Voc;
gra;as Dieu
Exemplo m;os
Porra cabra
Cheira-me a p;o azedo
Quando eu quentes
Precisamos unir todos os
Em uma de suas m;os e p;s
O que seria um ba;o podre
ЧАЙ
«...он остывая холодел,
был жив, пока не остывал
в трофейной кружке теплый чай
в ладонях инеем покрытых»
Под черно-бело-березовым небом огромными желтыми пятнами тухнет любая уважающая себя рыба, положив несколько миллиграмм порошка. Раздавленные старой газовой трубой (ОГО!), мертвые ЧАЙки напоминали о первой безответной любви Дмитрия Сергеевича. Переболевши, лет в 5 своего никчемного существования, раком, он не мог понять, для чего у его приятеля не хватало одной левой руки, растущей обычно из плеча, позже, умершего в адских плясках его необузданной лошади, у которой не хватало одной подковы. В связи с чем, у той самой лошади, которой, в свое время, конюх отрезал язык в период голодного распада печени на распавшуюся, как звездное небо, печень, на которую заглядывался серый волк Тарас, живший в вечном сиянии северного сияния, хозяин которого в 13 лет был охотником за старыми гнилыми зубами, коими он подчас мог перегрызть отрубленные ноги своей матушки, в тщетности ожидавшую, когда её любимый муж корсар перестанет размахивать британским флагом во имя отца и сына, у которого не было собаки никогда, так как он умер от гангрены мозга, что передалась по наследству такой-то матери за 1259 часов до того, как первый космонавт Стрелка, не дожидаясь пока её глаза неправильно срастутся и, однажды этот злосчастный циклоп и его члены ХХ съезда инженеров-антинанонистов, которые на 18 съезде решили проблему проведения 19 съезда, посредством законов общего математического анализа спектральных независимых линий соединения гелия и водорода в уксус «обыкновенный», добавляемый в препараты домашнего суррогатного производства, лишившего лошадь семьи, живущей в Шервудском лесу, и, находясь в неплохих отношениях с близкими родственниками Дмитрия Сергеевича, в последствии получившим контузию в боях за освобождение Кубы от углов самим им, которым не надо было ничего, чего было не надо и всем остальным бесподковым лошадям, бродивших по небу Аустерлица в разгар первой Тургеневской Му-Му. Драколог Жэ и оториноляринголог Жэ имели одинаковые имена товарища Жэ, поэтому их часто называли по отчеству: оториноляринголог и Степаныч. Даааааааааааа, человек, хотя чего-то-нибудь, со странным разрезом глаз на лопатках газотурбинного двигателя, применяющегося с легкостью легкой на подъем старой сушеной, как старая сушеная мамаша Жэ являлась матерью Бушаизма, при поддержке которого с периодичностью в 4 года проводились антиолимпийские игры. Так в 1982 году начался самый первый 1982 год, не повторяющийся, как и 1457 год и другие: Том Хэнкс, Эдит Пьех, Мата Хари не хватало мата и хари, чтоб описать, описанное собакой, дерево с дубовыми листьями в кроне и в дупле волка Тараса не стало более или менее подходящего и отходящего от своей могилы. Ах! Люди! Как хорошо было иметь волка прошептал на прощание, никогда не имевший волка Тараса, волк Тарас. После нее больших уже не бывает, все тускло и обезличено. На следующий день (ОГО!) взял фамилию своей бывшей супруги, претендуя на место главного фаворита супруга своей бывшей бабушки, некогда красивой, а напрасно...