Ах, детство. детство

Эми Ариель
    Ах , детство, детство...
    Жили мы в Вильнюсе, а на лето съезжались к бабушке в Белоруссию. Там они все жили рядом - бабушка с дедом, второй дед (папина мама умерла во время войны, поэтому у меня была только одна бабушка), другие родственники - двоюродные деды и бабки. Жили бедно, все благосостояние было потеряно во время войны, слава Богу , что уцелели сами. Но это было радостное , светлое время. Бедный домишко, отстроенный после войны, маленький,  но свой. Никаких нормальных перегородок, посреди дома печь, все насквозь.
    Утренние визиты родственников и соседей  (дверь в дом запиралась только на ночь на крючок), ты еще спишь, а уже кто-то звонким голосом: « Здрасьте!» Жизнь начинается очень рано утром и довольно рано вечером ложатся спать. Все время кому-то что-то надо - попросить, одолжить, спросить. Тут же нужно похвастаться, что купили на базаре или достали - прямо в спальне демонстрируется трепыхающаяся курица со связанными лапками или целый таз тяжело дышащих речных рыб.
    И смешные споры до хрипоты - кто прав - что там видели на базаре - Индюшата, нет цыплята! И каждый стоит на своем. Смешные старики...
    А на завтрак - прямо из печки изумительно вкусная картошка с пригарочками. Со своего огорода, конечно, со своими такими вкусными огурчиками и помидорчиками. Все это вызревало под солнышком, без укрытия у себя в огороде. И кислое молоко , и творог в "клеточку" , что бабушка делала из своей простокваши в «кезике» (такой мешочек для изготовления творога, сшитый из вафельного полотенца) . В «кезик»  заливалось кислое молоко и все это подвешивалось на забор, сыворотка понемножку стекала, получался очень вкусный творог. А глиняные кувшины тоже сушились , как и положено, на высоких кольях забора и были пропитаны солнцем.
     Погода всегда почти была теплой, мы пропадали весь день на Днепре. В 12 часов наш дед приходил вместе с другими хозяевами доить корову, которая тут же рядом паслась в городском стаде на лугу у реки. За стадом присматривал прямо былинный пастух.
     А потом дед нёс ведро молока, тёпленького, парного. А мы бежали к нему с пластмассовыми стаканчиками, и он наливал нам молочка "прямо из коровы". Дед был очень молчаливый, сильный, животные любили его, а последняя наша корова Зорька, прямо как собака, ходила за ним и только ему позволяла себя доить.
     А мы купались, лежали на травке, слушали пение моторок и стук поездов - совсем рядом был железнодорожный мост через Днепр и дорога на Гомель.
     Днепр очень много для нас значил, и после зимней разлуки мы бежали с ним здороваться, а перед отъездом всегда прощались.
     А потом наступал вечер. Вечером мы с нетерпением ждали, когда дед приведет с пастбища корову. Все внуки бежали навстречу, все хотели вести ее за веревку. Мой папа нашел выход, чтобы мы не ссорились, - привязал длинную верёвку, и корову мы вели все вместе.
     Наш городишко был маленький, даже автобусов там почти не было. Наша улица, как и большинство улиц города, была не асфальтированная, на базар ходили пешком. Дед мой там, на базаре, работал до пенсии. С базара он приносил такую плетеную кошелку, а в ней хлеб кирпичиками и другие нехитрые покупки.
     Было и кое-какое хозяйство – сад, огород, кур , корову , даже поросёнка держали.
     Вечером дед приготовлял большую пеструю бадью (как у нас говорили - выварку), наваливал туда отваренные различные "шалупайки" от яблок, картошки, нарезал хлеб, а корова, не наевшаяся на слабеньком пастбище, начинала вечернюю трапезу, а мы наблюдали, как она с бульканьем погружает в выварку морду.
  Наступал теплый вечер со стрекотом цикад . Сидели на лавочке во дворе. У забора темные силуэты - то один сосед, то другой подходят поболтать. Непременно приходят рядом живущие родственники. Тогда уже в доме начинается единственное развлечение - игра в карты. Телевизора нет, есть только радио-точка и скрипучий приёмничек. по которому второй дед Беньямин (папин отец) вечно ловит "иностранные голоса", с трудом пробивающиеся сквозь треск "глушителей".
        Картеж - ради прикола, конечно. Играли в дурака, а чаще всего в «Пятьсот одно». Играют втроем, остальные - зрители. Смешливая моя бабушка прикола ради мухлюет и дразнится, это вызывает взрывы хохота. Некоторые родственники в игре серьезны, тогда вообще начинается комедия.
       -Беньямин, ты покупаешь? Покупай, покупай ,- верещит  наша ленинградская гостья тетя Раиса
        - Нет, ну! - сердится  дед Беньямин.
