7. МГУ

Андрей Михайлович Толоконников
     (начало Хроники "Семь лет моей юности" читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/12/1414

     а её предыдущую часть здесь: http://www.proza.ru/2014/05/19/1848)


16. ОТДЕЛ АЛГОРИТМИЗАЦИИ

Познавать народ мне очень не понравилось, и я ушёл с мусорки к более понятным мне интеллигентам-интеллектуалам. В вычислительный центр. Но приняли меня там отнюдь не в интеллектуалы. Я должен был  носить тяжёлые коробки с перфокартами и перфолентами из здания с программистами в зал с ЭВМ.

Это сейчас бездна информации помещается на маленькой флешке, а тогда для совсем небольшого объёма (наверное, в несколько мегабайт) нужен был метровый ящик, забитый картонками, с которых информация считывалась с помощью пробитых дырочек.

На мужскую работу таскать эти тяжести и взяли меня. Из-за юного возраста рабочий день у меня был на час короче, да и между переноской ящиков было много свободного времени.

На это время мне поставили стол и стул в углу кабинета замдиректора, доброго усача, старавшегося казаться строгим. Это уже потом я узнал, что был он замечательным программистом. Он регулярно натаскивал на программирование молодых специалисток, выпускниц прикладной математики ТашГУ. Я поневоле слушал их разговоры, пытаясь параллельно вчитываться в малопонятные программистские мануалы, с помощью которых он пытался приобщить меня к пониманию деятельности нашего отдела алгоритмизации.

Две девчонки были очень толковыми, а у двух других учёба продвигалась с трудом. К ним он подключил и меня. Оказалось, отдел занимался интересными делами: выявлял структуру социальных процессов и расписывал их алгоритмы, которые затем одевал в программы, которые и набивали на перфокартах и перфолентах. Которые затем в ящиках я и таскал.

Поскольку я не только закончил матшколу, но ещё и два года занимался в кружке программирования при институте кибернетики, то удалось нагнать девушек и даже написать цикличную часть большой программы, которую шеф приятно для семнадцатилетнего носильщика ящиков назвал «модуль Т-ва».

Он первым объяснил мне, что у меня мышление, создающее алгоритмы. И потом я стал сознательно применять его в учёбе и научной работе, успевая намного больше других.
Он очень толкал меня в кибернетику и сулил в ней большой успех и карьеру, но я остался верен своему призванию и через год после окончания школы уехал поступать на психфак МГУ. 

Уже с новой замечательной характеристикой от умных и добрых людей.

17. ВТОРОЕ ПОСТУПЛЕНИЕ

Мы с папой поселились на Ждановской в пустой квартире уехавших на дачу пятиюродных родственников. Папа насыщал меня калориями и витаминами, а я перечитывал учебники и ездил на консультации.

На первую из них я опоздал и всю её простоял в углу у двери рядом с доской. Поэтому на преподавателя я смотрел реже, чем в зал. В центре его, метрах в пятнадцати от меня сидела одна из абитуриенток. Когда я увидел её, то все остальные с преподавателем и его голосом исчезли для меня. Это была Она – та, что снилась мне уже давно. Желанная девушка явилась ко мне из снов, и её можно было разглядывать целые полтора часа лекции. Уже потом я понял, что в ней удивительным образом соединились все семь вещей, которые так нравились мне в девушках.

А когда прозвенел звонок, все вскочили и, тесной толпой двинулись к дверям. Я думал дождаться её у дверей, где и простоял всю пару, но вдруг увидел, что снаружи кто-то раскрыл вторую дверь в конце зала. Тут же задняя половина толпы повернула назад, и стало непонятно, в какие двери потоком вынесет девочку. Она  оказалась невысокой, и за головами парней я уже не видел её, от чего как-то сильно испугался, даже в висках застучало. Уже не думал ни о чём, и оставалось только вспрыгнуть на длинную тумбу, приставленную к  преподавательскому столу.

Его хозяин, собиравший бумаги в задрипанный портфель, тут же возмутился и стал мне что-то гневно кричать. Но ставки были чрезмерно высоки, и что-то дёрнуло меня показать ему рукой на задние ряды, возмущённо сказав: «Вы видите, что там творится?»

И пока он напряжённо всматривался туда, я, наконец-то, с облегчением на мгновение увидел между двумя рослыми спинами её профиль. Запомнил, под каким портретом она была и, шумно спрыгнув вперёд, побежал в конец по пустому проходу через ряд от окна. А там по партам дошёл до прохода у стены, где и шёл народ, и втиснулся прямо перед ней.

Было неизвестно, сколько у нас было времени, и я с ходу стал ей говорить про то, как смешно виделась эта лекция глазами стоящего у доски. Причём, говорил я очень серьёзно и убеждённо. Она слушала, слегка оторопев, но  постепенно стала улыбаться, а смех сблизил нас уже скоро, на Манежной площади.

А потом мы с ней пошли бродить по городу. Она оказалась удивительно уверенной для своих лет и, наверное, от этого очень доброжелательной.