а напрасно её назначили председателем председателей ХХ съезда Шервудского леса заготовиков была фамилия его, а стала (ОГО!). «Ииииииииии-го-го» - сказала лошадь без языка, махнула хвостом и потеряла подкову и равновесие, в котором она находилась, до того как она сказала «иииииииии-го-го». «Зачем она это сказала?» - подумала лошадь после того, как сказала «ииииииииииии-го-го». С тех пор лошадь не разговаривает ни с кем(!), потому что у нее нет языка, с которым она рассталась без труда, но с трудом после этого выговаривала слово «акепроголотьмитьская матьетить, если хочешь быть здоров, как здоровая лошадь такая, как я». Ой, какая жаль, что кто-то не получил медаль за лошадинную педаль, а все просто, просто на лошадях не растут педали, бедные лошади живут хуже богатых лошадей, иерархия распространена не хуже, чем человеческом обществе, а даже лучше, чем все то лучшее, что есть у человека, но нет у человека. И так, потеряв равновесие и деньги, лошадь, лишившись языка и копыта, сгораемая желанием вернуть все назад, упала на самое дно лошадиного ада, а...да...лошадей стало на одну меньше, потому что, падая в ад, эта лошадь сломала копыты и позвоночник другой лошади, которая попалась ей в цепкие лапы по дороге в ад. В отличие от отличий сравнивать нечего... все и так понятно было Дмитрию Сергеевичу, который не в первый раз участвовал в подобных передрягах, и знает много бородатых анекдотов...(для справки: Анекдоты - это такие странные друзья Дмитрия, жившие в долине дАли в эпоху раздвоения фундаментальных наук на фундаментальные и нефундаментальные фундаментальные науки в 12589 году до рождества 7 января 1982 года) одного только не понимал Дмитрий Сергеевич Анекдотов, почему спираль жизни – серпантин, похожий на спиралевидную желобоговыгибистую Щ-образную букву русского алфавита, которая выглядит так: Щ. Ах! Сколько нам открытий чудных готовит сегодня бородатый Кок-Анекдот. Всего 4: первое, второе, третье и четвертое чудное открытие 25 международного прихода волков-волхвов посланных. Опираясь на вышесказанное, жалобно умоляя и целуя в ноги мать Бушаизма, которая, краев не видя, топтала ногами все, что оставлял после себя Тарас. Кок-Анекдот впервые попробовал какой-то послетарасятины, после послетарасятины он подумал. Что он подумал? Подумал он еще раз, подумав над своими размышлениями, возненавидел всех и вознесся над головами последователей матери Бушаизма, и подумал, что уже думал, и ему показалось, что послетарасятина похожа на то, что обычно оставляет после себя Тарас, а так как он волк, после себя он ничего достойного первого второго третьего и четвертого чудного открытия 25 международного прихода волков-волхвов посланных, оставлять не желал, да в принципе то и не мог. Он не мог! Вот дерьмо! «И вот дерьмо», - подумал другой волк об оставленной Тарасом послетарасятине. То же самое подумал и Кок-Анекдот, но было уже поздно и все легли спать.
Над и Под — предлоги для чудного открытия 25 международного прихода волков-волхвов посланных в этот раз Дмитрию Сергеевичу не понравились, они обиделись и ушли к Нах, Пох и Жэ. Перед уходом они унизили и оскорбили лошадь, которая, как было заметно по ее лошадиным глазам, безумно ржала после того как Кок-анекдот впервые слизал поцелуями с ног какой матери послетарасятину; ее пришлось убрать с антресоли, посадить на жопу растущую и благоухающую благоуханиями из жопы Дмитрия Сергеевича.
В мае 1945 года обстановка в Берлине накалялась.
Кто бы мог подумать? Не мог никто и поэтому случаю было предложено сходить в Тарасово дупло за дубовыми листьями. Тарас записал на бумажке код дупла, состоящий всего лишь из одного числа, состоящего из пяти букв вьетнамского народного творчества. грустила от того, что было грустно, ей казалось, что с ней что-то не так. Судя по голосу это была самка.
