Вот теперь могу сказать точно - вторая жизнь, т.е. жизнь после смерти есть! На себе проверено!
Но, расскажу обо всем по порядку. В назидание, так сказать, живущим еще первой жизнью. В мир иной, по земным меркам, я отошел относительно рано – на 65-м году жизни. Можно еще было лет 20-30 пожить и в первой жизни, но так сложилось. Несчастный случай, короче! Вышел покурить на балкон, и … спланировал с ним с 5 этажа!
До этого, жил как все. Грешки, конечно, водились, да и как без них? Жизнь то земная, она и придумана так, чтобы соблазнять человека, сбивать его с пути истинного. Крупных грехов не было. Если не очень придираться, то образ в целом положительный.
Итак, о самом отходе. Лежим мы со своим организмом в крайне плачевном состоянии, и Душа начинает понимать, что пора покидать тело. Надо то надо, но страшновато как-то, а вдруг и нет никакой жизни после смерти. И что тогда? Конец! Окончательно и бесповоротно! С другой стороны, несмотря на разбитый организм, мысль бьется. Значит можно существовать и без него, хотя жалко конечно. Тело-то было не самым плохим, многим даже нравилось, господи прости! Начинаю отделяться, получается! Смотрю на себя, т.е. на свое бывшее тело с некоторым сожалением, подымаюсь выше, до самого потолка. Вокруг суета, оживить пытаются. Сестричка Рая ко рту прильнула, дыхание пытается запустить! Эх, раньше надо было, может, и не стал бы помирать. Да что уж теперь, надо привыкать к новому состоянию.
Рядом, из тех, кто раньше меня отбыл в мир иной пока никого. Не время, наверное. Вспомнил про 9, 40 дней и год и все начало укладываться. Неспроста это, а от местонахождения души. Права, значит, была моя бабуля, когда говорила - душа до 9 дней находится рядом с телом, потом до 40-го дня мается между телом и жильем с родственниками, и еще целый год не может оторваться от нашей общей прародительницы земли-матушки. Грехи не пускают! А может и не только грехи! Разберемся. Обо всех последовавших процедурах распространятся особо не буду – все как у всех, а может даже и получше чем у некоторых. Повода держать обиду на друзей и близких нет, даже отпевание устроили, салют и все такое прочее.
Непривычно было на собственных поминках. На выпивку, закуску мои не поскупились, и место престижное выбрали. Речи такие проникновенные, аж гордыней проняло. Приятно, конечно. Так что не скупитесь на добрые слова. Доброе слово, оно и впрямь как бальзам на душу. Лучший друг порадовал, вспоминать начал, обращается прямо ко мне, глазами меня по залу ищет, да оно и понятно! А я думаю, не ляпнул бы чего, поминки все-таки! Слава богу, не занесло. Надо же, вроде присутствуешь на мероприятии, а ни выпить тебе, ни закусить! Даже слова сказать не можешь, поблагодарить за добрые слова. Чувствую, привыкать не просто будет к этой, второй жизни. Но выхода нет, надо обживаться как-то! А вопросов возникает уйма! В основном об обустройстве в новой жизни. Некоторое беспокойство присутствует. Что такое, например, ад и рай? Куда сам попаду! И вообще, ад это как? В котлы со смолой не очень вериться. Чего душу то варить, и что с ней может в смоле статься? Тут, по-видимому, загвоздка в другом. Душевные муки должны присутствовать. Пока мук особых не чувствую, кроме некоторой жалости по случаю преждевременного ухода из первой жизни. Скорее всего, торопиться с этим делом не стоит. Надо дожить в первой жизни до момента, когда поймешь - все! Ждать больше нечего! Т.е., когда первая жизнь станет хуже ада в земном понимании.
Надо сказать, что за 9 дней нахождения у собственного тела многие твои житейские дела подвергаются серьезному переосмыслению и переоценке. Особенно в части, касающейся искренности в отношениях с некогда близкими тебе по жизни людьми. Но об этом, потом… Надо понять, что времени впереди на переосмысление предостаточно, и торопиться не стоит. Может, после длительных размышлений поймешь, что и винить то их не в чем.
Обратил внимание на прорезавшуюся новую способность, к так скажем, многомерному восприятию тех, кто продолжает жить первой жизнью. Т.е. он говорит одно, а ты слышишь голос его души, и голоса эти часто совершенно разные по смыслу. Прямо скажу, от этой способности свихнуться можно! В земном конечно понимании. Вот, например моя сестра Люська. Говорит на поминках, как ей жалко бедную вдову, а душа ее размышляет о том, чтобы еще умыкнуть у этой самой бедной вдовы! А Иван Григорьевич, мой заместитель, этот со слезами на глазах убивается по горячо любимому начальнику, а в голове, мыслишки-то совсем другие… Объяснять, думаю, не надо! Фантазия у него бьет через край, он уже смакует, как прижучит мою бывшую секретаршу Машу. Недолюбливала она его, и вижу, не зря! А, Я, т.е. душа моя надеется, что ничего у него не получится.
