«И домашние человека станут его врагами» (Матфея 10:36)
Клеветник не находил себе места. В последнее время состояние раздражения и злобы были обычными, поэтому походив из угла в угол роскошного кабинета, Противник сел в кресло и стал усиленно думать. Мысли роились в пышущем злобой мозгу, но ничего нового на ум не приходило:
«Он из Афин собирается в Городмир, надо там с ним покончить, - неприязнь к Павлу, даже лютая ненависть, заставляла думать только об одном, как это сделать, - там много его друзей, с которыми он учился у Гамалиила, надо будет их натравить на этого предателя. Уверен, они с радостью уничтожат его».
Настроение немного улучшилось, когда созрел план. Клеветник резко встал и быстро вышел из кабинета.
Павел шёл по узким, шумным улицам Городамира и думал, как много видели эти улочки и, как много они могли бы рассказать, если бы умели это делать. Жители столицы гордились своим городом и его славной историей, к сожаленью, эта гордость мешала многим из принявших истину мыслить здраво, не держась за старые традиции, которые Дающийстановитьсяспасение отменил. Ставшие христианами местные жители по-прежнему исполняли устаревший Закон, и это мешало им идти в ногу со временем и понимать происходящее. Вот и сейчас Павел думал о вчерашней встрече со старейшинами и их совете: «Они правы: пусть эти обряды и бессмысленны, но, если это так притыкает братьев – я непременно сделаю всё, как они просят».
Сегодня был седьмой и последний день очищения давших обет, и Павел, как обычно в эти дни вошёл во двор храма, где его уже ждали братья, но не успели они поприветствовать друг друга, как из толпы раздался крик:
- Вот он! Израильтяне, помогите! Этот человек повсюду учит всех против нашего народа, Закона и этого места, да ещё привёл в храм греков и осквернил это святое место. – Высокий мужчина в длинном полосатом халате, с перекошенным от ярости лицом указывал пальцем в сторону Павла и пробирался сквозь толпу в его сторону.
- Димас - это ты! – удивился Павел, узнав бывшего товарища, с которым учился у Гамалиила.
- Да это я, - злобно ответил Димас и, сильно ударив Павла по щеке, выкрикнул: - Предатель!
Толпа будто ждала сигнала, чтобы накинуться на беззащитного проповедника. Поднялся неимоверный шум, каждый старался схватить Павла и ударить как можно сильнее. Его потащили из храма. Люди кричали, махали руками, страшная сила ненависти и злобы поработила их и гнала, как слепых.
Противник, наблюдавший за происходящим, был доволен: наконец-то с Павлом будет покончено, ещё немного и они разорвут его на части.
В это время Подмастерье порывом ветра открыл створки окна в доме задремавшего после еды командира местного легиона. С улицы ворвался громкий шум толпы, также послышался стук в дверь:
- В городе бунт! – перепугано кричал запыхавшийся от бега воин.
Через мгновение отряд воинов уже вбегал на площадь перед храмом, они врезались в толпу и окружили лежащего Павла. Народ отступил, увидев военачальника и легионеров. Павла подняли с мраморного покрытия, тут же сковали двумя цепями и повели с площади. Когда военачальник спросил, что он сделал и кто такой, вокруг поднялся такой шум, что ничего нельзя было понять, поэтому он приказал увести арестованного. Однако толпа, словно озверела, и стала опять нападать на несчастного, крича: Смерть ему! Воины подхватили Павла на руки и понесли его к лестнице. Там арестованный обратился к военачальнику:
- Могу ли я что-то тебе сказать?
- Ты говоришь по-гречески? Значит, ты не тот египтянин, который перед этим поднял мятеж и вывел в пустыню четыре тысячи кинжальщиков?
- Я иудей, из Тарса, что в Киликии, гражданин небезызвестного города. Прошу тебя, позволь мне говорить к народу.
- Говори.
Павел встал и, дождавшись тишины, громко заговорил по-еврейски:
- Братья и отцы, послушайте, что я скажу вам теперь в свою защиту. Я иудей, родившийся в Тарсе, в Киликии, получил образование в этом городе у ног Гамалиила, был наставлен точно соблюдать Закон отцов и был ревностен к Богу, как и все вы сегодня. Я до смерти преследовал сторонников этого Пути, связывая и отдавая в тюрьмы мужчин и женщин, как могут свидетельствовать обо мне первосвященник и всё собрание старейшин. От них я также получил письма к братьям в Дамаске и шёл, чтобы привести тех, кто был там, связанными в Городмир для наказания.
Но когда я был в пути и приближался к Дамаску, около полудня, внезапно меня озарил яркий свет с неба. Я упал на землю и услышал голос, который сказал мне: „Савл, Савл, почему ты меня преследуешь?“ Я ответил: „Кто ты, Господи?“ Он сказал мне: „Я Дающийстановитьсяспасение -назаретянин, которого ты преследуешь“. Люди, которые были со мной, видели свет, но голоса того, кто говорил со мной, не слышали. Тогда я сказал: „Что мне делать, Господи?“ Господь сказал мне: „Встань, иди в Дамаск, и там тебе будет сказано всё, что тебе предназначено сделать“. Но из-за славы того света я ничего не мог видеть, и поэтому те, кто был со мной, привели меня за руку в Дамаск.
Тогда один человек, по имени Анания, почитающий Бога в согласии с Законом, о ком хорошо отзывались все живущие там иудеи, пришёл ко мне и, встав рядом, сказал мне: „Савл, брат, прозри!“ И я тотчас посмотрел на него. Он сказал: „Бог наших отцов избрал тебя, чтобы ты узнал его волю, увидел Праведного и услышал голос его уст, потому что ты перед всеми людьми будешь для него свидетелем того, что видел и слышал. Итак, что ты медлишь? Встань, крестись и смой свои грехи, призвав его имя“.
Когда я вернулся в Городмир и молился в храме, мне было дано видение, и я увидел, как он говорил мне: „Поспеши и выйди скорее из Городамира, потому что здесь не примут твоего свидетельства обо мне“. Я сказал: „Господи, они хорошо знают, что я сажал в тюрьмы и сёк в синагогах верующих в тебя. И когда проливалась кровь твоего свидетеля Стефана, я тоже стоял рядом, одобряя это, и стерёг верхнюю одежду убивавших его“. Но он сказал мне: „Иди, потому что я пошлю тебя к дальним народам“.
Услышав последние слова, толпа вновь взревела, как бушующее море, сбрасывая одежду многие стали кричать:
- Избавьте землю от этого человека, потому что он недостоин жить!
Военачальнику пришлось срочно уводить пленника, чем он сильно разозлил Клеветника, так и не дождавшегося смерти Павла.