        Один раз наша веселая старушка (моя бабушка) доблефовалась , объявив непосильную плату за прикуп. В надежде на выручку она под столом протянула моей маме  руку за хорошей картой. Мама же в ответ положила ей в ладонь свою мягонькую, но увы, пустую ручку. И обе затряслись в хохоте. Так и вижу их сейчас , стоят перед глазами заливающиеся от хохота, веселые, только плечи трясутся.
Они вообще обе были смешливые.
       Бабушка была наш домашний Райкин. Она классно умела пародиировать людей и это были просто талантливые концерты. И мы, её внуки, тоже немного этот талант унаследовали. Чувство юмора долго держало ее на ногах, ведь она была очень больной человек и много пережила.
      Папин папа -  мой дед Беньямин - был гораздо старше (папа был поздним и последним его ребенком). Образование и знания он еще получил в 19 веке. До революции  учительствовал . Педагог по природе, он и меня в пять лет научил читать, писать, даже обучал еврейскому письму, а также древнееврейскому языку.
      Дед имел маленький приработок - каллиграфическим почерком он на четвертушках школьных тетрадок писал календарики с обозначением всех религиозных праздников. Эти книжечки у него по рублю покупали евреи нашего городка. А систему расчёта, когда  попадает какой праздник, придумал его младший брат,  светлая голова, великолепный математик, директор, потом завуч городской школы, которого все в городе знали и с легкой руки которого все родственницы поколения моей мамы,  включая ее,  выбрали профессию учителя физики-математики.
Продукция деда пользовалась спросом, потому что такой литературы не было,а доступной множительной техники еще не существовало .
  В те годы люди общались гораздо больше , чем теперь. Не представляли, как обойтись без соседей, не было такого, чтобы  всё имели в хозяйстве. Ходили, одалживали друг у друга всё, что угодно - шумовку, таз, безменчик, иголку с ниткой, резиновые сапоги, плащ (детей встретить в дождь с поезда), мясорубку, раскладушку для гостей, посуду, то стакан муки или яйцо, которого как раз не хватило на блины, то таблетку. То являлись смотреть телевизор (когда они появились), к тем, у кого они были (прямо кинозал собирался). То продукты клали в соседский холодильник.
У наших стариков первых на улице появился телефон. От нас звонили все, более того, все наши соседи давали наш номер своим абонентам. Бабушка шла приглашать к телефону соседей из любого конца улицы, когда им звонили. Когда родители поселились в Вильнюсе, они увидели, что здесь такое не практикуется. Бабушка удивлялась - как это можно без соседей, как можно обходиться только всем своим?
         У нас были свои еврейские кушанья - конечно, фаршированная рыба , мама ее замечательно готовила, но бабушка - непревзойденно, потому что в печке. Рыбу доставал дед у знакомых рыбаков, без знакомства ее купить было невозможно. Родственница и самая близкая соседка, баба Люба, заходя к нам принюхивалась - пахнет рыбой! И сердилась, почему ей не достали. А как же на всех этой рыбы достать, если и себе достать было сложно?
        А ещё пекли вкуснейшую медовую коврижку и рассыпчатые коржики. Скуповатый дед Беньямин  припрятывал их в бельевой комодик, и оттуда вытаскивал, чтобы угостить нас. Коржики  у него пахли бельем.
        С детства остались воспоминания о рассказах и сказках, которые нам дарили старшие. Папа сочинял совершенно невероятные сказки прямо на ходу. Чего там только не было - волшебные палочки, сады с золотыми яблоками, пещеры, подземные ходы, а героями сказок были мы сами. Папа наш был очень молодой и прекрасно фантазировал. Когда он останавливался, мы торопили его - что дальше,  и не понимали, что он еще и сам не придумал продолжение.
       Мама читала наизусть стихи, которых знала очень много, на разные голоса рассказывала сказки , которые сама где-то читала или слышала. Запомнилась басня Крылова "Ягненок и Волк", некрасовский "Мороз, Красный Нос"
 и очень полюбившаяся  сказка про храброго котика Наплотика, белую кошечку и черного кота-разбойника. Она рассказывала так выразительно, что в "страшных" местах мы всегда переживали и немножко пугались.
       А дед Беньямин, самый старый мой дед, рассказывал библейские истории. Самая любимая была об Иакове и его двенадцати сыновьях, о прекрасном Иосифе, проданном в рабство. Это была очень долгая история, и никогда не удавалось дослушать ее до конца, потому что дед неизменно засыпал на очередном приключениии Иосифа прекрасного.
Вот такое оно было уже далёкое, но такое хорошее , доброе время  нашего детства. Рядом было столько родных и любящих людей.




Иллюстрация. Железнодорожный мост через Днепр (фото из интернета, спасибо автору)