Мысли возвращаются к прерванному землей полету на балконе. Как такое могло случиться? «Хрущевка» конечно…! Но, оборудован женою был на уровне последних достижений доморощенной дизайнерской мысли! Стеклопакет по всему периметру, голубая плиточка на полу, потолок и свободное от стекла пространство обшито вагоночкой, и главное – это безусловно холодильник «ЗИЛ»! А в нем соленья, варенья, сало, колбаска и в дверце «Андроповка» с «Путинкой». Скажите, вот, почему «Андроповка» с «Путинкой» есть, а другие… не удосужились? Думаю, ребята эти, о чаяниях и жизни народной лучше проинформированы! Интересно, «Медведевка» будет? Нет. Не звучит как-то. Может по заглавным? «ДАМ» получится. Это уже что-то! «ДАМ-ка», пойдет, вот только как этот «брэнд» в моем нынешнем положении, передать куда надо?
Что касается самого полета. В голове только мелькнуть успело – не побьется ли содержимое «ЗИЛа»? И не в нем ли главная причина самого полета? Судя по столу на поминках, что-то все таки в «ЗИЛе» сохранилось. Не только сало с колбасой, но и в стеклотаре. Жена, конечно, молодец! Успела спасти все самое ценное до общего сбора зевак, всевозможных спецбригад и многочисленных родственников с обеих сторон. Холодильник тоже, в целом, сохранился. Только шнур с вилкой, оставшиеся на кухне присоединили, и… заработал!
Переосмысление! Что-то, вроде, разбора полетов. Целый год на это отводится. И много,… и мало! Жизнь-то моя земная не простой была. А может это только мне кажется. У каждого, свои заморочки. Прикинул, все как у всех, три этапа получается – детство, офицерская служба и все, что после нее.
Глава 1 (Детство)
Неоднозначное, запутанное какое-то детство у меня вышло. Родился в Самарканде, до 6 лет возили меня на Полтавщину и обратно. К этому времени, сам не подозревая, полиглотом стал. Запросто переводил беседы двух бабушек, коренной полтавчанки и самаркандской таджички. Как, наверное, вы уже поняли, по национальной принадлежности, я получаюсь украинским сыном таджикского народа,… или наоборот. Неважно.
Как такое могло произойти, чтобы православная полтавчанка оказалась замужем за правоверным мусульманином, отдельная история. Причем, заслуживающая интереса. Отец, Джураев Кадыр, в 1936 году попал на срочную службу в Ленинградский округ и угодил прямо на «финскую» войну. При упоминании этой войны и виде лыж ежился и покрывался гусиной кожей до самой смерти. Транзитом с финской угодил на Украину, где его настигла война посерьезнее (ВОВ). Не успев получить патроны к винтовкам, оказались в окружении под Днепропетровском. Пошли домой к сослуживцу из местных. Родители приняли радужно, накормили, напоили, и спать уложили. А когда гости уснули, благополучно сдали их немцам. Кроме своего, конечно! Сын их, как бы специально привел вражьих душ для передачи новой власти. Так отец, воспользовавшись украинским гостеприимством, оказался в немецком плену. По дороге в Германию, в районе Ужгорода, сбежал вместе со второй жертвой украинского гостеприимства, кстати, тоже украинцем из под Львова. Но, на предложение двинуть к его родителям воздержался. В Западенщине, местные селяне, сдали их немцам еще быстрее, без всякого проявления традиционного гостеприимства. Новый 1942 год отец встречал в самом центре европейской цивилизации, т.е. Германии, о чем в далеком Самарканде, и мечтать не мог. Не туристом, к сожалению, но выбирать не приходилось! Почти полтора года с киркой и лопатой работал на различных промышленных объектах. Судя по всему, заграница ему не очень приглянулась, и с десятком «несогласных» они решили дать «деру» к своим, на Родину. Охраняли «гастарбайтеров» кое-как, и сбежать было делом не сложным. Разбились на группки по 2-3 человека и сговорились встретиться уже за линией фронта. Где находился этот фронт, никто не представлял, но раз война еще продолжалась, следовательно, и линия фронта должна где-то быть! Шел 1943 год и по поведению самих немцев, было видно, что особой радости от этой войны они уже не испытывали. Как таджику, русскому и белорусу удалось целый месяц странствовать по Германии в поисках линии фронта остается загадкой. Судя по всему, сказались накопленный опыт, освоение языка и благодатное лето, помогавшее скрываться и подкармливаться из закромов и огородов местных «бауэров». Прошли на Восток километров сто, и попались под утро в лесопосадке после посещения небольшого склада со шпиком и копченой колбаской. Бдительным оказался хозяин. Засек, проследил и привел военную полицию. Надо сказать, к свинине у моего правоверного отца симпатия сохранялась всю последующую жизнь.
