманных фонарика, один для Пирогова, другой для Кохова.
 – Вот, батарейки еще не старые.
Первым в отверстие протиснулся Кохов. Он включил свет, некоторое время молча осматривая внутреннюю полость.
 – Что там? – нетерпеливо спросил полковник.
 –Здесь грот, – донеслось изнутри, – а вот содержимое, клянусь моим здоровьем, очень интересное и стоит внимания! Добро пожаловать, Дмитрий Василич!
    Пирогов был несколько уже в плечах, чем его сослуживец, поэтому проникнуть в грот ему было существенно проще.
 – Ну, и что здесь?
 – А вот посмотрите – кариматик, то есть пенопластовый коврик для лёжки. Вот пустая  поллитровка из-под водки. А это – остатки пиршества, проще говоря  – объедки.
 – Пластиковый мешок захватил?
 – Не без этого, и даже не один.
 – Давай, Аслан,  аккуратно соберём, что можно. Ты посмотри наружу.
 – Куда конкретно?
 – Ветки в кустах перед входом  очень интересно обломаны, вроде как по кругу, чтобы наблюдать было удобнее. Теперь я уверен, что именно отсюда они за лагерем и следили, наверняка в бинокль.
 – Осталось только понять, как они узнали время выхода Тагиева…
 – Надо поговорить с ребятами и чабанами.
На чабанском коше  их встретил Ильяс. Хасан находился возле отары и должен был прийти ближе к вечеру. Но то, что рассказал молодой чабан  о  ночном выстреле за три дня до ограбления, не на шутку встревожило Пирогова.
 – Выходит, преступник ещё и вооружён… странно, почему Тагиев мне об этом не сказал.
 – Да ведь все наши расспросы «вращались» вокруг грабежа и  личности преступника.  Он просто упустил это из вида, а может и  не связывает эти события. – Кохов досадливо почесал затылок и добавил: – Но связь очевидна, это факт. Этот ночной стрелок рылся на раскопе, когда все археологи уехали. И он знал, что они уехали, значит, наблюдал за лагерем и именно из грота. Вот какая картина получается.
 – С Хасаном всё-таки надо побеседовать, ведь именно он нашёл потерпевших. А сейчас пойдём к студентам. Может чайком угостят….
 – Чай, в такую жару? – скривил губы Зозуля.
 – В жару – самое то, особенно без сахара. Пить потом долго не хочется.

      Студенты ждали возле палаток  в полном составе, девчонки  успели даже накраситься. Шумел походный  примус, посапывал закопчённый чайник, угощение, которого так желал Пирогов, было вполне вероятным.
 – Ну что, мальчики-девочки, вопрос у нас к вам очень простой – не видели ли вы накануне происшествия каких-либо посторонних лиц?
   Сеня толкнул в бок своего товарища: – Давай, Миша, расскажи!
Миша, стянув с головы кепку-бейсболку,  заговорил сбивчиво и, как показалось Сене, совсем не о том:
 – В то утро была моя очередь  готовить завтрак, я долго не мог разжечь костёр, но всё-таки  распалил, подвесил котёл и стал ждать, когда закипит вода…
 – Поближе к теме! –  перебил его Сеня.
 – А ты не перебивай, а то собьюсь и что-нибудь забуду… в общем, пока вода закипала, я задремал. Слышу, чей-то голос. Стоит парень с рюкзачком и спрашивает, нет ли тропы на трассу. Я ему показал. Потом он спросил, не едет ли кто-нибудь  отсюда в город. Я сказал, что нет, поедут завтра утром…. Я же не знал, что  это бандит, вполне нормальный по виду человек….
 – Придётся тебе, Миша, поехать с нами, – сказал Кохов и похлопал его по плечу.
   Миша как-то сиротливо сжался и  снова повторил:
 – …Я же не знал…
 – Всё, дорогой, ждёт тебя дальняя дорога и казенный дом – горестно промурлыкала одна из девушек  и, не утерпев, хихикнула.
 – Нашли время шутковать, ну чисто дети, – недовольно пробасил Зозуля.
 – Ты, Михаил, не волнуйся, никто тебя ни в чём не обвиняет. Скажи, ты его лицо хорошо разглядел?
 – Насколько позволял свет – рано было. Правда, горел костёр, и довольно ярко.
 – Нам надо составить фоторобот. Знаешь, что это такое?
 – Видел по телеку….
 – Вот и ладненько.  А чайком нас угостите?

   После кружки чая с чабрецом Пирогов действительно почувствовал, что усталость почти прошла.  Солнце заметно продвинулось к западу, из-за перегиба нагорья показалась отара.
 – Хасан идёт, – показал в сторону отары Зозуля, – надо идти к нему. И вообще, уже вечереет.
   Быстро объяснив чабану цель приезда, Кохов попросил его показать то место, где он нашёл Тагиева и Зотова. Хасан не стал мешкать и, поручив отару Ильясу, сразу же привёл их на пересечение троп.
 – Их овчарка учуяла, привела меня. Вот здесь они и лежали.
    Пирогов оглядел  обступавшие  тропу выступы скал.
 – Место удобное, скорее всего, за этими камнями  прятались. Надо посмотреть внимательно. Может, что-то оставили за собой.
   Однако больше  никаких следов  найти так и не удалось.

   На следующий день  Аслану с помощью Миши  удалось составить фотробот. Изображённый на картинке молодой мужчина кого-то ему напоминал, но кого именно, он никак не мог вспомнить, пока на «портрет» не взглянул один из старых сотрудников угрозыска.
 – Это Мика, точно он.
 – Кто такой Мика?  Это имя?
 – Да нет, кличка. Как его зовут,  я не помню. Помню, что года три назад он занимался  мелкими кражами, базарным мошенничеством и прочими «забавами». Словом, шпана. Мы о нём давненько не слышали, что взялся за старое?
 – Пока не знаю. Спасибо вам. – Кохов пожал руку собеседнику и быстрыми шагами, почти бегом, направился в кабинет Пирогова.
   Пирогов сидел за столом и перелистывал какое-то пухлое дело.
 – Здравствуйте, Дмитрий Васильевич!
 – Доброго здоровья! Что, удалась затея с фотороботом?
 – Ещё как удалась!   Коллега из соседнего отдела опознал его, говорит, что это  Мика.
 – Мика…Мика…нет, не помню, в областных делах он, кажется, не проходил.
– Ещё бы, это мелкий жулик совсем не нашего масштаба. Я покопаюсь в архивах, может быть что-нибудь и найду.
– А я вот пересматриваю дело Суранса. Зря этого Альберта упустили, рыбка крупная. Теперь вот ищи ветра в поле…. Я тебя попрошу, Аслан Назирович, выясни всё, что можно об этом Мике, возможно, вполне крепкая зацепка. Вещдоки в лабораторию передал?
 – Так точно, к вечеру обещают  результаты.
 – Хорошо, работай дальше.