Убитая лошадь, попавшаяся навстречу лошади, летевшей по дороге в ад, начала потихонечку, не торопясь, гнить и отвратительно пахнуть разлагавшейся лошадью летящей по дороге в ад. На запах тотчас налетела стая диких кур-падальщиков, они резвились и кудахтали, скакали и кидались яйцами гепарда. (Кура-падальщик — адское существо, очень любит жить в аду и кидаться яйцами гепарда, все время падает, питается электричеством). Тем временем амстердамские конкистадоры летели, словно на крыльях ночи, на своих кораблях-ногоходах. Они первые догадались использовать вместо весел свои ноги, в днище у них были отверстия для ног, они одевали бродни, чтоб не замочить ножки, и гребли, затем из воды они выходили на сушу и, не останавливаясь, бежали дальше по твердой земле, вытаптывая гектары посевов сурепки, вблизи пещеры Прохора - местного аборигена, живущего там со своим сыном инвалидом, которому Прохор отрезал ногу, чтобы его сын смог участвовать в паролимпийских играх, так как очень любил Прохор футбол и хоккей с участием инвалидов под пивко зырить. Верил Прохор в сына, но к сожалению ни в футбольную ни в хоккейную секцию сына не взяли, сославшись на то, что у того не хватает ноги. Долго горевал Прохор, что конкистадоры сурепку топчут. «Что ж вы, суки»,- кричал Прохор, - «делаете? Уроды!». Конкистадоры, не останавливаясь, хаотично носились по сурепке, ничего не понимая, так как из-за бортов своих кораблей они ничего не видели кроме бортов своих кораблей, поэтому ориентировались по звездам, но сейчас был день. Прохор взял установку системы «земля-ногоход»...Выжили несколько тварей: пчела, 2 подлещика и еще какая-то тварь, ну и сын Прохора, правда ему оторвало обе руки и чью-то ногу...но паренек был смышленый, он нашел ногу Прохора, ногу бизона, а на место ног крыло куры-падальщика и какую-то сломанную ветку плакучей ивы, приложил к культяпкам и стал ждать смерти...а не тут-то, мимо проходил доктор врач, который это все дело пришил, и парень сразу же почувствовал себя лучше и умер...Доктор врач посмеялся и ушел.
Жэ казалось, что он проспал целую вечность, он взглянул на часы; на часах было 2 стрелки: часовая и минутная. Значит еще на орбите где-то, но вдруг на елке он увидел Белку, испугавшись он понял, что что-то не так... «Наверно просто испугался» - подумал Жэ, но недостающей Стрелки-космонавта на часах так и не оказалось. Но часы тем не менее не более не менее пошли, затем встали и ушли.
Времени с каждой минутой оставалось меньше чем минуту назад...Стрелка уже была мертва...
Началось долгое нудное унылое противное следствие, вследствие чего следствие установило чугунный памятник Тарасу в виде всадника без головы, вместо головы, без рук и ног, вместо рук и ног.
Мертвые амстердамские конкистадоры не понимали, почему они мертвы и по-прежнему куда-то бежали их ноги, этот строй с каждой секундой становился все неорганизованнее, и вскоре ноги разбежались в разные стороны, а безногие мертвые конкистадоры не могли никуда убежать, потому что у них не было ног.
И наконец:
ЧАСТЬ I
Убитый когда-то неизвестным Тарасом известный волк Тарас, и Тараса понесло по кабакам и гей-зоо-пабам. Да, как сказал кто-то из известных в неизвестных кругах круглых квадратов и трапеций - Да. После Пола Маккартни на пол у Джона Леннона упал бездыханный Элтон. Тарас обомлел и ударился головой, той самой тарасовской головой, в которую несколько раз в упор упорно стрелял из обреза крупного калибра Дмитрий Сергеевич. Его дом был его личной собственностью, за это дом ему отвечал благодарностью. Поэтому художник и поэт рисовали его дом, несмотря на то, что на его крыше стояла огромная перевернутая гора. Как в прочем и весь горный район. Давно в этих местах не было урожайного года, и в честь его и назвали Дмитрия Сергеевича Дмитрием Сергеевичем. Когда же руки были связаны, то оставалось бежать, но было и прошло, со всяким бывает, не уставал повторять работающий в парадной форме, но неимущий, гражданский по выходным и, служащий закону в будни, дважды едва ечетыре не погибший от пули Волка Тараса милиционер по имени Имя.
В те годы имя Имя было довольно своим существованием недолго, потому что нападки потихоньку отходили в тылы врага Тараса, который об этом даже не догадывался, по правде сказать, даже Имя не догадывался, что Тарас это волк-предатель, живший в долине перевернутых гор. У него была одна мечта.
Однажды в Москве? Нет! Вряд ли нет, что-то было, что с таким упорством вспоминал Дмитрий Сергеевич над могилой, отныне выжившего, заживо закопанного и живущего в ней Дмитрия Сергеевича. Имя любил свое имя, поэтому ходил на могилу к Дмитрию Сергеевичу, где они подолгу болтали болтами и мотались.
Смеркалось. Имя предложил, ранее не раз предлагаемую, сигарету Дмитрию Сергеевичу. Как и в прошлый раз Дмитрий Сергеевич не принял предложение Имя, считая, что сигарета слишком никчемная цена. Хотя нога, обвивавшая лавку, и сидящих вокруг стариков, давно усохла и не представляла собой ни какой ценности. Ногу Имя заподозрил еще при прошлой встрече, но не стал выдавать себя, так как считал, что все в этом мире обусловлено и безобразно зыбко.