Расплатой за побег оказался концлагерь с совершенно другими порядками. Спасло арийское происхождение! Немцы персов и таджиков относили к высшей расе, откуда собственно и происходит понятие «ариец». В Тегеране, если помните, шахом Резо Пехлеви был возведен величественный монумент «Арья Мехр» - Солнце нации. Это обстоятельство учли надзиратели, и направляли его не на самые тяжелые работы. Более того, к концу войны, когда с двух сторон подошли советские и союзнические войска, пожилой охранник помог ему бежать из концлагеря в направлении «Фильм фабрик «ДЭФА», где работало много интернированных из Украины женщин. Вот там-то отец нарвался на мою маму – полтавчанку. Маме, звали ее Мария по фамилии Кравченко, шел 21-й год. В неполные 18 лет ее насильно увезли в Германию и направили на принудительные работы во всемирно известную фабрику по производству кинофотопленки «ДЭФА». Несмотря на жесткий режим и скудное питание, мама со своими землячками провели отца в свой барак и смогли укрывать его там, в течение двух недель. Когда администрация и охрана завода в панике бежали, отец со своими спасительницами вышли в зону контролируемыми советскими войсками. Отца, несмотря на арийское происхождение и длительное пребывание в плену, быстро постригли и направили в Одессу, где формировался эшелон для отправки на Дальний Восток, усмирять японцев. Т.е. ему светила реальная возможность поучаствовать еще в одной войне. Прощаясь, отец сказал маме, что он обязательно ее найдет после окончания войны. Удивительно, но к концу лета 1945 года отец появился не в Самарканде, а в живописном полтавском селе Засулье. К этому времени мама, располагая богатым техническим опытом работы в дальнем зарубежье, уже работала телеграфисткой в Сенчанском районном узле связи. Работа, по тем временам была престижной и оплачивалась рублями, а не трудоднями, что позволяло иметь в семье «живую» копейку. Появление весьма привлекательного наружностью отца привело к изумлению всю многочисленную семью, включая и саму маму. До Дальнего Востока отец добраться не успел, на полпути эшелон вернули обратно. Фронтовиков снабдили пайками и отправили по домам. Три месяца подготовки к уже третьей в его судьбе войне сказались на отце благотворно. Заметно поправился, и выглядел со свойственным ему легким налетом пижонства. Вкупе с природным умом и тактом ему удалось создать должное впечатление и увезти маму в далекий Самарканд. Так, вкратце, выглядит история возникновения довольно редкого союза таджика-мусульманина с православной украинской дивчиной.
Кишлак Чоршамбы, что в переводе означает «Среда», находился в пригородном районе Самарканда. Рядом, в предгорьях горной гряды Охалик протекала река Даргом. В этом же районе располагается и захоронение Тамерлана или «Хромого Тимура», которого при жизни называли «Повелителем Вселенной»! Живописные и самодостаточные места. Изобилие фруктов и овощей. Здесь выращивают лучшие в мире дыни, а слаще и вкуснее самаркандского винограда пробовать не приходилось, сравниться может разве, что афганский. Из родных у отца оставалась только ослепшая мать и больше десятка племянников обеих полов. Маму поразила крайняя нищета и убогость жилищ. Основной пищей были лепешки с виноградом, дынями или арбузами. Война оставила племянников без отцов, и матерям поднимать в одиночку детей было крайне трудно. Мама, как человек предприимчивый и располагающий зарубежным опытом работы, из отходов местной швейной фабрики (лоскутов) наладила домашнее производство покрывал, пододеяльников и различной одежды, вплоть до утепленных детских фуфаечек и штанишек.
Шить мама умела и любила, поэтому к удивлению отца, в качестве приданного, прихватила с собой из дому старую швейную машинку. Опыт имелся, в Германии, за кусок хлеба она с одной иголкой обшивала всех подруг по несчастью. Спрос на ее продукцию был хороший, и она довольно быстро подняла уровень благосостояния не только своей семьи, но и бедствовавших родственников. В награду за это она получила их пожизненную и безграничную любовь и благодарность! Убедиться в этом мне довелось спустя четверть века, когда я с мамой и молодой женой пожаловали с официальным визитом в Самарканд. За право предоставить ей кров между племянниками отца развернулась настоящая борьба. Мама, она же «Мария-хонум», приняла компромиссное решение, и все десять дней нашего пребывания в Самарканде, поочередно, перебиралась из одного дома в другой, в общем, уважила всех! Это было время ее заслуженного триумфа. Уверен, что эти добрые деяния зачлись ей и на небесах. Вторая жена отца, нарожавшая ему девять детей, безоговорочно признала старшинство Марии-хонум, и демонстрировала готовность выполнить любую ее прихоть. Свою долю любви, почтения и уважения получил сполна и я, как старший сын в семье, и к тому же, офицер! Младшему из сыновей отца, Холику, было тогда 1,5 года, как и моей дочери, Оксанке. Та поездка удалась на славу.