   Кохов поручил двум молодым стажёрам поднять архивы, проверить компьютерную базу данных, найти всё, что касается персоны  по кличке Мика. Как оказалось, под этим прозвищем фигурировал некий  Борис Микицкий. Одно время он учился на юрфаке, потом был отчислен за систематический пропуск занятий. Попадался несколько раз на игре в напёрсток, совершил кражу магнитофона в одной из рыночных палаток и получил условный срок; проживает вместе с престарелым родственником в частном доме, в последние годы  в документах ГУВД не фигурировал. В картотеке имеются фото, которые весьма близки к фотороботу, отпечатки пальцев, группа крови и прочие биометрические данные…
   Вечером  Аслан докладывал Пирогову о результатах:
 – По крайней мере один из участников нападения нам известен, часть отпечатков на бутылке из грота идентична  отпечаткам Микицкого из картотеки. Можно брать тёпленьким, прямо из постели. Правда, там есть ещё две группы пальчиков, над ними сейчас работают, кажется, эти трое пили из горлышка по очереди.
 – Подожди, Аслан, давай  лучше организуем наблюдение и прослушку мобильника, уверен, что он у Микицкого есть. Свяжись с операторами, пусть отыщут номер, дадут распечатку его звонков, а если есть возможность, и сведения на абонентов. Я пойду, поговорю с прокурором, на прослушивание нужна санкция...
 – А может лучше взять его  и как следует допросить?
 – Мы можем распугать всю их компанию. Хотелось бы знать всех участников группы и все их связи. Так что, давай, действуй и поспешай, может, успеем перехватить украденное. 


8.

   Амбулаторный режим в четырёх домашних стенах невероятно тяготил Руслана и уже через два дня он  сбежал на раскопки.
 – Не могу я больше здесь, Савелий, понимаешь? Не могу! Там в палатках дети, пусть даже взрослые, но дети. Надо вывезти остальные артефакты, пока они целы, надо законсервировать раскоп, дел по горло.
 – Тогда я поеду с тобой, – нахмурившись ответил Зотов.
 – Никуда ты не поедешь! – энергично жестикулируя  возразил Руслан, – врач сказал, чтобы ты лежал до конца недели. Что я старому Рувиму скажу, когда он придёт тебя смотреть, а тебя нет?  Скажу что я – плохой хозяин и плохой друг? Что мне стыдно?  И не вздумай бежать. Мадина!
   Мадина неслышно вошла и замерла у входа.
 – Мадина, я оставляю Савелия на твоё попечение и совершаю тайный побег на раскопки. Отцу – ни слова, а Савелия со двора не выпускать. Если попытается уйти, запри его в комнате на ключ, а будет сопротивляться, позови отца и свяжите его! И ждите меня.
Мадина, глядя на возбуждённого Руслана, подперев бок рукой, беззвучно смеялась,  потом с серьёзным видом пообещала, что обязательно так и сделает, но  было видно, что её глаза продолжают смеяться.   В этот момент она была какой-то особенно красивой и грациозной, похожей на лёгкую изящную статуэтку
 – Ну ладно, Тагиев, что ты, в самом  деле,  разбушевался? Так и быть, не сбегу, обещаю.
 – Слово мужчины? Смотри мне…иди, Мадина, приготовь ему завтрак и не забывай следить, чтобы он пил таблетки, которые выписал Рувим Соломонович.
    Зотов, дождавшись, когда её шаги затихли в коридоре, негромко спросил:
 – А скажи, кто она – Мадина?
Руслан пристально посмотрел в глаза Савелию.
 – Ты думаешь, я не видел, как ты на неё смотришь? Мадина  была женой моего старшего брата, теперь вдова, об остальном она тебе сама расскажет, если захочет. Она – женщина серьезная, а мне  как сестра. Не вздумай  её обижать или  делать глупости.
   Руслан натянул поверх повязки тонкую шерстяную шапочку и исчез за дверью. Через минуту заурчал мотор,  его звук стал быстро удаляться, а потом и совсем затих.
   Савелий встал, оделся, вышел в соседнюю  комнату, которая служила гостиной.
 Мадина почти сразу подала ему блюдо с варёным рисом и кусочками баранины, свежие помидоры и хлеб. Рядом с блюдом она поставила чашечку с чесночным соусом, по виду и запаху которого Руслан догадался, что это тузлук ( ). Мадина повернулась, чтобы выйти, но Руслан остановил её.
– Подождите, пожалуйста, я не хочу есть один, посидите со мной, а лучше – давайте завтракать вместе.
 – Вообще-то у нас так  не принято, таков обычай. Но, хорошо, раз гость этого желает…
   Она принесла ещё одну тарелку, а заодно чайник и чайные кружки.
 – Вот так – совсем хорошо, давно я не ел в дамском обществе.
 – В самом деле? А как же  ваша жена?
 – Я никогда не был женат. Не получилось как-то, старый холостяк.
 – Ну, ещё совсем не старый, а то, что холостяк – это плохо.
 – Это почему же?
 – Как писал однажды Бальзак, состояние холостяка – противообщественное.  А я бы сказала – противоестественное.
 – Что ж, возразить нечего. Да бог с ним, с Бальзаком, и со мной заодно. Вы о себе расскажите, мне это интереснее.
 – Профессиональный интерес журналиста? Будете писать?
 – Просто человеческий интерес, я ведь тоже человек…. Вот, уже три дня встречаюсь с вами, а ничего о вас не ведаю. Разве это хорошо?
 –Да уж не знаю, что и ответить… Ладно, если интересно, могу рассказать.
    Мадина внимательно взглянула на Савелия, как будто пытаясь понять причину его любопытства, разлила чай и присела на край стула.
– Десять лет назад я окончила Карачаевский пединститут, потом вышла замуж за старшего брата Руслана, за Казбека Тагиева. Он тогда работал в спасательном отряде. Через год у нас родился сын – Азрет, а когда ему исполнилось пять лет, муж погиб в Приэльбусье во время спасательной операции. Вот и вся летопись моей  жизни. Теперь я воспитываю сына и учу детей в школе.
 – Наверно, истории?
 – Нет, что вы! История – это муза Руслана. А мой предмет – русский язык и литература.
 – Тогда мы с вами почти коллеги… а в литературе какие пристрастия?
 – Больше всего – поэзия. Из старых поэтов – Лермонтов, из двадцатого   века – Сельвинский, Рождественский, Цветаева. А ещё – Кешоков и  Кулиев. Кулиева, как вы понимаете, я читаю  и без перевода, в подлиннике. Замечательные  стихи.
 – И можете почитать мне?  Почитайте, а я что-нибудь почитаю вам.
 – Заманчиво, но не сейчас, у меня много дел, сегодня должен вернуться из летнего лагеря сын, отец уже поехал его встречать.
   Мадина собрала посуду и вынесла её на кухню, Савелий неожиданно почувствовал вновь возникшую боль в затылке, вышел во двор,  устроился на скамейке. Двор дома был обнесён  каменной оградой, вокруг него шелестели деревья сада, состоящего в основном из яблонь и слив, созревающие плоды свисали с веток, а на земле всюду виднелись падалицы – в основном яблоки, которые сорвались вниз раньше времени. Савелий представил, как этот сад цветёт весной и память сразу же перенесла его в родную станицу на берегу Аксая. Там стоят вокруг домов такие же сады, которые вскипают по весне бело-розовыми соцветиями и гулом  тысяч пчёл, а в августе роняют по ночам на землю созревшие яблоки и груши. Воспоминание было настолько тёплым, что накатившаяся неожиданно после завтрака волна боли сразу же утихла. Зотов опустил веки и перед ним снова возникло лицо Мадины с её смеющимися глазами. «Удивительно красивая женщина», – подумал он.