Уже потом она призналась, что я пробил её искренним восхищением перед её женственностью. Очнулись мы от разговоров уже вечером, одновременно почувствовав голод. У обоих денег было только на проезд. На метро мы добрались до её станции Киевская и, не сумев расстаться на перроне, я доехал с ней до верха. Мы вышли на улицу, и сразу за дверью станции она сказала мне: «Пока».
И тут мы не выдержали и стали целоваться. Люди выходили со станции и толкали нас, ругаясь, а мы не могли ни расцепиться, ни отойти от прохода. Наконец, она вздохнула и заставила себя идти к автобусу, а я отошёл от дверей и, прислонившись к холодной стене, ещё минут десять смотрел на неё, видимую в окне, пока автобус не уехал.

Потом ехал домой в метро и блаженно улыбался, не замечая взглядов окружающих. Я с восхищением рассматривал её перед собой, отчётливую, как наяву. Она была совсем близко, словно только что отошла от меня к своему автобусу. А затем обернулась и улыбалась мне счастливо, тщетно пытаясь улыбку погасить. 

Наверное, я выглядел забавно, потому что какой-то мужик, стоявший перед моим соседом, помахал ладонью у меня перед лицом. Я очнулся и увидел, что народ с улыбками смотрит на меня. Похоже, моё блаженное состояние передалось и им.

18. ЭКЗАМЕН

Родителям мы сказали, что консультации теперь будут чаще, да и заниматься проще в библиотеке МГУ, и уже нам было не до подготовки. На консультациях, в отличие от неё, я не мог сконцентрироваться на преподавателе, и экзамены смог сдать только на автопилоте – три пятерки. У неё же было три четверки. Шанс поступить могла ей дать только пятерка на последнем – математике. Она сдавала в первую смену, и я ждал её за дверью.

Когда их выпустили, она медленно подошла и тусклым голосом тихо сказала «тройка». Потом грустно вздохнула и сказала: «Иди, математик тебя ждет пятерка, желаю тебе стать студентом». Но я в этот момент уже понял, что не хочу им стать без неё. Мы столько мечтали об учебе вдвоём, обо всех подробностях нашей первой осени, что на другой вариант  я уже был не согласен: «Поступим в следующем году и будем учиться вместе. Подождешь тут меня?».

В аудитории я подошел к столу экзаменаторов и открыл рот, чтобы попросить их поставить мне двойку, но старичок опередил меня, сказав брать билет. Я хотел ему сказать про двойку, но моя рука вдруг протянулась к столу и взяла билет. Наверное, просто было интересно. В нём было три задачи. Я узнал их. Первая была из Сканави, её мы в матшколе решали еще в 9 классе, вторая из прошлогодней подшивки журнала «Квант», а третья встречалась в ксерокопированном сборнике задач математических олимпиад. Вспомнить и записать их решения было делом всего 20 минут.

Этот билет, клочок, лежавший на ладони, был пропуском в студенчество,  в лучший ВУЗ страны, в который я столько готовился и о котором столько мечтал. Особенно мечтал учиться у выдающихся психологов. На мгновение представилось, в каком восхищении я буду слушать лекции и как блаженствовать, записывая их в новенькую толстую тетрадь, которую привез из Ташкента. И как буду вечерами ходить заниматься в знаменитую театральную студию. И как…

Старичок записал номер билета и сказал садиться готовиться. Его соседка протянула мне проштампованные листы бумаги, и я автоматически протянул к ним руку, но осекся - за дверью была Оля. Моя Оля. Я обещал ей не это. «А что?» - подумал я. Ещё год ходить на работу таскать ящики или подменять операторов в изматывающих ночных сменах? И читать про психологию только после работы, и то только перед сном, устав перечитывать опостылевшие пособия для поступающих?  А через полгода - призыв в армию. Всё это опять стало портить настроение, но я не взял у экзаменаторши её листки, а протянул ей билет: «Я не знаю ничего, поставьте мне два».

Они удивились, и стали уговаривать меня посидеть, успокоиться и сконцентрироваться, и только с третьего раза удалось их убедить отпустить меня. И мы пошли гулять по летним московским бульварам. А потом шли в сторону Воробьёвского метромоста. И было так хорошо, что и не вспоминалось про то, что предстоит ещё год вместо радостной учёбы каждое утро ездить таскать ящики. Да и про предстоящий вечером разговор с папой, когда нужно будет сообщить ему результаты экзамена.

Папа, конечно, был не в восторге. То, что я второй год не поступил в вуз, задевало его самолюбие, ведь он вложил в меня как никто из отцов. Он так никогда и не узнал, что было в моей жизни много событий, где у меня не получилось не потому, что мне не хватило знаний или интеллекта, а потому, что я сам решил отказаться от шанса ради других соображений. А потом жизнь всё равно предлагала новые шансы. Особенно - связанные с интеллектом.

Папе я сказал, что сошёлся на консультациях с толковыми ребятами и хотел бы с ними пообщаться. Так мы, троечница и двоечник, получили несколько дней для общения. А затем он посадил меня на ташкентский самолет, снабдив двумя килограммами говядины, дефицитом застойного времени, а сам уехал навестить брата.


 (Продолжение читайте здесь: http://www.proza.ru/2014/05/22/1875)