Но, вернемся в далекие пятидесятые. Вернувшись в Самарканд, отец, как фронтовик получил почетную и непыльную должность учетчика на складе стройматериалов. Его задача заключалась в сверке соответствия вывозимых грузов данным, указанным в накладных документах. Будучи человеком добродушным, придирчивостью не отличался, и подписывал накладные, по существу, не глядя! Кончилось все для отца плачевно, приписки в накладных и недостача на складах были выявлены. Отца, не получавшего от этих операций ни копейки, посадили на 5 лет в тюрьму. Сидеть в лагерях, отцу было не привыкать, и не такое видел! Но убегать, как в Германии, не стал. Через три года выпустили за примерное поведение. Мать, за это время, будучи человеком грамотным и смышленым, устроилась в РАЙПО (районная поторебкооперация) и стала весьма уважаемым человеком. Узнав от добрых людей о наличии у законного мужа, фактически, второй жены с ребенком, цепляться за брак не стала. Меня отправила на Полтавщину к бабушке, а сама еще лет пять жила и работала в Самарканде. Впоследствии, очень жалела, что поддавшись уговорам бабушки, вернулась домой в Засулье.
Долго в Засулье не усидела и отправилась в поисках лучшей жизни на Донбасс. Устроилась крановщицей на Зуевском литейно-механическом заводе (ЗЛМЗ), получила комнату в бараке, и, в общем-то, провела большую часть жизни в уютном городке энергетиков Зугрэсе. Личная жизнь складывалась не очень, была парочка гражданских браков. С одним, Николаем, даже приезжала в Засулье, но не сложилось. Надо полагать, подвело его излишнее занудство с претензией на интеллигентность. «Счастье», все-таки нашла, в лице Уханя Ивана Петровича! С хорошими внешними данными, работал заготовителем вторсырья, играл на гитаре и недурно пел под рюмочку с огурчиком. Параллельно, подрабатывал забойщиком скота на пару с будущим тестем Виктор Антоновичем и дядей Мишей, приходившемся родным братом жене Виктор Антоновича, т.е. будущей тещи. Бригада у них сложилась еще та..! Все мастера в забойном деле высочайшего класса. За сутки могли на свиноферме забить и разделать до ста и более годовалых свиней! Важнейшим было качество снятия шкур, за которые они и работали, т.е. после работы они забирали шкуры и сдавали в свою же заготконтору, руководил которой Виктор Антонович.
До третьего класса я жил с бабушкой Меланьей, прабабушкой Килиной (Акулинья) и дядей Володей, младшим братом мамы. Где-то до этого времени в голове сидел еще и таджикский язык. Как вспоминала позже бабушка, в стрессовых состояниях я что-то на нем лопотал. Наверное, ругался на таджикском, чтобы другие не поняли! После окончания второго класса, летом приехала в Засулье мама и забрала с собой на Донбасс в Зугрес. К этому времени она получила комнату в бараке рядом с заводом и железнодорожной станцией. Комната, по тем временам, была большая, около 20 кв. метров. Мне понравилось, в бараке жило 20 семей - шум, гам, много детворы, а по вечерам двое грамотных жильцов играли в загадочные шахматы. Менее продвинутые мужики рубились во дворе в домино. Там было шумно и поучительно, так как в выражении своих мыслей, литературный язык использовался вкраплениями. С правилами игры в домино мы с Валькой, моим новым дружком, разобрались быстро. А, вот, с шахматами было посложнее. Мы часами стояли за спинами игроков пытаясь понять смысл игры. Постепенно поняли, что и как ходит, и к чему надо стремиться. К удивлению игравших, мы, стоя за их спинами в полголоса стали просчитывать ходы, вплоть до попыток дать «ценный» совет. Смастерили самодельные шахматы, и самозабвенно играли с Валькой до полного наступления темноты. Славка с нашего барака предпочитал подворовывать, и надо отдать ему должное, преуспел в этой увлечении. С наступлением совершеннолетия, прочно обосновался за решеткой, с месячными каникулами на воле. Когда он в очередной раз освобождался, в частном секторе даже курей с курятника не выпускали.