   За оградой послышались шаги, затем скрипнула калитка. Савелий обернулся и увидел, что во двор вошёл Ибрагим, с дорожной сумкой в руках, вслед за ним – мальчик лет девяти, черноглазый, коротко постриженный, который быстро и не переставая о чём-то говорил. Вероятно, это был сын Мадины.
 –  Зравствуй, Савелий, – Ибрагим  повернулся к  мальчику, – да помолчи же, наконец! Познакомься Савелий, это Азрет, мой внук. Везу его из детского лагеря, вижу, что вырос и окреп, это хорошо. 
   Азрет подошёл к Зотову и по-взрослому подал ему руку. Савелий осторожно пожал детскую ладонь и спросил:
 – Понравилось в лагере?
 – Очень понравилось! В  походы ходили, костёр делали, там были  хорошие    друзья, – ответил Азрет. – А ты кто?
 – Савелий – писатель и наш гость, – ответил за Савелия  Ибрагим.
   Азрет  сделал  шаг назад, потом недоверчиво посмотрел на деда.
 – А разве писатели такие бывают?
 – А какие они бывают?
   Азрет смутился и не очень уверенно ответил:
 – Ну,.. должен быть костюм, галстук…
   Савелий  и Ибрагим рассмеялись, мальчик обиженно склонил лицо и отошёл в сторону.
 – Не обижайся, Азрет, это только в книгах  писателей рисуют именно такими, а на самом деле они – обыкновенные люди, как все, только книжки пишут, – примирительно произнёс Савелий.
    На крыльцо выбежала Мадина, Азрет бросился к матери, она крепко обняла его и  сразу же  увела в дом.
    Ибрагим подсел к  Зотову  и, кивнув в сторону двери, тихо и грустно проговорил:
 – Без отца растёт, плохо…. Когда Аллах взял моего старшего сына, она хотела уехать домой, но я очень просил и её, и её отца, чтобы осталась здесь.  Она мне – как дочка, и к Азрету я так привык! Руслан помогает, в школе её дети любят, зачем уходить? У Илама – её отца – и так  полон дом внуков, а мне Азрет – всё радость на старости. Руслан вот, в Москве нашёл какую-то фифу, сюда раз привозил, больше мы её и не видели. Пустая девица, а здесь нужна женщина настоящая, стойкая, и чтобы работать умела. Я говорю ему: «Женись, наконец!».  А он мне: «Я уже пробовал, больше не хочу, мне и так хорошо». Ну, скажи, Савелий, можно так жить?
 – Не знаю, уважаемый Ибрагим, я ему  не судья, я сам холостой. Не сложилось у меня как-то.
 – Э…э…х!! И что за мужчины пошли! Не сложилось... само собой никогда не сложится. Надо поставить себе цель, тогда всё будет как надо.
 – Наверно, вы правы, но…
В этот момент из двери дома снова вышла Мадина.
 – Савелий, что-то вы здесь засиделись,  немедленно выпейте таблетки и отправляйтесь на диван.
 – Слушаюсь и повинуюсь, госпожа, - манерно ответил  Зотов, – только скучновато валяться в темнице.
 – В комнате  Азрета – целая библиотека, выберите себе что-нибудь, вот и скоротаете время.
   Книг в домашней библиотеке, и правда, было немало, в основном, это были томики по истории и  художественная литература. Зотов выбрал  поэмы Байрона, и после нескольких страниц незаметно для себя задремал.

