С Украины я поехал в Москву и недельку пожил у Гурова. По утрам мы чистили от снега тот самый двор в Хохловском переулке, дворником в котором он стал ради того, чтобы получить служебную комнату. Каждый день, часам к двум дня, Игорёк протаскивал меня мимо свирепой вахтёрши в какой-нибудь из четырёх просмотровых залов внутри ВГИКа на просмотр фильмов.
Надо сказать, что фильмы там крутили отнюдь не какие попало! Лента могла быть и не закуплена для официального показа по СССР, но там она была обязательно, а для студентов висело расписание – какой курс какого факультета какой из этих фильмов обязан посмотреть по учебной программе. По вечерам мы пытались что-нибудь себе готовить – взяли однажды блинной муки, но вместо блинов в конце концов получились только оладьи. В свободное от всего этого время я блукал по московским магазинам...
Новый год Гуров собрался встречать в общаге ВГИКа. А у моей матери был день рождения 1-го января, и мне надо было как-то ещё и домой попасть. Я постоянно бегал в ближайшую кассу Аэрофлота (внутри подземного вестибюля станций метро «Кировская» и «Тургеневская») – узнавать, на какие рейсы и числа есть билеты. Я тогда впервые увидел компьютерные авиабилеты – как легко, просто и быстро оказалось их сдавать и менять!
От такой радости я поменял их раза три – всё выбирал себе билетик как можно ближе к Новому Году. Самый первый и самый классный билет, в Алма-Ату на 29 декабря, выхватил прямо у меня из-под носа пожилой мужик из Представительства КазССР, что находилось рядом. Я взял сначала только на второе января – ближе не было. На следующий день я вместо этого билетика взял себе другой – в Караганду на 31-е в обед. А вечером того же дня мне вдруг чисто случайно подвернулся билетик сразу в Алма-Ату, но на 1-е января 1989 года в 00.55. Неудобный рейс конечно, но я уже решил судьбу дальше не испытывать, и на этом остановиться.
Новогодняя ночь для меня началась ещё днём, когда мы с Гошей приехали в вино-водочный магазинчик к «ГУМу». С пойлом в горбачёвские времена были большие проблемы, и всё, что мы смогли купить, были маленькие пятидесятиграммовые бутылочки с коньяком. Взяли мы этих бутылочек двадцать пять, что ли, штук? Шесть выпили, вернувшись домой, ещё пять я взял с собой, а остальные Гоша повёз на праздник в общагу. Ну а я попёр на домодедовскую электричку.
В вагоне я оказался совершенно один. Посмотрел на часы – 21.00, алма-атинский Новый Год! – и выпил первую из своих бутылочек. Вдруг перед самым отправлением в электричку ввалились три парня и сели на другой ряд сидений. Один из них посмотрел на мои три места багажа:
– Летишь, что ли, куда?
– Домой, в Алма-Ату.
– О-о-о, – сказал один из них, – Классное место, а я служил в Талгаре!
Мужики достали огромную бутылку кристалловской «Столичной» по 1,75 литра, сделанной в виде графина с ручкой. На закусь пошли знаменитые в те времена московские карамельки, политые сверху шоколадом… Бутылочку мы до конца прибрать не успели, орёлики вышли в Расторгуево, пожелав мне в дорогу продолжения банкета. К аэропорту я подкатил во вполне праздничном настроении...
В Домодедово царил обычный в те времена для этого аэропорта гадюшник: рейсов поназадерживали по метеоусловиям столько, что не наступить в этом здании было уже не на кого. В самой Москве весь день была точно такая же погода, как в фильме «Ирония судьбы»: снежная метель носила по пустынным улицам обрывки разноцветных бумажных флажков, а к полуночи улеглось, и стукнул морозец почти в двадцать пять. О том, что творилось над Казахстаном, можно было только догадываться, потому что и прямой 505-й, и экибастузский 513-й, и актюбинский 525-й, и джезказганский 511-й задерживались всерьёз и надолго. Тем удивительнее было, что целиноградский рейс вдруг пошёл по своему расписанию!
Пройдя регистрацию, я сумел пробиться к междугородным телефонам и позвонить в Алма-Ату, чтобы меня встретили. Уже хорошо поддатый Яцевич начал требовать с меня пузырь, но я наорал на него в ответ в том плане, что где он, где я, и (выражаясь языком сатирика Михаила Задорнова) где «завтра»?!!