Что касается шахмат, то за пару лет постоянной тренировки наши негласные учителя признали наши успехи. К нашим подсказкам стали уже прислушиваться, а сыграв с нами по разу, убедились в нецелесообразности продолжения этой практики. К 6 классу мать сошлась с отчимом, сбросившись, они купили участок с землянкой в поселке по ул. Шахтерская 68. К этому времени у меня прорезалось еще одно увлечение – игра на трубе или корнете! Год ходил на занятия к местной знаменитости, на вид плюгавенькому, хромому капельмейстеру и отличному педагогу Мещерякову. Год не прошел даром, за это время я научился извлекать из трубы все возможные для этого инструмента звуки и первичные знания нотной грамоты. Позже, в седьмом классе, я не без радости вернулся жить на Полтавщину к бабушкам. На первой же пионерской линейке, посвященной дню Победы, я не выдержал издевательств старшеклассника над горном, который в учительской пытался извлечь из него мелодию пионерской зорьки. Подошел к завучу и предложил свои услуги. Она быстро согласилась, и настало мое время удивлять публику. Первоначально, когда я с горном появился в процессии выносящей флаг, на лицах учителей и школьников читалось недоумение. Позже, когда я гордо маршируя, отыграл нехитрую мелодию пионерской зорьки, меняя октавы снизу вверх и обратно, народ испытал что-то, сродни шоку! Последствия не заставили долго ждать. После школы, возвращаясь вдоль берега Сулы домой, меня подстерегли друзья бывшего горниста Коли Брыся, и завязалась нешуточная борьба. Справиться с тремя старшеклассниками было не реально, и я, в качестве крайней меры, откусил кусок Колиной кожи с мясом от его жирненького живота. Жуткий Колин визг и окровавленный живот привели в бегство его помощников. Слегка потрепанный, добрался домой, съел объемистую миску борща не прекращая размышлять о случившемся. Ясно было, что этим все не кончится. Ожидания оправдались, спустя час к нам прибыла представительная делегация в лице Колиных родителей, грозного деда и самого пострадавшего. Вид распухшего Колиного живота произвел на бабушку должное впечатление, и она, не вдаваясь в детали, дала мне такую затрещину, что даже суровый Колин дед за меня испугался. А бабушка у меня была еще та..! Силы не мерянной. По молодости, когда ей было около тридцати, они с моим будущим дедушкой Григорием продали на Сорочинской ярмарке за червонец корову. Выбираясь на одноколке с ярмарки, натолкнулись на представление известного бедилы (силача). Он, расположившись на помосте, демонстрировал свою силу и удаль, разламывая подковы, гнул монеты и завязывал из металлического прута галстуки на шее. Затем он положил на стол свой червонец и предложил желающим попытать счастья в борьбе с ним. Для этого надо было положить на стол свой червонец. Победитель забирал оба. Один смельчак нашелся, но быстро был уложен бедилой на лопатки. Желающих больше не просматривалось, и тут бабушка спрыгнула с телеги, взошла на помост, вынув из-за пазухи вырученный за корову червонец, положила его на стол, и говорит - давай бороться. Все, включая бедилу и моего деда, раскрыв рты, замерли! У помоста в считанные минуты образовался полный аншлаг. Бабушка, обвязавшись кушаком, сошлась в захвате «крест на крест» с бедилой. По команде добровольного ассистента, одним мощным рывком подняла стокилограммового бедилу в воздух и аккуратно положила лопатками на помост! Отряхнувшись, поправила сбившуюся юбку под рев одуревшей толпы, забрала со стола два червонца и направилась к оцепеневшему деду. Слегка придя в себя дед Григорий, не отличавшийся атлетизмом, принял неадекватное обстановке решение – дал деру! Бабуля за ним с требованием немедленно остановиться. Дед все-таки остановился, и на вопрос – ты, куда это разогнался, ответил, так я же тебя немного бил!.... Ой!!! Да ты бил, как муха кусала, поехали домой, ответила бабушка. Больше, дедушка Григорий вольностей себе не позволял, а все возникающие вопросы предпочитал решать любовью и ласкою. По воспоминаниям мамы жили они очень дружно до самого дедушкиного исчезновения на войне. Бабушка хранила о нем память всю оставшуюся жизнь, и никому не позволяла даже приблизиться к себе. Оба уже на том свете, т.е. извиняюсь, теперь уже на этом, для меня, свете. Впереди масса волнующих встреч, радует, что в этом мире невозможное становиться возможным, и в этом есть что-то обнадеживающее. Все-таки, пока не очень понятно, чем будет занята бесконечная жизнь. Надеюсь, умирать со скуки не придется.
Жизнь не предоставила мне возможность видеть родного дедушку, но вот с его младшими братьями, т.е. двоюродными дедушками Юхимом и Леонтием пообщаться удалось. Дедушка Юхим жил в нашем Засулье и славился своим плотницким и столярным талантом. Он был среднего роста, худощав и жилист. Большинство окон и дверей в селе было его рук дело. В просторном сарае у него была великолепно оборудованная мастерская с несметным количеством инструментов. За его работой я наблюдал с неподдельным интересом. Он с удовольствием рассказывал и показывал, что и к чему. Поражали размеренная четкость и точность во всех его действиях. Все в их дворе и доме говорило о великой любви дедушки Юхима к дереву. Везде ощущалась рука большого мастера. В доме красовалась замечательно, с фантазией сработанная мебель. Столы, стулья, шкафы и т.п. отличались оригинальностью исполнения и высочайшим качеством. Эта мебель до сих пор украшает жилища его наследников. Жаль, что у него не было сыновей, и его мастерство ушло вместе с ним.