   Вечером Мадина приготовила праздничный ужин в честь возвращения сына.  Перед тем, как сесть за стол, хозяин дома стал настойчиво интересоваться, где  Руслан, но ни его невестка,  ни Зотов не ответили ничего вразумительного. Ибрагим нахмурил брови и сказал, что оба они зря его выгораживают.
 – Думаете, я не понимаю, где он? Сбежал, уехал не свои раскопки. Мальчишка, шайтан! Вместо лечения он опять прыгает по горам! Вот вернётся, я ему покажу, как не слушаться старших…
 – Мы ему говорили, но он и нас не послушался, –  Мадина огорчённо вздохнула и виновато посмотрела на свёкра, – Давайте пробовать пирог, я  ведь для вас старалась. Руслан появится только завтра к вечеру.
  После ужина   Ибрагим увёл внука спать, а Мадина, убрав со стола,  вернулась к Савелию с таблетками и стаканом воды.
 – Это что, добавка к рациону? – Савелий недовольно поморщился и взял стакан.
 – Это  печальная медицинская необходимость. Пейте, а я пойду.
–  Подождите, побудьте со мной. Вы обещали мне что-нибудь почитать, кажется, что сейчас самое подходящее время.
 – Вы  думаете?
 – Да, представьте себе, что вы проводите со мной урок… Ну, и вообще, на ночь полагается сказочку.
 – Может, вас ещё и покачать? – она засмеялась и, вздохнув, добавила: – Хорошо, так и быть, вот, послушайте:
« Книга земли, кто тебя до конца читал?
  Ты бесконечна, как жизнь, книга земли;
  От синевы морей до белоглавых скал
  Он распахнулся лист твой, книга земли.
…………………………………………….
  Плавают звёзды, плещет в реке форель,
  И распевают в тебе тысячи птиц,
  Нет души, где б никогда не горел
  Свет золотых, вечных твоих страниц…»

    Мадина читала, её мягкий грудной голос звучал как мелодия, а  едва заметный акцент придавал стихам неповторимый оттенок, они звучали так, как будто стекали с гор вместе с прозрачными реками и  обретали живой смысл лишь под крышей этого дома. Савелий прикрыл глаза, строфа следовала за строфой, и ему казалось, что этому никогда не будет конца.
   Неожиданно чтение прервалось.
 – Вы, кажется, спите? Я, наверно неважно читала?
 –Чьи стихи? Кто это?
 – Кулиев. Кайсын Кулиев, балкарский поэт.
 – Вы читали просто замечательно! – он немного помолчал, – И вы, Мадина – замечательная, я очень рад, что встретился с вами.
 – Вы преувеличиваете…и, кажется, выходите из реальности. Спите, поздно уже…
   
 Сон долго не приходил. Савелий ворочался с боку набок, а стихи и голос Мадины оставались в сознании до глубокой ночи. Какое-то давным-давно забытое чувство разгоралось в его душе – тёплое, живое и одновременно тревожное, напоминающее о далёких днях юности.

9.

 – Есть новости? – Пирогов оторвался от вороха бумаг, лежавших на его столе и  по улыбке Кохова понял, что новости есть.
 – Во-первых, наблюдение установило, что Микицкий  находится дома,  он только один раз выходил в ближайший магазин. Во-вторых, мне передали распечатки от операторов мобильной связи.
 – Не томи!
 – Среди абонентов Мики самые интересные – владельцы этих двух номеров, – Аслан передал Пирогову лист с подчёркнутыми красным карандашом строчками, – один из них принадлежит уже известному вам Альберту Сурансу, а вот владелец второго – Павел Лещук, научный сотрудник  нашего историко-краеведческого музея.
    Пирогов резко вскинул голову
 – Срочно поезжай в музей, разузнай, что за личность и организуй его прослушивание!
 – Машина уже ждёт,   еду прямо сейчас.

   В музее было тихо, рабочий день только что начался, посетители ещё не появлялись. Директор музея принял Кохова в своём кабинете, усадил в кресло и попросил секретаршу приготовить чай.
 – Я по делу об ограблении, – Аслан  отхлебнул из горячей чашки и поставил её на стол.
 – Есть что-то новое?  Тагиев мне сегодня звонил, он уже на раскопках. Мы посылаем к нему машину с охраной для вывоза древних сосудов. Тоже немалая ценность.
 – Новое есть. Скажите, ваш сотрудник Лещук давно здесь работает? Что он из себя представляет?
 – Работает довольно давно. Тихий, скромный, аккуратный. Наше археологическое хранилище привёл в совершенно идеальный порядок – словом, я им очень доволен. А что, вы его подозреваете?
 – Мы ведём следствие и проверяем все версии. Он сегодня на работе?
 – К сожалению, нет, уже две недели в отпуске.
 – Интересно… а на его рабочее место можно пройти?
 – Да, конечно.
   Директор провёл Кохова в кабинет Лещука. Аслан внимательно осмотрел его стол, быстро пролистал рабочую тетрадь и отложил её в сторону.
 – Я кое-что здесь возьму для следственных действий, – сообщил он директору, с недоумением наблюдавшему за действиями следователя, который вынул пластиковый пакет, и опустил в него поочерёдно стоявший на столе гранёный стакан,  глянцевый карманный календарик,  отключил и погрузил туда же трубку телефона.
 – Значит, подозреваете всё-таки…
    Аслан выпрямился и, понизив голос, попросил его не разглашать происходившее здесь  до конца расследования.
 – Мы лишь проверим кое-какие факты. Всё, что я взял, вернём обязательно, если хотите, могу дать расписку.
 – Что вы, что вы? ...

   Известие о том, что Лещук отсутствует, Пирогов воспринял с явной тревогой.
 – Очень может быть, что он уже в бегах, чует моё сердце, будут у нас хлопоты с этим историком. По месту жительства проверяли?
 – Он прописан в общежитии, но там сказали, что выехал пару недель назад, куда –никто не знает.
 – Две недели… всё совпадает. Когда появятся  результаты по дактилоскопии?
 – Через пару часов, мы же у экспертов не одни…
 – Ладно, я попрошу их поторопиться.
 
   Данные из лаборатории поступили через час – несколько отпечатков на бутылке, найденной в гроте, оказались идентичны тем, которые были на телефонной трубке и на календарике из кабинета, где работал Лещук.
 – Теперь можно не сомневаться, ограбление организовал именно он, – заключил Пирогов.  – Аслан Назирович, его личное дело из отдела кадров у вас? Хорошо. Учитывая нынешние обстоятельства, немедленно, срочно, без всякого промедления надо передать ориентировку и фотографию всем постам, пограничникам, на вокзалы – по полному списку. Привлеките к этому всех своих сотрудников, не мешкайте! Иначе мы его упустим…если уже не упустили. Кстати, третьего определили?
 – Пришлось повозиться, его отпечатки были не очень чёткие. Но эксперты постарались и нашли. По базе данных это – некий Лунич, кличка Лунь, имеет две «ходки» за кражи. Адрес тоже выяснили.