-Что-то с подростками нет собак. - начал Дмитрий Сергеевич. - Глядишь так и без дальних родственников остаться можно дальним родственником, скажем дядей.....
-Только вот не надо давить на жалость- зашипел уж Имени Сталина, сидевший в кармане Имени Ленина, пришитого на парадной форме Имени имени Имени.
После этого разговора больше разговоры, носящие скверный характер и оттенок белого хлеба с вареным шестопалом, быть перестали. Но беззаветное товарищество, основанное на заветах завещанных людьми, давно умершими, поэтому не представлявших для друзей-собеседников никакого интереса, было сильнее.
Мысли кипятком , пролитым на брюки, впивались в мозг Дмитрия Сергеевича, не давая ни на секунду отвлечься на прочтение дьявольского мракобесия, присланного ему еще за долго, до наступления самого первого 1982 г., называемого журналом «Путь к себе» , в котором Дмитрий Сергеевич распутывал, давно запутавшегося в паутине смутных дней, раздавленного многотонной, высылаемой еженедельно, периодикой, не успевшего поменять свое имя, лучшего друга Дмитрия Сергеевича- Дмитрия Сергеевича. Вместо того, чтобы освободить Дмитрия Сергеевича, Дмитрий Сергеевич безустанно смотрел в наглухо заколоченное окно, пил чай, заваренный им же из полезных таежных трав. Думал, как все-таки привести мысли в порядок и наконец-то помочь злосчастному Дмитрию Сергеевичу выпутаться и ,наконец, сменить имя на что-нибудь более существенное, то как хлеб или скажем видеомагнитофон, хотя второе было ни к чему. Так как электричество (как в прочем и другие источники энергии) подавались в долине перевернутых гор с асимметричной периодичностью.
Мысли кипятком , пролитым на брюки, впивались в мозг Дмитрия Сергеевича, не давая ни на секунду отвлечься на прочтение дьявольского мракобесия, присланного ему еще за долго, до наступления самого первого 1982 г., называемого журналом «Путь к себе» , в котором Дмитрий Сергеевич распутывал, давно запутавшегося в паутине смутных дней, раздавленного многотонной, высылаемой еженедельно, периодикой, не успевшего поменять свое имя, лучшего друга Дмитрия Сергеевича- Дмитрия Сергеевича. Вместо того, чтобы освободить Дмитрия Сергеевича, Дмитрий Сергеевич безустанно смотрел в наглухо заколоченное окно, пил чай, заваренный им же из полезных таежных трав. Думал, как все-таки привести мысли в порядок и наконец-то помочь злосчастному Дмитрию Сергеевичу выпутаться и ,наконец, сменить имя на что-нибудь более существенное, то как хлеб или скажем видеомагнитофон, хотя второе было ни к чему. Так как электричество (как в прочем и другие источники энергии) подавались в долине перевернутых гор с асимметричной периодичностью.
В то же время, помутившись от горя и одиночества, которые настигли Тараса одновременно, с потерей нескольких подельников и мануфактуры по производству послетарасятины, рассудок Тараса желал ни чего боле, чем прервать свое существование обрывом существования своего существования. Для этого Тарас взял молоко и вскипятил его с солью и перцем. Взбил яйца, как для омлета, и аккуратно влил в кипящее молоко, постоянно помешивал, добавил тертый сыр и тщательно перемешал. Сливочным маслом смазал, несколько формочек наполнил приготовленной смесью и запекал в духовке на водяной бане пятнадцать минут. Выложил на блюдо и подавал с соусом бешамель, в который добавил немного тертого сыра с томатным соусом. Тарас решил, что не будет медлить ни минуты, но видимо сил не рассчитал, и не смог доесть пудинг. Все же делать что-то было надо, послетарасятины в тот период, когда шла миграция эмигрантов, крайне не хватало, да и начинать все с нуля смысла не было. «Все пропало», - думал Тарас, как вдруг вспомнил, что забыл у похожих друг на друга Жэ то, чего вспомнить не мог и опять загрустил.
Узнав Жэ, Жэ поздоровался с ним. Не говоря ни слова, используя только жесты и сигнальные ракеты, похожие друг на друга Жэ, поняли друг друга.