О дедушке Леонтии разговор особый. Если бы не врожденный дефект обоих ступней, он бы из бедилы на Сорочинской ярмарке веревки вил. Ростом он был под метр девяносто, с телосложением, которому позавидовал бы Геракл. Обувь на свернутые внутрь стопы шил сам. Стоять и ходить мог без проблем, но не так долго, как хотелось бы. Как инвалиду от рождения ему полагалась велоколяска с ручным приводом в виде двух вертикальных рычагов с подковообразными ручками. Это было его основное средство передвижения на большие расстояния, которое являлось одновременно тренажером, великолепно развившим его торс и верхние конечности. Шварцнегер позавидовал бы! Как и дедушка Юхим, он был незаурядным плотником, но заслуженную славу приобрел благодаря бесспорному таланту в печном деле. Благодаря этому таланту он был известен в нескольких областях. Отбоя в заказах не было, и он на своей коляске проехал не одну тысячу километров. Все же, самым привлекательным для меня был его веселый нрав и склонность к шуткам по любому поводу. С ним было не соскучиться, каждое слово или действие таило подвох. Все знали об этой склонности, но ему почти всегда удавалось осуществить задуманное. Эта склонность к подвохам проявилась в нем с раннего детства. Будучи самым младшим, шутить, приходилось со старшими, что иногда заканчивалось хорошей трепкой. Зарабатывал он по тем временам прилично, и пару раз становился объектом для легкомысленных грабителей. Последний случай стал легендой. Дед в 63-летнем возрасте возвращался с заработков через заброшенный хутор Травяное. Подъезд к Травянову был в подъем, именно на нем его и подстерегли двое молодых грабителей из райцентра Сенчи. Выскочив с двух сторон из кустов, они остановили коляску деда Леонтия и с ехидцей поинтересовались размером его заработка. Дед, изобразив добродушную улыбку, поинтересовался причиной их финансовых затруднений и размером требующейся помощи. Узнав, что требуется все им заработанное, не спеша полез за пазуху, и дождавшись, когда их любопытные головы оказались в пределах досягаемости его железных рук, схватил их за загривки и проверил на прочность лбы. Возможно, несколько переусердствовал, так как оба потеряли сознание, и их с трудом привели в чувство уже в околотке местного участкового, куда их любезно доставил на своей коляске дед Леонтий. У обоих обнаружили сотрясение мозга средней тяжести, и вместо КПЗ они оказались в местной больнице. Сажать после лечения их не стали, так как став посмешищем всего района, о грабежах они больше и не помышляли. Кстати, деда Леонтия пережить им не удалось, оба через полтора десятка лет скоропостижно скончались от беспробудного пьянства. Между прочим, с дедом Леонтием связана одна из моих небезобидных выходок. У деда, как печника было множество историй, связанных с печным делом. Одна из них, под названием «вертолетик», врезалась мне в память. Суть фокуса заключалась в том,что сверху в дымовую трубу устанавливалось подвешенное на нитке с отвесом перо, которое с началом топки печи начинало вращаться, и тем самым блокировать выход дыма из печи. По соседству с нами жил дед Моргун, не отличавшийся любовью односельчан в силу своей патологической жадности и вредности. Эти качества, в несколько меньшей степени, были присущи и его супруге, бабке Матрене. Вот на этом, неблагоприятном для этой семейки фоне, мы с другом Ванькой решили проверить действенность вертолетика. Дело было в конце января, зима была холодной и снежной, что, в общем-то, обычно для этого региона. Рядом с хатой Моргуна рос мощный вяз, используя который мы забрались на камышовую крышу, добрались до трубы и аккуратненько так, установили вертолетик. Последствия превзошли все наши ожидания. Представьте - зима, холод, хозяйка начинает растапливать печь, сначала все вроде бы нормально, и вдруг дым валит обратно в хату. Весь день баба Матрена пытается растопить печь, и все напрасно. Каждый раз Моргун выскакивает на улицу, фиксирует первый дымок и его последующее исчезновение. Первую ночь Моргуны еще переспали дома, а вот в последующем вынуждены были проситься на постой к соседке тете Нюре. На следующий день пригласили местного печника Петра Степановича. Тот, изучив ситуацию, приступил к поиску пробки в многочисленных ходах печи. Эту печь он знал, так как сам ее ставил. Провозившись весь день, с тремя перерывами для приема первачка, сугрева ради, дал команду Матрене на розжиг. Эффект оказался прямо противоположным ожиданиям Степаныча. Все попытки растопить печь заканчивались одним и тем же. Пробовали растопить