   …После того, как Скиф завладел золотой статуэткой,  прошла почти неделя. За всё это время его никто не искал, с работы звонков также не поступало, и он решил, что период «лёжки» можно заканчивать. Скорее всего, милиция это дело раскрыть не сможет, а свидетелей в почти безлюдной горной местности не было и быть не могло. Надо было ехать к Москву, к Филиппычу, в прошлом заведующему, а ныне – владельцу антикварного магазина, с которым Скиф познакомился около трёх лет назад во время служебной поездки. Он быстро собрался, уложил всё в небольшой рюкзак, оделся просто, так, чтобы не бросаться в глаза и решил вечером отбыть в соседний город, на вокзал, к московскому поезду. Накануне отпуска Скиф переселился из общежития в квартиру, которую снял на окраине города, поскольку давно хотел пожить в тишине и подальше от шумных забав «раскованной» молодёжи. Он уже вышел из подъезда, но в это время зазвонил его мобильник.
 – Ты что дуришь, Скиф? – услышал он знакомый голос Альберта, – Почему не передаёшь то, что нашёл?
 – Я нашёл, я и буду решать, отдавать  или нет, – он почувствовал, что в нём закипает злость: «Сволочь Мика, всё-таки настучал своему хозяину!»
 – Не рано ли перья распустил? Я ж тебя в порошок сотру! Я ведь всё знаю, и где ты сейчас тоже знаю.  Если не хочешь сдохнуть, лучше отдай вещь по-хорошему.
 – Под какой процент? Если пополам, я ещё подумаю, а нет – обойдусь сам.
 – С какой это стати – пополам? Мы так не договаривались!
 – Так и находок таких не было. В общем…пошёл ты! – Скиф выключил телефон и спрятал его в рюкзак.
 
   Он двигался по совершенно пустынной улице, едва освещённой редкими фонарями, когда его обогнала  машина и остановилась метрах в десяти впереди него.  Скиф почувствовал в груди неприятный холодок,  как всегда, когда  ему грозила какая-то опасность. Дверца машины открылась  и из неё  вышел Алберт. «Значит, он за мной следил…» Скиф ускорил шаг, раздумывать было некогда. Альберт преградил ему путь и зло процедил сквозь зубы:
 – Ну что, одумался?  Давай свою цацку сюда!
  Скиф снял и открыл рюкзак, нащупал короткий ствол обреза, незаметно взведя курок,  выдернул оружие из рюкзака и разрядил его в упор.  Грохот выстрела прокатился по тёмной улице, но она по-прежнему осталась пуста. Альберт скорчившись лежал на земле, а Скиф, не выпуская обрез из руки нырнул в ближайший неосвещённый переулок. Несколько раз свернув, он выскочил на идущую вдоль реки дорогу и, пройдя немного по ней, подошёл к берегу. Через секунду его обрез, описав высокую дугу в воздухе, исчез в тёмной и быстрой воде…
         
   К вокзалу он добрался на попутном грузовике, сидя в кузове среди ящиков  с какими-то запчастями. Перед постом ДПС  он по просьбе водителя сошёл на асфальт, чтобы  тот избежал штрафа за недозволенную перевозку пассажира, прошёл сотню метров пешком, после чего снова занял своё место. За доставку к железнодорожной станции пришлось изрядно доплатить.
   До отправления  поезда оставалось около сорока минут. Скиф направился к кассе, но его взгляд неожиданно упёрся в милицейскую витрину, под стеклом которой находились изображения разыскиваемых лиц.

    Свою фотографию он узнал сразу. 

   Скиф почувствовал, что им начинает овладевать страх, проникая в руки, в пальцы ног,  сковывает дыхание, сердце. Холодная струйка побежала по спине, его  бил озноб, ещё не знакомое никогда до этого чувство погони заставляло видеть в каждой тени, в каждом человеке, находящемся на привокзальной площади, преследующего его врага.
   « Спокойно, спокойно, – Скиф сделал два глубоких вздоха    и   отошёл  от      витрины.  – Очевидно, что меня разыскивают, и, может быть, уже не первый день. Альберта я завалил только что, за столь короткое время расклеить снимки никто не мог, значит, ищут не за это. Значит – за ограбление Тагиева. Идти к кассе нельзя, там арестуют сразу же после предъявления  паспорта. Надо идти к таксистам и быстро валить из города».
На стоянке такси было с десяток машин, с шашечками на фонарях и без них, различных моделей и возраста. Скиф подошёл к старым, не промаркированным как такси «Жигулям».
 – В Архыз за триста баксов, срочно!
 – За триста чего? – переспросил уже немолодой водитель.
 – За триста долларов, – пояснил Скиф, – и желательно, без постов ДПС, я документы забыл на турбазе, вынужден вернуться.
   Водитель молча кивнул и вскоре  автомобиль уже мчался  по кривым и темным улицам между пригородных дач.

   В Архыз приехали ранним утром. В первые годы работы Скиф не раз проводил здесь отпуска, был на многих перевалах, знал расположение троп и дорог. Пока он ехал в «такси», созрела мысль о том, что надо пробраться в долину Дамхурца, потом перевалить в Абхазию, а затем  выйти в Грузию. С его деньгами вполне можно купить грузинский паспорт и исчезнуть навсегда. Если удастся продать золотую статуэтку, а это наверняка удастся, можно безбедно жить где-нибудь на Кипре и больше никогда не возвращаться, затерявшись под другим именем…
    Скиф  шел безостановочно, обходя  лесом проволочные  заграждения пограничников, он прятался в придорожных зарослях от проезжающих машин, и даже от редких групп туристов.  К концу дня ему удалось выбраться к мелколесью у истоков реки. Он совершенно выбился из сил и залёг среди густых низких деревьев недалеко от тропы. Дремота навалилась сразу, но он продолжал слышать шум воды,  ветра,  иногда тревожившего листья  в берёзовых зарослях.  Проснулся он от стука камней, осторожно выглянул на тропу. Стояли глубокие сумерки, восходила луна  и в её свете  Скиф разглядел, что с перевала спускается пограничный наряд  с большой овчаркой. Овчарка остановилась напротив его укрытия, громко залаяла, у Скифа похолодело сердце, он замер и прижался к земле.
 – Ну что ты, Бугай, опять зверя какого-то почуял? Никого здесь нет, пошли, пошли!
Собака пролаяла ещё несколько раз,  шаги солдат стали удаляться.  Скиф решил, что на перевале пусто, и настал момент продолжить путь.  Он преодолел первый подъём, немного отдышался и снова шаг за шагом стал подниматься вверх к перевалу – до цели оставалось не более часа.
   Оглушительный взрыв раздался внезапно, сразу же в метре от него в небо ударил огненный фонтан. Скиф отскочил в сторону, потом рванулся вперёд, и воздух потряс новый взрыв, с новым снопом огня и света. Скиф упал на землю, закрыл голову руками, потом, не обращая внимания ни на что, вскочил, побежал вперёд, но, не пробежав и десяти метров, снова повалился на камни, совершенно оглушённый  от разорвавшего воздух грохота. Он не помнил, сколько времени приходил в себя. Он лежал на тропе ничком, и, когда пытался встать,  звон и боль в ушах не давали покоя, кружилась голова, к горлу подступала тошнота…