В стороне от дороги, под тяжелым камнем принесенного с ветром, некогда уносившим из этого края Мери Поппинс, находился проход, о котором знали только Жэ и, забывший о том чего не мог вспомнить, Тарас. И вот, вооружившись стробоскопом, рефлектором, шпиндель бабкой, вариатором, отоскопом и другой необходимой амуницией, так же заправившись отменной послетарасятиной, отнятой у разрозненных, бегающих по всей округе, тарасовцев, Жэ отправились, наперекор судьбе, в свой дом. Где и легли спать.
Дмитрий Сергеевич, улыбаясь, наблюдал за всем происходящим, но вмешиваться он не мог, да и не сильно хотелось. Внутренне он понимал, что дела без дела не бывает, всей наружностью он пытался все исправить, но нет героя в своем - нет и в чужом. Казалось, Дмитрию Сергеевичу никогда не уйти от праздны. Наступила осень и Дмитрия Сергеевича осенило, теперь то он все понял, даже то, что понять непонятное - это как оливье с рыбой, ничего хорошего, и Дмитрий Сергеевич прислонился лицом к истине, и прошептал:- "Аллах Акбар" , затем быстро присел и резко разогнул ноги в коленях, тем самым подняв себя к потолку, чем сильно и ударил голову, и шепот не заставил себя долго ждать..."добрый день", - сказал Аллах
-какой на хер день, темнеет, опять бельма залил бундесратом, какой Пизы твоему тут надо?" и Аллах ушел.
В тяжелом летаргическом безумии Дмитрий Сергеевич, считая себя Дмитрием Сергеевичем, постоянно думал о Дмитрии Сергеевиче в стенах своих необъятносвихнувшихся стен, считая себя необъятносвихнувшейся стеной, при этом молча помышляя о самоубийстве в извращенной форме соседского пса, который кусает кота, несущего на себе всю ответственность за целесообразность и рациональность мира, который туда и катится, куда в свою очередь эмигрировал. Бесы, окружавшие Дмитрия Сергеевича, беспардонно заставляли его поворачиваться раком к окружавшим его бесам, на время забывая, что бесы окружавшие Дмитрия Сергеевича, беспардонно заставлявшие его поворачиваться раком к окружавшим его бесам, вовсе не бесы, а призраки лошади, которая, потеряв язык, вовсе не сгорела в аду, а, глядя на сварку ослепла и стала слепой. Слепой при этом завидовал лошади. Дмитрий Сергеевич умер.
«ОГО!», - Сказал (ОГО!). «Тарас!», - Сказал Тарас. Они так и не нашли того, что потеряли, когда искали то, что потеряли.
Лошадь, не раз и не два не могла найти общий язык и, ослепнув и потеряв собственное достоинство, достойное собственно достоинства, которая не могла вынести собственных недостатков, на радость (ОГО!) умерла, как пристреленная Тарасом рыба. «ОГО! Сколько рыбы!» - сказал (ОГО!). «Тарас», - сказал Тарас. Опять, не поняв друг друга, несмотря на проливной дождь, тарасовцы вошли в деревню без боя и без Тараса. За тарасовцами гнались оторванные ноги амстердамских конкистадоров. Любуясь всем происходящим, сверкая и переливаясь из пустого в порожнее, рыбы выпрыгивали из пруда в этот же пруд, который находился под ними, после того как они выпрыгивали из него. Обернувшись в одеяло, я уснул. При жизни Дмитрий Сергеевич во сне сильно ворочался и скрипела скрипка.
В своем привычном облачении Дмитрий Сергеевич все время облачал все облачение своего облачения, облаченного в облачение своего облачения. Очнулся Дмитрий Сергеевич в аду,
Падая и оставаясь незамеченным, в понимании безысходности исходящего из него жара, он не останавливался и шел к самой вершине своей горящей цели, с острым наконечником отчаяния, наполнявшего до беспредельности его наивные, растерзанные воспоминания о самом страшном дне его жизни, когда все это напоминало не то, чтобы напоминания, а, скорее всего, нашествие одиноко летящих куропаток с отрубленными крыльями и громко кричащих на непонятном никому диалекте. Кто бы в это верил? До бесконечности вселенной оставалось не много ни мало того, что происходило в адских биениях его еле дышащего тела, которое в свою очередь было мертво.
Слепому было проще всего не видеть этого…