соломой, камышом, хворостом, подливали керосин и все впустую. Степаныч решил, что проблема кроется, где то в глубине огромной печи, и изрек – надо разбирать печь! За три дня работы разобрали все кроме последнего колена с трубой. Новую печь Степаныч ставил всю неделю с мало присущей ему тщательностью. Работать в такую погоду без подогрева было невозможно, и только баба Матрена знает, сколько ушло на это самогонки с салом и квашеной капустой. Церемония ввода в эксплуатацию новенькой печи привлекла внимание треть села, как будто доменную печь запускали. Не сомневаясь в успехе, Степаныч приняв на грудь стакан самогона, собственноручно начал разжигать печь. Каково же было его изумление, когда дым опять повалил из печи в хату. Авторитет Степаныча в глазах односельчан просто рухнул. Тут же вспомнили о деде Леонтии. Да, говорили, печь сооружение сложное, и доверять ее строительство следует только авторитетному мастеру, коим мой дед и являлся. Бесстрашный разведчик в годы войны Павло Рожко, после ее окончания находившийся в хроническом состоянии обмывания своих многочисленных орденов, во всеуслышание заявил, что главной причиной происходящего является жадность. Леонтий, мол, хоть берет немного больше, но качество гарантирует. К исходу следующего дня дед уже был у нас дома. В присутствии пострадавших и Степаныча, с шутками и прибаутками обсуждал сложившуюся ситуацию. Его решение было ожидаемо простым – Степаныч должен разобрать свое безобразие, а уж печь он поставит сам. В строительстве новой печи, науки ради, Степанычу была отведена роль подсобника. За двое суток печь разобрали, и дед под пристальным вниманием своих поклонников втянулся в строительство своего шедевра. Дело двигалось быстро, все с тем же самогоном и теоретическими занятиями для Степаныча. За четыре дня печь в основном сложили, на пятый день было запланировано кое-что по мелочам, и торжественный пуск! Накануне вечером, я, не желая подводить деда, сообщил ему об истинной причине проблем с печкой. Дед долго хохотал, а мы с Ванькой, не мешкая, забрались на дом и сняли вертолетик. На следующий день, дед в присутствии многочисленных зевак, с большой помпой запустил печь. Тяга была отличная, дым, как и положено, валил из трубы, вызывая неподдельный восторг измучавшихся хозяев. И без того высокий авторитет деда Леонтия взмыл до облаков. Обмывали печь долго и обильно. Матрена на радостях не пожалела даже гуся, чем немало удивила героя-разведчика Павла Рожка. Надо заметить, что склонность к подобного рода штучкам, сопровождала меня всю мою земную жизнь. Наверное, сказалось влияние деда Леонтия.
Пребывая в новом качестве, вдруг почувствовал необходимость исповедаться в самых тяжких грехах. Поразмыслив, решил систематизировать грехи по мере их совершения, т.е. в хронологическом порядке. Первое, что пришло в голову, это безбожная проделка в Пасхальную ночь, за которую, возможно, мне придется отвечать перед Всевышним по особому счету.
Дело было так. К девятому классу, мы с Иваном сколотили своего рода военно-спортивную секцию в составе от 15 до 20 подростков. Роль идейного лидера я возложил на себя. Ночные двухсторонние военные игры в сосновом бору собирали до полусотни деревенской пацанвы. Все было по серьезному, с независимой судейской бригадой и яростным разбором полетов, при определении победителей. Спортивная составляющая заключалась в проведении тренировок и соревнований по боксу, тяжелой атлетике, спортивной гимнастике, шахматам и всевозможным играм от футбола до хоккея на льду. Тренерские обязанности мы с Иваном возложили на себя. Иван проводил тренировки по тяжелой атлетике и гимнастике, а я по боксу, шахматам и игровым видам. Для поднятия уровня тренировочного процесса приходилось штудировать всю, попадавшую под руку методическую литературу. Религия, как того требовала советская идеология, рассматривалась нами как опиум для народа, что и подтолкнуло нас с Иваном к проведению, своего рода, антирелигиозной акции. Суть ее заключалась в имитации спускающихся с небес ангелов в пасхальную ночь. Изучив дорогу с соседнего села, где располагалась Троицкая церковь, мы выбрали безлюдное место между сосновым бором и песчаным карьером. Прямо у дороги стояла огромная сосна с мощной кроной. Она идеально вписывалась в наш план. На местной свиноферме нашли 50-метровую бухту стальной проволки, остальное было делом техники. Идея состояла в том, чтобы с вершка сосны натянуть наискосок через дорогу в песчаный карьер проволку, и в нужный момент осуществить поочередный