   Поднять голову его заставило тяжёлое собачье дыхание на щеке.  Над ним стояли трое пограничников, опустив вниз стволы автоматов.

10.

   Пирогов зашёл к  Кохову когда тот просматривал сводку за прошедшие сутки.
 – Есть что- нибудь новое для нас, Аслан Назирович?
 – Кажется, есть, товарищ полковник. На улице Правобережной вчера вечером обнаружено тело мужчины и пустой автомобиль. По документам и то и другое принадлежит – кому бы вы думали – Альберту Сурансу!
 –  Вот как? И кто же его? Неужели Мика?
 – Совсем не обязательно. Я допускаю, что это мог быть и Лещук, ведь находка, скорее всего, у него. Если Суранс пытался её отобрать…С минуты на минуту должны появиться результаты прослушивания телефона Лещука, может что-то прояснится.
 – Как совершено убийство?
 – Судя по всему, из обреза охотничьего ружья двадцатого калибра, почти в упор.
 – В Тагиева тоже стреляли из обреза…причём, стрелял тот, кто пытался что-то искать  в раскопе. Нет, это точно, Лещук, копать мог только он!
   Девушка в форме младшего лейтенанта внесла небольшой кассетный магнитофон и передала его Кохову. Аслан нетерпеливо нажал клавишу.
 – Вы садитесь, Дмитрий Васильевич! Ещё настоимся и набегаемся…

   Запись оказалась недолгой, но прояснила, кажется, всё. Пирогов быстро встал со стула и нервно заходил по комнате.
 – Скиф… Кличка со смыслом. Грабёж, убийство, как в средневековье, а он всё ещё на свободе. Ориентировки разослали, патрули в курсе?
 – Так точно!
 – Аслан, звони в оперативный отдел каждый час, ещё раз попроси усилить поиск! А этих…как их там… Мику и Луня  пора брать. Я – к себе.

   Он вернулся в свой кабинет, и  через минуту на его столе настойчивыми длинными звонками зазвучал телефон.
   – Полковник Пирогов… да, разыскивается, весьма опасен…где задержали? Ого! Резвый хлопец. Сердечное вам спасибо, товарищ подполковник, очень вы нас выручили, почти спасли! Вы его обыскивали?... Да, именно это он и пытался вынести. Пусть посидит у вас под замком, а я сейчас же высылаю машину, ждите.
   Пирогову показалось, что с его плеч спал тяжелый груз. Он вызвал Кохова  и, когда тот появился в дверях, сообщил ему долгожданную новость:
 – Пограничники задержали Скифа на Дамхурцком перевале. Он попытался пройти ночью, но там были установлены шумовые гранаты и сигнальные факелы. В общем, бери машину и гони в Архыз, забирай и его, и его груз. И считай, что нам повезло!

   После отправки в музей найденных  в подвале сгоревшего дома  кувшинов Тагиев приехал домой.  Открыв калитку, он увидел Зотова, который, читал Мадине какие-то стихи из толстой тетрадки.
 – Родственные души! Литераторы!  Смотри, Мадина, стихи – это самое опасное оружие против женщин.
 – Это стихи Савелия…– слегка покраснев ответила она и встала со скамейки.
 – Вот-вот…с этого всё и начинается. Ты вот что скажи, Савелий, говорил ли ты Пирогову про тот поцарапанный ботинок, который увидел, когда нас ограбили?
 – Кажется, нет.
 – И я забыл, а всё-таки – улика. Может быть важная. Всё мне кажется, что я такой ботинок где-то видел, но никак не могу вспомнить, где…Номер, который они оставили, сохранил?
 – Он у меня в блокноте.
 – Дай, я позвоню.
   Руслан достал из кармана телефон и быстро набрал цифры.
 – Дмитрий Васильевич? Аслан? Здравствуй, дорогой. Я вот что вспомнил – Савелий говорил мне, что он видел на ботинке грабителя царапину, ботинок как будто коричневого цвета. Не знаю, важно ли это, но, может быть, пригодится…. Да?! И шкатулку нашли? Вот это здорово, Аслан, я очень рад, можно сказать – счастлив!... Будем, обязательно!
   Он положил телефон на скамейку и, глядя в небо, замолчал.
 – Что там, говори, – встревожено спросил Зотов.
 – Всё в порядке, ботинок уже не важен, грабителя взяли. При нём была и шкатулка с Голлу.
   Они немного помолчали. Савелий, положив руку на плечо Тагиева,  напомнил ему то, о чём говорил, когда Золотой Голлу был найден в подвале сгоревшего дома:
 – Вот теперь собирай прессу, можно ставить точку в моём очерке.
 – Соберу. Только завтра к двум часам нас приглашают в угрозыск, познакомить с преступниками. Поедешь?
 – Не скажу, что знакомство будет приятным, но крайне любопытно. Поеду непременно.