На досмотр я пошёл, когда по телевизору, подвешенному под потолок зала ожидания, уже начал выступать Горбачёв. Меня пропихнули через все «магниты» со скоростью того же «Ту-154», и досмотр с обеих сторон закрылся – отмечать наступление нового года. Я выкатился на заиндевелую эстакаду.
В самом конце простужено мерцал оранжевый номер «507». Под номером по стенкам эстакады прилепилось человек пятнадцать. И, как только я дополз со своими тремя сумками до них, динамик просипел: «С Новым Годом!» Ну что ж, достал очередную бутылочку коньячка и выпил. Мужика, стоявшего рядом, аж передёрнуло, и он, порывшись в карманах, протянул мне конфетку, такую же карамельку в шоколаде – закусить. В этот момент меня позвали. Обернулся – ещё два мужика стояли с поллитровым пузырём «Столичной» и стаканчиком от термоса: «Нам на двоих много, третьим будешь?»
Буду!
Минут через пятнадцать народ снова пошёл через досмотр. Нас быстро запихнули в самолёт. Внутри него на плафонах, на иллюминаторах, на стенках были налеплены снежинки, вырезанные из салфеток. Стюардессы начали читать в микрофон новогодние стихи, а толпа начала орать: «Шампанского давай!!!» Я, оказывается, попал в самую гущу целиноградской туристической группы, возвращавшейся из курорта в Трускавце. Вот тоже людям досталось – путёвки 31-м числом кончились!
Мужики, угощавшие меня на эстакаде водочкой, были макинскими шоферами-дальнобойщиками из этой же компании. Аэрофлот, понятное дело, на «Шампанское» не раскрутился, и тогда вся эта орава стала доставать – что у кого было. Остаток в три бутылёчка коньяка я отдал какой-то обалденно красивой и настолько же капризной девице с соседнего ряда, которая заявила, что водку не пьёт. Взамен мне наливали «Столичную». Интересно, где они её столько взяли?
Подошёл тягач и попытался откатить наш самолёт от эстакады. Но не тут-то было! Колёса примёрзли!!! «КрАЗ»-тягач мучался-мучался и уехал восвояси. Вскоре на его место приехал огромный монстр, между кабинами которого когда-то возили ракету. Переднее шасси жалобно хрустнуло и мы, наконец, поехали. Принесённый сразу после взлёта обед оказался отличной закусью...
В Целинограде диагонально поперёк полосы мела метель. Как-то всё же сели. Тургруппа скатилась по трапу совершенно никакая. В здании аэропорта в 8 утра 1 января даже работал автомат с газводой! И у меня даже нашлись 3 копейки! Залив на «старые дрожжи» стакан газировки с сиропом, я крайне нетвёрдым шагом подошёл к досмотру. Поднял, как флаг, свой «компьютерный» билет, меня бегом пропустили вперёд, я снова забрался к окошку своего 2-го ряда и уснул...
Тусклое зимнее солнышко пробивалось через несущуюся над лётным полем позёмку, вокруг самолёта бегали какие-то мужики, в полупустом 1-м салоне весь народ спал. Я глянул на часы – прошло полтора часа, а самолёт стоял там же, где и был! Только спустя минут двадцать он наконец-то завёлся и полетел дальше.
Алма-Ата утонула в свежевыпавшем снегу. Продираясь через сугробы, приплыл 97-й экспресс, я со всеми тремя сумками упал на тёплое заднее сиденье и поехал домой. Там уже было полно гостей, я наехал на всех, почему меня не встретили, а они и говорят – звоним в Аэрофлот, где этот рейс: «Через полчаса узнавайте...», «Через полчаса узнавайте...», «Через полчаса узнавайте...», «А он уже прилетел!»
Раздав все подарки, я взял тот самый пузырь водки, который Яцевич требовал с меня по межгороду, и пришёл к этим орлам. А там всем было не до меня: все подружки по парам в тишине разбрелися. Кичигин с одной барышней с завода «Эталон» в первой комнате, Яцевич с его сестрой Ленкой – во второй, а Ленкина подружка Морозова ещё с каким-то хахалем – в третьей. Я заставил их всех выпить со мной, хотя там уже и не лезло – но раз заикнулись, то получите!
А уже вечером этого 1-го января я всё-таки встретил Новый 1989 Год! Дружок Андрюха отсыхал дома в гордом одиночестве. Его родители куда-то уехали, а он остался дома, лёжа на диване перед телевизором. Прямо перед ним стоял огромный таз полузелёных грузинских мандаринов. И мы на пару выпили по 0,75 литра портвейна «Талас» на рыло, заедая его экзотическим фруктом...