спуск на карабинах прикрывшись белыми простынями. Из этой же проволки смастерили 6 карабинов в виде восьмерки, к которым прикреплялись грудные обвязки из веревки. Для плавного и бесшумного скольжения карабинов по натянутой проволке, последнюю пришлось обработать салом. Опытным путем подобрали необходимый угол наклона, добившись приемлемой скорости спуска. Подготовка к операции осуществлялась в обстановке полной секретности, так, что тогдашнее КГБ могло бы обзавидоваться. К операции было привлечено 8 наиболее подготовленных членов нашего военно-спортивного клуба. Шестерым предстояло стать ангелами, а мы с Иваном обеспечивали старт и финиш. Генеральная репетиция прошла успешно, к часу «Х», т.е. к святому празднику Пасхи была полная готовность. Мы, не без оснований надеялись, что встреча глубоко верующих бабулек со спускающимися с небес ангелами может привести к потере сумок с освященной снедью, поэтому ангелам, выполнившим свою ангельскую миссию, предписывалось, по моей команде быстро собрать сумки и оттащить их в нашу штабную землянку. Мы же с Иваном должны были, зачистить поляну, проще говоря, снять натянутую проволку и другие, оставленные впопыхах реквизиты. К трем ночи заняли исходные позиции. Я с шестью ангелами на сосне, а Иван на месте приземления в карьере. Служба в церкви закончилась, и где то через полчаса появилась довольно внушительная, человек в тридцать, процессия. Надо заметить, что в ее состав входило и большинство наших бабушек. Это, кстати, гарантировало получение нами достоверной информации о произведенном впечатлении. Как только толпа приблизилась на 30-40 метров, я для привлечения внимания бабуль сломал сухую ветку и… процесс пошел! Задрав головы на звук, толпа вдруг увидела спускающихся с небес ангелов! А что еще они могли подумать? Преодолев первое оцепенение, толпа шарахнулась в сторону от дороги и понеслась, что есть мочи, напрямки в село. Мы, действуя согласно плану, собрали нехилые трофеи из куличей, домашней колбасы, пирогов и прочих яств, победоносно перебрались в штаб. Кто-то оставил на дороге даже несколько бутылок самогонки. Уже светало, и мы, по-быстрому перекусив, разбежались по домам снимать информацию. А снимать было что, наша часть села бодрствовала. Происходящее, чем-то напоминало первомайские митинги! Возбужденные бабули подняли всех на ноги и делились полученными впечатлениями. Оживленно обсуждая пережитый страх, большинство склонялось к выводу о том, что это божье знамение, и следует ждать наказанья всевышнего за восцарившееся в стране безбожие! Нашего отсутствия никто не заметил. Пока бабушка митинговала, я забежал в хату и проверил кошик (плетенная из рогожки сумка) с которым она ходила на службу. Все было на месте. Да кто бы и сомневался, что моя бабушка, с перепуга, может что-то потерять. Не та закваска! Когда полностью рассвело, к месту происшествия потянулся народ, в основном из тех, кто надеялся найти утерянное. Нашли несколько затерявшихся конфет и мелкой выпечки. Поуспокоившись, мужики сделали предположение, что бабок одолел коллективный психоз, и вообще, не надо было ничего освящать, целее было бы! Собираясь в своей землянке, мы, с аппетитом поглощая трофеи, делились впечатлениями, и всем искренне казалось, что жизнь удалась…
Если вникнуть, то грех довольно серьезный, смягчающим обстоятельством могла служить только насажденная коммунистами антирелигиозная обстановка, царившая в стране. Были, конечно, и другие проделки, пусть и не антирелигиозного толка, но оставившие глубокий след в душах некоторых верующих. В данном случае речь идет о любимой бабушке лучшего друга Ивана. Эту маленькую и необычайно шуструю бабулю все в селе кликали Критынчихой, от фамилии по мужу Критынка. Кстати, и Ивана обзывали также, хотя по паспорту носил фамилию Бацман. Странная для Полтавщины фамилия, но в нашем селе было около десятка не родственных между собой семей с этой фамилией. Славилась Ванькина бабуля неуемной тягой к рыночным отношениям и скверным характером. За всю свою сознательную жизнь она, наверное, не пропустила ни одной возможности что-либо продать, хоть стакан семечек, которых в любом доме хранилось мешками. Каждый базарный день, в любую погоду, бежала 5,5 км на рынок в Сенчу, чтобы что-нибудь продать. Из двух внуков и внучки, особую любовь питала к старшенькому - Ивану. Ваня тоже любил свою бабушку и большей частью обитал в ее доме. Подворья его родителей и бабушки примыкали друг к другу, но избы выходили на разные, расположенные параллельно улицы.
(Продолжение следует)