   Кохов встретил их на пороге здания, провёл по длинному коридору и открыл дверь, оббитую железом. В помещении находился дюжий милиционер, а  на длинной скамье сидели трое в наручниках, одного из которых Тагиев узнал сразу. От неожиданности Руслан остановился у входа и молча смотрел на него, не совсем понимая причину присутствия своего коллеги в этих стенах. Кохов попросил пройти Тагиева подальше и указал на Лещука:
 – Надеюсь, Руслан Ибрагимович, этот гражданин вам знаком. Павел Лещук, ваш коллега, он же Скиф, он же автор и исполнитель ограбления и убийства. А это – его «боевые товарищи», так сказать подельники.
   Тагиев оглядел Павла с головы до ног и его взгляд упёрся в поцарапанный носок ботинка.
 – Гляди Савелий, этот ботиночек?
 – Он самый, – кивнул Зотов.
 – Может, Руслан, ты хочешь что-то сказать своему бывшему коллеге?
Тагиев остановил тяжёлый взгляд на лице Лещука и почти неслышно произнёс:
 – Мерзавец… Как ты мог?
 – Прости…– с трудом выдавил из себя Скиф.
 – Аллах простит.
 – Зайдите ко мне, –попросил Аслан, – подпишите документы…

   Когда Тагиев и Зотов покинули кабинет Кохова, их сразу же окутал тёплый, уже сентябрьский день – с покоем  и тишиной сквера, с площадью, на которой ворковали голуби;  мир вокруг был наполнен светом, добром, и кажется, нигде и никогда не было и не могло  быть ничего иного.

   Пресс-конференция  состоялась лишь в конце сентября. Зотов специально приехал на неё, выпросив у главного  редактора командировку. В самом большом зале собрались сотрудники журналов и газет со всего юга России, все они с нетерпением ждали сенсационного рассказа о редчайшей находке археологов и  тех злоключениях, через которые она прошла.  К собравшимся вышел Тагиев.
 – Уважаемые гости! То, что мы нашли у Кольцевой горы – это редчайшее произведение эпохи средневековья, история которого начинается приблизительно в десятом веке, а может быть, и раньше.  Нам не известно, кто его создал, но несомненно одно – это был настоящий художник, искусный мастер, не лишённый поэтического взгляда на жизнь и окружающий мир. Это невероятное везение, что сделанная им статуэтка дошла до нас, и теперь мы знаем немного больше о давнем времени, в котором он жил.
   Руслан открыл стоявшую на столе бронзовую шкатулку и через мгновение поднял над головой сверкающую золотом фигурку скачущего всадника. Зал на секунду замер от восторга, но почти зразу же заискрился фотовспышками. Статуэтка уже стояла на бордовой скатерти и, казалось, продолжала свой бесконечный бег через века и эпохи.
   Тагиев рассказывал  о  божестве Голлу, о верованиях далёких предков, их традициях и праздниках, а когда закончил, сделал паузу и добавил:
 – Со времени создания Золотого Голлу прошло более десяти веков. Мир изменился, но изменились ли люди, которые  в нём живут? С сожалением признаю, что почти не изменились. Многие из них по-прежнему жаждут богатства, денег и считают их главными ценностями жизни. Они не останавливаются для этого ни перед чем, они вытаптывают собственную совесть, идут на грабёжи и даже на убийства. Это творение, которое было предназначено средневековым художником  для того, чтобы дарить людям удачу и благополучие,  стало в наши дни причиной преступлений, совершённых после того, как его нашли. Но об этом лучше всего расскажет полковник Пирогов, который  вёл  дело о похищении и вернул нам прекрасное сокровище древности.
 Пирогов говорил недолго. Журналисты услышали о наиболее существенных подробностях дела бывшего сотрудника музея Павла Лещука и других участников ограбления, а в конце своего рассказа высказал своё мнение о причинах случившегося:
 – Лещук  мог стать очень хорошим историком, он был неплохим и весьма знающим специалистом. На одном из допросов он рассказал, как в молодости убедил себя в том, что всё решают деньги и только они, с этого момента его настоящая полнокровная жизнь закончилась, началась гонка за «золотым тельцом». Она привела преступника за решётку как минимум на двадцать лет. Тяжёлый финал, но ещё тяжелее – потеря уважения коллег, потеря  интеллекта, потеря самого себя.


Эпилог


   После пресс-конференции Зотов поехал вместе с Русланом к нему домой, он с волнением ожидал встречи с Мадиной. Мадина была в саду, где развешивала бельё.Когда савелий окликнул её, она от неожиданности замерла, потом кинулась в дом и, быстро поправив причёску, вышла к калитке.
 – Встречай дорогого гостя, – воскликнул Руслан, потом обернувшись к Зотову кивнул в её сторону, – ишь, как лицом вспыхнула, рада наверно.
 – Ну и рада, что ж  в этом такого? – с вызовом ответил Мадина и позвала Азрета: – Сынок, выйди, Савелий приехал.
   Азрет вышел на крыльцо и, улыбнувшись,  помахал Зотову рукой.
 – Иди сюда, Азрет, я тебе что-то привёз, – он вынул из дорожной сумки четыре тома детского издания «Истории науки и техники», – дарю, тебе понравится!
   Мальчишка схватил книги и, выпалив Савелию «Спасибо!», умчался в свою комнату.
   Руслан внёс вещи  в дом, Мадина и Савелий остались одни.
– Я очень скучал, часто о вас думал….
– Зачем?
– Хотел вас увидеть ещё раз.
   Мадина опустилась на скамейку.
   – Я догадываюсь, о чём вы думали. Не надо об этом думать, Савелий. Поймите, я принадлежу к другому народу, с другими обычаями, с другим языком, всего этого вы не знаете, вам трудно будет стать среди нас своим.  Стоит ли, разумно ли обращать на меня внимание – вот о чём подумайте тысячу раз. К тому же, у меня сын… Согласится ли он жить с вами? А ведь я его не оставлю никогда в жизни.
 – А как же любовь?
 – Её присутствие надо ещё доказать, и прежде всего самому себе.
 – Но писать вам можно?
–  Писать можно. Думаю, что скоре всего вам это быстро надоест. Идёмте в дом, вечера стали холодными, простудитесь…

 После отъезда он писал каждую неделю, но ответов не было. И только в середине октября от неё пришло первое письмо, потом ещё одно, и вскоре он стал получать ответы на каждое своё послание. В свои конверты Савелий вкладывал небольшие письма для Азрета  и тот иногда отвечал на них корявым детским почерком. Письма Мадины становились всё теплее, в переписке они перешли на «ты», и, как только почки набухли от первого весеннего тепла, Зотов  решил попытать счастья. Он запасся подарками для всей семьи  Тагиева, нагрянул к ним, и,  не откладывая  своих намерений, сделал Мадине предложение.
 – Как это неожиданно…– растерялась она, – я, признаться, совершенно к этому не готова.
 – Так уж и не готова…наверно, не хочешь.
 – Я очень хочу, – вырвалось у неё, и она смущённо замолчала.
 – Так в чём же дело?
 – Ты должен попросить разрешения отца, у Ибрагима, иначе нельзя…

   Вечером у Савелия с Ибрагимом состоялся серьёзный разговор, который закончился полным провалом. Хозяин дома был крайне рассержен и категорически отказал ему, заявив, что об этом нечего и думать. Зотов был невероятно расстроен, и Руслан сразу же это заметил.
 – В чём дело?
 – Твой отец не разрешает мне жениться на Мадине. Но ведь я её люблю!! Может быть и ты против?
 – Придумал ты, где разрешения спрашивать… Не разрешает, так укради!
 – Кого? Мадину? – глаза Савелия округлились от удивления.
 – А что? У нас многие и давно так делают, конечно, с согласия невесты. Ладно, я тебе помогу, так и быть, но с тебя  причитается! Согласен?
 – Согласен на всё!!
Руслан попросил Мадину выйти во двор и долго о чём-то с нею шептался. Потом она вошла в гостиную, увидела неподвижно сидящего на диване Савелия и легонько погладила его по щеке. Шепнув «До завтра», он скрылась в своей комнате.
Следующим утром Зотов распрощался с хозяевами и уехал.

   А после обеда к их дому тихо подкатила «Волга». Мадина вышла вместе с сыном за калитку, села в машину, и она, так же тихо выехала из аула.

   Ибрагим был вне себя. Он ругался по-русски и по-карачаевски,  кричал на Руслана и требовал немедленно начать поиски.
 – Неблагодарный шайтан! Вообразил, что ему всё можно, украл женщину и внука! Как только я найду его, убью на месте! Что ты смеёшься? Знаешь где они?!
 – Может и знаю…
 – Сообщник?!  Вези сейчас же! Там я убью и его и тебя, – Ибрагим  открыл металлический шкаф и достал двустволку.

   Когда УАЗик Руслана подъехал к одному из деревянных домиков турбазы, старик выбежал из машины и рывком открыл дверь. Мадина, Азрет и Савелий сидели на кровати и рассматривали какой-то альбом.
   Увидев Ибрагима, они разом поднялись, Мадина сразу же прижалась к Савелию. Ибрагим, подняв ружьё,  выкрикнул:
 –Вор! Ты опозорил меня и мой дом!
Азрет кинулся к нему  и, закрыв собой Савелия, закричал:
 – Не трогай его, он будет моим папой!!
Ибрагим обессилено сел на стул.
 –Так вы уже всё решили?... Ну, правильно…у женщины должна быть семья. Ты, Савелий, тоже сделал правильно, по-нашему, как джигит. Готовь калым!
 Савелий подошёл к Ибрагиму и достал карманные часы в золочёном корпусе
 – Это вам, Ибрагим, хотел отдать вчера, но…в общем сами понимаете. Они с гравировкой: «Дорогому Ибрагиму от Савелия с благодарностью»
 – И за что же благодарность?
 – А за всё… за Мадину, за Азрета. За Руслана. В общем – за всё. И в порядке калыма!
Ибрагим обернулся к Руслану и заговорил по-карачаевски, назидательно покачивая указательным пальцем.
 – О чём это он, – спросил Зотов Мадину?
 – Ибрагим требует, чтобы Руслан немедленно женился и подарил ему внуков, иначе старик умрёт от одиночества.
Ибрагим встал и подошёл к Зотову.
 – Теперь я за Мадину и Азрета спокоен. Ты, Савелий хороший человек, правильный. Береги их, отвечаешь за них головой и честью.
 –  А ты только что хотел застрелить его из ружья, – с усмешкой заметил стоявший в дверях Руслан.
–   Я ведь должен был убедиться что они, – Ибрагим кивнул в строну Мадины и внука, – действительно этого хотят. А ружьё…оно не заряжено – ответил Ибрагим и прислонил двустволку к стене.
   Все, кто находился в домике, дружно рассмеялись.

Через год у Зотовых родилась дочь.

…А бронзовая шкатулка  и статуэтка Золотого Голлу теперь находятся в Историческом музее, и ни одна злая рука больше никогда не сможет прикоснуться к творению рук и души древнего мастера.
   
  Примечания:

 (1) Самое древнее из дошедших до нашего времени название реки Кубань;
 (2) Сарбаз  - воин, всадник;
 (3) Небесный Плуг – созвездие Малой Медведицы;
 (4) Деревянные лопаточки – подобие ложек
 (5) Талабы - ученики;
 (6) Сырдон – персонаж в древнекавказском эпосе «Нарты»,  воплощение хитрости и коварства;
 (7) Садар – начальник воинского отряда, сотник, в данном случае – начальник городской стражи;
 (8) Хатан – помещение в доме, комната;
 (9)Солид, безант, византин – византийская золотая монета весом в 4,5 грамма, основа византийской денежной системы;
 (10) Алдар – наместник царя на некоторой территории;
 (11) Муал - учитель;
 (12) Клир – сообщество христианских священников;
 (13) Нарты – легендарные предки горцев, герои средневекового эпоса «Нарты»;
 (14) Зурначи и рожечники – музыканты, играющие на зурнах и  рожках. Зурна – струнный музыкальный инструмент, подобие домры. Рожки изготавливались в основном из рогов;
 (15) Семь Сестёр – одно из старинных названий звёздного скопления Плеяды (Стожары);
 (16) Элиа – древний  бог молнии, он же – Хлебный Дух, Повелитель урожая;
 (17) Гистер - военачальник;
 (18) Фоллис – византийская медная монета самого низкого достоинства;
 (19) Эксусиократор – держащий власть, властитель;
 (20) Тейри-Кайнар – Бог Кипящий, т.е. Солнце;
 (21) Здесь и далее – из Евангелия от Матфея;
 (22) Шулюм – суп из баранины, который варят на Северном Кавказе;
 (23) Некрополь- кладбище;
 (24) Патина - тончайшая пленке окислов меди. Плотная патина, нарастает на бронзовой поверхности за 80-120 лет;
 (25) Хычин – национальный карачаевский пирог;
 (26) Тузлук – соус, состоящий из айрана и тёртого чеснока;

В ряде случаев заглавные гласные буквы в середине и в конце слов означают ударение.